***
Чан чувствовал себя странно. Он давно ни с кем не общался, разве что перекидывался парой фраз с медбратьями, которые приносили ему еду, а еще слушался тренера, который помогал ему заниматься спортом. Чану нравилось таскать железки, хотя это было странное хобби для этого места, но теперь он жизни не мог представить, если не поотжимается или не покачает пресс. Во время упражнений альфа мог ни о чем не думать, концентрироваться на дыхании и на том, как жжет его мышцы и как горит его тело. Раньше он был спортсменом и было так чертовски тяжело ничего не делать. В старом центре не было тренажерного зала. В этом ему нравилось больше. Сегодня же с Чаном происходило что-то странное. Воскресное утро было не таким, как всегда. Даже завтрак, по какой-то причине, был другим на вкус, хотя овсянка была той же. Тренировок в этот день не должно быть, потому что у тренера выходной, вот Чан и сидел снова в своем кресле, открыл на ощупь окно и дышал холодным осенним воздухом. Скоро зима. Снова психологи центра и медбратья будут все украшать, обходя стороной его комнату. Какой толк от гирлянд и мишуры, если он ничего не видит? У него новогоднего настроения не было уже давно. Кажется, с тех самых пор, как он потерял зрение. Разумеется, Чан не был рожден слепым. У него были прекрасные темно-карие глаза, которые никогда его не подводили и которые он очень любил. Теперь Чан глаза не открывает вовсе. Это пугает людей, которые видят его глазные яблоки. По ощущениям с завтрака прошло около часа, а значит, скоро придет волонтер, заявившийся вчера. Мальчишка правда действовал Бану на нервы, хотя, это было больше от того, что он почти отвык от голосов омег, звонких, чистых и громких. Однозначно, даже воздух по-другому циркулировал в комнате, когда в ней был кто-то еще. Минхо правда был громким, он не умолкал тогда, а на его языке вертелся миллион вопросов, которые он не стеснялся озвучивать. Это вызывало в Чане много эмоций, казалось, давно забытых. Сам того не ожидая, Чан заметил, что почувствовал облегчение, когда услышал еще в начале коридора возню, а затем торопливые шаги и тихие проклятия голосом вчерашнего омеги. Да, у альфы был ужасно чуткий слух. — Привет, хён! — Минхо ввалился и принес с собой запах осени и листвы. Голова Чана снова загудела от шума, который этот мальчишка притащил вместе с собой. — Говори тише, — попросил вместо приветствия Чан. — Прости, — прошептал Минхо, сразу направляясь к кровати, чтобы лечь на нее удобно и раскинуть снова руки. — Твоя кровать снилась мне всю ночь, пока я гнул спину на своей тахте, ты не представляешь, — простонал сладко омега, оказавшийся в запахе альфы, который не возражал, чтобы Минхо валялся в его постели. — Кстати, я давно хотел спросить, а что это за дерево прямо у тебя за окном? Оно такое уродливое. — Ага, кто бы говорил, — с мрачным удовольствием поддел Чан, а Минхо едва сдержался, чтобы не заорать в возмущении. Он помнил про резкие звуки. — Насколько я знаю, это сакура, — ответил Чан. Конечно, он знал, что там было дерево, ему рассказывал младший брат, пока еще навещал его здесь. Ему нравилось ее цветение весной. — Сакура? — протянул Минхо. — Оно, наверное, красиво цветет весной. Чан привстал с кресла и развернул голову в направлении кровати, чтобы показать свое выражение лица омеге, который удивился сначала молчанию, а потом своей тупости. Он постоянно забывал, что Чан ничего не видит. — А, прости, — омега поджал губы. — И все же интересно, белые на ней цветы или розовые? — Судя по запаху, розовые, — вдруг задумался Чан. — Да и какая разница? Белые или ро… — Розовые красивее, — перебил Минхо. — Мне больше нравятся розовые. — Сакура в любом случае красивая. Неудивительно, что именно про нее есть несколько легенд. Всем деревьям по одной, а у нее вот, несколько, — альфа и сам не понял, как с его языка это сорвалось. Он не планировал поддерживать беседы, а сейчас сидит и разговаривает с Минхо о цветах. — Хён, расскажи, — попросил Минхо. — Не хочу, — заупрямился из вредности Чан. — Ты перебиваешь каждую секунду, у тебя никаких манер нет, как тебя только родители дома терпят. И слово вставить не дашь, — заворчал Чан, а Минхо снова стало дурно, потому он притих и пытался справиться с шумом в ушах, повторяя про себя, что Чан не виноват, что он не знает ничего и что ему пора уже научиться справляться с этим. Минхо настолько глубоко погрузился в свои мысли, что его напугали звуки голоса Чана, когда тот все же начал рассказывать то, что помнил. — У бога Охо-яма было два сына-омеги. Ива и Саку. Старший был крепок как скала, и имя его это и значило, а младший был очень красив и значение его имени было «цветущий». И спустился с небес однажды другой бог, чтобы вступить в брак. Он выбрал младшего сына, а старшего назвал безобразным. Охо-яма рассердился и заявил, что жизнь с Ивой была бы вечной и счастливой, крепкой, как скала, а выбрав младшего, бог обрек всех своих потомков на быстротечную недолговечную жизнь, подобную весеннему цветению. Когда Саку умер, на его могиле выросло это дерево. — Мудак он, вот и все, — изрек Минхо, выкатив губу и все еще глядя в скучный белый потолок. Свет в комнате Чана не горел. Он ему не был нужен. — Кто? — не сдержал смешка Чан, которого удивило заявление Ли. — Бог этот. Да как он вообще мог назвать омегу безобразным? И вообще, Саку тоже мудаком был, раз вышел все же за того божка. Где братская солидарность? Омежья, в конце концов! Так и надо, что помер, и поделом ему. — Какой ты злой омега, — альфа все же не сдержался и рассмеялся тихо. — Что там еще по легендам? — спросил Минхо, болтая ногами. — А я думал, что это ты должен меня развлекать, разве нет? — вдруг произнес Чан, на что услышал только фырк с кровати и тихую возню. Чуткий слух уловил шаги, а затем теплые маленькие ручки приземлились ему на плечи и осторожно сжали, начиная массаж. — Расскажи еще, хён, пожалуйста, видишь, я тоже занят делом! — и начал проминать осторожно мышцы, делая это бережно и не давя никуда, чтобы не доставить боль. Чан с удивлением отметил про себя, что даже медбратья такими аккуратными не были. Это была их работа, а потому они были не очень аккуратными и нежными. Ладони Минхо были маленькими и очень теплыми, они были легкими и действовали бережно, принося только приятные ощущения. Альфа даже растерялся сначала и не нашел, что съязвить, что случилось с ним впервые за долгое время. Да и язвить, и напоминать о личных границах не особо-то и хотелось в тот момент. — В другой легенде говорится о том, как дерево без цветов вдруг зацвело, — начал тихо Чан, пытаясь собрать мысли, когда его окружил яркий запах омеги, а руки мягко погладили шею. — Боги решили убрать из сада дерево, которое не цвело и никого не радовало, но прежде дали ему двадцать лет, в течение которых он мог превратиться в человека и испытать человеческие чувства. Вокруг шла война, и дерево не видел ничего хорошего, пока не встретил красивого омегу. Они полюбили друг друга, и он признался, кем являлся на самом деле. Тогда омега тоже захотел стать деревом, и они стали одним целым — сакурой, цветущей прекрасными цветами. Эта тебе нравится больше? — спросил Чан, глубоко вздыхая от приятных ощущений. Его ресницы трепетали. — Да, — немного подумав, ответил Минхо. — Эта мне нравится больше. Хотя меня все еще бесят эти боги. Какое им дело до дерева? Ну не цветет и не цветет, что его, убирать что ли сразу? Может, оно не хотело цвести? Я вот тоже бываю не в настроении, — заворчал Минхо, а Чан, слушая его бубнеж, хотел глубоко вздохнуть, но в итоге, к собственному удивлению, рассмеялся снова. — Ты такой ворчун, — отсмеявшись, помотал головой Чан и вдруг стал таким милым, что Минхо даже сверху увидел, как его отросшие кудри закачались. У него красивый смех. — Это все легенды? Больше нет? — спросил Минхо, теперь просто поглаживая чужие плечи. Они ему нравились. Что он сразу и сказал. — Хён, мне нравятся твои плечи! Самые широкие, которые я видел в своей жизни. — Есть еще одна, — Чан проигнорировал комплимент, хотя к его ушам стремительно подкатил румянец. — Суть в том, что одной провинцией правил жестокий князь. Крестьяне работали, а их еще и наказывали за эт… — Почему в этих легендах почти все какие-то пидорасы?.. — возмутился Минхо так искренне и так натурально, что Чан снова улыбнулся. Не день, а праздник какой-то. — Помолчи, — попросил Чан. — Иначе не буду рассказывать, — дождавшись тишины, Чан продолжил. — И однажды староста одной из деревень, которого звали Сакура, пожаловался императору. Император возмутился, увидев избитые спины детей Сакуры, велел наказать князя. Конечно, князь затаил обиду и вскоре ему удалось тайком поймать Сакуру и его семью. Их привязали к вишне и запороли всех до смерти. Кровь окропила цветы дерева, и с тех пор дерево Сакуры цветет розовыми цветами. — Как мило, — хмыкнул Минхо, подходя к окну. Чан сразу почувствовал себя холодным и покинутым. Захотелось вернуть омежьи руки и ненавязчивый запах хвои. Минхо закрыл окно. — Я замерз. Ты же не против, хён? Чан отрицательно помотал головой. Он не был против, хотя ему не хотелось, чтобы комната пропахла омегой. Это было опасно. — Не против, — дал добро Чан, а Минхо так и остановился напротив альфы. — Почему ты встал там, Минхо? — Просто… Ты очень красивый альфа, хён, — честно сказал Минхо. — Серьезно, очень красивый, у тебя нет отбоя от омег, да? — спросил Ли, все еще изучая глазами черты лица. — Нет, ко мне никогда не липли омеги особо, — честно признался Чан. — И я понимаю, почему. Если ты всегда носил эту стрижку, то это ужас, — выдал Минхо. — В следующий раз я принесу ножницы и постригу тебя, а то скоро ты превратишься в пещерного человека. Когда ты в последний раз стригся? — Год назад или около того, может еще раньше. — Ужас. Нельзя прятать красивое лицо за такими космами! Минхо продолжал возмущаться, а Чан все больше находил это милым. Теперь альфе было интересно, как выглядел этот омега. Пока Чан мог сказать только, что тот любил ворчать, явно не страдал от пунктуальности и был очень прямолинейным. — Расскажи мне, какой ты? — вдруг попросил альфа, легко улыбаясь. — Мне интересно, как ты выглядишь. — А… Ну, у меня черные волосы и черные глаза, я обычный азиат, хён, типа, — растерялся парень и даже глазами захлопал, пока Чан снова вздохнул устало и разочарованно. — А вообще, сам посмотри. Прежде, чем Чан снова успел сказать что-то по поводу умственных способностей омеги, он услышал возню и понял, что Минхо опустился перед ним на колени, а в следующую секунду руки Чана взяли другие руки и направили, укладывая осторожно на лицо. Минхо и сам не понимал себя в тот момент. Это не такая вещь, которую он бы сделал по доброте душевной, но ему захотелось сделать это для Чана. Альфа растерялся и просто замер, теперь держа в своих ладонях омежье лицо за щёки. Он держал его аккуратно и обводить линии челюсти тоже начал осторожно и медленно, чтобы не напугать омегу и не оттолкнуть от себя. Большим пальцем правой руки Чан осторожно потрогал переносицу. Нос у Минхо был очень красивым, тонким, не похожим на его собственный. Кожа была гладкая, мягкая, очень приятная на ощупь. Губы у омеги были не очень большими, меньше, чем у самого Чана, но тоже очень приятные. А еще у него были ровные брови и красивый овал лица. — Ты тоже очень красивый, — кивнул головой Чан, а Минхо в тот момент забыл, как дышать. Это было так странно и так приятно. Альфа перед ним был слепым, он сосредоточенно изучал его черты лица и хмурился, читая свои ощущения, а в конце он улыбнулся, особенно когда обводил брови Минхо и убирал с его лба челку. — Ты красивый омега, Минхо. — Спасибо, — кивнул тот и засмущался, а Чан все не убирал больших ладоней. — Ты что, покраснел? — вдруг тихо засмеялся Чан, не прекращая мучить волонтера. — Вовсе нет! Погоди, а ты когда в последний раз руки мыл?! — Минхо завопил смущенно, неловко упал на пятую точку и отполз подальше от альфы, пытаясь скрыть свое смущение. Конечно, он покраснел! Чан, наверное, понял это по температуре, ведь его щеки буквально жаром пылали. — Хён, ты такой гадкий, — пожаловался Чану на него же самого Минхо. Чан ничего не ответил, только засмеялся. Его пальцы все еще покалывало от контакта кожа к коже. Он так давно никого не трогал, и это ощущалось странно. Тем более, странно было прикасаться к омеге. Внешность для альфы утратила всякое значение с тех самых пор, как он потерял зрение, поэтому он представлял людей, внешность которых не знал, как размытые пятна. Но Минхо он представлял себе очень четко. Стройный, милый, с хорошим лицом и наверняка прекрасными черными глазами. У него был привлекательный голос и забавные интонации. А еще он был очень ворчливым, но это до такой степени смешило альфу, что он не ощущал течения времени, хотя обычно минуты для него тянулись вечно, и он ощущал каждую секунду. — Хён, а расскажи мне что-нибудь еще, — попросил Минхо, когда справился со своим смущением. — Я похож на сказочника? — вздернул брови альфа, а Ли снова забрался на кровать, теперь ложась прямо на подушку и глядя на большое кресло, лежа на правом боку. — Ага, — согласился Минхо. — Ну, пожалуйста. Ты так много всего знаешь, хён. Ты любил читать книжки? — Любил, — согласился Чан, вспоминая ночи, проведенные под одеялом с фонариком и огромные сборники сначала со сказками, а потом и с различной литературой. — А сейчас? — спросил Минхо. — А я уж было начал думать, что ты не такой дурак, каким казался, — фыркнул Чан, и щеки Минхо снова вспыхнули, так что он опять вскрикнул, заставляя Чана поморщиться. — Я имел в виду аудиокниги, хён! — возмутился омега. — Или ты настолько старый, что не знаешь даже про них? Я могу скачать тебе их, если хочешь. Чан на это промолчал. Ему не хотелось слушать аудио книги. Это имело абсолютно не ту атмосферу. Поэтому он ответил отказом на это предложение. Но Минхо не был бы собой, если бы так просто отстал от него. — А хочешь, я буду тебе читать? — предложил омега. — Скажи, какую книгу ты хочешь почитать, и я прочитаю ее тебе. Хён? Соглашайся, хён, я же знаю, что ты хочешь, — Минхо встал, обошел кресло и уставился в лицо Чана, которое не выражало вообще ничего. — Хё-ён, — заныл Минхо и теперь начал раскачивать кресло, зайдя за спинку. — Не вредничай, хён, скажи, какую книгу хочешь прочитать. — Мне все равно. Я читал все подряд, когда был маленьким, так что можешь принести любую. Какая у тебя любимая книга? — Я читать не особо люблю, — признался Минхо. — У меня книг по пальцам дома можно пересчитать, но я найду что-нибудь! Завтра же принесу! — теперь Минхо сам окно открыл, захотев подышать свежим воздухом, и его взгляд наткнулся на сакуру, не очень привлекательную без цветов, но очень старую. — И все же интересно, как она цветет. — Весной можешь пройти мимо и посмотреть, — пожал плечами Чан. Минхо ничего не ответил. Он знал, что, скорее всего, не пройдет мимо. Он не планировал возвращаться сюда после завершения волонтерской программы. Ему нужны были зачеты, он не был настолько добрым, чтобы продолжать навещать чужого человека. И Минхо понимал, что Чан тоже это осознавал, и он понимал, что не имеет права надеяться на что-то. — Если только эта коряга не засохнет. Выглядит оно ужасно, серьезно, пока что это самая стрёмная сакура, какую мне приходилось видеть, — пробубнил Минхо, глядя в окно, а затем развернулся, когда услышал тихий смех Чана, который вырос из тихого фыркания. Сердце упало куда-то в ноги. У альфы были ямочки на щеках. До того красивые, что Минхо захотелось плакать.***
— Да что с тобой такое? — прогудел Чанбин, подавая уже второй одноразовый платочек Феликсу, который чихал и никак не мог обуздать свои сопли, непрерывно текущие из его носа. — Я вычесал тридцать котов, хён, — снова шмыгнул носом омега, как только высморкался шумно. — Я сам шерсти наелся и надышался, не могу! Теперь сам как кот буду комками блевать, — пожаловался тот, а Чанбин закатил глаза. — Тебе еще десять надо вычесать, — напомнил альфа, зашедший в помещение, чтобы погреться. — Давай, ноги в руки и вперед. Когда я вернусь, чтобы все пушистики были вычесаны. — Не удивляйся, если найдешь меня задохнувшимся, — неловко пошутил Феликс и тяжело вздохнул. Чанбин только потрепал его по голове и снова вышел. Да, Ёнбок должен был вычесать всех котов, а Чанбину как альфе дали задание начать заготовку дров на зиму, чтобы потом было чем отапливать помещение и на чем варить еду. Содержать приют действительно было тяжело. Феликс снова глубоко вздохнул, свистя соплями, и поймал еще одного кота, чтобы потом бережно начать орудовать чесалкой. Мыслями он был, конечно, на улице рядом с Со. Омега влюбился в него как только увидел. Хоть он и начал учиться всего два месяца назад, но уже был без ума от своего куратора от студентов. У Феликса ноги подкосились в самый первый раз, стоило только заметить коренастого альфу с очень крепким телосложением и немного пугающим видом. К своему стыду Феликс даже почувствовал, как немного намочил нижнее белье смазкой, а Минхо тогда пихнул его под ребра и прошипел на ухо, что Феликс развонялся своими феромонами на весь университет. Конечно, было стыдно, но он смог взять себя в руки. Чанбин слишком сильно ему нравился. И с каждым днем он нравился только больше, потому что он был идеальным для Ли, в самый раз. Он был спокойным, мужественным и очень умным. Таким, за которого встать не страшно. Пока Феликс мечтал, он орудовал неспешно щеткой, и только редкие позывы чихнуть вырывали его из мира фантазий, в котором он был уже вместе с альфой, в которого был так влюблен.***
— Повторите, — попросил голос в трубке, а бета за стойкой регистрации с улыбкой на лице принялся искать свои заметки. — Я плохо Вас расслышал? — Вы услышали все правильно, — сообщил снова медбрат. — Он смеялся. Это слышали еще двое сотрудников. Мы слышали его смех. — Я… — голос в трубке дрогнул. — Дайте мне, пожалуйста, имя и телефонный номер этого молодого человека. — Мы направим информацию на Ваш почтовый адрес, — уведомил бета, и разговор прекратился. Сотрудник чувствовал изменения в ближайшем будущем, которые касались одного конкретного пациента их центра, и это было похоже на новогоднее чудо, которое должно скоро случиться.***