***
Вопреки всем ожиданиям Снейпа, Гарри не падал без сил в коридоре, хотя всю дорогу до гриффиндорской башни его знатно потряхивало. Всё тело словно одеревенело, а в раскалывавшейся от тупой боли голове не находилось ни одной связной мысли. Он даже не почувствовал привычной боли в ногах после подъёма по лестницам, ему было всё равно и на холод, льнувший к самой коже благодаря сырой футболке. Только к тому моменту, когда он вспомнил пароль от гостиной и бледной тенью проскользнул мимо корпевших там над учебниками гриффиндорцев, Гарри почувствовал, как сильно его знобит. К счастью, ни Рона, ни Гермионы в поле зрения не оказалось, и он смог добраться до своей спальни, не рискуя нарваться на нежелательные вопросы. Последнее, чего он сейчас хотел, — вдаваться в подробности произошедшего на сегодняшнем уроке у Снейпа. Невилл читал в постели и даже не поднял головы, когда дверь спальни приоткрылась с тихим скрипом. Разве может сосед по комнате, хоть и такой знаменитый, как Гарри Поттер, быть интереснее заморских растений? — Привет, Гарри… Ты спать? — пробормотал он, не отрывая взгляда от книги. Невилл уже привык, что по понедельникам Гарри, измотанный и едва держащийся на ногах, поднимался в спальню первым и ложился раньше обычного. — Спать, — эхом отозвался Гарри. Не пожелав соседу доброй ночи, он наскоро снял с себя мокрую от пота, неприятно липнущую к спине футболку, нашарил волшебную палочку, скинул джинсы, забрался в постель и хорошенько задёрнул полог. Пижама мятым комком лежала под подушкой, но доставать её и переодеваться Гарри не хотел. Прежде чем разрыдаться, Гарри целую минуту всматривался в темноту перед собой. Он задыхался, и не мог, не хотел ничего с этим сделать. В горле стоял комок, глотнуть воздуха не получалось, гортань сдавило спазмом. А ещё сердце — бешеное, испуганное, билось тяжёлыми, редкими ударами, с каждым сотрясая грудную клетку. Гарри было больно. Больно, больно, больно… Слёзы делали своё дело — выпускали боль наружу. И затих Гарри только, когда перестал чувствовать что-то кроме глухой пустоты внутри, тупой тяжести в голове и того, как опухли его глаза. Именно в этот момент он окончательно смирился с мыслью, которая сначала гнала его сюда, в спасительную темноту постели, а затем заставляла его захлёбываться ужасом и слезами и кусать губы до тех пор, пока не кончились силы. Снейп знает. Снейп. Всё. Знает. Он знает, что Гарри — больной на всю голову извращенец, у которого проблемы не только с нервами и сном. Может быть, эти проблемы — душевного характера? Может быть, Гарри давно уже не место в школе, среди нормальных людей? Может, ему самое место в палате на пятом этаже в Святого Мунго, где лечат не только от последствий вредоносных заклятий и порчи, но и от потери рассудка? «Или же вам всё-таки есть, что сказать мне?» — этот издевательский тон не оставлял Гарри ни единого шанса надеяться, что всё обошлось. Снейп видел всё своими глазами, сам погрузился в одно из тех сновидений, которые терзали Гарри ещё на Гриммо. И в выражении удивления, смешанного с отвращением и презрением, на его лице Гарри видел свой приговор. Этот жестокий, злой человек ни за что не упустит шанса позлорадствовать чужой слабости. Пройдёт совсем немного времени, и Снейп, неумолимый, беспощадный, совершенно бесчеловечный, высмеет его, отравит его своим ядом, упьётся его стыдом, а, может быть, обречёт и на всеобщее поругание. Может быть, этот безжалостный мерзавец уже завтра растреплет всей школе, что знаменитый Гарри Поттер — больной на всю голову извращенец, грезящий о собственном преподавателе. Не так ли Снейп поступил с профессором Люпином, пустив о нём слухи и вынудив родительский комитет выгнать его с должности? Или он не просто расскажет всё, например, тому же Филчу или (самое страшное!) мерзкой жабе Амбридж, но и приправит это собственными фантазиями и рассуждениями на этот счёт? Что мешает Снейпу придумать какую-то отвратительную историю о том, как Гарри, к примеру, домогался его или, чего хуже, пытался признаться в…? Не прошло и пяти минут с того момента, как он, казалось, пришёл в себя, и вот Гарри снова плакал. В голову лезли такие ужасы, перед глазами вставали такие жуткие, отвратительные картины, что ему начало казаться, что ещё немного — и он сначала сойдёт с ума, а потом просто-напросто умрёт от страха и нехватки воздуха здесь, в душной темноте, отделённый от света и уюта общей спальни всего-то завесой бархатного полога. Как Гарри помешает Снейпу? Если уж этот злыдень решится сделать посмешище из ненавистного Поттера, его не остановят ни уговоры, ни мольбы, ни угрозы. Наоборот, дай Гарри слабину, это только сделает хуже. Как он объяснит Снейпу, что эти странные сны не имеют никакого отношения к реальности? Что на самом деле Гарри не грезит ни о чём подобном, что это всего лишь жестокие шутки подсознания, по ошибке вложившего его глупые мечты о счастье, покое и человеческой близости в образ того, кого Гарри ненавидит всем сердцем? Однажды, ещё в той далёкой маггловской жизни, он слышал, как тётя Петунья, утешая своего драгоценного Дадличку после дурного сна, говорила: «То, что мы делаем во сне, остаётся во сне. И хорошие сны, и кошмары — всё это только выражение наших страхов или мечтаний». Дадличке было абсолютно всё равно, он даже не пытался вникнуть в слова матери, его интересовало только сладкое молоко в стакане и тарелка шоколадного печенья. Гарри же стоял в коридоре, подсматривая через щёлочку в приоткрытой двери в комнату кузена, и представлял, как это, наверное, приятно, когда после страшного сна тебя снова укладывают в кровать, гладят по голове, кутают в тёплое одеяло, заботливо поправляя края, и поят тёплым молоком с мёдом… Откуда-то издали слышались весёлые приглушённые голоса. Это Рон разговаривал с Невиллом. — Гарри уже спит? — нечётко пробубнил Рон, и Гарри пришлось сдержать очередной приступ рыдания, замереть и прислушаться. На мгновение он представил, как его друг сейчас одёрнет полог, заглянет к нему и увидит его… такого. Но нет, кажется, всё обошлось. — Ш-ш! Тихо! — зашептал Невилл. — Конечно спит, а ты что думал? Хочешь болтать — иди вниз, к остальным, а у нас тут… Добрый, хороший Невилл. Как благодарен был Гарри ему в этот момент. Он обязательно поможет Невиллу при первой представившейся возможности, что бы тот ни попросил. И будет с ним ещё терпеливее на занятиях ЗОТИ с Отрядом. Даже, если понадобится, уделит лично ему час-другой, чтобы помочь с каким-нибудь заклинанием. — Клуб тишины и молчания, я понял, понял, — на грани слышимости ответил ему Рон и, судя по шуршаниям и звуку расстёгивающейся молнии, стал раздеваться. — Я тоже спать… Тебе не темно там? Зажги Люмос, палочка тебе на что? — вдруг разворчался он на Невилла, и Гарри удивился тому, как этот назидательный тон был похож на тон Гермионы. Озарение пришло внезапно, и Гарри даже весело хмыкнул. От мысли, что Рон одновременно сердится на свою уже-не-подругу за её вечные придирки, а затем говорит точь-в-точь, как она, сам того не замечая, у Гарри потеплело в душе. Плакать внезапно расхотелось. Он тихо шмыгнул носом, размазал уже подсохшие слёзы по лицу и улёгся на бок. Перевернул подушку сухой стороной вверх и вытащил смятую пижаму, принявшись утирать ей лицо, как вдруг… — Чёрт! — только теперь Гарри вспомнил, по какой причине пижама оказалась так зверски смята и заткнута между изголовьем кровати и матраса. Скривившись от отвращения, он отбросил её прочь, куда-то себе в ноги, натянул на себя одеяло и закрыл глаза. Он обязательно придумает что-нибудь завтра. В крайнем случае он ведь всегда может обратиться за помощью к Гермионе, не так ли? Или к тому же Рону. К своим верным, отважным друзьям. Сколько раз они попадали в передряги и сколько раз выбирались живыми и невредимыми? К тому же он всегда может написать Сириусу, который, конечно же, не только поможет дельным советом, но и не даст его в обиду злобной летучей мыши по имени Снейп. С этими мыслями Гарри и провалился в сон. Он не услышал, как в спальню вернулись Дин и Симус.***
Ещё полчаса назад Северус был уверен, что расскажет директору обо всём. Или, по крайней мере, не утаит самые главные сведения, которые ему удалось добыть из недавних воспоминаний юного Поттера. И вот, в который раз прокручивая у себя в голове простую и ёмкую фразу, он чувствовал, что просто-напросто… не может. Всего восемь слов: «Поттер состоит в сексуальных отношениях с неким мужчиной». А затем у Северуса просто не будет возможности умолчать подробности. Дамблдор приложит все усилия, чтобы выяснить у него всё, что ему только удалось узнать. А ещё обязательно заставит поделиться воспоминанием, утащит серебряную ниточку со столь пикантными сведениями к себе в коллекцию, несколько раз самолично просмотрит в Думосборе, а затем закупорит в фиал и добавит в свою коллекцию в качестве одного из наиболее ценных экземпляров. И сохранит, обязательно сохранит до лучших времён. И вот, уже обдумав всё несколько раз, приняв, как казалось, окончательное решение, Снейп ощущал себя абсолютно беспомощным и даже… растерянным? Он не мог понять, что именно удерживает его от вполне разумного и во многом правильного поступка. По отношению к его ученику, к несовершеннолетнему… в конце концов, к ребёнку было совершено преступление. Возможно, хотя Северус и сомневался в этом, это даже произошло в стенах школы, а потому, согласно уставу Хогвартса, он был обязан незамедлительно сообщить директору о произошедшем. Однако, чем дальше продвигалась их беседа, тем меньше решимости чувствовал Снейп. Сначала он пытался уговорить себя, а затем взялся искать оправдание этой слабости. В конце концов, он предположил, что странная тревога, сковавшая его, была ничем иным, как предчувствием. Северус не раз доверял собственному чутью, а если и позволял себе отмахнуться от подобных наваждений, то по прошествии некоторого времени обязательно сожалел об этом. — Ты говоришь, у мальчика есть своего рода… способности? Я верно тебя понял, Северус? — Дамблдор растерял часть старческой степенности, в его пронзительных глазах явно виднелся интерес, в живых движениях угадывалось нетерпение. — Я могу лишь утверждать, что при определённых обстоятельствах… Не будь Поттер абсолютно негоден к работе с сознанием, он мог бы вполне успешно практиковать легилименцию. Однако вы, как я понял, остаётесь непреклонны, — Северус дёрнул углом рта и едва удержался от того, чтобы скрестить руки на груди. Это выглядело бы так, словно он хотел защититься или же что-то скрыть. — Я остаюсь непреклонен, Северус. Это твоя задача — добывать сведения, и мы не можем возлагать такую задачу на мальчика. Тем более, что эта связь… — Северус скорее почувствовал, нежели услышал, всего секундную неуверенность в голосе директора, — оставляет Волдеморту больше шансов и даёт ему больше возможностей, чем нам. У Снейпа в который раз возникало ощущение, что Дамблдор скрывает от него нечто значимое, что, во-первых, прольёт свет на происходящее с юным Поттером, а во-вторых, — на будущее самого Северуса. С самого начала он чувствовал, что директор готовил для него особую роль в этой войне. Ни одного из членов Ордена он не держал на таком коротком поводке, никого не вынуждал дать хотя бы Непреложный Обет. А ему, Северусу, пришлось связать себя одной из более древних клятв — такой, которая остаётся нерушимой даже после смерти того, кому она была дана. — Что ты скажешь о душевном состоянии Гарри? — видимо, директор заметил свою оплошность и перевёл разговор, как ему казалось, в более безопасное русло. — Конечно, его изматывают эти видения, но нет повода для вашего беспокойства. Насколько я знаю, он находит достаточную поддержку у своих друзей, — Северус решил упрямиться. И дело было даже не в том, что его тревожили дурные предчувствия. Это было просто-напросто унизительно — копаться в голове у Поттера ради мизерных успехов в преподаваемом предмете и пресловутой слежки. — А дела сердечные? Есть ли у мальчика кто-то, кому он… доверяет больше всего? — хитрая улыбка тронула губы директора и тут же пропала. — Благодаря той сомнительной славе, которую подарил Поттеру «Пророк», подле него остались только самые преданные друзья. Однако, как я уже сказал, он находит достаточную поддержку, — на мгновение перед глазами Северуса снова возникла та шокирующая картина, подсмотренная в воспоминаниях мальчишки, — у своих друзей.***
Позже, лёжа в постели и перебирая в мыслях события прошедшего дня (что было неотъемлемым условием очищения сознания), Северус снова и снова возвращался к тайне, которую сегодня узнал. Ему не давал покоя один-единственный вопрос: «Кто?». Он перебирал одну за другой кандидатуру, пытался представить себе, при каких обстоятельствах подобное могло произойти. Во-первых, преступник был старше и опытнее Поттера. Во-вторых, вряд ли их связь продолжалась дольше, чем полгода, иначе Северус уже давно знал бы гораздо больше. В-третьих, рождественские каникулы мальчишка провёл вне Хогвартса — на Гриммо 12, в штаб-квартире Ордена. Дом благородной семьи Блэков по возвращении хозяина превратился в сплошную проходную, там то и дело появлялся всякий сброд. В тот вечер Северус так и не очистил своё сознание до конца. К тому моменту, как он, обессиленный, провалился в крепкий, но всё же беспокойный сон, в число подозреваемых в совращении юного Поттера пока что входили Ремус Люпин и Сириус Блэк. Против второго говорила личная неприязнь Снейпа к нему и то, что его волосы были острижены до плеч. А это было одной из немногих деталей, которые Северус успел разглядеть в том воспоминании. Первой же осознанной мыслью Снейпа по пробуждении было досадное осознание, что он так и не избавился от осквернённого Поттером одеяла и вот уже несколько дней укрывается им, как и прежде.