мы надевали лавровые венки на вшивые головы;;

воскресенье перед праздником преображения господне выдалось ясным, августовское солнце сегодня, на удивление, светило щадяще, и даже как-то трепетно-мягко. утром, ближе к полудню, верховенская и ставрогина наконец сошли с поезда. дорога действительно была долгой, чуть более суток. это обстоятельство изрядно измотало николь, а вот по петре степановне так было не сказать — революционные амбиции по приезду в уезд, кажется, стали бить из неё ключом с новой силой. рядом с петрой недуг каждый раз ярко давал о себе знать. одним из его ярких симптомов стала лихорадка, особенно проявляющаяся в непосредственной близости ставрогиной с верховенской. поэтому, возможно николь всеволодовна и чувствовала бы себя лучше, если бы не многочасовая поездка с виновницей проросшей через сердце гортензии. город встретил своей вечной атмосферой умиротворения и спокойствия, после столицы такой контраст воспринимался особенно близко к сердцу. дамам с вокзала пришлось разминуться, но поручились они встретиться у кирилловой. через двадцать минут станционной суеты, верховенская со ставрогиной таки подъехали к дому филлипова. петра степановна, наказав извозчику остановить, соскочила с брички, проигнорировав протянутую руку оного, ставрогина со вздохом, придерживая платье, вышла с повозки за ней следом. — отпирайте, кириллова, это я! — громко стуча по деревянной калитке, верховенской от своей миниатюрности приходилось подпрыгивать, силясь разглядеть за забором алёну ниловну. — кириллова! через полминуты во двор явилась и сама кириллова, петли ворот заскрипели, и за ними показалась суховатая девушка, с тёмными волосами и такими же глазами, имевшими совершенно усталый вид, лицо выражало какой-то нездоровый оттенок. одета была просто, но прилично — длинная заграничная юбка какого-то кожаного материала, держащаяся на подтяжках, и накрахмаленная рубашка с закатанными рукавами. — вы, верно, заждались? — петра степановна выдала ей свою ехидную улыбку, наклонив голову в бок. — приехали, значит... — нахохлившись, произнесла она, оглядывая присутствующих. — вы...проходите, пожалуйста. верховенская приглашения будто бы и не ждала, и мелкими шажками направилась к дому, ставрогина же прошла тенью за ней. алёна ниловна отворила дверь в комнату. петра тут же начала разглядывать помещение, взглянула на стол, заваленный чертежами и заставленный чашками, взгляд особо задержала на иконе, стоявшей в углу. — вы, кириллова, помятой выглядите, — обратилась к ней ставрогина, снимая с улицы свою шляпку, — только встали, никак? — нет-нет, я ещё не вставала, — алёна приостановилась, замявшись, — ой, не ложилась, то есть...чаю?.. — кто же об этом гостей-то спрашивает, — воскликнула верховенская, успев небрежно развалиться на стуле. кириллова насупившись взглянула на неё, и взяв довольно большой чайник, к несчастью обнаружила, что вода в нём совершенно остыла. отлучилась к соседней комнате, попросив старуху за дверью вскипятить, и вернулась обратно за стол. — я оставлю вас, — выпалила николь всеволодовна, прежде совершенно неподвижно стоявшая у двери. — вас проводить куда-то? — подрываясь с места, любезно поинтересовалась алёна, но получив отрицательные жесты прежде, чем ставрогина удалилась, захлопнув дверь, села обратно. петра степановна, изогнув брови, проводила барыню взглядом. — вы нашли людей? — чуть подождав, обратилась к ней верховенская, сбавив тон. алёна ниловна снова подскочила с места, стала озираться по комнате, на месте провертелась туда-сюда, и охлопав себя по юбке, наконец вытянула из кармана сложенную записку, неуклюже развернула и протянула петре. — вот список. — лямшин, липутин, эркель, виргинский... — стала вчитываться верховенская в листок, поджав губы. — кто такие? — виргинский — чиновник, жена у него местная акушерка, лямшин — музыкант, эркель — прапорщица молодая... — прапорщица? — петра даже подняла глаза от списка, фамилия, кажется, была венгерская, без рода, и прапорщица особенно бросилось во внимание. — прапорщица, в смысле, то есть, по отцу она прапорщица, то есть, как бы сказать, отец у неё офицер, был офицер, погиб в крымской войне, а мать у неё больна, и получает она, то есть эркель, скудное жалование на имя отца, и половину его отсылает матери, а прапорщицей её у нас в шутку называли, и вот нарицательным стало. — ну, поглядим, поглядим... а шатова где? получила от неё письмо, что она выходит из общества, а у неё наша типография, как это понимать? алёна на этих словах особо посмурнела. — я не сторож ей, — с какой-то досадой процедила кириллова. дверь в комнату тут же распахнулась, и в неё вошла вдруг снова николь всеволодовна, на этот раз хватая шляпу со стола и спешно надевая её на голову, через зеркало на стене поправляя волосы, и осматривая особо губы. — петра степановна, я направляюсь сейчас к la maman, — с прежней невозмутимостью обратилась к ней ставрогина, — через четверть часа езжайте туда же, к имению. ставрогина повернулась к девушкам, закончив наводить марафет, но встретившись взглядом с голубыми глазами петры степановны, вопрошающе устремлёнными на неё, николь тут же взгляд потупила. и действительно, ставрогина сейчас вызывала у петры резонные вопросы, почему, например, сейчас она выглядит несколько нервозно и дёрганно, что крайне проглядывается сейчас через маску её стеклянного спокойствия, которую та пытается выдержать. — так скоро? — апеллировала к ней алёна ниловна, — даже чаю не попробуете? — загляну к вам как-нибудь позже, кириллова, а сейчас вынуждена ретироваться к матушке, в сопровождении не нуждаюсь, спасибо. пресекая все вопросы алёны, николь всеволодовна снова вылетела за дверь, и направилась из дома к бричке. вопреки своим словам верховенской, николь поручила извозчику ехать не к имению, — к парку ставрогиных, находившемуся чуть подле. прибыв через десять минут к своему месту назначения, ставрогина спустилась вглубь по знойному пролеску к пруду. вокруг ни души, слышно было лишь щебетание птиц, выбравшихся погреться на солнце. поляна, к которой nicole проследовала, неизбежно напоминала приятные сердцу моменты, проведённые здесь с шатовой, перед отъездом ставрогиной в петербург на учёбу. сейчас же из происходящего здесь было мало приятного. николь всеволодовна склонилась над водной гладью — цветы снова стали вырываться наружу. первый за сегодня приступ настиг у кирилловой, но девушке было ясно, что просто так всё не закончится, тем более в присутствии верховенской столь долгое время. в воду стали падать капли крови, образующие вместе с водой багряные разводы, а за ними лепестки и начавшие формироваться небольшие цветки с напёрсток, подхватываемые течением. ещё не целые соцветия, но было ясно, что скоро и они неминуемо начнут удушающе раздирать гортань. вместе с цветами, кажется, каждый раз исходила ненависть ставрогиной к чувствам, вызвавшим недуг. она продолжала чувствовать себя растоптаной и униженной тем, что ей приходится страдать из-за такой совсем ничего не значащей личности, мелкой человеческой воши, как верховенской, какой-то, как та сама признаётся, политической мошенницы. черновласая была без понятия, что делать с этим проклятьем. понимала только, что ещё более униженной себя будет чувствовать, если покажет свою слабость перед петрой, если даст волю чувствам, а самое страшное, если в ответ не получит ничего, и ей останется только превратиться в оранжерею из голубых гортензий из-за этого недоразумения. такой исход казался наиболее вероятным, что заставляло сейчас nicole трястись в беззвучной истерике от осознания собственной слабости. видеть в отражении водной глади своё измученное лицо, окроплённое какой-то смесью солёных слёз и крови, было невыносимо больно и мерзко, что водоём так и манил к себе — окунуться с головой и перестать дышать, а после всплыть бездыханным телом. положительный исход событий казался по-детски глупым, наивным, но ставрогиной, безусловно, в глубине души хотелось в него верить. верить в то, что верховенская отпустит эту революционную чушь, примет николь всеволодовну, и избавит её от гортензий своей ответной симпатией. правда, утопично это так же, как социалистические идеологии петры степановны. — ставрогина, вы красавица! — в ушах зазвенел до боли знакомый голос, услышать сейчас который 'красавице' хотелось в последнюю очередь. — знаете ли вы, какая вы красавица, когда вы предстаёте без этой напыщенной 'аристократической' маски, показывая в совершенно нагом виде несовершенства вашей жалкой души! сердце в этот момент забилось, как загнанный зверь в клетке. животный страх накатил с головой, и николь резко обернулась назад, откуда доносилась речь петры. но на полянке всё так же не было совершенно никого. девушка судорожно выдохнула, и зачерпнув воду из водоёма, попыталась привести себя в чувство и смыть кровь с лица. петра степановна же в это время и в помине близко к ставрогиной не появлялась. спустя некоторое время, как и наставляла попутчица, верховенская отправилась к имению, явно заинтригованная предстоящей трагикомедией в виде помолвки. добравшись на бричке, та скоро, и даже как-то по-хозяйски влетела в поместье, чуть было не врезавшись в местного дворецкого. — простите, уважаемая, а вы кем здесь приходите-с? — петру степановну он явно видел впервые. — ах, как же! николь всеволодовна что, совсем вам не обозначила, что я с ней вместе прибыла? — верховенская сделала резкий почти полный оборот, собираясь прежде проскочить и мимо слуги. — николь всеволодовна?! — тот явно опешил с такого заявления, дав понять петре, что ставрогина и своё присутствие здесь ещё не обозначала. — погодите минутку-с... с этими словами он отправился к, кажется гостиной. но верховенская, не прождав и полминуты, трусцой проследовала вслед за дворецким. и тут вдруг резко перед всеми предстала совершенно незнакомая доселе миниатюрная девушка в клетчатом платье и ржаного цвета коротко стриженными волосами. — представьте же, представьте, варвара петровна! — начала она с самого порога, обращаясь к матери nicole. — вхожу, и думаю застать её уже как четверть часа — мы полтора часа как приехали, сошлись у кирилловой, отправилась она, полчаса тому, и мне тоже велела приходить через четверть часа. — кто, кто 'она' велела вам сюда приходить?! — в нетерпении спрашивала генеральша. — да николь всеволодовна! я, стало быть, первая и возвещаю. петра степановна обвела глазами комнату и собравшихся, задержала взгляд особенно на встретившихся капитане лебядкине и шатовой. но тут же подскочила к елисею николаевичу, офицеру, с которым им прежде доводилось знакомиться в швейцарии, когда он был молодым человеком nicole, а ныне помолвлен на маврикии, девушке из хорошей семьи, близкой ставрогиным, которая, кстати, так же была здесь. — елисей николаевич, как я рада, что могу вас видеть с первого же шагу, — сказала она, протягивая руку в кожаной перчатке для пожатия. — петруша! — верховенская успела разговориться с маменькой елисея, но прервал её отец, вдруг вышедший из оцепенения. — petra, mon enfant, я ведь сразу и не узнал тебя, куда делись твои длинные кудри! — верховенский старший тут же сжал дочь в объятиях, проронив слёзы. — ну, не шали, не шали, верю, верю что любишь, но убери свои руки! — торопливо стала бормотать петра, стараясь как можно скорее избавиться от отцовской близости. — petra, я ведь не видал тебя десять лет, mon enfant! — вот и довольно, мы об этом после, тем менее причин к излияниям. испортить ожидания отца о моменте их, как он, наверное, предполагал, трогательной встречи, у верховенской младшей явно вышло. петрушу с их последней встречи действительно было не узнать, нервозная фанатичность осталась с ней, но спряталась глубоко под личиной. — ах, вот и она! — раскинув руки, промурлыкала петра степановна, обращая внимание всех к появившейся вдруг в дверях персоне. стояла там никто иная, как ставрогина, с каким-то застывшим выражением лица, что делало её похожей больше на мраморную скульптуру, чем на человека. на кого угодно, но 'человеческого', 'живого" в ставрогиной никогда не проглядывалось. как обычно, выглядела она важно и изящно особо, но верховенской было видно, что вся эта 'решительность' какая-то напускная, будто бы за ней скрывается что-то сокровенное. глаза тоже будто стеклянные, ими николь всеволодовна обвела гостиную, в которой собрались все действующие лица — варвара петровна со степаном трофимовичем, верховенская младшая, братья лебядкины, елисей николаевич со своей матушкой, маврикия николавна, сёстры шатовы — и иванна, и дарья были здесь. — николь всеволодовна! - maman её, всё ещё несколько опешившая, выпрямилась, завидев любимую дочь, и приостановила её жестом. — николь всеволодовна, правда ли, что тот несчастный человек, — она указывала на михаила тимофеевича, — правда ли, что он...законный муж вам? ставрогина в лице даже не поменялась, слова приняла как должное, затем едва заметно улыбнулась, и только медленно варваре петровне поклонилась. и так же, не проронив ни слова, подошла к михаилу тимофеевичу непосредственно. возможно, выглядело это так, будто бы николь не намерена объясняться, вернее, было это действительно так, но по той причине, что она не видела в этой женитьбе чего-то странного и нелепого, как это было в глазах других людей, она не понимала и не видела, как это выглядит со стороны. она вся, впрочем, была направлена внутрь себя, в свой внутренний мир, а мир эмоций и чувств остальных для ставрогиной оставался чем-то по-своему понятым. она не понимала этот мир не по-детски наивно, а, скорее, как неизведанная сущность, забредшая как-то к людям. после снисходительного 'вам нельзя здесь находиться' ставрогина помогла другу своему покинуть помещение, при чём сцена эта между ними проходила с каким-то безумием, исказившим лицо лебядкина, а позже его же смущением, когда он оступился на хромую ногу, более того — в тишине, полной недоумения, и только после того, как молодые люди покинули гостиную, та взорвалась восклицаниями. отведя хромоногого к карете, николь всеволодовна услышала весь этот шум из залы даже с порога имения. подумала о том, что так внезапно уходить было нехорошим тоном, и стоило бы что-то разъяснить, или отшутиться на крайний случай, но тут же вспомнила, что там осталась петра степановна, играющая постоянно роль примирительницы, которая могла бы умудриться разрулить и это разногласие. тут же она вынуждена была достать припасённый атласный платок и приложить к губам, так как снова начался кашель с лепестками. сложила все цветы вместе с платком в аккуратный карман платья, и стала пытаться отдышаться, опираясь на колонну и вдыхая чистый воздух уездного города. вскоре всё же приняла решение возвращаться. подходя к гостиной, дама столкнулась с капитаном лебядкиным, чуть не сбившим её с ног. он же на какое-то время остановился, посмотрел на неё глазами загнанного зверя, и нелепо из поместья выбежал. из помещения слышался хохот верховенской, действо подсказывало николь, что подруга её всё же успела 'рассказать анекдотов' в её отсутствие. ставрогина в свою очередь подметила, что настроение у неё было приподнятое, вопреки истерике у пруда, случившейся лишь четверть часа тому назад, хотя оснований на это особых не было. увидев её, петра тут же подорвалась к ней навстречу, встав вплотную, прежде сидевшая надменно в кресле, сложив ногу на ногу. — простишь ли ты меня, nicolе? — тут же спешно обратилась к ней варвара петровна. — вижу, что вам уже всё известно, — решительно рассмеялась ставрогина младшая. — петра степановна рассказала нам одну древнюю петербуржскую историю, одной всегда высокой в своих чувствах девушки, рыцарски благородной... — рыцарски? неужто у вас и до того дошло? — ставрогина рассмеялась. — я, впрочем, благодарна петре степановне на этот раз за её торопливость. тут она коротко взглянула на стоявшую рядом верховенскую, но тут же глаза отвела в сторону, в то время как petra продолжала на неё пристально смотреть. она вдруг приметила, что ставрогина своё дыхание участила. — во всяком случае, дело кончено и рассказано, а стало быть, можно и перестать о нём. — николь всеволодовна тут нежно обняла мать. и тут же отправилась от петры к елисею николаевичу и его матушке. тот, в свою очередь, как-то странно и неуместно смеялся, так же резко переменив настроение, пытался поговорить маврикией, но только она подходила, тут же заливался хохотом. — давно вы приехали? — конфузясь, обратился к ней тушин. — часа два с лишком, — ответила она, пристально приглядываясь к офицеру. — где же ты была, nicole, все эти 'два часа с лишком'? — подошла к ней la maman. — я сначала завезла петру степановну к кирилловой, — тут сконфуженность пронеслась уже в глазах самой николь, — а петру степановну я встретила в матвееве, за три станции отсюда, в одном вагоне и доехали. тут ставрогина посчитала нужным умолчать о долгом её сожительстве с верховенской в петербурге, о том ужасном эпизоде, в который петра за ней присматривала, как в момент рецидива, так и ступора, и в который у николь всеволодовны появились эти омерзительные чувства к подруге. — ах, я с рассвета в матвееве ждала, — подхватила петра степановна, — задние вагоны ночью соскочили с рельсов, чуть ног не переломали! — мама́, мама́, милая ма, вы не пугайтесь, если я в самом деле обе ноги сломаю; со мной это так может случиться, сами же говорите, что я каждый день скачу верхом сломя голову. маврикия николаевна, будете меня водить хромого? — захохотал елисей николаевич опять. тут они успели с невестой повздорить на фоне этого каламбура про поломанные ноги, елисей болезненно рассмеялся, через минуту все уже суетились и несли офицеру воды, тот на плече у матери плакал, и тут же заливался смехом, варваре петровне пришлось их увести в соседнюю комнату. ставрогина в это время всех обошла, поздоровавшись со всеми, кроме иванны павловны, и уже направлялась к другой шатовой, дарье, как её под локоть перехватила верховенская и увела к углу. этого, впрочем, nicole ожидала и хотела меньше всего в данный момент. тут же верховенская начала оживлённо ей шептать. — позвольте, николь всеволодовна, что же значило ваше 'направляюсь к имению, поезжайте через четверть часа'? куда вы на всё это время пропали? ставрогина слушала безучастно и лениво, не собираясь на вопросы отвечать, да и ответы здесь будут излишни. — я уже ведь за вами собиралась посылать и разыскивать, вы же знаете, какую ответственность на меня за вас повесила кириллова! и о кирилловой кстати — что за прецедент произошёл, что вы так спешно решили ехать даже не к maman, а чёрт знает куда, стоит ли мне ждать объяснений-с? — а давно ли вы эту 'ответственность' за меня принимаете? в петербурге вы, кажется, не спешили особо ручаться за моё состояние, — тут она наконец петре степановне ответила, — да и вы мне, чтоли, прости господи, мужем являетесь, или я вам вашим ребёнком прихожусь, чтобы вы ждали от меня объяснений? — да вы хуже ребёнка! я, отправляясь сюда, думала взять роль; сначала роль 'дурочки', но это, знаете ли, крайность, да и перейти к этому от роли дарьи павловны, которую я перед вами исполняла в петербурге, этакой приближённой сиделки, убеждённой в том, что вы без меня не сможете, угаснете тут же, — было крайне сложно , так что я решила остановиться на собственном лице окончательно.. — довольно. — нетерпеливо начинала выслушивать её ставрогина, чувствуя, что от речевого потока, который на неё сыплет petra сейчас снова начнётся кашель проклятой гортензией, а сама николь всеволодовна вот-вот задохнётся, продолжая ощущать на своём предплечии руку верховенской. — что 'довольно', что 'довольно'? уйти к дарье павловне ставрогиной позволило то, что елисей николаевич с матушкой вернулись в гостиную, и верховенская тут же подлетела к ним, начиная какой-то весёлый разговор. тут верховенская, похоже, и решила начать свою 'трагикомедию', связанную с обличением papa и его писем. высказалась о содержании бумаг, в которые она, по признанию, даже и не вчитывалась из их количества, но в которых постоянно говорилось о женитьбе на 'швейцарских' грехах, о том, что его нужно спасать, и в которых он спрашивал на помолвку разрешения у дочери, которую случайно видел пару раз в жизни. дошло всё до того, что варвара петровна, крайне возмущённая этим известием, велела верховенскому старшему на пороге этого дома больше не появляться. однако, действо было прервано шатовой, которая прежде сидела всеми забытая в своём углу, съёжившись. она через всю комнату твёрдым шагом прошла к ставрогиной. несколько секунд заглядывая в глаза, вдруг иванна павловна со всей силой, которая умещалась в крепкой, но всё же женской руке, всей площадью ладони звонко ударила ставрогину по щеке. дама от такого жеста пошатнулась, на губах показалась кровь. шатову она тут же схватила за плечи побледневшими руками, и удерживала, пока через полминуты рассудок не вернулся в спокойное состояние. николь всеволодовна была явно не из тех людей, которые допустили бы к себе подобное, и будь перед ней другой человек, излюбленная трость ставрогиной уже летально пришлась бы на теменную кость, невзирая на то, что её обладательница — дама из аристократического общества. сжимая шатову в руках, и ощущая на себе ошарашенные взгляды всех присутствующих (от петры исходило, кажется, её привычное дрянное любопытство), николь всеволодовна выдерживала своё самообладание, и в конце концов отпустила крепостную. девушка потупила глаза, и неуклюже направилась на выход из комнаты, так же не проронив ни слова. воскресное утро и на этом не закончилось. елисей николаевич вернулся в своё привычное состояние и был как и прежде спокоен (в истерике офицера практически никто никогда и не наблюдал, обычно он был эмоционально вполне сдержан, как общество того от мужчин и требовало), но тут он обрёл новое движение, шептался постоянно о чём-то с невестой, и уже после происшествия с шатовой порывался с дамами поскорее уйти. придерживая маврикию николавну за руку, несколько раз у двери старался матушку рвануть на себя, чтобы удалиться, но вдруг обратил на себя всеобщее внимание своим вскриком, а затем и последующим обмороком, упав на пол со всей высоты своего роста.