Если бы Гарри был магглом, он бы сказал: «Мадам Помфри, вы настоящая волшебница!». Но Гарри магглом не был, а потому всё, что он мог, это лишь отметить про себя то мастерство, с которым колдоведьма излечила все серьёзные травмы Джастина.
— Три ребра у него были сломаны, в двух трещины. Нос ещё… И зубы пришлось растить новые… Ушибы, как ни странно, лечить сложнее всего, — сетовала мадам Помфри, осматривая плечо Гарри. — У вас здесь болит?
Она легонько нажимала на мышцы, и Гарри приходилось ойкать и морщиться чуть сильнее, чем в иных обстоятельствах. Он должен был убедить колдоведьму в том, что эта травма была получена не три дня назад, а всего лишь вчера.
С самого начала Гарри не собирался обманывать мадам Помфри. Он планировал воспользоваться своим обаянием и даром убеждения, чтобы она позволила ему навестить товарища. Однако стоило Гарри взглянуть в её обеспокоенное и очень серьёзное лицо, стало ясно — к Джастину его просто так не подпустят, и никакие обаяние или дар убеждения не заставят мадам Помфри смилостивиться. Пришлось импровизировать, жаловаться на недавнее растяжение и бессонную ночь из-за ноющей боли, просить противовоспалительную мазь и выслушивать лекцию на тему ответственного отношения к спортивным травмам и пополнения собственной аптечки для мгновенной самопомощи. Так Гарри и оказался лежащим на почти-соседней койке с Джастином Финч-Флетчли. Впрочем, так было даже лучше — обыкновенно мадам Помфри выдавала своим пациентам освобождения от пары уроков, а иногда счастливчикам удавалось получить листочек, позволяющий валяться в постели до конца учебного дня.
Место Джастина было самым дальним от дверей — у окна, рядом со стеллажами, полными лекарств, микстурок, баночек с различными таблетками и фиалов с зельями. Финч-Флетчли, не шевелясь и ни издавая ни звука, лежал на боку, отвернувшись от входа, и Гарри предположил, что тот, не желая привлекать к себе внимания, просто притворялся спящим.
— Он пришёл в себя, мэм? — едва различимым шёпотом спросил Гарри, когда мадам Помфри уже нанесла мазь на его плечо и достала палочку, чтобы магией очистить руки от едкой субстанции.
Колдоведьма оглянулась и посмотрела в сторону кровати Джастина и, решив, что тот спит, ответила вполголоса:
— Да, мистер Поттер, он очнулся под утро. Я уговаривала его позавтракать, но ему было слишком больно… Зубы ещё не до конца выросли, а вы знаете, как это неприятно — растить костную ткань. Я дала ему успокоительное…
На мгновение мадам Помфри замерла, и пустое выражение её глаз напомнило Гарри ту туманную пустоту, которую он часто замечал во взгляде Луны Лавгуд. Вот только мадам Помфри, в отличие от Луны, не улыбалась. Её мучила какая-то мысль, и с каждой секундой дума всё сильнее и сильнее искажала её лицо.
— Я надеюсь, что того, кто сделал это с бедным мальчиком, исключат, — наконец мадам Помфри произнесла вслух то, что её так терзало.
— Такое уже бывало? Ну… Нападения? — спросил Гарри.
Ему хотелось убедиться, что шансы на исключение этого ублюдка Саммерби есть, что в школе уже были прецеденты. А ещё — что, когда Джастин вернётся в свою спальню, Саммерби там уже не будет.
«Мерлин! А ведь они соседи!», — пронеслась в голове у Гарри страшная мысль. — «Это будет катастрофа!». В то же мгновение он осознал — если бы такое произошло между ним и кем-то из его соседей по спальне (лучше всего на эту роль почему-то подходил Симус), Гарри бы не выдержал. Он попросил бы Добби собрать его вещи и исчез бы из школы, стараясь никому не попадаться на глаза.
— Бывало, — наконец ответила мадам Помфри. Она, как и Гарри, о чём-то задумалась, и только теперь вернулась к реальности. — Наверное, бывало. Но не при мне, конечно же…
Гарри почувствовал, что колдоведьма солгала ему. Лицо у неё стало совсем озабоченное, раздражённое и будто бы виноватое. В воздухе повисло напряжённое молчание, неловкой стала вполне уютная атмосфера школьного госпиталя с этим солнечным утром и лившимся из окна золотым светом. А ещё спустя мгновение Гарри понял (каким-то волшебным, не иначе, образом к нему пришло это осознание), что именно заставило её осечься и поспешно исправиться. Мадам Помфри не хотела вдаваться в подробности. Мадам Помфри не могла позволить себе разочаровать сиротку, рассказав о весёлых и очень жестоких похождениях его отца.
На душе у Гарри стало гадко. Он мигом представил, что и с какой жестокостью мог вытворять пятнадцати-шестнадцатилетний Джеймс Поттер. А когда он представил, как бы отреагировал отец, узнай он про принадлежность Гарри к касте убогих извращенцев, заслуживающих травли… Это бы была катастрофа не меньшая, чем случилась с бедным Джастином! Не терпевший людей незаурядных, отличающихся, Джеймс определённо не был бы терпим и к подобным отклонениям. Будь отец жив и, возможно, не так крут нравом по прошествии лет, он никогда бы не принял его таким…
— Посидите немного, пока мазь не перестанет жечь, потом можете одеваться, — суетливые распоряжения мадам Помфри вернули Гарри к реальности. — Рубашка испачкается, но ничего не поделать — до вечера лекарство смывать не следует.
Гарри механически кивнул, но колдоведьма этого не увидела — она уже была на пути в свой кабинет. Пара мгновений, и вот уже дверь кабинета тихо хлопнула, Гарри остался наедине со своим шпионским замыслом. Постаравшись отогнать тяжёлые мысли в самый тёмный угол сознания (об отце он может подумать и позже), Гарри осторожно, стараясь не издавать лишнего шума, поднялся с кровати.
— Эй, Джастин! — позвал он шёпотом, огибая пустую кровать и на цыпочках приближаясь к последней в этом ряду. — Можешь не притворяться. Я же слышу, что ты не дышишь! Спящие иногда дышат.
Финч-Флетчли отозвался не сразу. Должно быть, он всё-таки надеялся избежать нежеланного разговора, но отражение в стеклянной створке ближайшего из стеллажей выдало его бодрствование — тёмные глаза были распахнуты. Наконец Джастин повернулся.
— Зачем ты пришёл? — пробубнил он, осторожно устраиваясь на подушке.
На лице его были два здоровых синяка (один на скуле переходил в другой — под глазом), ссадина и выражение сердитого смущения.
Должно быть, сегодня к нему уже заглядывали самые наглые из любопытных, и он не был рад Гарриному визиту. Видимо, ожидал продолжения издевательских расспросов и шуток.
— Ты сейчас шутишь, верно? — по-театральному оскорблённо фыркнул Гарри, присев на краешек койки. — Конечно же, я пришёл, чтобы мадам Помфри измазала меня вонючей мазью, — он робко улыбнулся и кивнул на своё обнажённое плечо, кожа на котором покраснела от заботливых растираний. — Как ты мог подумать о чём-то ещё?
Секунд десять Джастин смотрел на него ошарашенно, и Гарри подумал, что он переборщил с комическими эффектами. Возможно, после случившегося у пуффендуйца временно атрофировалась способность воспринимать юмор и сарказм. А, может быть, последняя фраза слишком напоминала неумелую попытку… флиртовать? Ещё и эта чёртова рубашка, которую пока нельзя было полностью надеть! Уже второй раз спокойно беседовать с Джастином ему мешала нагота.
Но нет, брови Финч-Флетчли шевельнулись, и хотя узкие, спёкшиеся от уже поджившей ранки губы остались неподвижны, его глаза заулыбались. Правда, смотрелась эта весёлость в контрасте с распухшим носом, ссадинами и синяками довольно жутко.
— Наверное, это хорошо, что ты заглянул, Гарри… — теперь Джастин заговорил мягче. Он шепелявил, поскольку передние его зубы ещё не выросли до конца. — Мне хотелось бы попрощаться с кем-то из нашего отряда. Перед… отъездом.
Гарри непонимающе нахмурился.
— Каким ещё отъездом? Не говори, что ты… — он замолчал, не окончив фразы.
Одного взгляда в тёмные, блестящие решимостью и страхом глаза Финч-Флетчли было достаточно, чтобы понять — он не шутит.
— Утром пришло письмо от мамы. Они приедут вечерним поездом, помогут собраться, и ещё до завтрашнего завтрака я буду дома. Спраут сказала, что нам разрешат воспользоваться директорским камином. Родителям точно будет, что вспомнить.
— Но как же школа? — возмутился Гарри. — Ты же не можешь… Как ты закончишь школу? Ладно бы ты был на седьмом курсе, но отчисляться сейчас!
Финч-Флетчли отвёл взгляд. Теперь всё было наоборот — его раненые губы нешироко усмехались, а вот в глазах поселилась тоска. Он пожал плечами.
— Спраут замолвит за меня словечко перед Дамблдором. Думаю, что смогу подготовиться к экзаменам сам. Учебники будут при мне, палочка тоже…
Бывает так, что гнев захлёстывает человека в одну секунду. Сердце сначала ухает куда-то вниз, а затем начинает биться в бешеном ритме. Кровь приливает к лицу и ушам, бросает в холод, а потом сразу же в жар. И хочется вскочить, забегать по комнате, броситься на недоброжелателя, растерзать его, тем самым остановить жестокую, фатальную несправедливость! Всё это почувствовал сейчас и Гарри.
— Ты что, совсем поехал? — грозно зашептал он, подвинувшись ближе и нависнув над Джастином. — Был бы ты совершеннолетний! Нам колдовать вне школы нельзя, ты забыл? Отчислишься и куда ты пойдёшь? Работать в какой-то лавочке помощником продавца за десять галлеонов в неделю? Или надеешься, что в середине года тебя возьмут в другую школу? Может, ты знаешь французский, чтобы поступить в Шармбатон? Или какой-нибудь болгарский или русский? — говорил он совершенно Гермиониным тоном, с теми же запугивающими, поучительными интонациями. — Ты не можешь позволить ему… позволить им избавиться от тебя! Ты меня понимаешь?
Аргументы Гарри, конечно, не имели особого веса, поэтому он постарался грозно сдвинуть брови и придать своему лицу наибольшую выразительность. И, судя по ошарашенному виду Финч-Флетчли, это ему почти удалось.
— Я… — выдавил из себя Джастин. — Я уверен, что Хогвартс — не единственная возможность для меня…
— Да послушай же ты! — перебил его Гарри. — Это ведь просто трусость — подписывать себе приговор только потому, что…
Гарри осёкся. В одно мгновение весь Финч-Флетчли переменился. Выражение его лица из неуверенного стало каким-то воинственным, а взгляд его тёмных глаз стал надменным, тяжёлым. Теперь он словно весь состоял из какой-то горделивой обречённости. Гораздо позже Гарри узнал — так выглядят люди, которым ничего больше не осталось, кроме как защищать свои поруганные достоинство и честь.
— Мои возможности не ограничиваются приспособлением к волшебному миру. Как я уже говорил много раз, я никогда не мечтал учиться здесь. Родители собирались отдать меня в Итон, и я не считаю, что он хоть в чём-то уступает Хогвартсу. И лучше я буду жить как обычный человек…
— Как маггл? — почти уже обречённо переспросил Гарри.
— Как обычный, — на этом слове Джастин сделал особый акцент, — человек, чем мириться с… с…
Видимо, на этом у Финч-Флетчли закончились и силы, и запал. Он откинулся на подушку и снова повернулся на бок, натягивая одеяло до самого своего вспухшего, красного носа. Только теперь Гарри заметил, что Джастина бьёт мелкая дрожь. Плечи и руки его легко подрагивали, как он ни старался это скрыть. Видимо, его нервное напряжение достигло некой высшей точки. Нужно было или уходить, признав своё поражение, или же сменить тактику, и Гарри сделал последнюю попытку.
— Я слышал, что Снейп очень заинтересован в этом деле. Он добивается отчисления Саммерби, — проговорил он. — Даже поставил директору какой-то там ультиматум…
Это было вынужденной, выдуманной из наилучших побуждений, и всё же откровенной ложью. Никогда Гарри не терпел слухов и сплетен, и вот теперь он самолично выдумывал некую подробность школьного скандала. А ведь он даже не был уверен в правдивости слухов о причастности Снейпа. В этом клубке домыслов, выдумок и фантазийных пикантных подробностей, к которому приложили руку все от семикурсников до сопливых малышей, правду было найти нелегко.
— Врёшь, — буркнул Финч-Флетчли, не поворачиваясь. Почувствовал неуверенность в Гаррином голосе, не иначе. — Он был здесь рано утром, приносил какие-то склянки и на меня даже не посмотрел. Чем быстрее скандал замнут, тем меньше ему достанется проблем. Мне уже сказали, что у него неприятности из-за…
— Не вру я, — перебил его Гарри, уже поднимаясь на ноги. — Вот увидишь, что не вру. Только… Не уезжай до завтра, договорились?
Ответить на это смутное увещевание Джастин не успел.
Рубашку Гарри застёгивал, закрывая за собой дверь госпиталя. На ходу он накинул мантию, галстук свернул и засунул в карман — возиться с полосатым орудием пытки у него не было времени. Ему срочно нужно было найти Снейпа, пока не начался третий урок. Нельзя было терять ни минуты — коридоры, наполненные сотнями и сотнями студентов, уже вовсю гудели.
Листок с освобождением от занятий, подписанный мадам Помфри, так и остался лежать на прикроватной тумбочке.
***
Было ли дело в болезни и немощи Дамблдора, или в его нежелании противостоять Северусу в присутствии его коллег, но утреннее собрание в учительской оставило у последнего чувство мстительного удовлетворения.
Он добился своего — родителям пуффендуйского подонка была отправлена сова с требованием забрать сына из школы в срок до завтрашнего дня. Конечно же, до официального исключения с переламыванием волшебной палочки и привлечением авроров не дошло. «Звезда спорта», «талантливый ловец», «вспыльчивый, драчливый, но вовсе не злой мальчик» — такие характеристики давала этому паршивцу Спраут, чьи надежды получить рождественскую премию в конце этого года таяли с каждым часом. Северус же был непреклонен. Он красочно описал каждую деталь расправы (другого слова здесь было употребить нельзя), учинённой этим Саммерби над однокурсником.
Свидетелей избиения было множество (с самого утра в школе только и говорили об этом происшествии), а потому Северусу даже не пришлось приукрашивать свой рассказ. Многочисленные удары ногами, отсутствие любых попыток жертвы напасть в ответ, брызги крови и выбитые зубы, сломанные кости, выкрики оскорблений… Будь Саммерби совершеннолетним и будь у родителей Финч-Флетчли хотя бы какие-то связи в магическом мире, негодяй ещё вчера был бы арестован. Но у получившего столько травм мальчишки, не было никого, кто мог бы защитить его интересы, и вопрос о будущем преступника был решён в узком преподавательском кругу. Здесь были все — свидетель и обвинитель в одном лице (лице Снейпа, конечно же), присяжные, и судья.
Северус, дававший показания, не опустил и подробностей о содержании тех оскорблений и самой сути конфликта.
— Возможно, мальчик не имел в виду… — бормотала покрасневшая, словно перезревшая огненная редька, Спраут. — Они часто используют такие выражения, не имея в виду ничего подобного…
— Я считаю, что мистер Саммерби уже достиг того возраста, когда человек даёт себе отчёт в том, что именно вылетает из его рта. Что бы он ни имел в виду, он нанёс слишком много вреда и этому Финч-Флетчли, и всей школе, чтобы его дальнейшее обучение здесь продолжалось.
— Но Северус… У него может быть блестящее будущее! — воскликнула мадам Хуч, сидевшая чуть поодаль. — Приняв неверное решение, мы перечеркнём…
Яростный, убийственный взгляд Снейпа заставил её сжаться в кресле и опустить голову.
— А что насчёт блестящего будущего других учеников? — Северус посмотрел в сторону директора. — В следующий раз он убьёт кого-нибудь, и тогда кому-то из вас придётся быть за это в ответе. И это перечеркнёт гораздо большее, уж поверьте мне!
Ни у кого из присутствовавших (а в то утро в учительской столпился весь педагогический состав, включая Филча и не включая Хагрида, которому попросту не нашлось места в столь небольшом помещении) не оказалось возражений. Письмо родителям было вскоре отправлено.
— Мы должны избежать скандала, Северус, — сказал ему Дамблдор позднее, когда они встретились за завтраком.
Конечно, старика можно было понять. Его положение в глазах общества всегда было шатким, а в последние годы должность директора была единственным оставшимся у него оплотом влияния. Пока Дамблдор был жив, он не мог позволить себе потерять контроль над Хогвартсом, как это случилось в прошлом году стараниями Амбридж.
— Само собой, Альбус, — ядовито усмехаясь, прошипел Снейп и занял своё место за преподавательским столом.
У него были свои, «не скандальные» рычаги давления — всего несколько писем, и «талантливого спортсмена с блестящим будущим» не примут ни в одну магическую школу Европы или Америки. И Северус намеревался в ближайшие дни выкроить пару часов, чтобы написать эти письма.
***
Поттер стал неожиданностью. Растрёпанный и громко пыхтящий, кое-как одетый, румяный и взмокший от долгого бега, утерявший где-то галстук, пахнущий потом, ментолом и перцем, он горячим вихрем набросился на Снейпа у самой двери класса. Отшатываться от этого вихря почему-то не захотелось — в зелёных, с поволокой усталости, глазах не было злости, а были смиренность и надежда.
— Сэр, постойте! Это очень важно, сэр! — бормотал он, нервно переступая с ноги на ногу, не будучи в силах ни совладать с внутренним напряжением, ни даже стоять ровно. Пыхтеть он также старался потише, задерживал дыхание, сопел через нос, говорил и на выдохе, и на вдохе, даже с расстояния двух шагов обдавая горячим дыханием.
Уже прозвенел звонок, нужно было начинать занятие, а потому Северус мог бы велеть мальчишке отстать и убираться вон по направлению, соответствующему индивидуальному расписанию шестикурсников Гриффиндора. Он мог бы даже снять с его факультета несколько баллов за шатание по коридорам в урочное время, за бег в коридорах и даже за непотребный внешний вид. Но что-то (наверное, обычное любопытство или хорошее настроение) подсказало Северусу остановиться и выслушать Поттера.
— У вас тридцать секунд, мистер Поттер. Отсчёт пошёл! — с напускным раздражением прорычал он, скрещивая руки на груди.
— Вы… Я слышал… — забормотал он, пытаясь подобрать нужные слова. — То, что случилось с Финч-Флетчли… Негодяя отчислят?
Северус едва сдержался от того, чтобы рассмеяться вслух. Вот что так интересовало Поттера, судьба его товарища по подпольным организациям.
— Негодяя? А мне казалось, что вы с Финч-Флетчли были по одну сторону… — Северус нарочно сделал эту паузу такой звенящей. — Конечно, если брать во внимание ваши политические взгляды… — Теперь он нарочно заглянул Поттеру в глаза, прочитав в них замешательство и тревогу. — Либеральные и даже революционные.
Уже давно было пора начинать урок, но Снейпу отчего-то захотелось немного развлечь себя беседой с этим забавным добродетелем. По крайней мере, сегодня Поттер старался следовать правилам вежливости.
— Нет, сэр, вы не поняли! — затараторил Поттер ещё быстрее прежнего. Видимо, он воспринял слова профессора о тридцати секундах буквально. — Я о Саммерби. Его просто обязаны исключить! — в тишине опустевшего коридора последние слова мальчишки прозвучали громко и гулко.
— Тише! — зашипел на него Северус. — С чего вы это взяли, мистер Поттер? Что навело вас на мысль, что негодяй здесь именно мистер Саммерби? И что при всех его заслугах перед школой он должен быть исключён?
Внутри у Снейпа что-то клокотало. Что-то тёплое, довольное и любопытное. Он едва сдерживал довольную, насмешливую ухмылку и сам не мог объяснить себе, почему такие смешные, такие яростные попытки Поттера защитить своего друга так забавляли.
— Вы прекрасно знаете, почему я не могу считать никак иначе, сэр! — Поттер перешёл в наступление мгновенно, в его взгляде появилось что-то диковатое, звериное. — Я не знаю, что произошло между Джастином и тем уродом, да и не хочу этого знать! Но я знаю одно — Джастин ни в чём не виноват. И если он бросит школу из-за травли, это будет вина всех и каждого, кто приложил к этому руку! — гневно говорил он, глядя зверёнышем. — Тем более каждого, кто эту руку не приложил. Это вина будет моей. И вашей, сэр!
Наконец наступила тишина. Поттер всё так же тяжело дышал, на его щеках расцветал злой румянец. Судя по расширенным зрачкам и дрожащим ресницам, ему было страшно, но вряд ли он жалел о сказанном.
— Во-первых, мистер Поттер, следите за своим языком, — наконец произнёс Снейп.
Говорить отчего-то было тяжело — грудь сдавило. От его хорошего настроения ничего не осталось.
— В своей наглости и дерзости вы недалеко ушли от того же Саммерби. Вы вроде бы собирались просить меня о чём-то? — Северус выразительно вскинул бровь. — Возможно, мне показалось?
Поттер забормотал что-то неразборчивое, а затем потупил взгляд и с неохотой кивнул.
— Так значит, мне не показалось, мистер Поттер. В таком случае помните, что смиренные просьбы плохо сочетаются с хамством. А теперь идите на свой урок, у меня нет ни времени, ни желания воспитывать вас.
Северус бросил на Поттера уничижающий взгляд и сделал шаг в сторону, уже намереваясь взяться за ручку классной двери.
— Сэр, пожалуйста! — в голосе мальчишки звучало настоящее отчаяние. — Я не хотел оскорбить вас! И мне очень жаль, что я всё же это сделал. Пожалуйста, сэр…
Северус замер. Он не обернулся, но для Поттера было достаточно и этого.
— Вы можете повлиять на эту ситуацию, я это знаю, — он понизил голос до шёпота. — Вы, как и я, понимаете, каково это…
— Довольно! — Снейп совсем потерял терпение, хотя и не повысил голоса. Он бросил на Поттера предупрежающий взгляд через плечо. — Идите на урок, мистер Поттер. И да будет вам известно, что этим утром директор уже принял решение об исключении мистера Саммерби из школы. Завтра тот уже покинет Хогвартс и будет чинить беспредел в каком-то другом волшебном учебном заведении. Ни вашему другу, ни лично вам, ни остальным… больше не угрожает опасность в его лице.
Поттер уставился на Снейпа так, словно тот обратился к нему не на английском, а на чистом парселтанге. Заторможенно моргнул, вздохнул и совершенно по-идиотски улыбнулся.
— Спасибо, сэр. Хорошего вам дня!
Честное слизеринское, если бы в ту же секунду Поттер не сорвался с места и не помчался по коридору прочь, Северус немедленно проклял бы его. Но он сорвался и помчался, и всё, что осталось Снейпу — ошарашенно смотреть ему вслед. Звук быстрых шагов гулко отдавался в коридорном своде. Из кармана ученической мантии торчал конец полосатого, ало-золотого галстука. Он вился за Поттером, словно юркий тигриный хвостик.
Удивительное дело — в то утро пятикурсники Пуффендуя и Гриффиндора не потеряли на уроке Защиты ни одного балла. Это странное явление и породило слух о том, что Снейп жестоко растерзал несчастного Саммерби, и оттого в тот день находился в приятном расположении духа. Тем более, что Саммерби никто не видел со вчерашнего ужина.
