Шут, Маг, Цирк и его душа

Под утро Дмитрию приснилась душа цирка. Всё такая же сияющая и светлая, она стояла рядом с ним, а под их ногами разворачивалась целая картина — пестрела огнями ярмарка, повсюду стояли шатры, на углу кто-то дышал огнём, слышалась музыка, толпа танцевала, сквозь неё пробирались торговцы сладостями, а в самом центре высился купол цирка-шапито. Дима мельком повернулся к своей спутнице, и душа цирка взяла его за руку. В одно мгновение они воспарили над всей праздничной кутерьмой, а затем оказались уже на арене. Вот только тут было не весело и слишком тихо. Душа цирка приложила палец к губам и указала ему на место в первом ряду. Дима по-слушно сел, приготовившись ждать явно не представления. Только немногим позже он понял, что в центре арены высится алтарь. Дима почувствовал, как от этого странного соседства цирковых опилок и укрытого чёрной тканью алтаря по спине бегут мурашки. Он уже хотел подняться, но понял, что лишился возможности двигаться. Стало нестерпимо страшно. На арену неспешно вошёл некто в чёрном плаще. Его лицо скрывал капюшон, и сам он был чересчур огромного роста. Дмитрий вдруг сообразил, что наверное этот великан будет почти трёх метров в высоту. Он не заметил зрителя, а только отошёл в тень и замер там, словно тоже в ожидании. У Димы пересохло во рту от страха. Он уже понимал, что дальше произойдёт, хотелось кричать или зажмуриться, но он не мог даже закрыть глаза по собственной воле и продолжал смотреть. Он увидел и девушку — душу цирка, только совсем не сияющую, обычно-зеленоглазую, он узнал фокусника в смешном, расшитом серебряными звёздочками плащике, он почувствовал значительно раньше, что должно произойти и хотел бы проснуться, вот только и этого не мог. Блеснул клинок. *** Утром четырнадцатого декабря Екатерина Марковна дожидалась Ивана Фёдоровича у его кабинета. Она волновалась — даже своих, цирковых, уговаривать приходилось долго, что уж говорить о человеке, который всё ещё был будто бы чужой? К тому же разве не он собственноручно привёл в цирк его же погибель! Марковна на деле и простить-то это до конца не могла, как уж тут разговаривать вообще. Впрочем, прохаживаясь по коридору, она всё-таки сумела взять себя в руки, и когда Иван Фёдорович показался из-за угла, даже улыбнулась ему. — Доброе утро, — удивился директор. — А что это вы тут делаете? — Мне с вами поговорить нужно, доброе утро, — Екатерина Марковна чуть склонила голову, оценивающим взглядом окидывая Ивана Фёдоровича с ног до головы. — Серьёзный есть разговор. — Что-то не так с буфетом? — он открыл дверь своим ключом и зажёг свет, проходя к шкафу, чтобы оставить там пальто. Екатерина Марковна осталась стоять в центре комнаты, волнение не позволило бы ей сидеть спокойно. — Что-то не так со всем цирком, — решилась она. Иван Фёдорович обернулся и нахмурился, но в глазах его было непонимание. — В каком это смысле? — Да уж не знаю, как начать, — Екатерина Марковна смяла в руках шарф, а затем вдруг спросила: — Вот о чём вы думаете, когда вспоминаете про цирк? — Про наш? — Про любой цирк? Иван Фёдорович сел за стол, помедлив с ответом, но потом у него вырвалось: — Манеж, купол, клоуны… — и взгляд тут же стал раздражённым. — Что, пришли требовать в очередной раз переиграть программу? Невозможно это! Даже если бы я этого всеми силами захотел! — А вы ещё и не хотите? — подошла ближе к столу Екатерина Марковна. — Хочу, — всплеснул руками Иван Фёдорович. — Первый вариант сценария очень мне нравился, всё укладывалось, всё как надо было. Где только Роман нашёл этого… — Колесникова, — закончила за него Екатерина Марковна. — Александра, — хмуро кивнул Иван Фёдорович. — А вы знаете, что он тут уже был? Не изменился нисколько, шельмец, а ведь за это время Дима и Ксюша во взрослых людей превратились. — Что значит — не изменился? Это когда было-то? — Иван Фёдорович недоверчиво головой покачал. — Я этим сплетням верить не хочу. — Так это не сплетни, — Марковна хлопнула себя по карманам куртки. — Вот совсем не сплетни. Больше десяти лет прошло… — она вытащила несколько чуть пожелтевших фотографий. — Вот смотрите. Иван Фёдорович сначала обратил внимание не на мужчину, а на женщину. Она была похожа на Ксению Резниченко, но отдалённо, точно была её сестрой. И только мгновением позже он понял, что рядом с этой женщиной — Александр Колесников. Совершенно точно он, ничуть не моложе. — Вот он, с Настенькой-то нашей на крыльце. Эту фотографию тайком сделал Степан, всё хотел правды добиться для Виктора. Да только не успел он ему отдать фотографии. — А что случилось? — растерянно переспросил Иван Фёдорович, будто бы это было важнее, чем то, что он видел своими глазами. — Увёз Колесников её. И они разбились, — Марковна чуть помолчала. — Погибла Настенька. — Как же это? — Иван Фёдорович потёр начавший наливаться болью висок. — Ничего не понимаю. — Кто ж тут разберётся, — Катерина Марковна вздохнула. — Каким-то образом Колесников выжил, да ещё и старость его не взяла. Анастасия Резниченко кровью своей отвела его от нашего цирка, но вот он вернулся. — Это уже мистика какая-то началась, — Иван Фёдорович оторвал взгляд от снимков. — На правду ничуть не похоже. — Может, и не похоже, для человека-то нециркового, да только цирк весь из мистики состоит, если хотите, — раздражённо отвернувшись, Катерина Марковна замолчала, обдумывая, что же дальше рассказывать. — Вот не надо мне этим в глаза тыкать, — несмело возразил ей Иван Фёдорович. — Ясно уже, что-то тут не так. Да и… жуть на меня наводит Александр, не могу понять, отчего он мне некоторое время… вроде как симпатичен был. — Потому что колдовство это, — отмахнулась Екатерина. — Колдовство, да ещё самое чёрное. Нужна ему душа цирка, вот он и расстарался, да нет больше Настеньки, некому отвести беду. — Душа цирка… — оторопел Иван Фёдорович. — Сгорит наш цирк! Когда там у него репетиция? — Марковна снова повернулась. — Так вчера была одна и вторая сегодня. И что значит — сгорит? — Опоздали! — не услышала вопроса Екатерина и заметалась по кабинету. — Опоздали! Сегодня сгубит он нашу девочку… Она выудила из кармана мобильный и набрала сообщение Дмитрию, только после этого обратив внимание на недоумевающего директора. — Какую девочку? Как — сгубит? Что за душа цирка? Куда опоздали? — перечислил он вопросы, и лицо его становилось всё более удивлённым. — Сегодня на репетиции случится всё! — отрезала Катерина Марковна. — Если вы хотите цирк сохранить, то должны быть с нами! — То есть?! — Сначала соглашайтесь, — настаивала она. — Сначала я должна увидеть, что вы поверили. — Да как в эту чушь поверить можно?! — он поднялся, опираясь на стол. — Что тут вообще происходит? — И не надо на меня голос повышать! — Катерина Марковна выдохнула. — Слушайте, повторять не буду. Александр жаждет заполучить душу цирка. Он уже загнал её в Ксению, обманул девчонку сольным номером. Сегодня же он её и вовсе убьёт. И есть только один способ помешать ему — если мы все вместе сплотимся. Если все разом… — Что, только меня не хватает? — Иван Фёдорович снова коснулся виска. — Что за бред? — Только вас. Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Катерина Марковна уже готова была силой утащить директора в подсобку, где и продержать связанным до того самого момента, как они все должны появиться на манеже, но тут Иван Фёдорович вздохнул. — Я не очень-то в эту магию-шмагию верю… Но фигурка ведь от головной боли защищает, да… Как-то так это получается, если ничего такого-то нет? — он растерянно развёл руками. — Стоило Александру появиться, как всё наперекосяк пошло, уж не знаю, колдовство это или как, но всё он нам испортил. И себя понять не могу, то одно думал о нём, то другое. В первый раз готов был взашей вытолкать, потом сам же на всё согласился. Отчего я так? Гипноз, может? Я… не знаю, — он прикрыл глаза. — Больно это всё. — Иван Фёдорович? — окликнула его Катерина Марковна. — Я всегда мечтал с цирком близко соприкоснуться, грезил этим. Что ж мне теперь его терять? Если говорите, что нужно клоуном рядиться и по манежу бегать, так может, вы и знаете-то получше? Ну, так надо? — Так, — кивнула Марковна, удивляясь, что не успела ведь даже и слова об этом сказать. — Ну, значит, надо побегать, — он горько усмехнулся. — Так вся труппа будет? — И Николай придёт, — отчего-то добавила Катерина. — Он за цирк душой переживает. — Сегодня на семь Александр записан, — Иван Фёдорович подошёл к Катерине Марковне и неожиданно протянул ей руку. — Пусть это наша авантюра будет, даже если вы разыграть меня решили. — Хорошо, — у неё не было причины не доверять, и план, казалось бы, обрёл более чёткие формы. Загадывать Катерина Марковна боялась, но надеяться запретить себе не могла. Она сжала ладонь Ивана Фёдоровича двумя руками. *** Виктор ушёл из дома намного раньше, чем нужно. Он отчаянно переживал и не хотел, чтобы Ксения что-то заметила. Уж лучше было побродить по улицам или доехать к Степану. Однако оказавшись в парке, Виктор всё же двинулся прямиком к цирку. Его тянуло туда как магнитом. Вчера они успели переговорить со всеми, кроме Ивана Фёдоровича. Дмитрий обещал позвонить, едва Екатерина узнает подробности о репетиции, но почему-то — хоть Ксения ничего такого не говорила — Виктор был уверен, что всё решится этим вечером. Он знал, он чуял, как знал и чуял неотвратимость беды в тот день, когда Анастасия уходила из дома. Тогда он прогнал это ощущение, но теперь ничего не мог с ним сделать. Настенька, его Настенька не должна была умереть напрасно. И он собирался сделать всё, что в его силах, только бы отстоять цирк, который она спасала. Только бы не оказалось поздно. Только бы можно было повернуть вспять колдовство. Виктор остановился у заметённой снегом лавочки, рассматривая здание цирка, как притаившегося зверя. Там, внутри, действительно ожидало что-то недоброе, и Виктор медлил входить. Зазвонил мобильный, и он некоторое время шарил по карманам — руки так задрожали, что не сразу удалось вытащить телефон. — Дима? — спросил он. — Да, Виктор Анатольевич, сегодня в семь. Вы сейчас дома? — Нет, я… гуляю. Вот, совсем близко уже. — Вы приходите, — Морозов замялся. — Жутко тут без вас, Виктор Анатольевич. — Я сейчас, сейчас уже буду, — пообещал Виктор и отключился. Странно было слышать это «без вас», точно он герой какой-то, словно это он только и может спасти цирк. Не так всё, не так! Настенька была хранителем, Настенька, а он, шут, примазался только. «Ты прости меня, милая, — повторял он про себя. — Прости, я из кожи вон вылезу, но сделаю, сделаю, Настя!» Пошёл снег, и Виктор углядел в этом знак. Надежда была ещё, надежда, пусть и маленькая. Он направился к чёрному входу, отчего-то именно так было правильно. *** Александр пришёл в цирк около пяти и сначала надолго задержался в холле. С помощью одного из амулетов он придирчиво осмотрел зеркала. Отражения проносились в них, как если бы это были экраны, где демонстрировалась плёнка на обратной перемотке. Но в холле сегодня побывало совсем немного людей. Колесников увидел Ивана Фёдоровича, пару акробатов и одного из работников. Ни вздорной женщины из буфета, чьё имя он упорно забывал, ни мальчишки-рыцаря, ни отца Ксении он не приметил. Прежде все они после окончания ремонта выбирали именно центральный вход, зачем бы им было изменять своим привычкам? Александр усмехнулся своей счастливой звезде. Ещё утром он вытаскивал карту, и то оказалась Башня. Как заманчиво выглядел этот символ. Да, именно падением закончится сегодняшний вечер, Ксения рухнет из-под купола, навсегда отдавая в его власть душу цирка. Сладость предвкушения заставляла Александра улыбаться. Он прошёл в гримёрку, которую Иван Фёдорович раньше выделил ему. Конечно, сразу было ясно, что ранее это помещение служило, разве что, подсобкой, но Александру было всё равно. Может, являйся он артистом, его бы такое положение вещей оскорбляло, тем более что гримёрка клоунов теперь вроде бы пустовала, но он был выше всего этого. Комнатка требовалась, только чтобы собраться с мыслями и немного расслабиться. Сегодня долгая битва наконец-то увенчается его победой. Нельзя совершить ни одного неверного хода, как бы он ни был уверен. Потому Александр закрыл дверь на ключ и принялся повторять магические формулы одну за другой. Неподалёку дрожала в нетерпении сеть его заклинаний, звенела, хоть никто того не слышал, дышала и звала к себе душу цирка. *** Ксении очень не хотелось отправляться на вечернюю репетицию, но даже с отцом на эту тему она посоветоваться не могла — Виктор с утра собрался и куда-то ушёл, а ближе к шести у него и мобильный не отвечал. Ксения утешала себя, что телефон разрядился, такое и прежде случалось, но всё же тревога заставляла её идти быстрее. Здания цирка было почти не видно за густыми хлопьями снега, и Ксения успела пожалеть, что решилась на прогулку через парк вместо того, чтобы доехать маршруткой. Наконец она взбежала по ступенькам и вошла в холл. В цирке стояла оглушающая тишина, точно никого там больше не было. Впрочем, кому бы вздумалось задерживаться до шести? Ксения сдёрнула шапку с волос, отряхивая снег, посмотрела на своё отражение и удивилась тому, насколько сегодня похожа на мать. Но пялиться в зеркало было некогда, так что она направилась к лестнице. Интересно, пришёл ли уже Александр? Впервые Ксения чувствовала, как ей вообще не хочется на манеж, до тошноты и отвращения, точно ей нездоровилось. Но на самом-то деле всё было в порядке, просто неизвестно откуда накатила странная лень. Переодеваясь, Ксения несколько раз повторила про себя, что должна быть сильной ради матери. Но сегодня эта мантра нисколько не помогла. Проходя по сумрачным коридорам, Ксения на секунду задумалась, отчего вдруг все лампы стали такими тусклыми? Разве раньше не казалось, что они сияют как солнышки? Весь цирк будто стал гораздо мрачнее, почему она прежде ничего такого не замечала? Как во сне жила! Перед выходом на манеж Ксения помедлила, но затем взяла себя в руки и преодолела последние метры. Арена встретила её таким же тусклым освещением. Очень низко над золотящимся кругом висела трапеция, чуть поодаль от неё на подставке возвышался хрустальный шар, в котором что-то искрилось и мельтешило. По бортику манежа через равные промежутки стояли свечи, но не горели. Ксения сделала ещё несколько шагов, озираясь, однако Александра не заметила. Странно, но разве в прошлый раз не было стеклянного шкафа? Что же это за номер такой, что от неё требуется? Ей очень не нравилась атмосфера, и эти свечи, и зловещая тишина, сердце отчего-то забилось часто-часто. Остановившись около хрустального шара, Ксения против собственной воли и желания склонилась над ним. Он притягивал взгляд, привлекал и очаровывал, но то было неприятное чувство, она не могла бороться с этим ощущением, потому и вгляделась в пестрящий свет. На миг ей показалось, что она видит, как изнутри шара на неё смотрит светлое, почти прозрачное лицо, смотрит, безмолвно крича. Так страшно! — Ксения! — раздался тут голос Александра. — Рад вас видеть! — Что я должна делать? — спросила она, отшатываясь от хрустальной сферы, будто бы смотреться туда было запрещено, и Колесников застукал её на преступлении. — Этот фокус — иллюзия с зеркалами, — с охотой стал рассказывать Александр, приближаясь к ней. — Вам, Ксения, надо сесть на трапецию и качаться, точно на качелях, в определённый момент зеркала поймают вас, и зрителям покажется, что вы падаете, а потом — летите без всяких дополнительных средств! Никакой опасности! На самом деле вы останетесь на трапеции и продолжите раскачиваться, пока механизм не опустит вас назад на арену. — Мне нужна страховка, — напомнила Ксения. Она видела, что страховочного пояса на месте нет. — Не понадобится, — отмахнулся Александр, и взгляд его на мгновение потемнел. Ксении показалось, что она уже падает. Виски заломило, мысли улетучились, и она сама собой повторила: — Не понадобится. Никаких сомнений больше не возникло, Ксения прошла к трапеции и послушно села на неё, удерживаясь двумя руками. Подумаешь, покачаться на высоте! Да у неё десяток трюков во много раз сложнее и опаснее. Не нужна для такой мелочи никакая страховка. Равнодушно оглядев арену, она даже пожала плечами. В глубине души всё же шевельнулась тревога, но Ксения быстро задавила её. — Когда начинаем? — спросила она. Не терпелось побыстрее закончить с этой неприятной обязанностью. — Прямо сейчас, — Александр хлопнул в ладоши. Звук разнёсся над пустыми зрительными рядами, отразился эхом от купола, показавшись Ксении отголоском майского грома. Она вздрогнула, но в тот же момент трапеция плавно заскользила вверх. Ксения представила, как Митяй, который обычно этим заведовал, и теперь смотрит на неё. Иногда думать о том, что работники сцены незримо наблюдают и волнуются о каждом артисте, утешало. Видел бы её сейчас Дмитрий, что бы он сказал? Наверное, ему не понравилось бы… Раскачиваясь, Ксения закрыла глаза, задумавшись о Диме. Где-то внизу Александр что-то говорил — звук поднимался под купол искажённо, изломанно, и, конечно, Ксении было не разобрать слова. Внезапно у неё словно намокли ладони. Они скользили, не позволяя ухватиться покрепче. Чуть насторожившись, Ксения отняла одну руку, чтобы рассмотреть пальцы, и вскрикнула, потому что вся поверхность ладоней алела свежей кровью. Кровь струилась из пор кожи, капала на тренировочное трико, и Ксения дёрнулась, переводя взгляд на вторую руку. С той происходило то же самое, красные капельки медленно текли вниз из-под пальцев. Ксения закричала от испуга, и в этот момент внизу загорелись свечи. Арену вычертило пунктиром зеленоватых огоньков. Не понимая, что делает и зачем, Ксения встала на трапеции, удерживаясь лишь одной рукой. Ступни тоже скользили, трапецию крутило и шатало так, будто под куполом цирка гулял жуткий ветер, но Ксения ничего этого уже не понимала. У неё стремительно темнело в глазах. Внизу раздался странный, даже страшный шум. Больше не в силах удерживаться, Ксения соскользнула со снаряда и почувствовала только, что падает, падает, и ей не за что схватиться. Она помнила, что её не ждёт никакая страховочная сетка. *** К шести вся труппа была уже в сборе. Виктор, уже загримированный, наспех рисовал весёлые лица остальным. Степан помогал ему, иногда отпуская смешные комментарии. — Ты мне пострашнее малюй, — сказал Виктору Иван Фёдорович. Он взволнованно оглядывал полных решимости людей и силился понять, что они делают и зачем. — Не пострашнее, а посмешнее, — поправил его Виктор. — Страхом не наша очередь заведовать. — Молчи уж лучше, Витя, — одёрнул его Степан. — Вот лучше посмотри, Дима-то отлично выглядит. Дима кривовато усмехнулся. — Клоун-хромоножка, звезда сезона! — Тихо! — Екатерина Марковна успела не только раскрасить лицо, но и переодеться в роскошный костюм арлекины. — Нам смеяться надо, а мы только горечь излучаем. — Как же тут смеяться? — возмутился вдруг Геннадий. — Что за бредню мы тут разыгрываем? — Нельзя сомневаться, когда сражаешься за дело правое! — укоризненно напомнил ему Николай Васильевич. — Гена, лучше анекдот нам расскажи. На удивление Дикий послушался. Слово за слово, но каждый вдруг начал вспоминать смешные истории, скоро уже смех звучал совершенно искренний, а может, всем уже стало настолько не по себе, что это начиналась общая истерика, разбираться времени не было. В семь часов Екатерина Марковна оглядела смеющуюся труппу и скомандовала: — Ну, Витя, веди! Виктор встряхнулся и, захохотав так заливисто, как только умел, выскочил за дверь и помчался к выходу на арену. Он вылетел через форганг и сразу же заметил Колесникова. Тот замер в центре, глядя вверх, бледное лицо точно сияло изнутри. Пусть смех продолжал рваться из груди, Виктор тоже запрокинул голову и увидел Ксению. Она качалась на трапеции, едва удерживаясь одной рукой. Стояла так неуверенно, точно готовилась упасть. Виктор смеялся, смех словно жил в нём сам по себе, рядом с ним хохотали — заливисто и нескромно — все остальные. Они окружали Колесникова, и тому пришлось оглядеться, вскрикнуть что-то — ни слова оказалось не разобрать. Время замедлилось, Виктор видел вокруг разноцветные лица и смеялся, смеялся, пока сердце отчаянно ныло, пока страх сжимал горло, отчего-то совсем не мешая хохоту прорываться наружу. Рядом с Виктором тыкал в Александра пальцами, держась за живот, Дима. Грим у него размазался, потому что хохотал он до слёз. Глядя на него, и остальные тоже стали тыкать в Колесникова, кто-то хлопнул его по спине, Екатерина Марковна, смеясь, мазнула ему по лицу белым гримом, ничуть не смущаясь того, что делает. Арена точно вращалась, где-то высоко слышался крик, но никто и ничего уже не мог разобрать. Кутерьма, от которой захватывало дыхание, какофония, мерцающий зеленоватый свет… все они будто бы оказались во сне, в странном кошмаре, который пугал и веселил одновременно.