12 сентября 1996
— Меня всегда удивляло, как прохладно и свежо у нас здесь. Нет окон, нет щелей и сквозняков, свежему воздуху просто неоткуда браться. И всё же… — Люциус прикрыл глаза и театрально вздохнул, словно бы сейчас для него не было ничего приятнее, чем холод слизеринских подземелий. В гостиной Снейпа было темно и сыро, словно бы камин здесь не топили целые сутки. Огонь не горел и сейчас. — Камень дышит. Мать всегда так говорила, а я не понимал, что она имела в виду, пока впервые не оказался в гостиной факультета, — Северус сидел в кресле напротив. Не сводя с друга глаз, он держал в руке невысокий бокал с тонкой ножкой, внутри было налито что-то тёмное, гораздо гуще и темнее любого сорта огневиски или вина. Вязковатая жидкость плавно колыхалась, оставляя на стенках чёрные масляные разводы. — Какие глупости… — лениво выдохнул Люциус. В его руках не было ничего, трость с набалдашником в виде змеиной головы была прислонена к подлокотнику кресла. Снейп сделал очередной небольшой глоток. Поморщился. Видимо, тёмная жидкость в бокале на вкус была просто отвратительной. Облизав губы, он слегка улыбнулся — выражение крайней надменности на лице Малфоя не вызывало ответной реакции. Северус умел любоваться его даже самыми отвратительными гримасами. — Нарцисса помогает мне с поисками, но я не продвинулся ни на шаг, — он в очередной раз вернулся к теме, которую Люциус в очередной раз попытался оставить. — Вита Саклем — магия смены жизненных циклов — о ней практически нигде не упоминается. Всё, что я выяснил, это принципы действия ряда этих заклинаний, но ни их языковых, ни нумерологических, ни даже рунных форм я не нашёл. Более того, нигде не сказано, какую цель или цели можно достичь с помощью Вита Саклем. Это настоящая загадка без точной формулировки и с минимумом подсказок, и только ты, насколько мне известно, был посвящён Тёмным Лордом… Люциус властным, капризным жестом велел ему замолчать. В любой другой ситуации Северус проигнорировал бы столь вычурно-наглую манеру приказывать ему, но сейчас он должен был выслушать всё, что Малфой мог ему сказать. — Он не посвящал меня в свои планы, ты это прекрасно знаешь. Всё, что я рассказывал тебе тогда, было моими предположениями. Вполне возможно — обоснованными. Я выполнил приказ — провёл ритуал, — проговорил Малфой с нечитаемым выражением лица, — и не задавал лишних вопросов. Это качество, как ты знаешь, Тёмный Лорд высоко ценит в своих… последователях, — Снейп понял, что он подбирал слово на замену просившемуся «слугах». Руки Малфоя теперь были скрещены на груди, поза была закрытой. Тонкие белые пальцы выделялись на тёмной ткани камзола. На безымянном левой руки красовался перстень-печатка с фамильным гербом. Северус чувствовал, что Люциус не хочет открыть ему всю правду. — Ты выучил текст наизусть. Я слышал его от тебя и должен был воспроизвести его слово в слово, просмотрев свои воспоминания в Омуте памяти. Но каким был твой источник? — Снейп старался говорить спокойнее, хотя напряжение мешало. Сосредоточиться на Люциусе с каждой минутой становилось всё труднее. — Книга, пергамент? Это был перевод на латынь или текст был латинским первоначально? — Скажи мне, Северус, с чего ты взял, что эти заклинания… Эти языковые или нумерологические формы, как ты выразился, вообще существуют? — с ироничной усмешкой ответил Малфой. — Ритуал, который мы с тобой провели, не обязательно относился к Вита Саклем. Твою кровь… — Люциус сладко оскалился. — Ту драгоценную эссенцию, что мы получили, определённо можно было использовать в различных сферах магии. Ты упускаешь главное… Ты помнишь, что ты сказал моему сыну перед тем, как не лишить его невинности? Девственная кровь, отданная добровольно — ценнейший ингредиент для множества зелий и ритуалов… Зелий и ритуалов, Северус. — Зелий… И ритуалов… — эхом повторил Снейп, всматриваясь в прозрачно-серые глаза друга. В этой полутьме казалось, словно бы они тускло светятся. — Вита Саклем — это не заклинания, верно? А эти ритуалы — лишь ступень, способ добыть нужные ингредиенты? Ты это хочешь сказать? Внутри у Северуса всё похолодело, он почти физически почувствовал, как кровь в жилах стала течь медленнее, а по спине побежали мурашки. — Хорошее зелье обычно не варится с первой попытки, так говорил нам старина Слизнорт? Ах да, на старших курсах ты обыкновенно прогуливал его уроки, а если не прогуливал, никогда не слушал, что он говорит… — Люциус гадко усмехнулся и понизил голос до шёпота. — Нам он частенько повторял, что от качества ингредиентов результат зависит на девяносто процентов, и только на десять — от мастерства зельевара. Видимо, в первый раз Тёмного Лорда постигла неудача по той же причине — в твоей крови было маловато магии… Должно быть, Малфой сказал бы ещё много интересных, пускай и оскорбительных вещей, если бы его не прервал глухой стук. Северус, сидевший лицом ко входу, машинально посмотрел в сторону двери. На мгновение в гостиной повисла тишина, затем стук повторился снова. Снейп перевёл взгляд на кресло напротив, но Люциуса там уже не было. Медитативная визуализация рассеялась. Остатки вытяжки из полыни были отправлены в камин, а бокал, самоочистившись, левитировался на полку. Ощущая раздражающую заторможенность движений, Северус поднялся из кресла и медленно пересёк комнату. Ночные гости всегда были не к добру.***
Масляная вытяжка из полыни (вещь невыносимо горькая и ядрёная) содержала гораздо большее количество туйона*, нежели её близкий родственник — абсент. Алкоголя в ней почти не было, потому действие её было мало похоже на опьянение, зато галлюциногенный эффект был выше всяких ожиданий. Конечно, этим средством нужно было пользоваться осторожно и нечасто, пить — в строго ограниченных количествах, а употреблению обязательно должна была предшествовать медитация. Неочищенное сознание могло породить неконтролируемые галлюцинации и повлечь серьёзный вред для разума. Северус пошёл на этот риск из отчаяния — ему было просто необходимо разговорить Люциуса, пускай и не реального, а живущего в его собственной памяти. Но, видимо, судьба решила посмеяться над Снейпом, и в тот самый момент, когда малфоевская галлюцинация перестала валять дурака и наконец разоткровенничалась, на горизонте (а если точнее, то — под дверью) появился чёртов Поттер с очередным приступом чёртового сомнамбулизма. Северус не был до конца уверен, был ли Поттер реален или так же иллюзорен, как и недавно испарившийся Люциус, но всё же впустил его. Предложил сесть, зажёг для него, легко одетого и дрожащего от холода, камин. Поттер выглядел уязвимым, смущённым. Без палочки и очков он был совершенно беззащитен и напоминал слепого щенка, уползшего из тёплой лежанки и потерявшегося в большой, незнакомой комнате. Поттер был загадкой. Очень похожей на ту, над разгадкой которой Северус трудился уже почти три месяца. Иногда казалось, что ответ близко, что вот-вот всё прояснится, но стоило сделать один шаг вперёд, копнуть глубже, и вскрывалось ещё больше странностей. Мальчик будто весь состоял из противоречий и конфликтов. Его тянуло к вещам, которых иметь ему не было предначертано, а любые попытки заполучить это оборачивались катастрофой. Подобно каждому сироте, юный Поттер желал иметь семью, а судьба оставалась строга и сурова. Стоило ему обрести что-то, он тут же лишался этого. Но разве он выучил свой урок? Нет, Поттер был упрям и своенравен от природы, и его разнузданность, неумение держать себя в руках раз за разом приводили к катастрофе, ранившей его сильнее и сильнее. Год за годом Северус убеждался, что в мальчике было нечто вроде тяги к саморазрушению. Какой разумный человек может регулярно забираться в логово к чудовищам — в заброшенные катакомбы к василиску, в сознание сильнейшего тёмного колдуна, живущего на земле… Или, например, под покровом ночи — в комнаты к Пожирателю смерти прямо во время галлюциногенной медитации. Осознанно или нет, но Поттер определённо искал неприятностей. Шёл уже пятый год, как Снейп ломал голову над причиной этих странных визитов. Сомнамбулизм был частым расстройством у детей и подростков, но редко у кого эти ночные хождения имели систематический характер и определённое направление. Возможно, помочь разобраться с этой проблемой мог продолжительный сеанс глубокой легилименции. Один из внутренних конфликтов Поттера определённо имел отношение к Снейпу. Возможно, это были просто невысказанные обиды и ненависть, на которую теперь наложилось желание обвинить того в гибели Сириуса Блэка. Совсем фантастичной была версия о том, что мальчишка каким-то невероятным образом запомнил Снейпа в ночь на первое ноября 1981-го, раз уж, по словам Дамблдора, у Поттера сохранились некоторые воспоминания о случившемся. Но даже если бы Северус, как опытный легилимент, предложил свою помощь, мальчишка бы или не согласился, или не смог бы расслабиться и довериться своему учителю в нужной степени. Северус не запомнил, что именно он говорил Поттеру. Вроде бы он пытался привести того в чувство и вывести из заторможенности, рассердив насмешками над его «преподавательской пригодностью» и прошлогодней преподавательской деятельностью, давил на его паршивое самолюбие и самомнение. Результат был достигнут — Поттер перестал вжиматься в кресло и дрожать, его лицо стало живее. Огонь в камине только начал пожирать дрова. Он был живым, не магическим, а потому был неспокоен и бросал по комнате подрагивающие пятна тёплого света. Поттер сидел к огню ближе всего, и потому тоже был окутан этим горячим золотом. Оно довольно красиво оттеняло его смугловатую от летнего загара кожу, а эти его нагловатые, слепые, невыносимо зелёные глаза тепло поблёскивали. Хорошо, что Поттер закрыл их, пытаясь неумело удержать вспыхнувшее раздражение. Он молчал, сдвинув брови и сердито закусив губу, тишину нарушали только треск дров в очаге и злое поттеровское сопение. Поттер молчал, а комната наполнилась странным гудением и в который раз начала покачиваться. Северус чувствовал, как его сердце забилось быстрее, его бросило в жар. Он не припоминал такого действия концентрированной полынной вытяжки, но, поскольку она была его собственной рецептуры и использовалась им всего пару раз (да и не в таком объёме), он отметил это как побочный эффект передозировки. Северус чуть прикрыл глаза. Теперь он смотрел из-под опущенных ресниц, и так комната кружилась меньше, а мальчишка напротив стал совсем золотым и словно бы светящимся. Светилось его сердитое лицо, светилась кожа. «И всё же Поттер хорош собой», — выплыла пьяная мысль на мутную поверхность снейповского сознания. Несмотря на природную худобу и некоторую угловатость, он был хорошо сложён. У Поттера были красивые руки с заметными мускулами и длинными пальцами, крепкие бёдра, острые колени и тонковатые, изящные лодыжки. Это было тело ловца — мужественное, сильное и гибкое, натренированное многочасовыми полётами и ежедневными упражнениями… Снейп ужаснулся своим мыслям не сразу. Он ещё несколько мгновений откровенно разглядывал Поттера, и только, когда его взгляд скользнул от полуобнажённых ног мальчика вверх к его лицу, до Северуса дошло, что именно сейчас происходит. Он пользовался беззащитностью сидящего напротив ученика для того, чтобы бессовестно пялиться на него в угоду своим демонам, ненадолго выбравшимся наружу. Каким бы беспринципным и распущенным Северус себя ни считал, это выходило не только за рамки общепринятых приличий, но и за рамки того, что он сам мог себе позволить. Мысленно поклявшись больше никогда лично не экспериментировать с токсичными веществами, да и прочими не-лечебными настойками, Северус бросил в Поттера заклинание острого зрения и стыдливо отвёл взгляд. Конечно, выражение его лица было невозмутимым, маска холодности осталась на месте, но внутри у Северуса всё клокотало от неловкости и раздражения. Время тянулось медленно. Каким-то образом в их разговоре всплыла война, и на душе у Северуса стало ещё тревожнее. Он снова посмотрел на Поттера, окутанного тёплым золотом света. Эта юношеская фигурка в кресле притягивала внимание, на ней было удобно концентрироваться. И всё же Снейп видел — под его тяжёлым взглядом мальчик чувствовал себя неловко. Нужно было поскорее избавиться от Поттера, отправить его восвояси. Он уже подобрал нужные колкие и ёмкие слова, которыми укажет мальчишке на дверь, но вот прошла минута, прошла вторая, а Северуса так и не отпустило это иррациональное оцепенение. Когда же после несусветной по своей бредовости беседы о слизеринцах и присущих им качествах и обмена не-любезностями, Поттер всё-таки ушёл, концентрироваться Снейпу стало не на чем. Он хотел было продолжить беседу с галлюцинацией-Люциусом, но сил совсем не осталось, да и мысли в голове перепутались настолько, что ни отрезвляющее, ни последующая медитация не помогли бы. Уснул Северус не раздеваясь, стоило только его щеке коснуться подушки. Во сне он видел всё тот же тёплый очаг, освещавший комнату золотом, а ещё Поттера — загорелого и улыбающегося насмешливой, доброй улыбкой. На нём не было ни футболки, ни уродливых поношенных кед, ни тех дурацких шорт, доходивших до середины красивых бёдер.***
Наряду с такими чертами как амбициозность, мстительность, язвительность, недоверчивость, осторожность и природная вспыльчивость, в характере Северуса Снейпа присутствовала ещё одна, на первый взгляд, вовсе ему не подходящая. Это была скромность, в некоторых вещах доходившая до крайности и превращавшаяся в кротость или смиренность. Обыкновенно такой отпечаток на человека накладывает несчастливое детство. Северус был непритязателен в быту, с самого детства привыкнув обходиться малым — неброским, малочисленным гардеробом, а также отсутствием любых изысков в обстановке жилища и даже пище. Всему виной были строгость, в которой он воспитывался, и бедность, в школьные годы иногда доходившая до нищенства. Конечно, в этом были и свои плюсы — Северус стойко переносил перемены и удары судьбы, никогда ни на что не жаловался и обладал почти несгибаемой силой воли. Больше всего непритязательность помогла ему в самый тёмный год его жизни, за который он поочерёдно примерил роли доносчика, агента — обыкновенного и двойного, подследственного и заключённого, связанного обетом слуги и преподавателя. Пока Люциус лечил расшатанные нервы и пневмонию во Франции, Северус покорно принял свою участь и постарался приспособиться. Снейп не позволял себе излишеств не только в быту, но и в любви. Он довольно рано уяснил для себя, что многие радости человеческих отношений были ему недоступны. И если ему, нищему полукровке, не блиставшему ничем, кроме ума и покровительства богатых друзей, улыбалась удача, то это было ненадолго. Если кто-то и обращал на него внимание, то за этим следовал скорый разрыв, и вскоре Северус выявил закономерность: любая физическая или духовная близость должна была рано или поздно закончиться. Довольно рано Северус осознал, что отличается от многих в его окружении не только происхождением и положением, но и направленностью физического влечения. Говоря простыми словами, его всё сильнее тянуло к своему полу. Конечно, благодаря своей наблюдательности, со временем Северус заметил, что с этой постыдной особенностью в Хогвартсе он такой не один. Например, в это число входили Сириус Блэк и Ремус Люпин. С начала пятого курса они были парой, и только покровительство Джеймса Поттера и нескольких слизеринцев, всё ещё считавших Блэка за своего, останавливало распространение слухов. Блэк и Люпин, родом из обеспеченных семей, популярные и привлекательные, вместе были символом того, что Северус никогда бы не смог получить. Однако даже они в конце концов потеряли своё счастье. Если верить слухам, давно вырвавшимся за пределы Хогвартских общежитий и коридоров, Люциус Малфой имел множество интрижек и с колдунами, и с ведьмами. Ходили разговоры, что в списке его побед даже было несколько магглорождённых, однако он всегда публично отрицал это. «Чтобы разжечь во мне страсть, нужна магия! А разве есть хоть капля магии в грязи, что течёт по их венам?», — однажды пошутил Малфой, когда его спросили о правдивости этого слуха. На деле же всё было немного иначе, и Северус был одним из немногих, посвящённых в тайну Люциуса. Малфой был гомосексуалистом. Это и было причиной его столь поздней женитьбы — его отец потратил целых пять лет на уговоры и отчаялся до такой степени, что пригрозил лишить сына наследства и выжечь из рода. Люциус уважал женщин, восхищался ими, но разделить с одной из них ложе (пускай даже с прекраснейшей из чистокровных ведьм) было для него равносильно экзекуции. И всё-таки, сдавшись под давлением семьи, Люциус женился. И несмотря на то, что в годы юности Нарцисса была ему другом, а их отношения всегда строились на взаимном доверии и уважении, брачный союз стал настоящим приговором для обоих. Нескончаемая череда краткосрочных связей не позволяла Малфою найти душевный покой, а высокая должность в Министерстве лишала его шанса на долгосрочные отношения с кем-либо. К тому же Нарцисса, так и не принявшая эту сторону жизни своего супруга, не могла смириться с изменами. И несмотря на все договорённости и попытки найти компромисс, их брак был несчастным. И если Люциус Малфой, когда-то один из самых богатых и влиятельных людей Европы, обладавший острым умом и красотой, был несчастен в любви, как мог Северус рассчитывать на иную судьбу? Реальность была сурова, но у него хватало ума вовремя смириться с ней и не мучить себя напрасными надеждами. Все связи Снейпа заканчивались болезненным, неприятным разрывом. Получив первый опыт с Люциусом, он оказался под покровительством волшебника гораздо старше себя. Затем, обжёгшись и совершенно разочаровавшись, Северус обратил внимание на ведьму, которая хозяйничала в доме Мастера Зелий, у которого он тогда учился. Стоит ли говорить, что ничего путного из этого не вышло? С тех пор Северус обходился лишь редкими случайными связями, каких с каждым годом становилось всё меньше и меньше, пока работа вовсе не стала забирать всё его свободное время. Однако, несмотря на твёрдую убеждённость Снейпа в бессмысленности любовных злоключений, иногда сила воли подводила его, а желания пробивались через ледяную стену самоконтроля. Так случилось и в этот раз. И знай заранее Северус, к чему всё это приведёт, он бы наложил на себя Обливиэйт сразу же, как проснулся. Ни головная боль, ни отвратительный привкус во рту не могли вытравить воспоминание о приснившемся. — О Мерлин… — прохрипел Снейп, с трудом поворачивая голову в сторону настенных часов. Те показывали без десяти восемь. Он пропустил завтрак и уже опаздывал на урок.