22 апреля 1997
Сфера диагностических чар не показывала никаких отклонений, помимо истончившихся за время долгого постельного режима мышц. — А теперь пошевелите пальцами ног. Мисс Белл, сидевшая на краю госпитальной койки, вопросительно хмыкнула, но всё же пошевелила пальцами сквозь глупые ало-золотые носки. — Болезненные ощущения? Покалывание или мурашки? Слабость? И в руках также нет? Девушка мотнула головой три раза подряд, а затем кивнула. — Сожмите мои руки, — Снейп протянул ей обе ладони. — Сильнее. Холодные наманикюренные пальчики сжали его кисти с одинаковой силой. — Как я понимаю, ночных судорог и прострелов нет? — Нет, сэр. Сплю, как раньше, — ответила Белл, елозя снятой туфлей по мраморному полу. Северус предположил, что в прохладном помещении у неё замерзли ноги. — Хорошо. Можете обуваться. Снейп поднялся со стула и направился к кабинету миссис Помфри. — Профессор! — окликнула его Белл на полпути, и Северус обернулся. — Спасибо. Мама с папой рассказали мне, как вы… Как вы лечили меня, и всё такое. В ответ на эту спутанную благодарность Снейп лишь сдержанно кивнул. — Зайдите к своему декану, мисс. Профессор МакГонагалл хотела вас видеть.***
29 апреля 1997
Снейп ошибался. Все эти месяцы он думал, что Поттер — с этими его скорбящей безбашенностью и дерзостью, с бессмысленным риском, с осознанными и неосознанными попытками раз за разом подвергать свою жизнь опасности — был опасен только для самого себя. Снейп игнорировал обвинения Поттера в сторону Драко. Обоснованные, стоит сказать, обвинения. Мальчишка в открытую заявлял, что младший Малфой — злодей, чуть не лишивший жизни безвинную девочку и покусившийся на жизнь директора школы. МакГонагалл делилась со Снейпом своими опасениями, Дамблдор предупреждал и требовал быть осторожнее. И вот оно — последствие его, Северуса, глупости и невнимательности. А невнимательность и невнимание к своей персоне Поттер всегда переносил тяжело. Должно быть, уже прошло несколько минут, как Поттер умчался за своими учебниками. А Снейп всё ещё стоял посреди разгромленного туалета и вглядывался в своё отражение в разбитом, пошедшем трещинами зеркале. Блестящий от пота лоб, бледное, как мел лицо, бескровные губы — он выглядел едва ли лучше Драко, которого он недавно вывел отсюда и нёс на руках добрую половину пути до больничного крыла. Осознание пришло не сразу. Всё это время Северус думал только о Драко, а ещё — самую малость, краем сознания — о его родителях. А ведь сегодня он сам едва не погиб. Не позови эта мёртвая девчонка на помощь, не окажись Снейп неподалёку от этого проклятого туалета, выбери он другой путь к директорской башне — и Непреложный Обет забрал бы его жизнь следом за жизнью Драко. Нет, не то чтобы Северус дорожил этой самой жизнью или страшился смерти. Нет, сколько Снейп себя помнил, он относился к неизбежному со смирением, а иногда и с нетерпением желал, чтобы его конец пришёл поскорее. Но одно дело — философствовать на тему окончания земного пути. Другое — внезапно оказаться у самого края и заглянуть в бездну неизвестного. Он тяжело вздохнул. «Бедный мальчик…». В воздухе всё ещё висел тяжёлый, тошнотворный металлический запах. Снейп стоял по щиколотку в розовой, подкрашенной кровью воде, и не находил в себе сил достать палочку и избавиться от этих улик. Таким Поттер и застал его. Мальчишка закрыл за собой дверь и прошаркал навстречу Снейпу, заставляя кровавую воду на полу колыхаться. Волосы — мокрые от пота, на щеках — пятна румянца. На плече у него висела школьная сумка. Северус молча протянул руку. Поттер затравлено взглянул на него и, помедлив, всё же отдал профессору сумку. Снейпу хотелось ударить его. Хотелось вмазать по этой глупой, испуганной физиономии, сломать эти дурацкие круглые очки, вцепиться в эти растрёпанные пакли и, отняв у него тот злополучный учебник, выбросить Поттера в коридор. Титанических усилий стоило ему взять себя в руки. Северус открыл сумку и принялся вынимать учебники один за другим, бегло просматривая и швыряя их на пол — в воду. «Купит новые, ячейка Поттеров от этого не опустеет». Наконец в сумке осталась самая последняя книга — учебник по зельеварению. Чистая обложка, никаких пятен и надрывов, яркие краски, светлые, не исписанные страницы. Эта книга была напечатана не больше пары лет назад. — Это ваш «Расширенный курс», Поттер? — издевательски светским тоном спросил Снейп. — Да, — тяжело выдохнул мальчишка и совершенно бесстыдно захлопал ресницами. — И вы совершенно в этом уверены, не так ли? — Теперь Северусу уже захотелось пустить в него Непростительное. Аваду или Круцио — он пока не определился. — Да, — тон Поттера стал совсем хамским. — Вы купили его в магазине «Флориш и Блоттс»? — прошипел Снейп, делая шаг к нему. — Да, — нагло повторил Поттер, и Северусу стало ясно — этот дурак нарывается нарочно. — Тогда почему же, — Снейп навис над мальчишкой, — на внутренней стороне обложки значится «Рундил Уозлик»? С лица Поттера исчезло самоуверенное выражение. — А это у меня прозвище такое, — прошептал он. — Ваше прозвище, — эхом повторил Снейп, а про себя подумал: «Он совсем не сожалеет. Ни капельки. И что страшнее — даже не представляет, какой опасности подверг себя и других, оставив этот учебник. О Мерлин, я надеюсь, ему не пришло в голову применить к зачарованным записям на последних страницах распознающие чары. Иначе…». — Ага, так меня друзья называют, — Поттер всё продолжал это бездарное представление. — Значение слова «прозвище» мне известно, — сказал Снейп, безотрывно глядя мальчишке в глаза. «Что же делать с этим идиотом? Отвести его к Дамблдору? Нет, старику нет никакого дела до этого. К тому же, это ведь он подсунул Поттеру проклятый учебник. Сдать Поттера на волю МакГонагалл? Сама она не станет тратить время на эту бестолочь, а отработки с Филчем — мытьё полов и уборка фестрального помёта — вряд ли будут иметь хоть какое-то действие. Поттер несгибаемо глуп, да к тому же оставлять его на несколько часов в одиночестве сейчас попросту опасно». Решение пришло само собой. В школе был только один человек, которому можно было безбоязненно поручить Поттера. — Знаете, что я думаю, Поттер? — совсем тихо произнес Снейп. — Я думаю, что вы лжец, проходимец и заслуживаете того, чтобы до конца семестра проводить каждую субботу в школе, со мной. А что думаете вы, Поттер?***
3 мая 1997
Утро субботы — среди всей недели у Гарри это было любимое время. Завтрак в выходные длился на полчаса дольше, а потому можно было проснуться попозже и немного понежиться. Всё можно было делать не спеша — выбираться из постели, умываться, спускаться на первый этаж. Можно было спокойно читать за завтраком и не поглядывать на часы. А затем следовало то, что делало субботу особенной. Это был квиддич. Обычно в десять начиналась многочасовая тренировка, но сегодня суббота была ещё особеннее. Сегодня была игра Гриффиндор — Слизерин! Яркое майское солнце, свежий воздух, лёгкость полёта, веселые и обязательно оскорбительные кричалки, звонкий смех, задорный блеск глаз и заколдованных значков на выходной одежде, трепыхание факультетских флагов на ветру — всё это было в недосягаемости. Он был отделён от этого праздника жизни, от своего факультета и друзей каменными стенами, коридорами и лестницами. Сюда, в подземелье, не доносилось ни радостных криков и гимнов, ни единого лучика солнца. Конечно, Снейп должен был наказать его. Вот бы этот упырь просто отстранил его от игры в качестве наказания — Гарри мог бы простить его. Око за око, так ведь говорится? Его любимчик Малфой теперь валяется в госпитале и залечивает шрамы, а Гарри не участвует в матче — так было бы честно. Но это… Лишить его четырёх лучших часов недели до конца учёбы! Запереть его здесь, когда всё веселье, вся жизнь проходит там, наверху! «Сириус Блэк уличён в применении окрашивающего заклинания к волосам Гилдероя Локхарта. Волосы Локхарта сменили цвет со светлого на чёрный. Единоразовое взыскание» — гласила надпись на очередной покрытой паутиной карточке. Гарри не смог сдержать улыбки. Конечно, многие поступки Джеймса Поттера и его друзей казались Гарри жестокими, но среди них попадались и вполне безобидные розыгрыши. Он прекрасно помнил, каким лжецом и негодяем оказался Локхарт. Гарри подумалось, что, скорее всего, этот обманщик был таким ещё в школе и в этом случае он точно получил по заслугам. — Я же говорил, вы найдёте это занятие увлекательным, — язвительный комментарий Снейпа был словно ушат холодной воды. Этот ублюдок копался в своих бумажках так тихо, что Гарри иногда забывал, что он здесь не один. — Пытаюсь искать хоть какие-то плюсы в этом, сэр, — огрызнулся Гарри, бросив на Снейпа сердитый взгляд. Тот не ответил и, поморщившись, словно вид ученика вызывал у него тошноту, снова уткнулся в свои записи. Гарри почему-то почувствовал себя глупо. В кабинете было темновато, и кроме двух газовых ламп на их столах да тусклого зачарованного окна источников света здесь не было. «Нравится ему глаза ломать?» — подумал Гарри, сунул карточку о Сириусе и Локхарте в подходящую для неё коробку и обещал себе больше не улыбаться. Да и вообще никак не провоцировать Снейпа, и даже не смотреть на него. В течение сорока минут и двенадцати карточек Гарри твёрдо сдерживал данное себе обещание. Но затем его взгляд снова задержался на Снейпе. Тот всё так же продолжал заполнять мелкими закорючками толстую записную книжку. Одна рука — сжимала пёстрое, чёрно-белое перо. Другая — подпирала голову. «И что он там такое сочиняет? Роман?». — Профессор… — подал голос Гарри. — Хм-м? — промычал Снейп, не прекращая строчить. Видимо, он ответил на автомате. — Можно спросить? — Гарри почувствовал себя глупо. Уж лучше бы он сидел и перебирал карточки дальше. — Вы уже спросили. — Можно спросить второй раз? — Вы и второй раз спросили, — наконец Снейп поднял на него глаза. И взгляд этот был странный, какого Гарри у него никогда не видел — рассеянный и одновременно сосредоточенный. А ещё — совсем не сердитый. — А что вы пишете… так долго? Сэр? — Статью. Научную статью, — Снейп обмакнул кончик пера в чернильницу, и его рука замерла. Видимо, он потерял мысль и пытался вспомнить, что собирался написать. — А о чём? — О зельях, — буркнул профессор и, наконец поймав мысль, продолжил тихо скребышать по бумаге. — Вы публикуетесь, сэр? — всё не отставал Гарри. Он сам не мог понять, зачем ему была нужна эта информация. Наверное, всё дело было в скуке и странном состоянии Снейпа — сейчас, задумчивый и занятой, он казался безобиднее всего. — Не публикуюсь, Поттер. — Почему, сэр? — Пожирателей не публикуют в научных журналах, — отсутствующим тоном ответил Снейп, снова окуная перо в чернила. — Это влияет на репутацию издательства в глазах общества. Подрывает доверие. Гарри не нашёлся, что ответить. Он бросил на профессора короткий взгляд, взял следующую карточку и тоже окунул перо в чернила. С кончика тут же капнуло, и большая клякса растеклась по пыльной бумаге. Теперь было невозможно понять, кого и за что наказали недельной чисткой фестраловых стойл. — Тогда зачем вы пишете это? — Мистер Поттер, не пытайтесь заговорить мне зубы, — строго ответил Снейп. Гарри упустил момент, когда профессор дотронулся волшебной палочкой до страницы и, применив высушивающее чернила заклинания, захлопнул свои записи. — Я не… — попытался вставить Гарри, но был прерван. — Я не имею привычки беседовать с лжецами, которые проявляют ко мне неуважение. Тем более — отвечать на дурацкие, бестактные вопросы. И если вы думаете, что ваш талант к светским беседам сможет отвлечь меня и я прощу вам лень, вы ошибаетесь. Не закончите с этими коробками до экзаменов — я буду ждать вас каждую субботу здесь и в следующем учебном году. Гарри раздражённо смял испорченную карточку и приступил к следующей. «Драккл меня дёрнул разговаривать с этой сволочью. Пусть пишет свои никому не нужные статейки про отличия гнойников кольчеигловых червей от гнойников волосатых слизней, мне-то что?» — сердито подумал он. До конца сегодняшней отработки Гарри ни разу не поднял головы от своих карточек. Он не видел ни странных взглядов Снейпа в его сторону, ни лёгкой усмешки, тронувшей его тонкие губы.