Шут, Маг, Цирк и его душа

Утро тридцать первого октября выдалось солнечным, Иван Фёдорович долго стоял на балконе, не обращая внимания на то, что в одной пижаме там было холодно. Казалось, он упустил что-то важное и только ледяной ветер способен был вернуть ясность мысли. Спустя пятнадцать минут окончательно замёрзший, он вернулся в комнату. Свет по-прежнему лился сквозь стёкла, но уже ничуть не радовал. В последние дни Иван Фёдорович замечал за собой излишнюю рассеянность, да и сердце будто бы начало пошаливать. Он списывал плохое самочувствие на внезапные проблемы со спонсорами, на требования, что возникли неожиданно, на что угодно, только бы не особенно задумываться. Задумываться было отчего-то страшно. Так же страшно, как смотреть в глаза всем тем, с кем приходилось работать. Когда Иван Фёдорович прибыл в цирк, его, как оказалось, уже ждали. Александр. Имя фокусника почему-то отдавалось горечью во рту. Трудно было справиться с собой, улыбнуться в ответ, а чересчур пронизывающий взгляд Колесникова будто бы подмечал всё это, отчего становилось ещё неприятнее. — Что-то случилось? — сухо спросил Иван Фёдорович, едва они расположились в кабинете. — Мне нужна ассистентка, — начал Александр размеренным, даже монотонным голосом. — Девушка, акробатка. Необходима для номера. — Вряд ли кто-то согласится с вами работать, — Иван Фёдорович моргнул, но в висках протяжно заболело, а зрение расфокусировалось, перед глазами поплыли красные круги. Секундой позже всё исчезло, осталась только головная боль — отголоском или напоминанием. — Они… — он едва вспомнил, о чём хотел сказать, — не слишком-то вас жалуют. — Вы только дайте мне полномочия выбрать себе помощницу, — теперь голос Александра тёк и струился, как ручеёк по камням. — Я сам договорюсь. Ну и вы, конечно, поможете. Например, добавив для выбранной гимнастки сольный номер в программу. — Где же я найду для неё место на сольный номер? — возразил Иван Фёдорович и прикрыл глаза ладонью, потому что от яркого солнца они заслезились и заболели так пронзительно, будто он не спал несколько ночей. — Место можно найти, — убеждал Александр. — Соглашайтесь. Номер станет украшением программы. Скажите мне «Да». — Лучше уж поговорите об этом с труппой, хотите, я созову всех? — Иван Фёдорович качнул головой, взгляд Александра пригвоздил его к креслу. — Труппа ничего не решает, вы же знаете. Колесников уже порядком злился, пусть и не показывал этого. Упрямый директор поддавался магии с трудом, и тут уж было не до того, чтобы выяснять причины. Александр ждал положительного ответа, но Иван Фёдорович только уклонялся, пусть это явно давалось ему с трудом. — Я не могу ещё раз передёргивать программу, — усталость в голосе Ивана Фёдоровича заставила Александра мысленно возликовать. — И как кого-то заставить работать с вами… — Ксения Резниченко прекрасно подойдёт. Она не откажет мне, если вы дадите ей право выступить сольно, — Александр сощурился, ожидая, как директор ответит на этот раз. — Ксения… — в голове у Ивана Фёдоровича шумело, виски будто залил свинец. — Что ж, если она не против. Сольный номер... Поговаривали, она о нём мечтала. Наверное, готова к этому. Делайте что хотите, меня только в покое оставьте. Иван Фёдорович опустил голову на руки. Он уже почти не понимал, на что соглашается и почему. Выходя из кабинета Александр тоже чувствовал себя не лучшим образом. Много, даже слишком много сил пришлось потратить на убеждение. Но зато цель приблизилась ещё на один шаг. — Сегодня поможете мне подготовить манеж, репетирую там, — поймал он за руку так кстати подвернувшегося работника сцены, чьё имя ничуть не запомнил. — Фёдорович одобрил? — удивился тот. — Так и есть, — кивнул Александр, внутренне приготовившись снова ударить магией, но не потребовалось. — Скажите только, что устанавливать. Похоже, этот раунд он всё-таки выиграл. Оглядевшись, Александр почти разочаровался. Втайне он мечтал уже сейчас увидеть душу цирка, увидеть, как в ней гаснут последние огоньки надежды. Однако она не выглянула, не показалась, спряталась куда-то глубоко, и даже в воздухе не чувствовалось её присутствия. *** Дмитрий припозднился — проспал, но до него никому не было дела. Манеж готовили к вечерней репетиции, и его помощь там не требовалась. Попытавшись уточнить, что же происходит, у Ивана Фёдоровича, Дмитрий только получил внезапную отповедь по пустячному поводу, и постарался как можно скорее покинуть кабинет. Расстройство и тревога привели его в буфет. Катерина Марковна только молча поставила перед ним чай. — Да-а-а, дела, Дим, — протянула она, едва он сделал глоток. — Что творится-то? — Ничего хорошего, — ответил он. — И что делать с этим, не знаю. — Ты сегодня уж постарайся быть на манеже, — Марковна глянула на дверь и сказала гораздо тише: — Обязательно, слышишь? — Я и так хотел… — он нахмурился. — А то что? — Потом, потом, — и она спешно отошла. Тут же в буфет заглянул Колесников, молча прошёл к кофейному автомату в углу — его Марковна не обслуживала, вот и появился внезапно электронный конкурент, которым и не пользовался-то кроме Александра никто. Дмитрий скользнул по Колесникову взглядом и поёжился, чай больше в горло не лез. — Спасибо, Марковна, я пойду работой займусь, — громко заявил он. Та только кивнула в ответ, поджав губы. *** Так и вышло, что к вечеру вся труппа уже слышала, что Ксения собирается ассистировать Колесникову, однако никто ничего не сказал ей лично. С ней вообще говорить избегали, точно она заболела чумой, и теперь всякий, кто дотронется, непременно заразился бы. Только Дима пытался что-то сказать, но тут уже Ксения сама, отмахнувшись, скрылась в гримёрке, которую обычно делили клоуны. В его глаза она и смотреть боялась, неизвестно почему. Виктора же в цирке не было — Степан ещё ранним утром заехал за ним и увёз на осеннюю рыбалку. «Щукам будем шутки шутить, Витя, — заявил он. — Рыба-то тоже посмеяться любит». Оставшись в одиночестве, Ксения даже пожалела, что не переговорила с отцом. Потянулась к мобильнику… и тут же отдёрнула руку. Незачем это всё, незачем. Если уж ей потребовалось отцовское одобрение, то стоит сначала чего-то достичь. Без его помощи, без совета. Самой. Время текло медленно. Ксения выжидала, когда же можно будет пойти на арену и увидеть наконец, что там требуется Александру. Быть может, она ещё и откажется, кто его знает. *** После пяти к ней в гримёрку заглянул Митяй. — Слышишь, Ксюш, — сказал он, — тебя там на манеже ждёт этот… Колесников. — Спасибо, — машинально ответила она. — А остальные? — А что остальные? — он пожал плечами. — Савельевы ещё в четыре закончили, это ты тут сидишь одна. — Хорошо, я подойду. Едва Митяй скрылся, Ксения рванула молнию на спортивной куртке. Она оставалась в тренировочном трико, и теперь её отчего-то бросило в жар. На мгновение остановившись у портрета матери, она произнесла вслух: — Нашу жизнь ведь только чудеса и меняют, да, мама? И тут же выбежала из гримёрки. *** Вопреки представлениям, манеж был подсвечен слабо, софиты горели далеко не в полную силу. Ксения замерла, не сразу заметив Александра, зато рассмотрела, что арену укрывает ковёр, испещрённый магическими символами. Посреди него стоял шкаф с прозрачными стенками, на котором высился мерцающий шар. Внутри стеклянной сферы будто металась тысяча бабочек, и это мельтешение, беспокойство и суета заставили и Ксению тревожно поёжиться. Она почти готова была повернуться и уйти, как вдруг её тронули за плечо. — Рад, что вы согласились попробовать, — вкрадчиво сказал он. — Вас что-то волнует? Ксении стыдно было бы признать, что её испугала декорация, потому она только качнула головой. — Просто я пока не решила… — она глянула на Александра и тут же вспомнила, что за согласие помочь он кое-что обещал. — Как ваш разговор с Иваном Фёдоровичем? Не слышала, что в программе что-нибудь поменялось. — Иван Фёдорович горячо поддержал мою идею, — Колесников отступил на шаг и обворожительно улыбнулся. — Он и сам не прочь выпустить на арену свеженькое… Талантливую молодёжь. Так что за сольным номером дело не станет. Скоро и все об этом услышат. Не стоит волноваться. — Вы же мне не лжёте сейчас? — сердце Ксении отчаянно забилось, но поверить вот так в собственную удачу она ничуть не могла. — Я вообще не лгу, — Александр сощурился. В этот момент один из софитов замигал, но вскоре снова загорелся ровно, высвечивая стеклянный шар. — Странно, — Ксения посмотрела вверх, но Александр тут же ухватил её под локоть и повёл к центру арены. — Не обращайте внимания, оборудование ведь ещё проверяется. Да и не нужны нам сейчас софиты, вам не придётся делать ничего особенного. — А что же тогда придётся? Они как раз остановились перед шкафом. К приоткрытым дверцам вели три ступеньки. — Для начала нужно только кое-что проверить. Сам номер я распишу для вас позднее, — Александр усмехнулся. — Будет ли вам удобно спрятаться в шкафу? — То есть? — Ксения нахмурилась. — В прямом смысле, — он поднялся и открыл дверцу шире. — Просто встаньте вот здесь, как вы себя там почувствуете? Если начнётся паническая атака или окажется, что вы склонны к клаустрофобии… — Ох, да ничего такого! — одёрнула его Ксения, тут же представив, как из-за такой глупости лишится заветного сольного выступления. Она вошла в стеклянный шкаф, и Александр закрыл створку. Оказалось, что стенки совсем даже не прозрачны. Ксению обступила темнота, тут было из-за чего запаниковать. Но сразу же послышался голос Александра. — Вам комфортно? — Вполне, — ответила Ксения, разозлившись на себя. — Тогда постойте немного, до начала действия вам придётся оставаться в темноте почти пять минут… — его голос отдалялся, растворялся, у Ксении закружилась голова. Обхватив себя руками, она закрыла глаза, хоть даже и с открытыми тьма была такой, что ничего не разобрать. «Ничего, это всего только пять минут», — подумала она, но это не утешило, однако и пошевелиться Ксения больше не могла. Спустившись на арену, Александр огляделся и тут же щёлкнул пальцами. По кругу его магического ковра загорелись свечи, а софиты померкли, будто напряжение в сети упало до крайнего. Первую строку заклинания Колесников произнёс нараспев, стоя на месте. Он сколько раз проделывал этот ритуал, что сейчас наслаждался моментом. С каждым его словом всё ярче загорались свечи, всё тусклее сиял электрический свет. На дальних рядах уже сгустилась настоящая чёрная мгла. Александр медленно двинулся по кругу, продолжая читать древние слова, которые помнил так хорошо, будто бы они отпечатались внутри него навечно. Вскоре софиты погасли совсем, а мерцание хрустального шара стало нестерпимо ярким. Свечи гасли одна за другой. Александр простёр одну руку к куполу, голос его взвился вверх, прозвучал, подобный громовому раскату, рассыпался эхом. На трапеции, одиноко блеснувшей высоко вверху, появилась душа цирка. Хрупкая акробатка едва удерживалась там, волосы её развевались, но лицо было тёмным. — Иди же ко мне, заполни сосуд! — крикнул Александр. Трапеция закачалась, как будто там, под самым куполом, начался сильный ветер, почти ураган. Душа цирка соскользнула, но в последний момент ухватилась за трапецию двумя руками. Её тоненькое сияющее тельце моталось из стороны в сторону, как бельё на верёвке, и Александр едва не захохотал. — Перестань бороться, — закричал он снова. — Признай, ты уже проиграла. И в тот миг с ужасным криком душа цирка понеслась вниз. Дмитрий, пробравшийся в зрительный зал задолго до того, как туда пришла Ксения, не рискнул вмешиваться в приготовления Александра. Он даже почти успокоился, когда понял, что Колесников всего лишь попросил Ксению войти в шкаф, казалось бы, чего бояться, если ту будет видно, но… Как только зазвучали первые строки заклинания, Дмитрий почувствовал, что грудь сдавливает, а горло не может издать ни звука. Он задыхался, молчаливо открывая рот, будто рыба, выброшенная на берег. Тьма отступала, пеленая по рукам и ногам, и оставалось только надеяться, что сейчас Александру хоть что-нибудь помешает, случится что-то, из-за чего его голос прервётся. Дмитрий отчаянно вцепился в кресло перед собой, силясь в стать, опираясь на него, и тут увидел душу цирка на трапеции. Она не могла справиться с ветром, тонкие пальцы разжались и… Крик оглушил и словно сломал что-то у Дмитрия внутри. На глазах выступили слёзы, и пусть это длилось только какое-то мгновение, показалось, что душа падала спиной на хрустальный шар бесконечно долго, целую вечность. А потом её крик превратился в крик Ксении, полный боли, ужаса, чего-то ещё — Дмитрий не мог бы подобрать слов, чтобы описать это. Тогда же ему всё-таки удалось сорвать с себя невидимые оковы. Он понёсся к манежу. Александр между тем спокойно поднялся по ступенькам и распахнул створки шкафа. Ксения, свернувшись клубком, лежала на полу, волосы её разметались. Дмитрий забыл о себе, о боли в повреждённой ноге, вскочил вслед за Колесниковым и подхватил Ксению на руки, тут же проверяя, жива ли она. — Что ты сделал с ней? — заорал он. — Возьмите себя в руки, — нехотя отступил Колесников. — Вы мешаете нашей репетиции… — Да пошёл к чёрту! — удерживая Ксению на руках, Дмитрий вытащил её из стеклянной ловушки и понёс прочь. — Если… — Дима? — голос Ксении звучал так мягко и спокойно, что Морозов опешил. Ксения открыла глаза и теперь удивлённо его рассматривала. — Отпусти, я нормально себя чувствую. Он поставил её на манеж, сбив при этом одну из погасших свечей. Медленно разгорались софиты. — Что случилось? — Ксения всё ещё вглядывалась в него. — Ты такой уставший… — Ты… ты в обморок упала, — едва нашёл, что сказать, Дмитрий. — Не помню, — чуть удивилась Ксения и тут же улыбнулась. — Отведи меня в гримёрку, пожалуйста? Дмитрий с готовностью поддержал её под локоть. Александр смотрел на них с затаённой усмешкой. Ему было ясно, что всё удалось, пусть этот мальчишка и попытался помешать. Что ж, так гораздо интереснее! Оставшись в одиночестве на манеже, Колесников запрокинул голову вверх. Ему было видно то, чего не могли рассмотреть глаза обычных людей — первые сети заклинания, первые штрихи, которые потом помогут ему полностью завершить задуманное. Он сделал правильный ход, он поймал душу цирка в смертное тело. Только где-то на краю сознания мелькнуло странное чувство, мелькнуло, чтобы тут же исчезнуть. Чей-то образ проскользил в самой глубине воспоминаний. Александр не стал задумываться об этом. Кто или что связывало его с этим цирком, какие образы, люди или события, он не желал размышлять. Здесь и сейчас его пьянил привкус близкой победы. Он почти что держал её в руках. *** — Спасибо, Дима, — Ксения остановилась у двери гримёрки, где оставались все её вещи. — Не волнуйся, со мной ничего не случилось. — Разве? — Морозов замялся. — Или ты не помнишь? — Всего лишь постояла в шкафу, подумаешь, сделалось дурно, — она усмехнулась. — Не бери в голову. Мне домой нужно, Дим, отец с рыбалки вернётся… — она осеклась и с мягкой удивлённой улыбкой закончила: — Точно, отец же должен вернуться, а я так задержалась. Стоило ей скрыться за дверью, как Морозов закрыл ладонями лицо. Он понимал, но никак не мог принять эту перемену. Ксения больше не была Ксенией. И пусть вот такая она казалась ему очень милой, но… Зло чертыхнувшись, позабыв обо всех приметах, он поспешил прочь. Катерина Марковна уже ушла, он об этом знал, потому не было ровным счётом никого, с кем стоило бы поделиться тем, что он увидел. И это мучило. Дмитрий решил вернуться на арену, однако там уже никого не было, манеж тонул во тьме. Что бы ни пытался сделать Александр, сегодня он явно добился успеха. *** Ксения переоделась и долго смотрела на портрет матери. Ей смутно вспомнилось, что она отчего-то убрала свой, что стоял в комнате. «Нужно бы новый сделать», — вздохнула она. Последние дни, если не целый год, казались смазанными, наверное, обморок как-то помутил сознание. Ксения только плечами пожала и засобиралась домой. В душе жило непонятное чувство, ей хотелось немедленно рассказать отцу и про сольный номер, и про то, как она отчего-то по нему соскучилась. Не было времени идти пешком, Ксения пробежала на остановку и вскочила в первый же подъехавший автобус. Она смотрела на сумрак за стеклом, подступающую октябрьскую ночь и улыбалась. Давно уже она не чувствовала такого подъёма, такого… удовольствия от жизни. Взлетев по лестнице в квартиру, она порадовалась, что отец уже дома, и с порога спросила: — Ну как там рыба? Есть улов? — Ксюша? — Виктор показался из своей комнаты. — Я не стал брать, кто ж её чистить будет?.. — Ну вот, а я думала рыбную кулебяку делать, — Ксения засмеялась. — Придётся готовить с капустой. — Кулебяку? — растерялся Виктор. — Да! Давно ведь я ничего не пекла, вот, подумалось, отчего бы… — она мельком погладила отца по щеке. — Хорошо, что ты отдыхал сегодня, тебе за сердцем следить надо. Когда ещё планируете порыбачить? — Ксюш, что с тобой? — отец смотрел на неё с недоумением. — Ничего, — она только плечами пожала. В памяти не было никаких намёков, что они с отцом спорили или ссорились, скучала она сильно, вот и… — А что-то не так разве? — Всё так, всё, — но Виктор будто бы даже побледнел. — Давай-ка я ужин приготовлю. — Нет, сегодня же моя очередь, я переоденусь и всё сделаю, — она чмокнула отца в щёку. — Отдохни ещё. Виктор послушно кивнул, но прошёл на кухню. Ксения быстро набросила домашнее платье, которое не вынимала из шкафа, наверное, года полтора, и помчалась отбирать у отца кастрюли. Она с воодушевлением занялась готовкой, усадив Виктора на стул в углу. Почти напевая, она всё больше удивлялась себе: почему так давно не позволяла себе простых домашних радостей, отчего столько времени забывала, как это приятно — приготовить что-то необычное или испечь пирог?.. — Хоть всю ночь пеки, — повернулась она к отцу и наткнулась на его пристальный и холодный взгляд. — Папа?.. — Ксюш, я… Что такое ты опять придумала? Она едва не кинулась торопливо и со смехом уверять, что ничего, как вдруг отчётливо вспомнила, отчего отец спрашивает именно так. Ей стало нестерпимо стыдно, она едва не рухнула на колени, но сдержалась и опустилась напротив отца на стул. В сковородке скворчало мясо, приятный запах тёк по кухне, но Ксения чувствовала, как горло сжало ледяным обручем, словно она уже никогда не сможет хотеть что-нибудь съесть. — Ты… ты прости меня, папа, — заговорила она торопливо, будто опасаясь, что этот же лёд не даст ей объясниться. — Я столько зла тебе сделала, была такой глупой, эгоистичной… Как ты вообще меня терпел?! Я… больше никогда так… — слёзы сами собой покатились по щекам. Ксения задрожала, но если бы прежде тут же убежала бы, то сейчас напротив было особенно важным остаться. — Ксюша, доченька, — Виктор осторожно коснулся её волос, а затем привлёк к себе. — Ну что ты, девочка моя, ну не плачь… Я понимаю, понимаю… — Я знаю, что мама… мама умерла, — вдруг выдала она, хотя ни за что не хотела обсуждать это с отцом раньше. — И что ты скрывал. Но я… не в обиде. Так было, наверное, лучше, да? — Да, — голос Виктора звучал глухо, точно внутри него что-то сломалось. — Лучше. — Прости меня, — повторила Ксения. — Я разве когда обижался, доченька? Она отстранилась, но всё ещё не вырывалась из его тёплых ладоней. Наконец-то слёзы успокоились, но кроме того успокоилось что-то чёрное и больное в душе. Ксения неловко поднялась. — Надо с ужином закончить, — и улыбнулась. — Мне, кажется… сольный номер дадут, но я не потому так. Да и неясно же пока. — Надо же, — удивился Виктор. — Оценили тебя наконец-то? — но в этом не было никакого подтрунивания. — Кажется, фокусник, ну… Колесников поговорил с Иван Фёдоровичем, — она растерянно пожала плечами. — Почему? — Виктор встревожился, Ксения поймала его за руку. — Он мне предложил в его номере поучаствовать, а я не отказала. Извини, — внезапно ей пришла в голову потрясающая мысль. — Хочешь, я не соглашусь? — Что ты, Ксюш, обещала же, — он пожал её пальцы. — Обещала. И пусть в глазах его всё ещё были отголоски боли, Ксения поверила, что всё в порядке. Виктор и сам почти в это поверил. Может быть, ещё и потому, что давно на кухне не было такого родного, такого чудесного ощущения — дом вернулся. Точно и Анастасия вот-вот заглянет и позовёт его. Как хотелось хоть на один вечер поверить, что на самом деле теперь вот так и будет продолжаться, что в дочери наконец-то проснулось что-то от матери, ведь они так похожи. Поздно ночью, когда Ксения уже легла, Виктор распахнул кухонное окно, но не стал курить, лишь всматривался в погасшие окна дома напротив, в темноту неба, вдыхал осенний воздух. И мечталось больше не тревожиться, не ждать какого-то подвоха, и невозможно это было. — Что ж ты, Александр, неужели собираешься дочь у меня украсть? — спросил он темноту за окном. — Как же мне побороть тебя? В прошлый раз не сумел, а в этот?.. Тишина, отдалённый шорох автомобильных шин и больше ничего. Виктор вздохнул, зябко повёл плечами. На рыбалке, пока он тупо всматривался в стальную воду, где поплавок и не думал ему кивнуть, Степан говорил, что в жизни всё перемелется, что всякие бывают ситуации, да из каждой есть выход. Виктор не возражал ему, размышляя, а не слушая. Он думал, как же всё-таки похож на такую вот глупую рыбину, что сейчас схватит крючок с приманкой. Какая же рыба знает, что после вкусного червяка бывает нож и сковородка? Виктор чувствовал себя выпотрошенным, выброшенным на берег, его водой был цирк, без него он жизни не видел. Что там болтал Степан, зачем? Один оставался путь: если Виктор не останется в цирковой среде, ему и жить незачем. И дочь простит, поймёт. Именно теперь он это точно знал. Анастасия, Настенька бы не простила, возмутилась бы, пощёчину отвесила, но Ксюшка… Ксюшка простит. Так уж получается. Тяжело облокотившись на подоконник, Виктор посмотрел вниз, в черноту. Хоть бы один блик света… Но нет. Двор заполонял густой мрак, такой же густой, как и тот, что обнимал и душил его сердце. — Настенька… — прошептал он, сам того не зная. — Звёздочка моя. Виктор не видел, как в городском небе ярко вспыхнул, прочертив сияющую линию на бархате небес, метеор. Падающая звезда, странно похожая на упавшую и слившуюся с Ксенией душу цирка.