***
тем временем в комнате Милены
Три девушки сидели в нежно-розовой комнате. Рассан лёжа на полу, увлечённо листала журнал моды, давно забытый хозяйкой, Гирш молча читала французскую классическую литературу, книга которой была выполнена в готическом стиле, а Ловите пиляля и без того острые ногти. Внезапно на её телефон пришла смс. Она открыла её и сразу же расплылась в довольной ухмылке. — Собирайтесь, сучки! — громко вскрикнула блондинка, откинув в сторону пилочку. — Мы идём в чёртову церковь. — На шабаш, что ли? — мрачно спросила Каролина, не оторвав глаза от книги. — Ты вроде не ведьма, да и на сатаниста не похожа. В чём дело, Милена? — продолжила чёрноволосая. — Если ты хочешь помолиться перед поступлением в университет, то это не поможет. — грубо пошутила девушка, опустив книгу. Она наконец-то сосредоточила внимание на белокурой подруге, с которой ей придется расстаться, скорее всего навсегда. — Карла, перестань, — вежливо попросила Эми. Каролина недовольно цокнула и снова взяла книгу. — А ведь и правда, зачем нам идти туда? — Сюрприз, девочки, — Милена внимательно выбирала наряд, — который приготовил Глеб для милой Кэйт, — девушка саркастично подмигнула и сняла майку, оголив пышную грудь. Эми пожала плечами, а Карла тяжело сглотнула. Подруги с интересом пошли в городскую церковь.***
Кэйт
По стенам церкви были развешаны маленькие фотокарточки. Вроде бы ничем не примечательные фото. Были бы, если бы не запечатлённый на них наш секс с Глебом. Каждый угол и сантиметр стен был обклеен ими, а на них каждый наш секс во всех позах. Сука, даже с выпускного! Самое страшное, что было кроме этого: плакат с изображением Иисуса с возмущенным лицом и лозунгом: «А ты ведь будущая мать, не так ли, шлюха Кэт?» Я оторопела. КОГДА ОН СДЕЛАЛ ЭТО, А ГЛАВНОЕ КОГДА ФОТО?! Я даже не замечала этого! Меня охватил ужас и позор. Я была готова вырвать глаза или вонзить нож себе в сердце, чтобы не чувствовать позор и любовь. Зачем он так со мной? Он знал, что я его безумно люблю и просто играл с моими чувствами (?) Вся эта чёрствость и ненависть давит на сердце, бесконечные осуждения сыпятся на голову. Только любовь способна была оградить меня от этого. Но этого не случилось. Как я могла была поверить в то, что он влюбиться в меня и не отомстит? Глаза стало печь и из них потекли реки слез. По телу прошла сильная дрожь. А в голове всплыла давняя фраза, произнесенная Глебом: «Ты ответишь за свой поступок так же, как и совершила его.» В этот момент ноги подкосились, но меня придержала рука Хэлл, которая громко прошептала: — Охуеть блять… Вдруг развернулась матушка Веро́ника, лицо которой было заплаканным. Увидев меня, она стала гневно смотреть на меня. — Я просто в шоке, Кэтрин! — закричала женщина. — Осквернить святое место… Это просто… У меня нет слов! Скоро придёт твоя мать. За спиной послышалось цоканье каблуков и шёпот. Я обернулась и увидела кучу народа, который фотографировал всё. Папарацци ебучие. Впереди всех стояла троица, которую возглавляла довольная Милена. Я растерянно бегала мокрыми глазами по всем, хотелось закрыть все это, но тут не одна фотка, а дохуя. Рядом за руку дёргала Хэлл, которая пыталась увести меня, но я стояла как вкопанная. Служащие церкви выгнали всех. Осталась я и Хэлл. В церковь вошла Милена. — Ну как тебе фотосессия, Кэтрин? — язвительно пролепетала блондинка. Сучка. Я перевела пустой взгляд. — Что тебе от меня нужно? — Чтобы ты поняла, сучка, что всё моё — только моё! — прошыпела в лицо. — Нужно быть очень тупой, чтобы подумать, что всё с рук сойдёт. Когда-то Ты испортила жизнь, а сейчас Тебе. Видишь, жизнь бумеранг, сладкая, — она как можно приторней акцентировала последнее слово. Я прикусила губу. — Что ж, счастливых каникул, шлюха Кэт. — она ушла оставив звук каблуков. Я положила голову на переднюю лавку и заплакала. Купер молча обняла меня. Она не знает что сказать, да и я тоже. Вскоре пришла мать. Она была весела и улыбчива, ведь не знала зачем её позвали. Она вошла навеселе, а потом её гримаса резко сменилась. Глаза быстро просмотрели снимки. — Oh, Mi. Dios! (с исп. О. Мой. Бог!) — женщина от шока прикрыла рот. — Это что за… Не может быть! Кэйт! — вскрикнула мать и я подошла. — Ч…что это?! Я молчала. А что я скажу, очевидные вещи? В зал вошла Вероника и позвала мать. Они скрылись за алтарем. В этот момент я дернулась с места и побежала на выход. — Кэйт! Блять, стой! — кричала мне в след Купер.***
Я бежала, сбивая и так убитые кеды и не видя дороги из-за слёз. Хотелось закричать, спрыгнуть со скалы в воду и захлебнуться. Ох если бы я знала! Я подбежала к дому Голубина и стала тарабанить в ворота. Они раскрылись и в них вальяжно раскинулся блондин. Он распался в злобной улыбке. Я замахнулась — и кулак метко прилетел ему в лицо. Он не ожидал. Голубин сплюнул на землю сгустки крови. Не успел опомниться, как вдруг в его нос получил ещё один удар. Парень пошатнулся. — Ах ты сука! — зарычал он. Я была готова накинуться на него, но меня силой оттащили от него. Кто-то завернул мои руки за спину и всё что мне оставалось — брыкаться и дёргать ногами. — Ублюдок! Ненавижу тебя, мразь! — кричала я, пытаясь вырваться. — Да успокойся ты, бля! — крикнул голос со спины. Хэллиана. — Отпусти меня! Дай я ему въебу! Глеб молча вытирал кровь и ухмылялся. — Доволен? — с вызовом рявкнула я. — Даже очень. Ты получила по заслугам, Кэйт. — Ты обманул меня. — тихо сказала я, опустив голову. По щекам побежала новая волна слёз. — Ты врал мне… Неужели ты не испытывал даже капли того, чего и я? — я подняла свои мокрые глаза. — Испытывал. — усмехнулся Сименс. Я почувствовала надежду, но он сразу же обрезал её одним словом: — Эрекцию. — Ненавижу! — заорала с новой силой. Я дернулась вперёд так, что Хэлл с трудом удержала меня. — Какой же ты бездушный ублюдок, — кинула на прощание чёрноволосая и потащила меня назад.***
Возле церкви меня ждала мама. Она буквально испытывала испанский стыд. Как только я подошла, мать дернула за руку и отвела в сторону. — Ты опозорила меня! Ты грешное дитя! Тебя следует отпороть лозьями, чтобы выбить всю дурь окаянного! — злобно шипела мать, сжимая мою кисть. — Никакого тебе университета в Оушен Вилле. — я выручила красные глаза. — Ты отправляешься в Испанию. Учиться ты будешь в церковном университете Саламанки, а жить в женском католическом пансионате при универсТам тебя сделают нормальной! — она схватила меня за руку м потащила за собой. — Нет! Отпусти! Дай мне хотя бы попрощаться! — хрипло кричала, одновременно пытаясь ведернуть руку. — Нет! Достаточно гулянок. Ты и так хорошо погуляла! — с осуждением ответила мать. Ненавижу её. Ненавижу всех. Купер стояла вдали и не понимала что происходит.***
— Бегом иди собирать вещи, а я пока позвоню знакомой, которая быстро зачислить тебя в общежитие. — скомандовал мать. Я забежала в комнату. Заперев дверь, я спустилась по ней вниз. Я быстро напечатала сообщение Купер, в котором кратко изложила происходящее. Сердце рвало на куски… Мы попрощались, так и не обнявшись в последний раз. Когда я собирала вещи, нашла полароид. Подойдя к окну, я с размаха швырнула его, и он разлетелся на кусочки. Как и мои чувства к Глебу. Сволочь. Я больше не вернусь в грёбаный Оушен Вилль.***
Я молча сидела возле иллюминатора самолёта, в ожидании полёта. Мать суетливо договаривалась о моём поселении и зачислении в университет. Спустя часы, мы прилетели в грёбанную Саламанку, а вскоре и пансионат. Я заметила, что абсолютно все были в одной одежде — униформа. Она выполнена в темно-зеленом цвете и в клетку, состоящая из белой блузки с ленточкой на воротнике, юбка чуть, выше колена и жакет, на ногах — белые чулки и чёрные туфли. Меня быстро заселили в одну из комнат. Я осторожно вошла, так как стеснялась. Меня встретили взглядом шатенка и рыженькая девушки. — Вау… — восхитились обе. Медленно, словно кошка, подошла ко мне рыжая девушка. Её волосы были распущены, прикрывали плечи. Я заметила её красивые веснушки и карие глаза. У неё были густые темно-рыжие ресницы и брови, маленький вздёрнутый нос и пухлые губы. Она обошла меня, оценив. Чувствую себя плотью, хотя может быть так и есть, они ведь без парней живут… — Какая миленькая, — она обратилась к шатенке. — Согласна. Шатенка была тоже по своему красива: густые, каштановые волосы по шею, чёрные брови и тёмные глаза, небольшие губы и нос. Такие разные, но красивые. — Проходи, не стесняйся. Тебе с нами жить как бы, — пригласила шатенка, и я вошла. — Меня зовут Лолита, Лоли, её — Биатрис. — я скромно улыбнулась. — Меня Кэтрин, Кэт. — я осмотрелась. — А где будет моя кровать? — Возле окна, сладкая, — указала Биатрис. Сладкая?! Да вы, блять, скоро диабетиками станете от переизбытка сладкого. Комната средняя, с тремя кроватями и одним шкафом. Около каждой кровати тумба и маленький письменный стол со стулом, а возле окна круглый стол, на котором стоят какие-то продукты по мелочи. Я быстро обустроилась и стала ждать, не зная чего. Всё это время меня обводили женские взгляды, которые меня смущали. Но я держалась. — Почему ты сюда приехала? — вдруг спросила Лолита. — Эта пансионат больше интернат для непослушных девочек, — шатенка игриво прикусывает губу. — Рассказывай давай, — поддержала её рыженькая. Я вдохнула и стал рассказывать. После моего долгого рассказа, девушки перебывали в приятном шоке. — Знаешь, ты такая как все мы — оторва, — отметила Биатрис. — Ты привыкнешь к нам и тебе даже понравиться здесь, это мы тебе обещаем, — она как-то загадочно улыбнулась. Подруги захихикали. Я слабо улыбнулась. Через пару часов меня зачислили в университет (это было слишком легко и быстро). Церковный университет Саламанки предлагает более широкий спектр специальностей по программе бакалавриата. Здесь готовят специалистов по техническим, гуманитарным и прикладным дисциплинам. Действуют такие направления, как физическая культура и спорт, журналистика и связи с общественностью, компьютерное и инженерное дело, педагогика и начальное образование, психология, логопедия, медицина. Однако эти специальности имеют религиозную специфику, образование направлено на служение делу католической церкви. Я конечно же выбрала журналистику. Жизнь только начинается и я надеюсь, что всё пойдёт в гору, а не по пизде как обычно…