18 сентября 1996
Первым уроком была Травология, что означало час на свежем воздухе (после ночного дождя на улице было влажно и солнечно, а это значило, что теплицы были открыты нараспашку), затем в расписании стояли Чары. А вот потом у Гарри и Рона было окно до самого обеда. Они ещё не решили — останутся ли они в гриффиндорской башне или пойдут проведать Хагрида, возьмутся ли за эссе по Защите или оставят его на потом, а вместо этого просто отправятся к озеру практиковаться в Трансфигурации. Однако, как бы там ни было, вторник всё же начинался хорошо. Впрочем, утренняя идиллия, состоящая из сонного поедания тостов с чаем и совместного чтения «Пророка», закончилась для Гарри довольно быстро. — Вы слышали новость? О Финч-Флетчли! — прогудел басистый мальчишеский голос со стороны слизеринского стола. Обычно Гарри старался пропускать мимо ушей «новости», которые ученики обсуждали таким заговорщицким, насмешливым тоном, ведь обыкновенно они оказывались гадкими сплетнями. И всё же на этот раз он насторожился и, стараясь внешне не выдавать своей заинтересованности, прислушался. Всё дело было в одном единственном слове, заставившем Гарри забыть про газету и завтрак и обратиться в слух. — Он педик, представляешь? — Бронсон Пайк, долговязый слизеринец, кажется, даже не стеснялся произносить это слово громко и во всеуслышание. Он весело размахивал вилкой, на которую была наколота сарделька, чуть ли не задевая лицо сидевшего рядом с ним Гойла. Тот с интересом слушал товарища, попутно сооружая себе сэндвич из трёх тостов и огромного количества сыра. — Вздумал лезть к Саммерби, ловцу их команды! — продолжал Пайк. — Он, конечно, та ещё размазня, этот Саммерби, но в обиду себя не дал! Так этого Финч-Флетчли отмутузил, что его даже жирная маггловская мамаша не узнает! Слизеринцы, в большей степени мальчики, удивлённо и одобрительно загудели. Видимо, они были одинаково согласны и с тем, что пуффендуец Саммерби был размазнёй, и с тем, что Финч-Флетчли заслуживал быть отмутуженным, и даже с тем, что его маггловская мамаша обязательно была жирной. — Да-да, я сам видел! Он этому голубому рожу-то начистил! — в голосе Пайка слышалось искреннее удовольствие. — И даже, кажется, что-то ему сломал. Но ничего, у таких, как он, всё заживает быстро! Иначе бы как он тогда… Гарри откусил огромный кусок тоста с самой зажаренной стороны, и хруст заглушил голоса слизеринцев. Он не хотел слушать о том, что и в каких местах должно заживать у несчастного Джастина. Какой-то иррациональный ужас подсказывал ему заканчивать есть, брать сумку с учебниками и бежать отсюда прочь, подальше от сплетен о бедном Джастине, от этих отвратительных выдуманных подробностей и гадких смешков, но Гарри не мог даже шевельнуться. Его ноги словно вросли в пол. Аппетит сразу же пропал, желудок свело спазмом тревоги. Перед глазами Гарри одна за другой всплывали сцены, главным участником которых был Финч-Флетчли. Вот он, темноволосый, долговязый и очень нескладный, говорит с Саммерби и, заливаясь краской, признаётся тому в симпатии, тем самым совершая непоправимую ошибку и подписывая себе приговор. Пускай, приговор этот был не смертельным, но довольно неприятным. Бедный Джастин теперь не отмоется от позора, Гарри был в этом уверен! Вот Саммерби, вовсе не пылающий ответными страстными чувствами, со всей силы бьёт Джастина по лицу, одним ударом ломая тому нос. Вот Джастин падает на землю, пытаясь отползти, но получает следующий удар — уже ногой и по рёбрам. А затем — ещё один и ещё. Лёжа на боку, он старается увернуться от ботинка Саммерби, но у него ничего не выходит. Пытаясь защититься, Джастин поджимает ноги к животу, руками закрывает голову, а озверевший от злобы Саммерби с силой всё пинает и пинает его, даже не думая останавливаться. Ученики, собравшиеся на шум, стоят галдящей, улюлюкающей стеной. Никто из них даже не думает успокаивать Саммерби, никто не делает попыток оттащить его от Финч-Флетчли, уже переставшего кричать и хоть как-то реагировать на удары. Наконец кто-то всё же додумывается схватить Саммерби и увести его прочь. Кто-то из девочек бросается к Джастину, так и лежащему на боку в луже крови. Она опускается на пол рядом с ним и только со второго раза переворачивает избитого на спину. Только вот теперь это не Джастин, нет, у него больше нет вытянутого лица и выступающего подбородка, зато есть круглые очки с разбитыми стёклами и шрам на лбу. Это он, Гарри Поттер, лежит без сознания на полу в коридоре, в луже собственной крови. Это вокруг него собрались поглазеть ученики, это про него шепчутся вокруг, это его секрет уже выдал всем желающим Саммерби и это его, Гарри, уже называют педиком — больным на всю голову извращенцем, который получил по заслугам… — Эй, Гарри! Ты чего? Тебя тошнит? — голос Гермионы вырвал его из этой кошмарной фантазии. — Ты какой-то зелёный… Тёплая ладошка приподняла Гарри чёлку и легла на его липкий от пота лоб, прямо туда, где находился его знаменитый шрам. Видимо, Гермионе было совсем не противно, на её лице отражалось только искреннее беспокойство. — Эй, дружище! — окликнул его Рон, сидевший напротив. — Тебя до туалета сводить? Он переводил взгляд сначала с Гермионы на Гарри, а затем на содержимое его тарелки. Видимо он пытался отгадать, чем именно отравился его друг и что из многочисленных блюд на столе есть не стоит. — Нет, ничего не нужно. Просто плечо болит, — соврал Гарри. Его друзья знали, что во время прошлой тренировки со сборной он потянул правое плечо и все выходные старался не шевелить им лишний раз. — Может всё же покажешься мадам Помфри? Вдруг там что-то серьёзнее растяжения? — зашептала Гермиона, наклонившись к его уху. Её волосы тёплой волной коснулись Гарриной щеки, и это приятное ощущение стало тем, что окончательно вывело его из ступора. — Да нет, всё в порядке, — выдавил из себя он. — Мы не опаздываем? Гермиона, всегда остро реагировавшая на любое упоминание опозданий и прогулов, тут же достала палочку и наколдовала Темпус — выученное на прошлой неделе заклинание, показывающее время. Над её тарелкой визуализировался циферблат с тонкими серебряными стрелками. Те показывали без десяти девять. — Нет, но нам уже пора. Гермиона поднялась из-за стола и замерла, поймав странный взгляд Рона. Тот выглядел одновременно смущённым и сердитым. Что именно привело Рона в такое замешательство, было неясно. — Вы с Гарри идите, а я подожду… — мрачно начал было он, но Гермиона не дала ему договорить. — Мы и не собирались тебя ждать. Мы давно уже привыкли к тому, что ты ходишь со своей девушкой, — протараторила она, перекидывая лямку сумки через плечо. — Пошли, Гарри! Гарри виновато посмотрел на Рона и, пожав плечами, последовал за подругой. Циферблат Темпуса, висевший над тарелкой Гермионы, медленно рассеялся.***
Травология стала для Гарри настоящим мучением. Во время этого урока ученикам разрешалось негромко разговаривать. А если кто-то и начинал говорить в полный голос, профессор Спраут только делала нарушителям замечание и никогда не снимала баллов. Лёгкий физический труд (в то утро им было велено удобрять подросших ядовитых тентакул), хорошая погода и свежий воздух (как Гарри и ожидал, двери теплиц в то утро были распахнуты) способствовали оживлённым беседам. Тем более, что сегодня декан Пуффендуя была сама не своя, у неё всё валилось из рук — в прямом и переносном смыслах. Видимо, все её мысли были заняты недавним происшествием с учениками её факультета. В то утро шестикурсники сплетничали о двух вещах — о результатах пятничного отбора в команду Гриффиндора и о вчерашнем происшествии с Джастином Финч-Флетчли, который, если верить девочкам с Пуффендуя, всё ещё не пришёл в себя. Как Гарри ни старался забиться в самый дальний угол теплицы и отвлечься на тентакул, довольно активно шевелящих тоненькими пурпурными побегами, он снова невольно вслушивался в эти разговоры. — Сочувствую я Саммерби. Он по сути тип совершенно безобидный! — возмущался Дин, делавший вид, что засыпает землю удобрением. На самом же деле в его совочке было пусто. — За что его грозятся исключить? За то, что не дал этому педику себя домогаться? — Ага, безобидный! Он его так отделал, что… — хотел было вставить Симус, но его перебил Рон, встрявший в их разговор. — Да пускай и небезобидный! Но как бы там ни было, исключение — это чересчур, — заявил он. — Сколько раз мы все дрались, и никого ещё из школы за это не выперли! А тут… — Там ведь другое. Если смотреть, кто первый начал, то факты говорят против Саммерби. Он первым ударил, а Финч-Флетчли даже не сопротивлялся, говорят! — не переставал сетовать Дин. — И если бы это сама Спраут решала, как его наказать, тогда ничего страшного. А в это дело Снейп влез! Это у его класса случилось, перед уроком Защиты. — Если Снейп сунулся, то дело плохо, — сочувствующе вздохнул Симус. — Он ненавидит, когда происходит что-то такое… Если какого-нибудь зарвавшегося слабака вроде Финч-Флетчли на место ставят. Интересно, почему… Гарри, до этого старательно изображавший равнодушие и бурную удобряющую деятельность, отложил совок и сделал два шага в сторону Рона, словно бы только сейчас услышал, о чём говорят его однокурсники. Их разговор принял неожиданный оборот, и Гарри чувствовал, что должен вмешаться. Он хорошо знал причину, по которой Снейп терпеть не мог подобные инциденты и старательно добивался наказаний для нарушителей. И не то, чтобы Гарри хотелось вступиться за профессора, вовсе нет. Дело было в обещании, которое он дал самому себе: узнав тайну Снейпа, он должен был сохранить её. Иначе мог бы Гарри считать себя хоть чем-то лучше своего отца? — А с чего это он решает, как наказывать студентов других факультетов? — возмутился Гарри. — Он нас с Роном на втором курсе грозился исключить, но ему директор и МакГонагалл не позволили. У него просто нет таких полномочий! — Он имеет на это право, Гарри, — раздался голос Гермионы, стоявшей у той же грядки, но чуть ближе к выходу. — Это произошло перед его уроком, как говорят. Чисто технически учитель несёт ответственность за студентов с момента окончания предыдущего занятия. Тем более, что они были прямо у класса Защиты, вы сказали? Рон и Дин закивали. — А если Снейп не уследил за ними и допустил драку, проблемы не только у нарушителей устава школы, но и у него самого, — продолжила Гермиона. — Если бы Саммерби кого-нибудь убил, то Снейп бы лишился должности. — Жаль, что не убил… — пробормотал Симус себе под нос, но его слова услышали все присутствующие. — Что ты сказал? — Гермиона с силой воткнула свой совочек в грядку и в следующую же секунду оказалась рядом с Симусом. — Ты в своём уме? — Ну… А что? — Симус защитно скрестил руки на груди и задрал подбородок. — Минус два гада разом. Без педика Финч-Флетчли и этого упыря в Хогвартсе бы зажилось куда лучше. Безопаснее! Гарри больше не мог слушать это. Ему внезапно перестало хватать воздуха, сердце забилось, как сумасшедшее. Шум в теплице, ещё минуту назад казавшийся незначительным, теперь стал оглушающим. — Гарри, ты куда? — попытался окликнуть его Рон, но было уже поздно — Гарри схватил свою сумку и, грубовато растолкав галдящих учеников, вылетел из теплицы.***
Пускай Чары не были его любимым предметом, Гарри всегда шёл на урок к Флитвику с лёгким сердцем. Его манера преподавать не шла ни в какое сравнение с тем, как много требовал от студентов Снейп. И всё же сейчас Гарри скорее бы отправился в Запретный Лес, не имея при себе волшебной палочки, чем пошёл на урок. Он дал себе десять минут, чтобы окончательно привести мысли в порядок, а затем ему надлежало убраться подальше от глаз преподавателей и учеников. Среди подходящих вариантов были заброшенный тупик на пятом этаже и валуны за теплицами. Гриффиндорскую башню он отмёл сразу — там к нему обязательно пристанут с расспросами, библиотека в это время дня была полна народу, а на пустом квиддичном поле его могла заметить мадам Хуч. Гарри сидел в арке одного из проёмов открытого коридора у западного внутреннего двора. Как и четыре месяца назад, здесь было тихо, пустынно и свежо. Тихие всплески воды в полуразрушенном фонтане разносились по всему периметру дворика и гулко отдавались в сводах коридоров. Чирикали воробьи, а со стороны коридора, ведущего к Большому залу, доносились нежные, ангельские звуки высоких голосов — это распевался хогвартский хор, в этом году состоящий почти из одних девочек. Если прислушаться, то можно было услышать и голос профессора МакГонагалл — класс Трансфигурации находился по ту сторону дворика, но Гарри не переживал на этот счёт. До начала перемены было ещё около двадцати минут, а внутренний дворик находился довольно далеко от факультетских гостиных, и вероятность встретить кого-то в ближайшее время была довольно мала. Шум воды в фонтане действовал успокаивающе, даже медитативно, под это мерное журчание было легко думать. Наверное, поэтому Гарри и приходил сюда, когда ему нужно было побыть одному. Наверное, поэтому в это утро он не услышал приближавшихся к нему шагов. — О, я так и знала, что найду тебя сегодня здесь… — голос Луны Лавгуд, тихий и приятный, очень подходил звучанию этого места. Гарри поднял голову, чтобы взглянуть на подругу, и не сдержал испуганного вздоха. — У тебя кровь! Губы и подбородок Луны были измазаны уже подсохшей кровью. Алые капли были на белом воротнике её рубашки, а также несколько пятен темнели на мантии. Однако на лице Полумны не было ни тени тревоги или страдания, ей как будто было всё равно. — Ничего страшного Гарри, меня никто не бил. Просто пошла кровь из носа… Со мной это случается довольно часто, — улыбнулась она и присела напротив Гарри, сложив ноги по-турецки. — У нас была Защита, и я перенапряглась. Мне никак не удавалось заклинание «Солис».* Профессор Снейп был очень добр, он отпустил меня с занятия и назначил мне отработку. — Отработку? И ты говоришь об этом так? — возмутился Гарри. В его понимании только по-настоящему сумасшедший назвал бы это добрым поступком. — И в чём, по его мнению, ты виновата? Луна снова улыбнулась и покачала головой. Её выражение лица словно говорило: «Какой же ты, Гарри, непонятливый». — У меня так и не получилось заклинание. А что будет, если я когда-нибудь встречу вампира? Он ведь выпьет всю мою кровь, и я ничего не смогу с этим сделать! Профессор Снейп это прекрасно понимает, и он готов потратить час-другой своего внеурочного времени на меня… Мне даже повезло, это ведь настоящий личный урок! Не будь он моим учителем, будь я студенткой какой-нибудь другой школы, такое занятие стоило бы больших денег. Гарри невольно поёжился. Ему такого полезного времяпрепровождения хватило в прошлом учебном году! Даже если бы ему самому предложили тысячу галлеонов за нахождение со Снейпом в одной комнате, он бы, не раздумывая, отклонил это предложение. — Надеюсь, это принесёт тебе пользу, — сухо ответил Гарри, не желая дальше развивать эту тему. — Ты сказала, что ожидала увидеть меня здесь? Почему? Луна неопределённо качнула головой и снова улыбнулась. Она смотрела на Гарри этими своими выпуклыми, как будто чуть затуманенными глазами, и на мгновение ему стало не по себе. — Ты обязательно должен был расстроиться сегодня, — пояснила она. — Ты приходишь сюда, когда расстроен. Ну, и когда на улице тепло. Должны совпасть два условия. Гарри нахмурился и отвёл взгляд. Какая-то логика в словах Луны определённо была, но вот только он никак не мог её найти. — И почему же я должен был расстроиться сегодня? Я вовсе не расстроен, — пробурчал Гарри. Он ощущал, что Луна всё ещё внимательно смотрит на него, но не мог заставить себя поднять на неё глаза. — Из-за этих разговоров, конечно же. Все только и говорят о том, что сделали с бедным Джастином с Пуффендуя. Профессор Снейп уже снял пятнадцать баллов с Когтеврана за сплетни на эту тему… Он, как и ты, тоже очень расстроен. Сердце Гарри остановилось на пару секунд, а затем забилось в каком-то рваном ритме. Дышать снова стало тяжело. Гарри ощущал странную злость, она впивалась в грудь острыми когтями, но не рвала, не царапала, а болезненно сжимала внутренности. Всего несколько фраз Луны лишили его того спокойствия, которого он добивался последние четверть часа в этом тихом, прекрасном месте. — Ты покраснел, Гарри… — с невозмутимой улыбкой, не сходившей с её лица, заметила Луна. Гарри ничего не ответил. Он спрыгнул с арочного проёма на пол и забросил на плечо сумку. Разговаривать с Луной ему больше не хотелось. — Знаешь, у меня появилась идея, — вдруг сказала она. — Ты ведь думал, куда тебе пойти, чтобы не слышать этих ужасных разговоров? Я знаю, где ты их точно не услышишь. — И где же? — грубовато спросил Гарри, сердито всматриваясь в безмятежное лицо подруги. — Я думаю, тебе нужно навестить Джастина в больничном крыле. Мадам Помфри тебя обязательно пустит. — Почему именно мне нужно это сделать? Почему я должен его навещать? — Гарри едва сдерживался от того, чтобы повысить голос. Головой он понимал, что его злость совершенно беспричинна, но ничего не мог поделать с рвущимся наружу раздражением. — Он ведь твой друг, Гарри. И… ученик. Как и я, — улыбка на губах Луны стала шире, но в глазах словно залегла тень. — Если меня когда-нибудь изобьют и я попаду в больничное крыло, ты ведь навестишь меня, правда? Гарри замер. И снова несколько фраз Луны совершили в нём невероятную перемену. Ещё пару секунд назад Гарри был готов нагрубить ей, а теперь ему вдруг стало невыносимо стыдно за своё поведение. Конечно же, Джастин заслуживал, чтобы его навестили. Любой на его месте заслуживал бы этого. «Наверное, к нему так никто и не заглянул с тех пор. Лежит там, униженный, избитый и брошенный всеми», — подумал Гарри, а вслух сказал: — Конечно, Луна. Я как раз сейчас собирался к нему… У меня свободное время до обеда. Всё время, пока Гарри шёл до больничного крыла, он думал о том, что маленькая неосторожность могла бы привести его на соседнюю с Джастином койку. И от этой мысли сердце его сжималось от страха.