25 февраля 1995
С перекошенным от гнева лицом, распугивая попадавшихся ему по пути учеников и проклиная каждого в этой чёртовой школе, Северус вышагивал по направлению к Директорской башне. Конечно, он понимал, что Дамблдор и пальцем не шевельнёт, чтобы повлиять на этого наглого, оборзевшего мальчишку, не сделает ему замечания и даже, вероятнее всего, не захочет разговаривать на эту тему, но высказать всё накипевшее Снейпу было жизненно необходимо. И не было кандидатуры лучше, чем этот непробиваемый старик, которого не проймёшь ни оскорблениями, ни проклятиями, но который любит играть роль мудреца, покровительствующего младшим. — Ваш Поттер превзошёл самого себя! Грабёж среди бела дня, Альбус. Я не могу работать, когда моя собственность перестаёт быть моей собственностью, если вдруг она понадобится вашему драгоценному Поттеру, вы ведь понимаете? Если ваш дорогой чемпион продолжит вламываться в мой кабинет и расхищать моё добро с такой регулярностью, я буду вынужден сам взяться за решение этой проблемы. А вы знаете мои методы… — шипел Снейп, из стороны в сторону расхаживая перед директорским столом и стараясь смотреть куда угодно, только не в голубые глаза Дамблдора. — Я уверен, что всему есть объяснение, Северус. Гарри — честный мальчик, и никогда бы не пошёл на такое, если бы не особая нужда. Дамблдор с напускной немощностью поднялся из-за стола и подошёл к жёрдочке феникса, чтобы погладить птицу по орлиному носу и огненному хохолку. Обычно таким образом, изображая очередной приступ меланхолической нежности к своему фамильяру, директор показывал посетителям, что их разговор близится к концу. — По вашему честному мальчику Азкабан плачет, как и по его проклятому крёстному. Я готов простить ему жабросли, гори они адским пламенем! Но я ума не приложу, на кой чёрт Поттеру снова потребовалось варить Оборотное зелье! — не унимался Снейп, хоть и понимал, что зря сотрясает воздух. Директор был совершенно доволен тем, что Поттер прошёл очередное испытание, и при этом остался живым, невредимым, да и к тому же принёс Хогвартсу почёт. — Я предпочитаю не судить о том, чего заслуживают люди, только по их поступкам, которые, как ты сам хорошо знаешь, можно трактовать по-разному. Ты сам… — начал было Дамблдор, но осёкся, встретившись с Северусом взглядом. — Я никогда не брал чужого, Альбус, ты прекрасно это знаешь. В отличие от Поттера, я не вор, — оскалился тот. Снейп стремительной, разозлённой тенью вылетел из кабинета директора, не попрощавшись. После этого комического и абсолютно бессмысленного разговора он чувствовал себя ещё хуже, чем в это утро, когда только обнаружил, что чемпионские жабросли Поттера на самом деле оказались его собственностью. Украденной собственностью. Знать бы ещё, каким образом мальчишка обошёл защитные и запирающие заклинания и кто подсказал ему пароль или как-то иначе помог проникнуть в кабинет. Пока подозрения падали всё на того же верного Поттеру эльфа, который сделал бы любую глупость и даже рискнул бы местом в Хогвартсе по приказу своего бестолкового спасителя. Этим утром Северус не предполагал, что его и без того паршивое настроение может испортиться ещё сильнее. Каркаров преследовал его, словно надоедливый, больной и голодный ворон, и закатывал настоящие истерики, когда получал очередной снейповский отказ слушать его очередную исповедь. Если Каркаров наломал дров, если уж перешёл дорогу Пожирателям, если уж открыто предал Тёмного Лорда, так пусть не преследует его, Снейпа, и не ищет успокоения собственной совести в его увещеваниях. Чёртов Поттер! Северус простил этому мальчишке бумсланговые шкурки! Ещё несколько недель назад он уговаривал себя не вешать вину за пропажу ингредиентов для Оборотного на этого мелкого воришку, слушал вкрадчивые уговоры Дамблдора и сомневался в собственном чутье, как последний идиот! Но настолько наглое, откровенное воровство он Поттеру не простит. Доказательства были настолько явными, а вина мальчишки — настолько очевидной, что он даже не станет слушать его жалкие оправдания, если тот посмеет отпираться. Тогда, в конце октября, Снейп явно дал понять Поттеру, что не станет помогать ему на Турнире, не станет давать подсказок. Единственное, на что хватило милосердия Северуса — сварить мальчику его лекарство. И пускай они оба знали, что он не виноват, но нарушать установленные правила подобным образом Снейп не собирался. Тем более, что у Поттера даже не хватило мозгов попросить своего учителя о помощи, обратиться к нему с должным уважением, а не ходить за ним следом, поджидать у класса перед уроками и молчать с идиотским видом. Хотя, честно говоря, Северус был готов простить Поттеру и его диковатую узколобость. Но… воровство! Взлом кабинета! Если бы Поттер расхищал имущество школы, Северусу было бы всё равно. Плевал он на траты Попечительского совета, карманы Малфоя не опустеют из-за того, что кто-то из студентов подворовывает то, что было куплено на его аристократические деньги. Но Поттер стащил ингредиент не со стеллажей класса, а из личной коллекции! Жабросли, втридорога заказанные у одного французского травника, жившего у самого Средиземного моря. Да не часть, а всё содержимое банки! Такого Снейп простить не мог. Тем более кража была совершена прямо накануне второго тура, что определённо говорило о продуманности этого преступления. Ещё несколько дней назад, когда веяния новой «поттероненавистнической» моды достигали слуха или зрения Снейпа, когда он слышал едкие стишки или замечал значки с остроумнейшим «Поттер вонючка» (и у кого была такая скудная фантазия, не у Драко Малфоя ли?), украшавшие ученические мантии и сумки, он чувствовал лишь недовольство и отвращение. Северус никогда не одобрял травлю любого вида, так как прежде был объектом для подобных остроумностей, издёвок и преследований. И даже если эти оскорбления были направлены на чёртового Поттера, Снейпу не доставляло никакого удовольствия наблюдение подобного действа со стороны. Последнее, чего он хотел, — мысленно возвращаться на двадцать лет назад и вспоминать те унизительные эпитеты и клички, которыми его одаривали все, кому не лень. Теперь же, когда он видел подобные штучки на мантиях у слизеринцев, пуффендуйцев и даже некоторых когтевранцев, его охватывало чувство искреннего удовлетворения. Даже если Поттер и не мошенничал с Кубком, то он добивался призовых очков нечестными (а главное, оскорбляющими его, Снейпа) путями. Северусу было всё равно, что соперники Поттера поступали так же, заранее узнавая о заданиях через своих наставников… Но они не воровали ингредиенты у собственных учителей. Невозможно было представить, чтобы Виктор Крам обворовал Каркарова перед очередным испытанием. О том, что причиной тому была готовность Каркарова помогать своему подопечному во всём, Северус предпочитал не думать. В том, что Поттер виновен, Северус был абсолютно уверен. Так же, как и в том, что сам он никогда не покушался на чужое.***
Июнь 1976
Они были похожи на двух шкодливых щенков, эти мальчишки, которые давно облюбовали это местечко — заросли можжевельника на пологом склоне чуть поодаль от школьных теплиц. По несколько раз в неделю эти двое ходили сюда, чтобы остаться наедине, вдали от любопытных глаз, и при этом частенько выбирали для своих свиданий именно дни квиддичных тренировок у команды Гриффиндора. Так Поттер, лучший охотник и ответственный игрок, никак не мог увязаться за ними и нарушить их приятное уединение. Правда, они не знали, что кое-кто за ними всё-таки увязывался с подозрительной регулярностью. Северус уже в который раз затаился за широким валуном, прикрытым с одной стороны кустарником, поджал под себя ноги и вытащил из кармана палочку, чтобы в любой момент быть готовым отразить нападение. Те же, от кого он собрался защищаться, тем временем лежали на траве, удобно положив скомканные мантии себе под головы и щурясь от тёплого, летнего солнца, висевшего совсем ещё высоко в небе. Обычно эти двое собирались возвращаться в замок, завидев, что день клонится к закату, а Северус, подождав несколько минут, отправлялся следом. Сейчас было около трёх после полудня, и поэтому никто никуда не торопился. — Эй, зверюга… Здорово было б, если бы мне можно было остаться с тобой на лето, — медленно проговорил Блэк, лениво потягиваясь и укладывая голову на грудь своему «зверюге». Из кармана люпиновских брюк он вытащил початую пачку сигарет, прихватил одну губами и зажёг её одним щелчком пальцев. И пускай это был его потолок в невербальных заклинаниях, зато как круто понтоваться этим фокусом перед девчонками. И Ремусом. Блэк затянулся, подержал дым во рту и тонкой струйкой выдохнул его куда-то в сторону. — Куда это «со мной»? В леса? Да там такую жалкую шавку разорвут в три счёта, — слова Люпина были колкими, а тон его голоса — мягким, ласковым. Таким тоном можно проклинать, и получится настоящее благословение. Северус смотрел на них во все глаза, старался дышать поверхностно и медленно. У него внутри всё трепетало от волнения, нежности и сладости этого чужого, ворованного тепла. Но ведь с них, этих влюблённых идиотов, не убудет, не так ли? — Нет, я имел в виду… Погостить у тебя дома. Не хочу возвращаться на Гриммо, этот дом вытягивает из меня всю радость. И пускай ты пару раз побегаешь по лесу, я превращусь и тебя постерегу… — Блэк показательно поморщился, получив поцелуй в левую щёку. — Неподалёку. А потом полижу… — Он скривился, получив второй поцелуй теперь и в правую. — Твои раны и царапины. И что-нибудь ещё… — Нет, Сири, — вздохнул Люпин ему в волосы, — нельзя. Отец не разрешит, да и твои… Нельзя, короче. Понимаешь ты? — Нельзя? Совсем-совсем? — Блэк выделывался и, окончательно разомлев от поцелуев и нежностей, говорил тоненьким, манерным и чуть ли не детским голоском, словно какой-то пятилетка. — Нельзя. Совсем-совсем. Но у тебя будет много времени соскучиться по мне… И подтянуть Трансфигурацию, маленький ты балбес. Люпин перевернулся, обхватил его, смеющегося и довольного, рукой поперёк груди, прижал к себе покрепче и принялся целовать в губы, щёки, шею и всюду, куда только мог дотянуться, при этом не прекращая отчитывать за почти заваленный экзамен по Трансфигурации. Волосы его, когда он совсем навалился на Блэка, закрывали их лица, но поцелуи уже перестали быть самым занятным в этой сцене. Теперь Люпин на ощупь развязывал галстук своего друга и плохо слушавшимися пальцами пытался расстегнуть верхнюю пуговичку на его рубашке. Блэк будто бы нарочно не проявлял никакой инициативы, поддразнивая и мешая стягивать с себя джинсы. С каждым разом Северусу случалось всё чаще наблюдать их объятия и поцелуи. Но ещё никогда он не видел, чтобы эти двое снимали с себя что-то кроме мантий да свитеров, когда весеннее или летнее солнышко начинало припекать сильнее прежнего. Для Северуса стало неожиданностью увидеть обнажённую, белую, совсем не тронутую солнцем, кожу Блэка, и чуть более смуглую, украшенную несколькими длинными шрамами — Люпина. Северусу, который вовсе не ожидал, что станет свидетелем такого откровения, теперь было ещё жарче и ещё волнительнее, чем прежде. Изначально он наведывался в это местечко с одной целью — погреться рядом с этими двоими, посмотреть на то, как двое делятся друг с другом теплом и лаской, да и поучиться нескольким штукам вроде поцелуев с языком или особых прикосновений. Почему он не выбрал какую-то другую парочку из тех, каких этой весной набралось бы пару десятков по окрестностям школы, например, мальчика с девочкой, Северус предпочитал не задумываться. Видимо, целый год одиночества, нарушавшегося редкими встречами с Малфоем, таким повзрослевшим и вдруг таким незнакомым, негативно повлиял на его способность мыслить здраво и притупил инстинкт самосохранения. «Я вор», — раздалась постыдная мысль в его голове, но она тут же потонула в этом безумии, накрывшем его лавиной, померкла, оставив после себя только чувство сжирающего заживо стыда. Он словно был там, на этой можжевеловой полянке, с этими двоими, словно был одним из них. Это словно его сейчас ласкали красивые пальцы Люпина, словно его целовали пухлые, розовые губы Блэка. Северус, прижимая руку ко рту, вжался боком в тёплый, нагретый солнцем валун, прикусил мягкую кожу на внутренней стороне ладони. Тем временем Блэк, уже совершенно обнажённый, обнимал навалившегося на него Люпина ногами за талию, подавался бёдрами вперёд и шептал что-то неразборчивое и умоляющее. Трава мешала видеть, но Северус заметил, как Ремус нашарил свою волшебную палочку. Он так же неразборчиво, как и Блэк, произнёс какое-то заклинание, затем ещё одно. Люпин мягко коснулся и его, и себя, а затем, несколько раз погрузившись пальцами в податливое тело и едва встретив сопротивление, снова навис над распростёртым под ним другом и плавно толкнулся в него, сорвав с губ Блэка хриплый, протяжный стон. Северус вцепился зубами в свои пальцы, зажмуриваясь от боли и отодвигаясь подальше от края валуна. Его лицо пылало так, словно его отхлестали по щекам с десяток раз. — Си-ириус… Сириус, мать твою! — Люпин шептал это ему в самое ухо, шептал на грани слышимости. — Мне кажется, что там кто-то сидит… За тем камнем… Продолжая быстрые, неглубокие толчки, Ремус старался не подавать виду, что насторожился. Всё же слух у оборотня будет поострее, чем у простого человека. — Если сидит, то сначала покажем ему шоу, а затем выбьем все зубы, чтобы неповадно было. Конечно, если это не девчонка. Девчонку возьмём к себе…***
Северуса застигли врасплох ещё на первом этаже. Он не успел даже выхватить палочку, как его обездвижили простейшим Импедимента, а затем, накинув ему на голову полы его же мантии, уволокли к ближайшему коридорному тупику. Сириус бил больше. Он с остервенением впечатывал свой кулак Снейпу в лицо. «Наверное, быть увиденным с раздвинутыми ногами не так приятно, как в главенствующей позиции. Вот и озверел, обесчещенная леди Блэк», — пронеслась задорная мысль в голове у Северуса, но очередной удар выбил её вместе с одним из передних зубов. Люпин оттащил своего друга только через несколько минут, когда разбиты оказались не только нос, бровь и скулы Северуса, но и костяшки блэковских пальцев. — Чтобы мы тебя больше не видели там, понял? — Ремус всё ещё держал Сириуса за рукав мантии. — И ни слова о своих наблюдениях. Иначе мы поделимся своими, и поверят нам охотнее… Северус умел вправлять себе нос и растить зубы, а поэтому обращаться к мадам Помфри совершенно не хотелось. Конечно, в любое другое время он бы не отказался оказаться в ласковых и заботливых руках красавицы Поппи, в которую был влюблён каждый старшекурсник, но только не сегодня. Сегодня Северус медленно хромал по направлению к слизеринским территориям, надеясь, что не встретит никого по пути, а факультетская гостиная и, желательно, его спальня будут пусты до самого окончания ужина. Тогда он успеет привести себя в порядок, принять нужные зелья, похрустеть скошенным набок носом и запустить процесс выращивания нового зуба. — Северус, мальчик мой… — голос директора эхом отражался от стен, и Северус не сразу понял, откуда именно обращался к нему Дамблдор. Директор стоял на лестничной платформе чуть выше уровня первого этажа, в привычном жесте сложив руки в замок. Должно быть, он давно уже заметил Северуса, если теперь на лице старика не было ни капли удивления. Дамблдор внимательно смотрел в глаза взъерошенному и кроваво шмыгавшему носом студенту, видимо, ожидая каких-то объяснений или ответов. — Добрый вечер, сэр, — через силу выдавил из себя Северус, переминаясь с больной ноги на здоровую, так как стоять ровно на одном месте было очень неудобно. — Я загляну в больничное крыло завтра. Сегодня я… — Конечно-конечно, Северус. Иди к себе и отдыхай. У тебя выдался очень тяжёлый день. Только спустя годы Снейп понял, почему Дамблдор безотрывно смотрел ему в глаза во время этого странного, неловкого и короткого разговора, когда директор даже не предложил ему помощь. Чувствовать присутствие чужого сознания в своём, как и закрываться от подобных вторжений, Северус тогда не умел, а потому все события этого «тяжёлого дня» были на самой поверхности, и достать их для Дамблдора не составило никакого труда. — Спокойной ночи, Северус. Я надеюсь, ты… Больше не будешь покушаться на чужое, не так ли? Людям такое определённо не нравится, — во взгляде директора явно угадывались презрение и разочарование. Видимо, он считал, что сегодня Северус получил по заслугам, а поэтому не нуждался ни в чём, кроме как в порицании. Не ответив на эти слова ровным счётом ничего, Снейп заковылял дальше. Одно его порадовало — по пути до спальни ему не встретилось ни одной живой души.***
28 февраля 1995
— Профессор, профессор! Филч ворвался в кабинет декана Слизерина в первом часу ночи. Снейп, в столь позднее время корпевший над контрольными семикурсников, поднял на него усталый взгляд и равнодушно поинтересовался, в чём дело. Обычно, если школьный сторож выкидывал что-то подобное, происшествие было не серьёзнее расшалившихся привидений или пойманных вне факультетских гостиных студентов. — Профессор! Там… Там… — задыхался Филч, — Поттер! Ходит по школе в неположенное время! Я его оставил с миссис Норрис, она его сторожит. Этот мальчишка вздумал притворяться, будто ходил во сне! Вот неслыханная наглость, выдумывать такой бред… — Так почему же вы беспокоите меня, Аргус, а не его декана? Мне кажется, Минерва имеет больше полномочий в этом вопросе. Отведите Поттера к ней сейчас же, пусть назначит ему наказание, — абсолютно равнодушным тоном проговорил Северус, снова переводя взгляд на очередной ученический пергамент. Помявшись и помычав что-то невразумительное, Филч всё же убрался восвояси. Снейп же, принявший твёрдое решение больше не вмешиваться в это дело, мстительно ухмылялся, щедро ставя семикурсникам заслуженные Удовлетворительно и Выше Ожидаемого. Единственный вопрос, который всё же немного занимал его — в каких дозах Поттер принимал своё лекарство, если объём, рассчитанный на пять-шесть месяцев, был уничтожен всего за три.