The First of His Kind

Тело Уилла поддается течке вскоре после того, как Алана уезжает, как будто оно ждало, пока она уйдет, чтобы он мог реагировать на свои инстинкты с большей силой. На самом деле, именно в середине спаривания Ганнибал замечает изменение в поту, то, как его глаза становятся все более и более золотыми, пока не остается ничего от первоначального цвета, и его запах делается сладким и густым, и он становится влажным между ног, как будто Ганнибал затопил его, и он не может сдержать все это. Уилл выгибается, тихо постанывает, когда Ганнибал проводит ногтями по его груди и обхватывает бедра, удерживая и придавливая своим весом, пока он продолжает вонзаться в Уилла жестоко и быстро. Ганнибал чувствует растущую потребность Уилла и вынужден ответить ему тем же. Уилл вытягивается под ним, мурлычет, его голова склоняется набок, когда Ганнибал накрывает его и целует в красную щеку. Он задыхается и из него вырываются крошечные крики, которые совпадают с тем, как Ганнибал глубоко погружается в него, будто он хочет сделать больше шума, но не может поймать воздух для этого. В груди у него застрял стон, и Ганнибал чувствует его, как крючок в животе — это заставляет его трахать Уилла сильнее, покрывать и пачкать его, кормить и защищать. Он в равной мере деликатная сирена и скалы, на которых гибнут корабли. Ганнибал падает на него и впивается ногтями в бедра Уилла и широко раскрывает рот на его затылке. Уилл всхлипывает, подтягивая колени так, что он поднимается выше под тяжестью Ганнибала, умоляя его входить глубже и сильнее, пока их кости не превратятся в пыль. — Ганнибал, пожалуйста, — рычит он, и это рычание, требовательное и грубое. Его ногти впиваются в простыни и тянут вниз. Ганнибалу кажется, что он услышал, как что-то лопнуло, и улыбается. Он впивается зубами в затылок Уилла, и тот дрожит, протягивая руку назад и вцепляясь в волосы Ганнибала. — Да, — стонет он, его горло сдавлено, голос хриплый. Ганнибал рычит, когда слышит голос Уилла — это едва уловимое изменение, легкий остаточный эффект, как эхо, тихий шепот в толпе. Но Ганнибал слышит, и это задевает что-то в груди, заставляет его сжать руки и входить в Уилла еще сильнее. — Пожалуйста, пожалуйста, — говорит Уилл, и он воет для Ганнибала, его Голос хрипит в горле, и Ганнибал не может сопротивляться. Он рычит и сильнее кусает Уилла за шею, и нет уверенности, что кто-то из них знает, должно ли это быть поощрением или сдерживанием. Все расплывается и находится слишком близко друг к другу. Он хочет разрезать кожу Уилла и утолить жажду его кровью, но в то же самое мгновение думает, что Уилл, возможно, тоже хочет быть съеденным. Уилл дрожит, свернувшись калачиком под Ганнибалом, прижимаясь к его обнаженной груди. Ганнибал начинает замедляться, когда чувствует резкую сладость надвигающегося оргазма Уилла, как засахаренные лимоны. Но Уилл тянется назад и цепляется когтями за бока, за бедра — за любую часть тела, до которой может дотянуться. Уилл рычит, и Ганнибал чувствует, как в его легких воцаряется порядок. — Не останавливайся, — рычит он грубым голосом. — Клянусь Богом, я убью тебя, если ты остановишься. Ганнибал фыркает от смеха, целуя след от укуса на шее Уилла. — С чего бы мне перестать танцевать с таким великолепным партнером? — он спрашивает, но Уилл не в настроении для красивых слов или метафор. Он снова вытягивается и стонет, наклонив голову так, чтобы Ганнибал мог видеть сквозь влажные от пота волосы и румянец щек, блеск золотых глаз и обнаженные белые зубы. Он — животное в разгар течки, и он сказал, что его тело будет требовать узел Ганнибала по крайней мере каждый час, и Ганнибал готов, жаждет дать это ему. Он хочет, чтобы Уилл все время потел и дрожал. Единственная приемлемая альтернатива — увидеть его порозовевшим и беременным, и даже тогда Ганнибал не может обещать, что он будет в состоянии сопротивляться своему желанию. Да и Уилл, по его мнению, не потерпит, чтобы его беременность прошла нетронутой. Он крадется над Уиллом, одной рукой распластавшись на кровати и обнимая его за плечи, и утыкается носом в затылок Уилла, целует его окровавленную шею, а затем прикладывает губы к уху и обхватывает его член другой рукой. Уилл вздрагивает, тихонько поскуливает, и в его Голосе слышится тяжелый подтекст, словно он добавляет соль в карамель. Из-за этого его регулярное хныканье кажется намного слаще и жалобнее, как будто Уилл способен и готов сделать все, что пожелает Ганнибал, если тот даст своей паре облегчение. Тело Уилла так жаждет размножения, так отзывается на прикосновения, и когда Ганнибал прикасается к нему, чувствуется как он твердеет, даже после недавнего оргазма. Его смазка стекает по бедрам, он весь мокрый, а член грязный от пота и спермы. Он ужасно помечен, отвратителен своей потребностью, из-за которой еще более восхитителен и прекрасен. Уилл задыхается, наклоняет голову и поднимает плечи и шею ко рту Ганнибала. — Ганнибал, — стонет он, дрожа всем телом от шеи до бедер, вцепившись пальцами в смятую и мокрую постель. Ганнибал издает тихое рычание у его плеча и кусает там, где мышца становится впадиной над позвоночником, а Уилл дергается и вскрикивает, содрогаясь от удовольствия. Ганнибал чувствует запах слез. Он отстраняется с рычанием, и Уилл воет, как будто это то же самое, что разрывать швы на ране. Ганнибал улыбается и берет Уилла за волосы, поднимая его на ноги. — Ложись на спину для меня, дорогой, — говорит он, и Уилл кивает, облизывает губы и перекатывается на спину, обнаженный и красиво раздвинутый для жадного взгляда Ганнибала. Уилл тянется к нему, обхватывает бедра Ганнибала своими бедрами и икрами, он крепко сгибает ноги, и его глаза закрываются, когда Ганнибал подтягивается под руки Уилла и погружается обратно в его тело. Уилл задыхается, его губы такие же красные, как щеки и грудь. Он восхитителен, прекрасно нарезанный бифштекс, приправленный мятой и лимонником, и когда Ганнибал наклоняется, чтобы поцеловать его обнаженную шею, он чувствует, как сердце Уилла трепещет у его губ. Ганнибал разжимает челюсти и впивается зубами в сухожилие, чуть ниже кадыка Уилла, а Уилл в ответ стонет и царапает ногтями его голую спину. — Черт, — шипит Уилл, проклятие застревает у него в зубах, когда он вонзает ногти в спину Ганнибала, оставляя красные линии жгучего жара, которые вспыхивают с каждым вздрагиванием их сталкивающихся тел. Его глаза блестящие и влажные, как и все остальное в нем — Ганнибал никогда не видел такой восторженной агонии. — Боже, это больно... Я ... — Я знаю, дорогой, — шепчет Ганнибал и наклоняется, чтобы поцеловать задыхающегося Уилла в губы, утыкается носом и слизывает слезы и пот с его щеки. Их носы и лбы соприкасаются, и Уилл смотрит на него с откровенным обожанием. Дыхание Уилла покидает его, прерывистое и дрожащее. — С тобой так хорошо, — говорит он, и Ганнибал стискивает зубы. Он закрывает глаза, и Уилл издает жалобный звук, наклоняется и целует Ганнибала в шею с открытым ртом. Одна из его рук скользит вокруг черепа Ганнибала, чтобы поддержать его, когда тот опускается на тело Уилла и обхватывает руками за спиной. — Пожалуйста, — шепчет Уилл, прижимаясь влажным открытым ртом к шее Ганнибала. — Пожалуйста, Ганнибал, мне нужен узел. Мне он нужен. И Ганнибал знает, что это так — он хочет покрыть и поглотить свою пару и доказать, что может удовлетворить его потребности. Ганнибал впивается ногтями в спину Уилла и глубоко вонзается, с низким рыком в груди, чувствуя, как узел начинает набухать. Он вынужден прижиматься к гладкой заднице Уилла так глубоко, как только может, и он чувствует, как оргазм захлестывает его, он слышит, как Уилл издает отчаянный, насыщенный стон, и Уилл целует его шею в награду и благодарность. Ганнибал откидывается назад и кладет руку на член Уилла, уговаривая его кончить ещё раз. Уилл всхлипывает, глаза его блестят, он стискивает зубы и крепко зажмуривается, наблюдая, как пятно его освобождения окрашивает грудь и живот. Он абсолютно красив, великолепен, как самое прекрасное произведение искусства, которое Ганнибал когда-либо видел. Ганнибал падает на него и целует, так же отчаянно, как и Уилл, и пьёт стоны из его рта. Уилл трепещет, дрожит под ним и сворачивается так плотно, что Ганнибал закрывает большую часть его тела и ставит локти выше плеч Уилла, отрезая ему зрительные линии и прикрывая глаза. Уилл целует его снова и снова, его задница сжимается вокруг узла Ганнибала, как будто он еще не кончил, как будто он все еще нуждается в том, чтобы его насадили и наполнили. Ганнибал снова рычит, не в силах сдержаться, и подчиняется еще одному страстному поцелую Уилла. Он думает, что мог бы счастливо провести остаток своей жизни в этом моменте, насадив и насытив свою пару всем, что он может предложить. Это привязанность, созависимость, и Ганнибал думал, что готов к этому. Теперь он понимает, что был глупцом, думая, что может соединиться с кем-то вроде Уилла и ничего не почувствовать. Уилл откидывается назад, кладет голову на подушки и прерывисто выдыхает, его глаза полуприкрыты, а на лице появляется тень улыбки, слишком усталой, чтобы показать зубы, но она достигает его глаз. Затем он вздыхает, усталость расслабляет его рот и опускает грудь. Ганнибал улыбается ему сверху вниз и наклоняется для еще одного поцелуя, который Уилл охотно дарит ему. — Как ты себя чувствуешь? — спрашивает Ганнибал. Уилл издает дрожащий смешок. — Как будто у меня рыба на крючке, и она дерется со мной. Ганнибал удивленно поднимает брови. — Я что, рыба в этой метафоре? Уилл улыбается и качает головой, нежно касаясь щеки Ганнибала. — Нет, — отвечает он. Его ноги расслабляются вокруг талии Ганнибала, его ступни опускаются на кровать, когда он расслабляется. — Ты течение, угрожающее унести меня прочь, но в то же время удерживающее меня на земле. Ты приносишь мне гравитацию. — Чтобы утяжелить тебя? — Чтобы держать меня в центре. — Уилл вздыхает через нос и приподнимается на локте, все еще держа лицо Ганнибала. Он прижимает их лбы друг к другу и улыбается. — Я — море, а ты — берег, и я веду корабли в твою гавань, чтобы ты мог делать с ними все, что захочешь. Ганнибал фыркает. — И ты обвиняешь меня в том, что я слишком много говорю метафорами. — Я могу говорить прямо, когда это необходимо, — холодно отвечает Уилл. Он ложится обратно, и Ганнибал накрывает его, уткнувшись лицом в шею Уилла, и Уилл наклоняет голову набок, чтобы дать ему место. Ганнибал мурлычет, когда Уилл гладит его по волосам и по линиям, которые он оставил на его спине. — Часть меня хочет остаться здесь навсегда, с тобой, у моря. Ганнибал хмыкает. — Технически, нет никаких причин, по котором мы не можем этого сделать. У меня достаточно средств, чтобы позаботиться о нас. Уилл смеется. — Мы не можем, — отвечает он. — Есть убийцы, которых нужно поймать. — Подражатель. — И больше. — Уилл вздыхает и качает головой. — Джек никогда не позволит мне освободиться от него. Я думаю, что мог бы попытаться уйти в отставку, но он выследил бы меня, как лиса со своими гончими. Ганнибал сдерживает рычание, но не уверен, что Уилл не чувствует напряжения в плечах. Он поднимает голову и смотрит Уиллу в глаза. — Жаль, что я не могу освободить тебя от него, — бормочет он. Уилл кусает нижнюю губу. Его глаза опускаются вниз, к груди Ганнибала, затем снова поднимаются. Он прижимает руки к груди Ганнибала, скользит ими вверх, обхватывая подбородок, и снова встречается с ним взглядом. — ...Может быть, ты мог бы, — отвечает он так же мягко. Ганнибал склоняет голову набок. Уилл кусает нижнюю губу и наклоняет голову набок, показывая шею. — Как ты думаешь, что бы сделал Джек, — спрашивает он. — если бы он знал, кто такой Потрошитель? Ганнибал моргает, потом хмурится. — Арестовал бы его, вероятно. Уилл улыбается, его глаза поднимаются, чтобы встретиться с Ганнибалом. — Ты думаешь, у Джека была бы такая сдержанность? — он говорит. — Он человек закона, — отвечает Ганнибал. — По этому праву он вынужден действовать в его рамках. — А что, если он не сможет? — бормочет Уилл. — Я думаю, что такого человека, как Джек, можно легко убедить действовать более... инстинктивно. Джек — агрессивный шахматист. Ганнибал сглатывает и хочет отстраниться, но его узел все еще очень сильно застрял в Уилле, а он никогда бы не причинил вреда своей паре, вынув его слишком рано. Он может разорвать Уилла или причинить ему боль, но он этого не сделает. Поэтому вместо этого он подтягивает колени и поднимает Уилла на них, и Уилл следует, когда Ганнибал обнимает его и поворачивается так, что спина оказывается у изголовья кровати, а Уилл тяжело опускается на его колени. Ганнибал на мгновение задумывается, разрываясь между тем, чтобы показать уродливую правду свету, и игрой в темноте с метафорами Уилла. Уилл улыбается и целует его, и ему кажется, что его одурманивают, сводят на нет податливость губ Уилла и нежные руки Уилла на его груди. — Думаю, пришло время для последней симфонии, — бормочет Уилл. — Последние проводы для гастролирующей труппы, прежде чем она двинется дальше. — Что ты предлагаешь? — спрашивает Ганнибал. — Я хочу, чтобы Джек увидел Потрошителя, — говорит Уилл. — Я хочу, чтобы он знал и видел то, что вижу я. Ни дыма, ни зеркал. Просто животные, которыми мы являемся, барахтающиеся в грязи и пытающиеся понять, что делать дальше, чтобы выжить. — Прости меня, Уилл, но я не понимаю. Уилл улыбается, мягко и мрачно. — Нет, всё ты понимаешь, — отвечает он и касается щеки Ганнибала. — Я устал бродить в темноте, Ганнибал. У меня было напряжение в глазах, а теперь его сняли. У Потрошителя есть его пара, и вместе они породят новую линию высшего вида. И Джек будет первым свидетелем этого, как Дарвин со своими птицами. Ганнибал сглатывает. Его узел сдувается, и Уилл дрожит, когда сперма вытекает и пачкает их бедра. Он не двигается, но качает бедрами, веки трепещут, когда он чувствует, что Ганнибал все еще раздвигает его. Он тихо стонет и целует Ганнибала в шею. — Скажи мне, Ганнибал, — шепчет он, — Как ты думаешь, что чувствуется при гоне? Или ты помнишь эти чувства с юности? Ганнибал делает глубокий вдох, его руки опускаются на бедра Уилла и побуждают его двигаться. Он уверен, что сможет снова связать Уилла узлом без всякой передышки, если тот будет продолжать так говорить и трогать его. Голос Уилла низкий и мелодичный, соблазнительный, как песня сирены. Он закрывает глаза и вспоминает тот единственный раз, когда попал в гон. Это было после того, как он узнал, что эти люди сделали с Мишей, прямо перед тем, как он убил их всех и сжевал мясо с их костей. — Это похоже на эволюцию, — бормочет Ганнибал. — Это непобедимость и ярость. Уилл хмыкает. — А как ты думаешь, что сделал бы Джек, этот безупречный блюститель закона, если бы он был в гоне и Потрошитель стоял прямо перед ним? — Я думаю, что это был бы очень кровавый оркестр. Уилл отстраняется и, улыбаясь, прижимается лбом к Ганнибалу. — Представь себе, — шепчет он. — Альфа в гоне вторгается в дом связанной пары. Он нападает на Альфу, заявляет свои права на тело и разум Омеги, и Альфа убивает его в целях самозащиты. Затем они убегают, не чувствуя себя более в безопасности в своем доме, и отправляются в Италию, чтобы прожить там остаток своих дней. — Звучит...очень правдоподобно, — говорит Ганнибал. — Для всех, кто не знает Джека. — Я знаю Джека, — отвечает Уилл, покачивая бедрами с еще большим пылом. Ганнибал рычит, когда чувствует, как он твердеет, и смазку Уилла, и его напряженное тело поощряет снова хотеть завязать узел. Грудь Уилла покраснела, глаза пылают, он наклоняется и обхватывает пальцами член, медленно поглаживая его. Он возбужден от идеи, как Ганнибал убьёт Джека, в этом Ганнибал не сомневается. — Его одержимость Потрошителем — это как отпечаток на моей коже, карта, которую я читаю, как никто другой. Я могу заставить его видеть все, что нам нужно, я могу заставить его делать все, что нам нужно. — И что же нам нужно, Уилл? — шепчет Ганнибал. В его груди нарастает мурлыканье, вызванное кровожадным светом в глазах Уилла. Это так же прекрасно, как и все остальное в нем, так же очаровательно, как свежий рассвет после кровавой Луны. Уилл улыбается. — Не притворяйся скромником, — отвечает он. Он наклоняется и целует Ганнибала за ухом, его рука скользит вверх, чтобы погрузиться в плечи Ганнибала. — Когда я был в гоне, всё, о чем я мог думать, о том какая вкусная кровь будет у меня во рту. Я чувствовал, что развиваюсь, чувствовал, что какая-то часть меня, давно дремлющая, пробудилась. А теперь ты освободил эту часть меня. Что ты собираешься с этим делать, Ганнибал? — Ты для меня не животное на привязи, Уилл, — отвечает Ганнибал. — Я позволю тебе делать все, что ты захочешь. Уилл улыбается и целует Ганнибала в шею. Он прижимается всем телом к груди Ганнибала, ища его тепла и силы, а Ганнибал рычит и сильнее впивается ногтями в бедра Уилла. — Тогда я приведу к тебе Джека, — говорит он. — Это принесет мне наибольшее удовольствие. — Это будет опасно. Уилл отстраняется и целует Ганнибала — глубоко, страстно, обхватив ладонями его череп. Ганнибал чувствует глубокое, темное желание, тянущее, такое же, как голод, ревущий от желания, когда Уилл целует его. Подобно волку, воющему на охоте, Ганнибал навострил уши и жаждет пуститься в погоню. Он перекатывает Уилла на спину и толкает в него, а Уилл стонет, царапая грудь Ганнибала. — Я прошу тебя довериться мне, — шепчет Уилл, его голос напряжен из-за рычания. — Доверяй мне, как я доверяю тебе. Люби меня так же, как я люблю тебя. И пусть играет музыка. Ганнибал целует его, потому что не может придумать, что еще сказать. Темнота зовет Уилла, он тусклый маяк на берегу, и Ганнибал плывет к нему на полной скорости, готовый разбиться о скалы. Поток любви Уилла увлекает его к неизбежному концу. — Я никогда не предам тебя, — говорит Уилл. Его руки начинают дрожать, глаза светятся золотом. Он наклоняется, чтобы снова коснуться себя, и его тело содрогается от возбуждения, грудь вздымается от удовольствия. — Я никогда не отвернусь от тебя. Ты мой, и я буду защищать тебя. Таков мой замысел. — Тогда, в любом случае, — отвечает Ганнибал, заикаясь от своего мурлыканья, — Позволь мне услышать твою симфонию. Уилл улыбается, любяще, обожая, преклоняясь, и они снова разбиваются вместе. Течка у Уилла держится еще два дня. Ганнибал трахает его в их постели, на диване, на лестнице, когда Уилл падает на колени и не может сделать больше ни шага. Он кормит Уилла столько, сколько может, наблюдает, как его метаболизм сжигает все лишнее, пока он не станет худым и подтянутым. Когда все закончится и Уилл сможет оставаться в сознании дольше нескольких часов, Ганнибал устроит ему пир из запасов, оставшихся на кухне, так как знает, что они оставят это место позади. Возможно, навсегда. Уилл мурлычет всякий раз, когда Ганнибал смотрит на него, выгибает шею и кладет свою щеку в руки Ганнибала и на его плечо. Он умиротворяющий и доверчивый, нежный, как новорожденный, и смертоносный, как закаленный воин, и он принадлежит Ганнибалу. Уилл выливает из бутылки аспирин и супрессанты, и выбрасывает их. — У меня не болит голова с тех пор, как мы сюда приехали, — говорит он, когда Ганнибал вопросительно смотрит на него. — Я начинаю думать, что никогда больше не буду болеть. — Теперь, когда твое тело не борется с твоей природой, я чувствую в тебе меньше противоречий, — отвечает Ганнибал. Уилл улыбается и целует его. — Ты оживил меня, — бормочет он. — Дал мне убежище и безопасность. Я обещаю тебе то же самое взамен: место для тебя в моей голове, моем сердце и моей постели. — И я принимаю это, — отвечает Ганнибал, улыбаясь и мурлыча. Он обхватывает Уилла за шею и снова целует, прижимая к кухонному островку. — Я принимаю тебя всего таким, какой ты есть. Мой совершенно равный и противоположный. Уилл улыбается, фыркая от смеха. Их объятия интимны, но целомудренны — они знают, что внешний мир зовет обратно, и скоро Ганнибал исполнит свое самое большое желание. Он будет охотиться с Уиллом, преследовать и загонять в угол свою добычу, а также создаст последний спектакль, чтобы посоперничать со всеми остальными. Его грудь горит от возбуждения. Уилл целует его еще раз, твердо и уверенно, обещая. — Пойдемте, доктор Лектер, — бормочет он, его голос дрожит в горле и тянет Ганнибала за живот. — Нам нужно поймать убийцу и создать еще одного.