Шут, Маг, Цирк и его душа

Октябрь то согревал внезапным теплом, то заливал город дождями. Солнечные дни казались заблудившимся отголоском лета, однако потом возвращалась сырость с ароматами прелой листвы и ноткой костровой горечи. Впрочем, у цирковой труппы не было времени следить за переменчивостью погоды. Пока артисты были заняты отработкой номеров, Иван Фёдорович несколько дней провёл в бесконечных разговорах с Александром Колесниковым и Романом. На эти встречи не допускали даже Аркадия, и когда наконец Иван Фёдорович вызвал его к себе, Медведев не мог и представить, о чём пойдёт речь. Утро выдалось ясное, но стоило Аркадию войти в кабинет, как свет померк, и это показалось неприятным знаком. Медведев сел и выжидающе посмотрел на директора, тот же стоял к нему вполоборота. Казалось, что он осунулся и даже постарел, под глазами залегли тёмные круги, да и вокруг рта наметилась горестная складка. Но заговорил он уверенно и даже зло: — В общем, так, Аркадий, нам предстоит серьёзно изменить программу. Все эти… клоунады, — он замялся, — все убираем. Теперь акцент представления на фокусника. Александр — человек компетентный, так что он не подведёт. Главное, подготовить труппу. Ну и, конечно, нужно придумать, как номера сочетать, чтобы не слишком переиначивать уже подготовленную программу… — Но как же так? — опешил Аркадий. У него и в голове не укладывалось, что можно настолько сильно изменить мнение. Да и чудилось в этом что-то непонятное, зловещее почти что. — Вот так, таково окончательное решение наших спонсоров, и мы спорить не станем. Иначе вообще никакого представления не получится. Убираем номера клоунов… — Иван Фёдорович всё-таки повернулся к нему. Аркадий никак не мог отделаться от мысли, что перед ним совсем другой человек, не тот, с кем он так хорошо сработался, не тот, кому нравилась новая программа. И уж точно не тот, кто так беззаветно любил цирк! Словно сквозь черты знакомого лица проглядывал некто странный, чужой, вот только нельзя было встать и уйти. Тревога сжала сердце Аркадию, но он попытался взять себя в руки и мыслить разумно. В кабинете повисла напряжённая тишина. — Нужно собрание труппы провести, — через минуту неловко предложил Медведев, понадеявшись малодушно, что спорить со всем коллективом Иван Фёдорович не станет и всё же не будет передёргивать весь сценарий. — Собрание… Собрание — это дельная мысль, — на мгновение взгляд Ивана Фёдоровича стал неуверенным, будто он вспомнил о чём-то. — Что ж, проведём, можешь оповестить всех. Сегодня же вечером. Но с новым сценарием не затягивай. Нужен как можно скорее, понятно? — Да, Иван Фёдорович, — Аркадий встал. Он и представить себе не мог, что теперь делать. Вся работа полетела в тартарары. Как это так получилось? Тут поневоле поверишь, что на самом деле убедили директора не слова спонсора, а гипноз. Выйдя из кабинета, Аркадий долго ещё стоял в коридоре, собираясь с духом. Не мог он так просто, как ещё день назад, обойти всю труппу, обзвонить всех, кого сегодня нет в цирке, и сообщить, что на переправе коней собрались менять. За окном опять зарядил мелкий осенний дождь, и Аркадий всё-таки двинулся к залу, где работали акробаты, хотя решиться и рассказать им что-то было невероятно тяжело. Какие вообще можно было найти слова? И как к нему отнесутся после всего? Терять только наметившиеся дружеские отношения Медведев отчаянно не хотел, но у него возникло ощущение, что это он подвёл, не отстоял, не защитил. *** Когда ближе к вечеру вся труппа собралась у директора, раздражение было очевидно. Поначалу все не могли успокоиться, переговаривались, точно школьники, ворчали, не обращая внимания на то, что директор здесь же, только стоит спиной. Но вот Иван Фёдорович развернулся и встретил их жёстким взглядом. Да таким, что в этом человеке прежнего директора и узнать-то было сложно. — Попрошу принять информацию спокойно, — начал он, и все невольно замолчали. — Да, приходится учитывать мнение спонсоров. Так что программу мы переиграем. Надо сказать, что большинства из вас это никак не коснётся… Дикий мотнул головой и заявил: — Аркадий нам уже в общих чертах обрисовал, что Виктор и Степан оказались спонсорам неугодны. Но это касается нас всех. — Да, так и есть, — Иван Фёдорович перебил его. — И нам придётся считаться с этим. Заменять потенциально сильными номерами. — Это фокусником, что ли? — подала голос Татьяна. — Я-то знаю, что это за человек. Сталкивались мы уже. Тут его многие помнят, — прозвучало это зловеще. — Ничего хорошего из такой затеи не выйдет. — Ну почему же не выйдет? Современно, интересно, Аркадий постарается, — Иван Фёдорович прошёлся по кабинету. Видимо, его совсем не смущало напряжение, воцарившееся после этих слов. — Нужно поворачиваться лицом к публике, нужно чутко реагировать на время… — Чушь какая, — не выдержал Степан, поймав тяжёлый и печальный взгляд Виктора. — Да не найдётся и сейчас цирка, где не было бы клоунов… — А вы не путайтесь под ногами у молодёжи, — резко оборвал его Иван Фёдорович. — Не заставляйте отправлять вас на улицу раньше времени. Чёткое дано указание. Снова повисла тишина, а затем все как один поднялись и потянулись к выходу. Молчаливый протест, правда, вовсе Ивана Фёдоровича не впечатлил, так что разговаривать-то, в общем, было не о чем. Мнение артистов больше никого не интересовало. Ксения задержалась на пороге, будто хотела о чём-то спросить, но помрачнела и тоже выскочила из кабинета, тут же наткнувшись на отца. Виктор стоял, держась за сердце, и этот болезненный жест Ксения упустить не могла. — Что с тобой? — спросила она, поддержав его под локоть. — Ничего, дочка, — качнул головой Виктор, натянуто улыбнувшись. — Новости нерадостные, вот и… — Возможно, зерно истины есть, — Ксения вздохнула. Сами собой на язык просились колкие и неприятные фразы. — Пора тебе на покой, разве нет? Сердце проверить вот нужно бы. Во взгляде отца она прочитала боль и отвела глаза. Наверное, не следовало такого говорить, но слова невозможно было сдержать. — Дорога молодым, — повторила она. — Разве неправильно? Может, кому-то сольник достанется, если… — Ты беги, Ксюша, — вдруг махнул рукой Виктор. — Иди, ты же спешила. Я… у меня дела тут. Ксения хмыкнула и действительно не стала задерживаться. Отчего-то забылось, что отцу явно было нехорошо. Нахлынуло чувство то ли безразличия, то ли даже злости. Только выйдя под дождь, она вдруг поняла, что бросила отца, да ещё и наговорила ему гадостей. Теперь уже не имело смысла ни возвращаться, ни идти домой. На душе было неспокойно, вязко, муторно, и Ксении даже показалось, что она не в себе. — Да что со мной? — спросила она вслух, подняла воротник куртки и побежала к остановке. И уже мгновение спустя боль отступила, приглушилось чувство вины. Всё забылось. На этот раз Ксения не заметила, как быстро изменилось её настроение, не уловила тот миг, когда эмоции вытекли с дождевыми каплями и унеслись прочь, оставляя вместо себя пустоту. Не увидела она и человека в чёрном пальто, застывшего на облетевшей аллее парка, с которой теперь так хорошо проглядывался главный вход в цирк. *** Екатерина Марковна узнала о неприятностях от Аркадия — тот пришёл в буфет сам не свой. Поставив перед ним чашку, Марковна сощурилась: — Что случилось-то? Никто мне не рассказал ещё… — Программу меняем, клоунов убрали, — Аркадий посмотрел на неё. — Он нас слушать не хочет. — Иван Фёдорович? — Марковна обошла стойку и тяжело опустилась на стул рядом. — Нехорошо так. — Все планы нам спутали… — Фокусник, да? Аркадий только кивнул. Екатерина же вспомнила Колесникова и разозлилась. Вот уж кому она не хотела позволять хозяйничать в цирке. Вот только что с этим делать? С Аркадием они поговорили, но и Медведев объяснял, что никакого влияния тут не имеет. Да и ясно это было, что он, человек подневольный, может, когда директор в позу встал, а спонсоры требуют однозначного решения. Однако Марковна всё же хотела попробовать достучаться до Коткина. Всё-таки он поначалу казался ей человеком хорошим, цирку подходящим, пусть и со своими фантазиями. Неужели из-за одного Колесникова он совсем переменился? Буквально на следующий день утром в буфете появился сам Иван Фёдорович. Вместо того чтобы поставить перед ним чай, Екатерина Марковна попыталась попыталась увещевать его: — Не дело это — убирать из программы то, что цирк цирком делает… — начала она. — Не дело лезть в вопросы управления кухаркам, — почти зло ответил Иван Фёдорович. На мгновение Марковна увидела в его глазах отражение чужого сознания и тут же отступила, только чай поставила на стойку. Это уже был совершенно другой разговор. Не с Коткиным пришлось бы общаться, а с чем-то чужим. Сегодня она была не готова с таким-то сталкиваться, так что и её разговор не возымел успеха. Иван Фёдорович допил чай молча, отмахнулся от Марковны, посмотрев так, будто и не видел, и ушёл. Было во всём этом что-то ужасно неправильное, однако пока что никто не высказывал догадок вслух. Каждый из труппы по-своему переживал ситуацию, но разговаривать и смеяться между собой все стали значительно реже. В цирке воцарилась атмосфера напряжённая и тоскливая. Артисты всё же суеверный народ, и говорить о том, что всех встревожило, было сродни откровенному призыву недобрых сил под цирковой купол, вот и замолчали все, затаились, то ли пережидая, то ли готовясь к настоящей буре. *** К тридцатому октября Аркадий сумел-таки набросать новый вариант сценария. Медведеву он был не по душе, но получил горячее одобрение у Романа Колядова. Александр — по мнению труппы, источник неприятностей — в цирке почти не показывался, и эта самоуверенность тоже многих порядком раздражала. С другой стороны, каждый нет-нет, а замечал его будто бы краем глаза. То ли фокусник ото всех скрывался, то ли на самом деле уже всем мерещился, но и о нём теперь говорили значительно меньше. Имя его превратилось в табу. *** Всё это, конечно, затронуло и Дмитрия, и не столько из-за обычных обязанностей, сколько тревожным чувством. С каждым днём он переживал всё больше и совсем не знал, как же с этим справиться, только и оставалось — бродить по цирку в надежде столкнуться с его душой да приглядывать за артистами. Даже с Екатериной Марковной Дмитрий не смог поговорить о собственных страхах, казалось ему, что нужно такое в одиночку пережить и передумать. Вечером, когда все уже разошлись, Ксения осталась ещё поработать. Вроде бы ей этого никто не разрешал, никто её не страховал, но вскоре она уже осталась совсем одна в зале. Трюк, который ей хотелось довести до совершенства, никак не складывался, и она была так погружена в себя, что не заметила, как в зал скользнул Дмитрий. Он же в свою очередь выбрал самый тёмный угол и затаился там. Волнение, которое сегодня охватило Морозова, никак нельзя было объяснить логичными причинами. Отчего-то он точно знал — произойдёт что-то плохое, и потому-то остался. Первое, что ему представилось, — Ксения получит травму. Однако тренировка хоть и шла механически, без особого огонька и драйва, но ничего плохого никак не случалось. И едва Дмитрий собрался потихоньку выйти, немного успокоившись, как в дверях показался Александр. Весь день в цирке его вроде бы не было, и появление сейчас, когда никого фактически не осталось, казалось вдвойне подозрительным. Некоторое время Колесников следил за Ксенией, а потом громко сказал: — Вы же потрясающе талантливы! — Дмитрия резанула неискренность голоса, но Ксения, спрыгнувшая сейчас на пол, улыбнулась. — Думаете? — прозвучало так, будто она говорила через стекло, а звук отражался и дробился эхом. — Совершенно точно. Вероятно, сольный номер?.. — Александр всматривался в Ксению, как хищник рассматривает оленя. Дмитрий видел это, но ничего не мог поделать с собой. Его охватило странное дремотное оцепенение, и даже руки не слушались. Между тем, Ксения отвечала: — Нет, на сольные номера для меня в программе пока места не нашлось. — А мне как раз нужна ассистентка, — Колесников усмехнулся. — Если вы, любезная… — Ксения. — Любезная Ксения, поможете мне, то я поговорю с Иваном. И у вас будет свой номер, даю слово. — Это чушь, — неуверенно отозвалась Ксения, но сколько в том было затаённой боли. — На самом деле это просто, если знать, как надавить, — увещевал Александр. — Завтра я репетирую на манеже. Приходите, требуется совсем небольшая помощь. Акробатка вашего класса сумеет без труда разобраться. И сольный номер я вам гарантирую. — Я… мне нужно подумать, — Ксения вздохнула. — С отцом… — Зачем вам советы неудачников? Разве не его номера сейчас полностью исключили из программы? — Колесников засмеялся. — Решайтесь сейчас, Ксения. Будущее открывается перед вами. Ну же! — Я приду, — она чуть качнула головой, но повторила. — Приду. Дмитрий отвёл взгляд, сердце у него пронзительно заболело. И вдруг вверху мелькнуло какое-то свечение. Морозов запрокинул голову и заметил душу цирка. Та метнулась под потолком, заламывая руки, но тут же вбежала в стену и пропала. Дмитрий сделал над собой усилие и поднялся, он намеревался окликнуть Ксению, убедить её ни за что не соглашаться… но в зале уже никого не было. Когда Александр и Ксения успели уйти, Дмитрий попросту не заметил. *** По дороге домой Ксения чувствовала такой подъём, какого с ней не случалось уже давно. Александр, которого, признаться, при первой встрече она невзлюбила, теперь показался приятным и даже притягательным мужчиной, в его обещание верилось, хотелось верить. Говорил он ну очень убедительно, особенно после того, как они вышли из зала. Провожая её к раздевалке, он успел высказать столько комплиментов, что Ксения и не помнила, говорил ли кто-нибудь нечто подобное хоть раз в её жизни. Она совершенно поверила в себя. Злая радость окрыляла и дарила необыкновенную эйфорию. Да, у неё будет номер, да, она станет работать с тем самым человеком, которого вся труппа намеренно избегает. Пусть назло! Но, действительно, разве не так можно пробиться? Разве не так следует вцепляться в возможности? Идти по головам не так уж и страшно, если это единственный шанс коснуться мечты. Ксения даже решилась пройтись, пусть вечер и выдался промозглый и ветреный. Ей было жарко от удовольствия, она всё ещё помнила, как Александр задержал ладонь в своих руках: — Вы, безусловно, талантливы и очаровательны, у вас большое будущее. Не нужно оглядываться на мнение тех, чья звезда скоро закатится. Ваша только восходит, я знаю, что говорю. Я помогу, я донесу до Ивана Фёдоровича, кого он держит в тени… Дома Ксения даже не заглянула к отцу — а он ждал на кухне — ей захотелось отречься от прошлого, отбросить всё, что когда-то было дорого. Будущее слепило глаза. *** Дмитрий задержался в холле. Он смотрел на зеркала, надеясь снова увидеть душу цирка. Тревога разъедала грудь, царапалась в горле. И только заметив знакомое свечение, он облегчённо выдохнул… чтобы тут же снова обеспокоиться. Душа цирка стояла в зеркале напротив него, протянув к нему руки. Её лицо, слишком строгое, слишком потемневшее, если так можно сказать, выражало ярость. Дмитрий подошёл ближе, коснулся ладонью зеркальной поверхности. На мгновение он поймал взгляд звёздных глаз. — Что же нам делать? — спросил он шёпотом. И его безмолвная собеседница зло ударила в стекло, тут же рассыпавшись искрами. Долго ещё Дмитрий не решался покинуть здание, пока охранник не намекнул, что уж слишком задерживаться не стоит. Морозова ждала октябрьская ночь, полная мороси и тьмы. Но и она не могла сравниться с той тоской, с тем муторным чувством, что поселилось в сердце. *** Оказавшись дома, в пустой и холодной квартире, Дмитрий не стал зажигать свет. Он опустился в кресло у окна. Когда-то именно здесь любила сидеть его бабушка, и в те времена так легко было подойти и почувствовать нежное объятие. Сегодня же никто не мог успокоить и утешить. Дмитрий смотрел, как ночь кутает город, как текут подсвечиваемые фонарями коричневатые низкие тучи, как капли ловят блики, и не понимал, где же начинается и кончается он сам. Внутри всё болело, не сердце, но сама душа. Его раздирало на части предчувствием неотвратимого зла. Завтра. Завтра он должен, обязательно должен оказаться на манеже и узнать, увидеть, что задумал Колесников. С Ксенией, да и с Иваном Фёдоровичем тоже что-то произошло, и Дмитрий пока не мог найти ни единой зацепки, ничего, никакой подсказки, как им помочь. Всё будто бы рушилось. Дмитрий никак не мог отделаться от видения — душа цирка, тоненькая девочка-акробатка, стоит перед бездной, где клубится чернильная тьма. Ветер перемен толкает её в спину, и девочка-искорка-звёздочка падает, бесконечно долго, так страшно падает, исчезая, постепенно истаивая в темноте. Он не знал, как спасти, но его собственная душа кричала о том, что он должен сделать всё возможное. Не у кого было спрашивать совета, не у кого просить о поддержке. Дмитрий чувствовал себя таким же беспомощным, как в тот день, когда упал на арене. Только на этот раз рядом не было мудрого врача, который старался бы поставить его на ноги. Да и не Морозову нужен был доктор, а самому цирку, но кто мог бы залечить рану, что расползалась сейчас червоточиной? — Я должен что-то придумать, — Дмитрий встал и сжал кулаки. — Обязан. Но сначала нужно удостовериться, что Колесников задумал что-то… Нет, удостовериться, что Ксении завтра ничто не грозит. Да уж, то, что Александр задумал нечто плохое, не требовалось ни в каком подтверждении. *** Александр полулежал на кровати, сегодня ему не хотелось касаться Таро или смотреть на хрустальный шар, полный бабочек-душ. Он был крайне доволен тем, как поворачивалось дело, и в то же время прекрасно понимал, что расслабляться пока ещё рано. Впрочем, он не мог себе отказать в капельке ликования. Ксения — пустышка. В ней давно разрослась подпитываемая амбициями пустота, она сама себя превратила в идеальный сосуд. Александр рассматривал её и так, и этак, но всё время приходил к одному и тому же выводу: ритуал пройдёт без всяких проблем. Заболтать её оказалось так легко и просто, словно она заранее готова была согласиться на что угодно. Колесников намеренно не вспоминал, что иногда, когда Ксения смотрела будто бы искоса, внутри просыпалось неприятное чувство узнавания, ускользающее быстрее, чем он мог его понять. Пусть так, наверняка это происки души цирка, важно другое — Ксения сдалась его чарам, попроси он её о чём угодно, и она бы тут же выполнила любую просьбу. Все эти рыцари-защитники, вся труппа, все шуты этого маленького цирка не сумеют завтра помешать. Он уже получил идеальную куклу, которая примет в себя и тем самым сделает уязвимой душу цирка! А ведь поначалу казалось, что будут сложности! Но нет, его просто пытались глупо напугать, недооценила душа цирка ни его целеустремлённость, ни его настойчивость. В том её ошибка. Сколько раз прежде Александр проделывал этот ритуал, сколько раз ему пытались смешать карты, но всегда он выходил победителем. Сегодня же он представлял, как душа цирка сдаётся на его милость. Быть может, за эту ночь она осознает, насколько вообще способна осознать, что нельзя сражаться с неизбежным?.. Александр усмехнулся и всё-таки поднялся, прошёлся по комнате. По оконному стеклу бежали капли дождя, и это было красиво и тоже… неотвратимо. Как влага устремляется вниз, так и вся сила цирка устремится завтра на подготовленное место, на ложе, в живую чашу. И останется только выпить до дна. Колесников неосознанно крутанул перстень и чуть поморщился — тот почти опустел. Справиться с Иваном Фёдоровичем было непросто, приходилось каждый день говорить с ним, чтобы морок не схлынул. А завтра с утра придётся применить артефакт посильнее, ведь предстоит получить и доступ к манежу, и сольный номер для марионетки. Как смешно — для неё это символ свободы, а на самом деле она запуталась в паутине куда более крепкой, чем прежняя. И в этой ловушке ей предстоит утратить не только волю, но и жизнь. Александр развернулся к столу и тут же нахмурился. Что-то царапнуло внутри. Казалось бы, о ком-то он всё-таки забыл. О ком-то, кто точно помешает. И не об этом… Дмитрии?.. Или как там его зовут? Колесников пожал плечами. Возможно, это только усталость и нужно поспать. В этом городе его иногда охватывала растерянность, но он уже почти привык к такому и не стремился искать причин. Что же он теперь хотел сделать?.. Ах, да, шкатулка. Деревянная, инкрустированная камнями, та стояла на столе, только и ожидая, когда же он откроет крышку. Внутри, разложенные в строгом порядке, каждый — в своём особенном мешочке, лежали амулеты и артефакты — перстни и чётки, кулоны и подвески, браслеты и даже одно ожерелье. Александр долго рассматривал содержимое, перекладывал бархатные мешочки, заглядывал в них и размышлял. Наконец он подобрал то, что могло бы помочь: на этот раз крупный кулон, представляющий собой оплетённую змеями пентаграмму. Возможно, он будет причудливо смотреться на шее, но Александр знал — никто и внимания не обратит. Ведь нужно знать, куда и как смотреть. Выбрав и похвалив самого себя за предусмотрительность, Александр ушёл на кухню и под бурление электрического чайника позволил себе унестись мыслями к скорой победе. Относительно скорой, но всё же. *** В комнате из колоды Таро, забытой на углу стола, выпала карта. Из окон не несло сквозняком, да и выдвинулась она точно из центра, но кому было дано увидеть это? Некому, как и прочесть предсказание. Взволновались лишь пленницы хрустального шара: на миг из-под тёмной ткани, которой он был укрыт, прорвалось яркое свечение. А на ковре лежал Дьявол, черты его лица перетекали и смазывались, только улыбка оставалась неизменной. Ох как трудно было сейчас растолковать его значение.