Шут, Маг, Цирк и его душа

Ксения уже не раз замечала, что Дима Морозов постоянно находится где-то поблизости. Вид у него был крайне озабоченный, но он избегал встречаться с ней глазами, да и поймать его где-нибудь в коридоре никак не получалось. Снова и снова Ксения чувствовала его взгляд и неожиданно начала задаваться вопросом, как же так вышло, что они теперь столь далеки друг от друга. Детьми они так много времени проводили вместе, всегда находили темы для разговоров и идеи для игр. Они облазили весь цирк до самого верха и где только ни побывали. Волшебное было время, Ксения слишком давно не вспоминала о нём. Может, потому, что потеряла мать?.. Как так вышло, что многое забылось, истёрлось, совсем никак не напоминало о себе? А ведь будучи подростком, Ксения так наивно и нежно влюбилась в Дмитрия! Конечно, она не решилась признаться, ведь дружба в каком-то смысле была куда ценнее, но… Нельзя было отрицать теперь, что те чувства жили в её сердце, вот только куда-то подевались. Была ещё его травма… Ксения помнила свой ужас, но именно тогда ничего не смогла с собой сделать. Что-то внутри неё оттеснило всякое сострадание, заставило её избегать Дмитрия, отодвинуться от него, отгородиться, будто бы его неудача могла прицепиться и к ней, каким-то образом погубить её саму. Какой же это был глупый страх! И как отвратительно она вела себя на самом деле. Осознание горчило на губах и перехватывало горло. Теперь, замечая интерес Дмитрия, Ксения понимала, что внутри начинает раскрываться новое ощущение. Может, почти что влюблённость, пока она не могла сказать точно. Однако даже переговорить с Морозовым лишний раз не выходило. Вот и сегодня он куда-то исчез, и сколько бы она ни бродила по цирку после репетиции, его нигде не было видно. Даже буфет оказался закрыт. Почему Дмитрий столько времени уделяет ей сейчас? Почему наблюдает за ней? Может быть, теперь у них что-то получится? Стоит ли давать себе право на надежду? Пора было идти домой. Ксения ненадолго остановилась в холле, улыбнулась своему отражению, отметив, что в глазах всё равно затаился немой вопрос, и уже собиралась убежать, как из коридора вышел Александр. — Ксения! Вы-то мне и нужны! Впервые за последнее время Ксения почувствовала глухое раздражение, но даже не могла понять, откуда оно взялось. Вежливый Колесников не так давно совсем не вызывал у неё антипатии, да и разве не ему она обязана сольным номером? Но внутри поднималась странная волна, и Ксения едва сдержалась, чтобы не оборвать Александра слишком резко, чтобы не убежать от него, совершенно не задумавшись, как это выглядит со стороны. — Что-то случилось? — спросила она, пытаясь улыбаться. Краем глаза она видела себя в зеркале, и улыбка её выглядела ужасно неестественной. Впрочем, Колесников не обратил на это внимания. — Четырнадцатого у нас репетиция в семь вечера, — сказал он, подойдя немного ближе. — На манеже. — Но я же так и не знаю, что должна делать, — отчего-то возмутилась Ксения. — Ничего страшного, я объясню, это не займёт много времени, — он протянул руку, но Ксения её словно и не заметила. — Мне просто нужно было вас предупредить. — Спасибо, конечно, я буду, — она поспешила отвернуться. — Извините, мне очень нужно домой! До свидания. Выскочив на крыльцо, Ксения затормозила на первой ступеньке и шумно задышала, хватая ртом воздух так, точно только что находилась под водой. Ей совсем не хотелось теперь совместного номера с Александром. Если бы только можно было всё переиграть! Но, конечно, никто не станет теперь менять программу. Поправив лямку сумки на плече, она осторожно спустилась и пошла к остановке. Свежевыпавший снег приятно похрустывал под ногами, сумрак и огни фонарей превращали город в сказочный. Ноябрьская сырость ушла, морозец приятно пощипывал за щёки, и Ксения скоро улыбнулась уже искренне. Она ведь думала о Диме, Колесников помешал ей разбираться в себе. Не стоит о нём! Маршрутка подошла быстро, и там даже отыскалось местечко у окна. Усевшись, Ксения прикрыла глаза и обратилась к воспоминаниям. *** В тот день они сидели на пожарной лестнице, солнечный свет лился сквозь пыльное окно, падал им на спины, отчего было жарко, но очень хорошо. Ксения плела косу, потому что та растрепалась, а Дима рассказывал ей какую-то историю о волшебной гимнастке. — И что, ты думаешь, я смогу когда-нибудь быть, как она? — дождалась Ксения паузы в его монологе. — Возможно, — пожал Дима плечами, посмотрев на неё искоса. — Мне о ней бабушка часто говорит. — Интересно, — Ксения чуть сощурилась. — А сам ты каким станешь? — Вот же вопрос, — он удивлённо обернулся. — Как это я могу знать? — А почему тогда про меня знаешь? Лукаво усмехнувшись, Ксения поднялась и подошла к окну, зная, что он не найдётся с ответом. Сквозь стекло, на котором остались пятнышки от капель множества прошедших дождей, ей было видно парк и спящий на ладонях лета город. — А я вот за себя ничего не могу сказать, — заговорила она серьёзно. Её звонкий высокий голос рассыпался по лестничным ступеням, порождая эхо. — Я бы хотела… как мама, но… А вдруг ничего у меня не получится? Вдруг… Зато точно знаю, что ты, Дима, станешь рыцарем. — Сейчас нет рыцарей, — поправил он, подходя ближе. И тогда она развернулась и опустила ладонь ему на грудь, напротив сердца. Она услышала, как часто то бьётся под тонкой футболкой со смешным лисёнком, за стенкой грудины, словно желая наконец-то оттуда высвободиться. — Рыцарь — он внутри. Это не тот, кто в латах и на коне. Раньше бы у тебя и то и другое было бы, но всё — не главное. Главное — сердце… *** Этот момент всплыл в голове Ксении так ярко и чётко, точно она стала той самой девчонкой с растрёпанной косой… Впрочем… почему же вдруг — стала? Ведь она и была той девчонкой, она и сейчас — та девчонка! Ведь в ней всё ещё живо, даже то самое убеждение, что рыцарь — это сердце, особенное сердце, которое тогда билось буквально у неё под пальцами. Что она забыла в себе? И стала ли она той волшебной гимнасткой из сказок, как хотел Дмитрий? Ксении показалось, что нет. Она глянула в покрытое бледным инеем окно: сквозь узорчатый морозный рисунок едва виднелась улица, пора было подниматься и идти к выходу. Ксения растерянно встала и, придерживая сумку, прошла к водителю. Мыслями она была очень далеко, даже забыла взять сдачу, выскочив на улицу, только открылась дверь. Нужно всё-таки поговорить с Димой, поговорить… В каком дыму она жила последние годы, каким отвратительным сделала свой мир! *** Как ни странно, но дом встретил её тишиной, хотя ещё утром отец никуда не собирался. Может быть, он всё-таки решил зайти в цирк? Честно говоря, сегодня во время тренировки она была так сосредоточена, что почти не видела ничего вокруг. Возможно, она пропустила, когда отец заходил посмотреть на неё. Ксения привычно занялась готовкой, за обычными делами отвлекаясь от нахлынувшей тревоги. Ей на самом деле очень не нравилось возвращаться в пустую квартиру. Вспоминалось то время, когда она каждый день ждала, что мама будет ждать её, вот только никого не оказывалось. Знать бы тогда, что надеяться не на что… Впрочем, Ксения тут же прогнала эту мысль. Надежда успокаивала и утешала её долгое время, вряд ли стоило это менять, да и как отмотать время назад?.. Отца всё не было, так что она вскоре сделала газ потише и взялась за телефон. Несколько гудков заставили сердце забиться сильнее, но потом Виктор всё-таки ответил. — Ксюша? — Где-то задерживаешься? — спросила она. — Что-то случилось? — Не волнуйся, я уже скоро буду, — Виктор помолчал. — Тут есть дела кое-какие, ты не переживай. — Ладно, — она вздохнула. — Точно всё в порядке? — Конечно, не надо волноваться. К ужину буду. Он повесил трубку, а Ксения ещё некоторое время смотрела на погасший экран мобильника. Как будто что-то в его голосе было неправильное, но… Наверняка это только тревога, глупая тревога не из-за чего. И она вернулась на кухню. *** — Ну вот, уже дочь беспокоится, — сообщил Виктор, поворачиваясь к Дмитрию. — Думаю, на сегодня пора заканчивать, — кивнул тот. — Обсудили уже всё, что только можно. — Так и есть, — Екатерина Марковна первая поднялась из-за стола. — И все разошлись уже. Завтра пора бы начинать уговоры, как бы это нам провернуть, а? — Попробуем, — Виктор растерянно потёр висок и потянулся к своей куртке. — Приду завтра, посмотрим. Степану позвоню только с утра. Ну он-то поддержит. — Ничего, думаю, мы всё же справимся, — ободряюще похлопал его по плечу Дмитрий. — Я с ребятами поговорю завтра, Митяй, Паха, Кирилл вряд ли откажутся. Им всё это тоже уже до смерти надоело. — Тс-с! Ну-ка давай без подобных присказок, — шикнула Марковна. — По домам. Она ещё задержалась в буфете, а вот Дима и Виктор вышли вместе. Остановившись посреди коридора, Виктор вдруг спросил: — А что, Дима, может, зайдёшь к нам с Ксюшей? — Зачем? — удивился Морозов. — Да вот… Просто так хотя бы? — Виктор пожал плечами. — Разве тут особая причина нужна? — Я бы с радостью, дома-то никто не ждёт, но вот как Ксения отнесётся? — Порадуется, сейчас она всему радуется, — Виктор помрачнел. — Может, у неё хоть какая-то память останется, а? Что за жизнь… — Ну-ну, Витя, — Марковна заперла дверь буфета и подошла ближе. — Тебе о мрачном больше думать никак нельзя, так что выше нос. Так они вышли из здания вхолодную декабрьскую ночь, Екатерина направилась через парк, она жила неподалёку, а вот Дмитрий и Виктор оказались на остановке. Людей там было немного, но даже такая компания заставила замолчать, потому что они оба думать могли лишь о цирке, лишь о воплощении плана. Ксения весьма удивилась, увидев Диму. Казалось бы, вот ответ на её сегодняшние мысли, но внезапно она смутилась и была подчёркнуто молчалива. Виктор же весь вечер травил байки и веселил их обоих. Атмосфера была почти семейной, Ксения даже задумалась вдруг, что вот так бы и дальше проводить каждый вечер, но тут же оборвала себя. Дима же посматривал на неё странно, вот только это была совсем не такая странность, как если бы ему пришло в голову за ней ухаживать. Честно говоря, Ксения вообще была не уверена, что Морозов когда-нибудь с кем-то встречался и понимает, как это вообще происходит. Она и сама не отличалась особенным опытом, так что в конце концов у неё вырвалось: — А ты ведь сводничеством занимаешься, а, пап? Виктор серьёзно посмотрел на неё. — Вот уж и в мыслях не было! — Да ладно тебе, — Ксения поднялась и собрала со стола пустые чашки. — Ну а зачем иначе ты гостя пригласил? Дима усмехнулся, но взгляд его оставался всё таким же — отстранённым, тревожным, будто мысли его терзали очень неприятные. — Эх, Ксюша, да посидеть мне хотелось хоть с кем-то, кто тоже по цирку, как я, тоскует, — Виктор тоже встал и принялся помогать ей, хоть, конечно, на такой маленькой кухне вдвоём развернуться было гораздо сложнее. — Ой, я не подумала, — испугалась Ксения. — Извините. — Всё хорошо, — поспешил заверить её Дима. — Только мне пора идти. — Я провожу, — и Виктор вышел с ним в коридор. Ксения включила воду и, ополаскивая чашки, задумалась, как, должно быть, больно и отцу, и Диме ощущать себя вот такими… выброшенными из самого главного дела своей жизни. Она бы сама не сумела так, точно бы не сумела. Горькое чувство сжало сердце, вот только как помочь, Ксения не знала. *** На следующий же день Виктор позвонил Степану, договорившись встретиться с ним в цирке. Сначала они посидели в гримёрке, болтая ни о чём, и только потом Степан прищурился и спросил: — Ты ведь не просто так меня сюда вызвал. — Не просто, — Виктор задумчиво потёр переносицу. — Только пока не знаю, как ты ко всему этому отнесёшься. — К чему — к этому? Признаться, Виктор не знал, как объяснить. Степан как будто бы никогда ни в какую мистику не верил, а тут тебе и душа цирка, и призрачные видения, и маг, который решил жертву принести прямо на манеже. Будто фильм фантастический смотришь, не иначе. С чего тут было начать? Степан, однако, смотрел пристально и ждал, молчание затягивалось, так что Виктор вздохнул и задал вопрос прямо: — Что вот ты, Степан, знаешь про душу цирка? Поначалу тот опешил, смерил Виктора взглядом, нахмурился даже, а потом хмыкнул: — Сказка ложь, да в ней намёк… Ну-ка, рассказывай, что такое происходит? Едва входишь в цирк, так сразу лихорадить начинает, все на взводе, дёрганные, того и гляди поругаются, тут во что угодно уже поверить можно, даже в чёрта с рогами. — Ну, положим, чёрт-то наш безрогий, — Виктор понизил голос. — Так вот слушай… *** Митяй идею воспринял сразу и с радостью, то ли сказки ему те же рассказывали, то ли он просто был сам по себе доверчив и прост, но с ним у Дмитрия никаких проблем не возникло. Вот Паха, Паша Кислов, тот, конечно, оказался настроен скептически. — И давно ты проверялся-то у психиатра? — поинтересовался он, раскуривая сигарету. Кутаясь в куртку, Дмитрий замер рядом, мелкий снежок не мешал Пахе в одной толстовке стоять на пронизывающем ветру у чёрного входа. — Паха… — Да что Паха-то? — он сплюнул в снег и затянулся. — Бред какой-то же. — От тебя многого не требуется, вместе со всеми на манеж выйти в нужный час, — почти разозлился Дмитрий, но усилием воли сдержался, чтобы не добавить чего-то резкого или обидного. — Хочешь сказать, на эту твою историю весь цирк поведётся? — он усмехнулся. — Вот увидишь, — пообещал Дмитрий. Паха оглянулся на него и пожал плечами. — Ладно. Вот когда все с ума сойдут, я, пожалуй, поучаствую. Может, хотя бы весело будет. И такого ответа оказалось достаточно, Дмитрий вернулся в здание, намереваясь отыскать ещё и Кирилла. С ним они были хорошими приятелями, так что дело должно было пойти проще. *** Не прошло и трёх дней, как почти вся труппа была потихоньку оповещена о готовящемся плане. Обсуждать это дело всем запретили, а историю для каждого Катерина Марковна и Виктор приготовили свою — потому что неудача с Пашей заставила задуматься. Так или иначе, оставалось только переговорить с Аркадием — Медведева очень долго не хотел привлекать Геннадий Дикий, но его уломали — и с Иваном Фёдоровичем. Заодно требовалось узнать точную дату. И этим собиралась заняться Екатерина Марковна лично. *** До тринадцатого января Александр не появлялся в цирке. Исчезнувшие колдовские сети озаботили его, так что он готовился к ритуалу особенно тщательно. Некогда было наблюдать за тем, что происходит в здании, или выискивать, кто стал источником проблем. Слишком близко находился желанный приз, чтобы отвлекаться по мелочам. Колесников чувствовал, что душа цирка фактически бьётся в его руках. Он видел странные обрывочные сны, в которых раз за разом приходил на манеж, но отчего-то никак не мог завершить ритуал — то мелькало бледное лицо брата, черт которого он так и не мог разобрать, то в последний момент исчезала Ксения. Александр рассматривал все эти видения, как намёк на собственное возбуждение, К тому же он хорошо знал — реальность сна зачастую показывает всё с точностью до наоборот. Всё это — предвестники его победы, не больше и не меньше! Бесчисленное множество раз проверил он всё, что требовалось для проведения ритуала, бесконечно повторял нужные слова, как будто мог забыть их. О, только ради моментов такого волнения он и жил на земле! Только в такие минуты предвкушения чувствовал, что счастлив. Он пришёл в цирк задолго до назначенного времени, но постарался ни с кем не пересекаться. Сильнейший отводящий глаза амулет на его шее позволил ему беспрепятственно проникнуть на манеж. Там Александр сел на пустой трибуне и погрузился в похожее на сон состояние. На востоке назвали бы это медитацией, но на самом деле он вовсе не думал отдыхать. Осторожно прощупывая всё здание, он собирал каждый клочок, каждый ошмёток собственной силы, стягивал её к себе, выпивал до дна. Только к шести вечера получилось у него собрать совершенно всё. Сила буквально кипела в нём, готовая послужить, излиться в плетение нового кружева. Александр дождался, когда на манеже погаснет свет, и спустился на золотистый круг. Ему не нужно было видеть, он чувствовал, куда поставить ногу, как встать, что сделать. Осторожно он обошёл манеж, каждые два шага расставляя чёрные свечи. Стоило ему вернуться в центр, как они сами собой зажглись. Маленькие язычки пламени казались зеленоватыми, трепетали, будто бы от ветра, хотя, конечно, тут даже сквозняка никакого не было. Колесников поднял руки и запрокинул голову, проговаривая первую строку заклинания. С пальцев его сорвались незримые нити. Над манежем раскрывалась паучья сеть, пусть никто и не мог увидеть изящество её плетения. Каждый ряд кресел становился ей поддержкой, чуть дрожа, сеть раскрывалась под самым куполом, и не было ни единого шанса избежать её. Александр говорил и говорил. Как это часто бывало, дойдя до третьей строки, он погрузился в подобие транса и принялся раскачиваться, пальцы его словно удлинились, обратились в зловещие когти, бледное лицо стало ещё белее. Он произносил слово за словом, фразу за фразой, и его голос казался шумом волн, монотонным и жутким. Он вплетал в заклинание собственную силу щедро, почти ничего не оставляя себе, потому что эта душа была последней, близился триумф. Свечи прогорели наполовину, когда Колесников снова двинулся по кругу. Он вынимал по щепоти чёрного порошка и бросал в пламя каждой свечи, то вспыхивало на мгновение и тут же гасло. Свеча точно растворялась во мраке. И когда потухла последняя, над головой Александра на секунду зажглась яркой болотной зеленью чудовищная сеть. Подготовка была завершена. Обессилев, Александр опустился в кресло первого ряда и прикрыл глаза. Манеж вновь обрёл привычные очертания, затаив то, что в нём только что свершилось. — Ну вот и всё, моя маленькая, — забывшись, произнёс Колесников вслух. — Вот и всё. *** Тринадцатого Ксения ушла из цирка пораньше. Ей нездоровилось, и потому никто не стал её неволить. Однако стоило зайти домой, и силы будто вернулись, а назревавшая лихорадка исчезла без всякого следа. Ксения удивилась этому, но тут же вспомнила, сколько дел стоит сделать дома. Пока она занималась уборкой, а в духовке поспевал очередной пирог, не вспоминались ни тревоги, ни волнения. Может, и стоило вот так отвлечься от тренировок? Ксения признала, что давно уже не позволяла себе ничего подобного. Наконец, она закончила, поставила пирог остывать под чистым белым полотенцем, а сама уселась на диванчике в своей комнате, решив почитать. Да так и уснула. Вот только грёзы ей оказались совсем не спокойными. Сперва она увидела мать — Анастасия стояла на обрыве, её лёгкое платье трепал ветер. Странное это было платье, Ксения ничуть не помнила похожего. По белой ткани плыли алые цветы, крупные, разляпистые. Анастасия не носила таких рисунков, да и красный цвет совсем не любила. Ксения попыталась подойти поближе, но ей мешали то какие-то кочки, то внезапно выросший будто из-под земли заборчик, заплетённый колючкой, который пришлось обходить. Но Анастасия всё стояла, не собираясь двигаться и не поворачиваясь к дочери. Отыскав брешь в заборчике, Ксения почти побежала. Ей хотелось окликнуть, выкрикнуть, как сильно она скучала, но дыхание сбивалось и даже сиплого «Мама» выдавить не удалось. Внезапно Ксения поняла, что ей едва ли семь лет. Она бежала и бежала, ей было страшно и тоскливо, небо надвигалось — пустое и серое. Анастасия придерживала подол платья руками, ветер стал такой сильный, словно хотел сорвать несчастную ткань. Ксения была уже совсем близко, так близко, что вдруг смогла понять — эти алые цветы были на самом деле крупными пятнами крови. Вот когда из горла всё-таки вырвался крик. Упав на колени, Ксения кричала и кричала, не в силах удержать свой ужас. Анастасия же повернулась медленно, лицо её было очень бледным, но губы улыбались. — Доченька, — прошептала она, и Ксения услышала это ярче собственного вопля. — Берегись, доченька. Моё время совсем кончилось. И исчезла. Ксения зарыдала, ей стало так больно, так одиноко, ветер бил по щекам, пронзал грудь, точно собрался вырвать сердце… От этой боли она и проснулась. Уже настала ночь, а лампа отчего-то погасла, наверное, в ней что-то перегорело. За окном мелкими блёстками светились окна других домов. Ксения поднялась и размяла затёкшие плечи. Сон тревожил её, но забывался так быстро, что скоро она могла вспомнить лишь мать. Да, она видела мать, но отчего плакала и кричала? Тут во входной двери послышалось знакомое царапанье ключа. Ксения быстро протёрла лицо влажной салфеткой, чтобы убрать следы слёз, и вышла в прихожую. — Что-то ты задержался, — улыбнулась она Виктору, надеясь, что он не заметит ничего не обычного. — Разве? Ведь только восемь, — усмехнулся он в ответ. — А у нас опять пирогами пахнет? — Яблочными, — Ксения качнула головой. — Ты чего это снег в дом тащишь? Виктор неуклюже всплеснул руками. — Ой, прости, хозяюшка. — Ничего, я сейчас приберу, — Ксения скользнула к чуланчику за шваброй. Виктор же перевёл дыхание и на мгновение застыл перед зеркалом. Его губы беззвучно шевельнулись. Однако стоило Ксении вернуться, и он снова улыбался. — Пойду, приму душ, а потом поужинаем, да? Ты ведь компанию-то мне составишь? — Я не ела, — почти удивлённо ответила Ксения. — Уснула после уборки. И теперь ей уже не помнилось даже то, что она видела Анастасию. — Поужинаем вместе, — решил Виктор. Всё будто бы было хорошо.