Шут, Маг, Цирк и его душа

Очередная ярмарка шумела и взрывалась огнями фейерверков. Двое подростков, похожие друг на друга как две капли воды, сидели поодаль от шумного веселья. Один всё время перетасовывал колоду карт, да так ловко, что на это можно было засмотреться, второй же мечтательно улыбался. — Давай я заработаю нам на ужин, — наконец предложил он, повернувшись к брату, тот недовольно скривился. — Опять будешь кривляться? — фыркнул он. — У нас нет ни монетки, но посмотри, сколько тут людей, я за полчаса соберу столько, чтобы можно было перекусить, — первый вздохнул. — Не упрямься, ты можешь даже не смотреть… — Да делай, что хочешь, шут гороховый, — второй отвернулся. — Всё равно ничего другого ты не умеешь. — У тебя с фокусами тоже не очень получается, — всё же уколол его первый и спрыгнул с заборчика, где они отдыхали. — Я всего лишь хочу, чтобы ты был сыт… — С тех пор, как умер отец, ты только и делаешь, что дурачишься, выдавая это за единственный способ прокормиться, — язвительно заметил второй. — Я хотя бы стараюсь проникнуться более глубоким искусством. — Ага, фокусничеством, — отмахнулся первый и убежал в толпу, сдёрнув с головы шапку. Второй зло посмотрел ему вслед и пробормотал: «Много ты понимаешь в магии, младший». Разницы меж ними было в десять минут, но всё же и такая малость заставляла его считать себя капельку лучше. Они не знали матери, та умерла родами, отец же был пьяница, так что многого дать им не мог, а когда он умер, братьям приходилось поневоле держаться друг за друга, хоть они чаще спорили и ссорились, чем решали свои проблемы миром. Чем старше они становились, тем больше один жаждал научиться настоящему магическому искусству, тем лучше получалось у второго веселить людей. Вернулся он почти через час и первым делом швырнул брату красное яблоко. — Вот, держи, попробуй, мякоть точно сахар. Второй покривился, но всё-таки откусил кусочек. — Мы сможем даже заночевать под крышей, смотри, — не обратив внимания на реакцию, продолжал первый. В шапке его был полно мелких монет. — Пойдём скорее, я знаю, где лучшие пирожки на ярмарке. — Дай-ка сюда, а то растеряешь, — второй сгрёб деньги в кошель. — Пойдём. Теперь они уже вместе влились в пёструю толпу. Тем же вечером они вдвоём уснули в амбаре, но ближе к утру там же оказалось ещё несколько человек, и пока первый спал, второй настороженно всматривался в темноту, опасаясь, что их обворуют. Тогда-то он и услышал: — Да, у стен столицы сейчас стоит цирк, не чета местным затейникам, — медленно говорил старый мужчина. — Недавно я оттуда, сам бывал на представлении. Иллюзии там творит, не поверишь, Дьявол. — Кто же мог допустить такое?! — ахнул другой. — Так а кто ему запретит? Ни один священник с такой силищей не совладает. Зато иллюзии его настолько хороши, что люди о себе забывают. Вот уж где магия, а не дешёвка с картами. Эх, красиво, да… Чудеса! Тебе не понять, ты-то там не был. — Говорят, завтра с этого двора отправляется в столицу обоз, вот надо бы напроситься с ними. — Навряд ли возьмут… До столицы путь был неблизким, но неспящий брат уже знал, что обязан туда попасть, напроситься в ученики таинственному фокуснику. Пусть о нём судачат, что это дьявол, но разве тот существует? — Эй, — толкнул он брата. — С утра надо к обозу пристраиваться. — Что? — прошептал тот спросонья. — Говорю, с утра идём с обозом в столицу. — Но мы здесь можем заработать больше! — Я старший, я буду сам решать, — отбрил второй. Первый, ворча, зарылся поглубже в сено. Ранним утром второй растолкал его, и они выскользнули в туман, прислушиваясь, где переговариваются обозники. Подобравшись к телеге, загруженной бесформенными тюками, они нырнули под рогожу и вскоре почувствовали, как колёса пришли в движение. Медленно-медленно обоз покидал деревню, направляясь к столице. *** Их обнаружили только на следующий день, но «младший» так развеселил обозников, что те решили позволить братьям продолжать путь. Разговоров на привале было только о цирковом дьяволе, и вскоре «младший» понял, на что рассчитывает его брат. Тем же вечером, едва затихла беседа, он схватил брата за шиворот и уволок от костра в темноту. — Ты с ума сошёл? Хочешь пойти в ученики к дьяволу? — Вот уж кто точно сведущ в магии, — холодно отозвался второй. — Так что да, я этого хочу! — Я не поеду с тобой! — Да и оставайся, до ближайшей деревни день пути, погибай на радость местному зверью, глупец и шут! — почти закричал он. Они смотрели друг на друга, и «младший» всё ещё сжимал ворот рубахи старшего. — Ты погубишь себя, — и он отпустил ткань. — Погубишь! — Будто может быть что-то хуже, чем кривляться перед другими людьми! — «старший» повернулся спиной. — Будто можно унизиться больше. — Я не унижаюсь! — Ну конечно! Ты радуешься своему «дару», наслаждаешься им. И только мне приходится краснеть за нас обоих, — он сплюнул, а когда повернулся, озадаченный, что не последовало ответа, то понял, что стоит совершенно один в темноте. «Младший» исчез. *** Взрослые пожалели мальчишку, и «старший» всё же добрался до столицы. Злость на покинувшего его брата постепенно превратилась в ненависть ко всем шутам на свете. Это они, их дурацкое веселье лишили его последней семьи. Сердце «старшего» кровоточило и страдало, потому он все силы положил на достижение цели. Ведь стоит овладеть магией, и он с лёгкостью отыщет пропавшего. Он пробрался на представление тайком, сидел в самом тёмном углу и видел собственными глазами, как прекрасен и талантлив тёмный маг. Он не выпускал голубей, не тащил зайцев из шляпы, не играл картами и платками. Его магия была зеркальной, чудесной, сияющей, и люди хлопали и ахали, бросая цветы на золотой круг манежа. Восхищённый, в тот же вечер «старший» подкараулил фокусника у шатра. Сгущались сумерки, и в них тот действительно казался дьяволом. Красивое лицо притягивало и отталкивало одновременно, ледяной взгляд пронзал насквозь. — Хочу стать вашим учеником, — «старший» упал на колени, хватая творца иллюзий за плащ. — Учеником? — засмеялся тот. — Вот куда ты метишь. Учиться у меня трудно, малыш. — Мне всё равно, я всё вынесу! — Сначала нужно тебя проверить, слышал ли ты когда-нибудь о душе цирка, а? «Старший» лишь помотал головой. Фокусник схватил его за плечо и заставил подняться, а затем потащил к себе в фургончик, не обращая внимания, что мальчишке больно. Лишь закрыв за собой двери, он отпустил «старшего». Пока тот растирал занывшее плечо, фокусник зажёг пару свечей и уселся в кресло. — Душа цирка одна на весь мир, — сказал он чуть брезгливо. — Для мага она настоящее сокровище. Столько сил! Но её не так-то просто изловить. Я обошёл столько городов и стран, чтобы добраться до неё, и вот теперь она здесь, затаилась в хрупком тельце акробатки. «Старший» видел сегодня эту девушку. Ей едва ли исполнилось семнадцать. Ах, как она летала под куполом, как она парила там, будто и вовсе не была человеческим существом. — Я бы и сам нашёл способ поймать душу, но для тебя это будет хорошей проверкой. Убеди акробатку прийти в шатёр цирка к полуночи в субботу. Как раз в полнолуние. Сделаешь — станешь моим учеником. — Сделаю, — пообещал «старший», непременно сделаю. Он выскользнул из фургона и забился под него, чтобы переждать ночь, а уже утром отправился в цирк — наниматься уборщиком. *** «Младшего» подобрал на тракте всадник и привёз в столицу, обогнав обоз на целых три дня. Не умея ничего лучше, чем веселить людей, «младший» скоро оказался среди помощников местных жонглёров и клоунов. Ему обещали, что скоро даже выпустят на арену. Чаще всего же его ставили развлекать толпу, что изнывала в очереди за билетами. Теперь лицо его всё время было выбелено, а нос разрисован красным, на щеках алели солнца. Ему нравился этот облик. «Старший» не узнал его, даже когда прошёл совсем близко, и это было больно, но «младший» успокоил себя — позже он непременно откроется брату, а сейчас нужно работать, нужно дарить смех людям. С акробаткой они подружились первым же вечером, и в свободные минуты он прибегал к ней, вручал леденец или конфету и, краснея, уносился прочь. Она была старше всего на полтора года, но ему казалось, что на целую жизнь. *** Отпущенный срок шёл, два брата почти не пересекались под пологом цирка и между фургончиков, где жили артисты. Никто и не заметил, как мальчишки схожи лицом. Это и обмануло акробатку. Признав нового друга в «старшем» она согласилась пойти ночью на манеж. — Я покажу тебе фокус, — обещал он. Акробатка же так привыкла к шуткам, что не заподозрила ничего странного. А, быть может, сама судьба вела её в ту ночь. Когда они проходили мимо костра, у которого улеглись спать жонглёры — ночь была на редкость душная, над городом собиралась гроза, их заприметил «младший». Удивившись и почуяв неладное, он осторожно побежал следом, скрываясь в тенях и стараясь даже не дышать лишний раз. Манеж освещался тремя факелами, воткнутыми в песок. Посреди него возвышался алтарь. Иллюзионист стоял рядом с ним, пряча руки в широкие рукава тёмной мантии, расшитой серебром. Когда в кругу неясного света появились акробатка с мальчишкой, он негромко засмеялся. — Вот ты и пришла, — и тут же вокруг арены поднялось пламя. — Теперь не сбежишь. Акробатка метнулась назад, но отшатнулась от пламени, а иллюзионист, даже не глянув на неё больше, подошёл к «старшему». — Ты хотел учиться. Вот тебе нож. Вырежи её сердце. Так начинается магия. Тёмный клинок лёг ему в ладонь, и тотчас же его замутило. Он затравленно огляделся, но желание получить настоящие магические силы, восторжествовало над совестью и разумом, и он сделал шаг к акробатке. Та попятилась и неожиданно упёрлась спиной в холодный алтарный камень. — Убей её и получишь всё, что пожелаешь, — продолжал иллюзионист. Голос его звучал подобно раскатам грома, вторя ему над цирковым шатром загремело — пришла гроза. Никто не заметил, что за языками пламени пробирается ещё один мальчишка. Лицо его было по-прежнему раскрашено гримом. Руки «старшего» дрожали, но он приближался, почти решившись на убийство, как вдруг кто-то прыгнул ему на спину. Брат его, не испугавшись огня, со смехом перелетел через преграду. — Отдай нож, — хохотал он отчаянно. Акробатка, узнав его, тоже засмеялась, разворачиваясь к иллюзионисту, что как будто стал выше и шире в плечах. — Ты меня не получишь, у меня есть защитник! — Он всего лишь мальчишка, — сквозь капюшон мантии взвились вверх рога, на арене стоял сам Дьявол. — Я смету его одной рукой. Но что-то было не так, он не мог дотянуться до мальчишки-шута, а тот боролся с братом и почти отобрал тёмный клинок. На лице его цвела победная улыбка, он смеялся, смеялся и не собирался переставать. — Ты будешь моей, — загрохотал Дьявол. Свет молнии был таким ярким, что его видно было сквозь ткань шатра, гром расколол небеса. — Убей её, ученик! Покорённый и сломленный дьявольской волей, «старший» рванулся из рук брата и повернулся к акробатке, занося нож. Но «младший» в последний момент прыгнул вперёд, и когда лезвие опустилось, на арену хлынула не кровь девушки, а его собственная. — Что же ты делаешь, брат? — усмехнулся он горько, падая лицом в свежий песок. Только тогда вдруг «старший» узнал под гримом шута человека, ближе которого у него никогда не было. Душа цирка хлопнула в ладоши, и голос её на мгновение поглотил шум ливня и рокот грозы: — Заклинаю невинной кровью и силой чистой души, всегда преданной радости, никогда тебе не воплотиться больше, никогда не протягивать рук ко мне. Да буду я разбита на тысячу кусков, не собрать тебе их все до скончания века. Снова вспыхнула молния, и по арене вдруг разлетелись тысячи язычков синего пламени. Дьявол закричал, а пламя перекинулось на него и за мгновение не оставило даже пепла, тут же погаснув. Но «старший» не видел ничего такого, он смотрел на ладони, испачканные в крови, он умолял брата встать, он рыдал, и горе его было так велико, так жутко, что даже о магии он ничего не помнил. Не знал он и как выбрался из шатра, не заметил, что стоило только выйти, как начался пожар — в украшенный флажками купол ударила молния. Он шёл мимо фургончиков, мимо спешащих людей, пока не обессилел и не повалился далеко в поле, и дождь вымочил его до нитки. Сны были похожи на чёрную пелену. Он надрывно звал брата и не знал, как теперь жить с этим грузом вины. Блуждая во тьме, он вдруг заметил свет и пошёл к нему, пусть тот и отливал кровавым. Среди сумрака выросла фигура Дьявола, лишённая всякой красоты, внушающая только страх. — Хочешь избавиться от боли? — спросил он. — Верни мне брата, — попросил «старший». — Твоя глупость помешала мне воплотить план, над которым я столько трудился. Ты наказан, — засмеялся Дьявол. — Но ты сам вызвался быть моим учеником, и я знаю, как тебе искупить вину. Собери все осколки души цирка и верни их мне. Пока ты будешь заниматься этим, тебе не страшны болезни и боль, сила твоя будет настолько велика, насколько потребуется, чтобы справиться с заданием. И вот ещё что… Забудь. Проснувшись, «старший» озадаченно осмотрелся. Неподалёку высилась столица. В душе его было тихо и спокойно, никаких эмоций. Поднявшись, он направился к городу. Нужно было многое сделать. *** В смеющихся лицах вокруг себя Александр видел прошлое, воспоминания нахлынули на него, заставив утратить дар речи. Он только безмолвно открывал рот, но ни единого слова не вырывалось наружу. Сломленный волной образов, Александр упал на колени, он понял, что его лицо на самом деле ничуть ему не принадлежало, потому что с братом он был единым целым! И сам же, собственными руками неосторожно оборвал связь. Наконец из груди его вырвался первый звук, хриплый вопль, в котором не было ничего человеческого. Мельтешащие рядом лица, люди, огни закружились в нескончаемом хороводе, и Колесников закрыл глаза, внезапно сознавая, что и имя своё он утратил, что ни Александром, ни Колесниковым на самом деле он не является. Где-то вверху зазвучал высокий женский крик. Он звенел в воздухе так долго, так нескончаемо, что Александр невольно запрокинул голову. Время для него замедлилось, почти остановилось, он видел с пугающей ясностью, как падает, бесконечно падает окутанная сиянием фигурка акробатки. Ксения сорвалась с трапеции и летела вниз, навстречу своей гибели, навстречу его колдовству… Вот только у него не осталось ни капли силы, ведь вся магия была чужой, всё, что он считал собственным, было дано ему извне, дано за жизнь брата. Брат пришёл и отнял это. Он виделся Александру за спинами внезапно замерших в напряжении людей, он чудился в каждом языке пламени, он кровавой болью всходил у него внутри. Но смеялся, продолжал смеяться, не мог не смеяться. Александр и сам расхохотался, потому что иначе нельзя было выразить распинавшее его отчаяние. Его планы рухнули, Башня, что он столько раз вытаскивал из колоды, была обещана именно ему, а не кому-то другому. Таро не обманывали и не лгали, он не сумел растолковать их, слишком увлёкся своими успехами, за что и поплатился. Краем глаза он заметил, как Рыцарь чаш ринулся спасти хрупкую девочку, его жертву. Это было тщетно, тщетно, но доброе сердце не ведало преград. Оно рвалось вперёд, не взирая ни на что. Александр не желал видеть миг падения, в натянувшемся струнами воздухе он отвернулся и вдруг встретил взгляд тёмных глаз, в которых сияли звёзды. Душа цирка стояла напротив него. — Кончено, — прошептала она только губами. И тут вместо неё появилась другая. Александр узнал её лицо. Это была та женщина… Ах да, Анастасия! Как жутко было вспомнить и это. Анастасия, которая своей гибелью заставила его забыть об этом цирке! Анастасия, что являлась совершенным хранителем, лучшим из всех, кого он встречал когда-либо, та, кто принёс себя в жертву, чтобы не дать ему завершить начатое. Да если б он только помнил, сунулся бы он сюда? Здесь угнездилась такая сила, которую он сломить не мог. И снова горечь пролилась усмешкой. Анастасия тоже улыбнулась, но в этом не было ни грамма прощения, она сделала своё дело и приняла его поражение. Она пришла засвидетельствовать, что он отступился навеки. И тут время лопнуло и разлетелось осколками, Ксения, потеряв сознание, зависла в метре над полом, и Дмитрий взял её прямо из воздуха. Безвольно откинув голову, она лежала у него на руках, и над ней сияла другая акробатка — стройнее и удивительнее. Она раскинула руки, её длинные волосы мягко шевелились, будто на самом деле воздух был водой. Очень медленно она опустилась, но всё равно не коснулась ступнями арены. Вся труппа теперь видела, что душа цирка на самом деле существует. Не осталось сомнения ни у кого, да и как могло быть иначе, когда она оказалась так близко. Иван Фёдорович рассеянно смазал яркий грим с лица, Николай Васильевич протянул к ней руку, а затем и все остальные разошлись широким кругом, в центре которого стоял Дмитрий с Ксенией на руках. Душа цирка замерла напротив него, потянулась, погладив мимолётно по щеке, и только потом оглянулась на остальных. Паря над ареной, она дотронулась до каждого — Виктора коснулась напротив сердца, Степану растрепала волосы, Геннадию заглянула в глаза… Она провела ладонями по плечам Савельевых, она улыбнулась Антону и Дарье, даже Аркадия поймала за руки, сложила их лодочкой и будто вдохнула в них что-то. Екатерину Марковну она на мгновение обняла, а затем взяла в ладони лицо Ивана Фёдоровича. Он смешно выдохнул и прошептал: — Я понял, понял… Отступив и ещё раз и осмотрев труппу, душа цирка скользнула к Александру. Тот, никем не замеченный, так и оставался на арене, не поднявшийся с колен и даже не обернувшийся к ней. Душа цирка опустила ладони ему на плечи. В тот же миг Александра охватило пламя, не жаркий огонь, а будто серебряное сияние, раскатившееся волной по всему телу, искрящееся, но словно и не горячее вовсе. Колесников дёрнулся, но поник, принимая этот дар или суд — кто же знал, что на самом деле это было. Свет на мгновение вспыхнул так ярко, что всем пришлось зажмуриться, а когда они сумели открыть глаза, Александра уже не было, даже следа от него не осталось. Исчезла с ним вместе и душа цирка. Вместо неё на манеже стояла Анастасия. В безмолвии она приблизилась к Виктору, мягко поцеловала его и… тоже растворилась в воздухе. Ксения пока не пришла в себя, но дыхание её выровнялось, и лицо уже не было мертвенно-бледным. Виктор подошёл к Дмитрию и тихо сказал: — Ну вот и обошлось всё, что ли? Тот только кивнул, переступил с ноги на ногу и… вдруг понял, что хромота исчезла. Заметив что-то в его лице, Виктор настороженно коснулся груди и нахмурился. — Э, что-то она с нами сделала. Он оглянулся на остальных, но, похоже, вся труппа заметила изменения и теперь тихонько переговаривалась. — Эй, — слабо окликнул всех Иван Фёдорович. — А сможем мы… старую программу вернуть, а? Ту, первую… Всем же так нравилось. — Только Ксения свой номер заслужила, — безапелляционно заявили Савельевы хором, такого единодушия в них давненько не бывало. — Да-да, заслужила, — Иван Фёдорович глянул на акробатку. — Пора нам, что ли, с арены убраться. Давайте-ка в буфет, а? Спорить с ним никто не стал, шумной гурьбой труппа ринулась через форганг, будто только что закончилось представление и они, раскланявшись, мчались отдыхать. *** Ксения открыла глаза и удивлённо огляделась. Он была в буфете, лежала на составленных стульях, головой у отца на коленях, под шеей оказался заботливо свёрнутый из куртки валик. — Что случилось? — спросила она. Виктор усмехнулся. — Вот, программу передёрнули… — словно извиняясь, сказал он, не зная ещё, стоит ли упоминать Колесникова. — Как передёрнули? Аркадий же хороший сценарий написал, как раз вы со Степаном главную роль играете… Ксения не помнила событий, связанных с Колесниковым, и Виктор помог ей сесть, тут же утешая: — Так тебе же номер выделили, сольный, как мечтала. — Шутишь, что ли? — Ксения потёрла висок. — О, ну наконец, ты как себя чувствуешь, звезда? — подошла Валентина. — Ты осторожнее с обмороками, у тебя номер сложный. Ты хорошо ешь? — Да, — Ксения недоумевающе смотрела на неё. — Вы меня разыгрываете, да? — Ни капли, — отозвался и Павел. — Да не волнуйся, вот увидишь, у тебя всё получится. Это из-за обморока, память шалит с тобой, мы же столько тренировались. Вот и добились тебе номера. — Да-да, — встрял и Иван Фёдорович. — Говорил он важно, но в руках у него была чашка чая. — Ты не волнуйся, Ксюша, всё получится, непременно. — А в следующий сезон ещё и Диму на манеж выведем, — продолжала Валентина. — Вот это будет интересно. — Диму? — Ксения мотнула головой. — Хорошо было бы, — воспоминаний, что он не может выступать из-за травмы, не возникло. — Пора расходиться, — объявил Геннадий. — Поздно уже, а завтра нам всем работать ещё. Пока труппа расходилась, Ксения удивлённо молчала. Потом же, когда они вместе с Виктором шли к остановке в надежде дождаться маршрутку, она всё же сказала: — Ты знаешь, я ведь видела маму. — Да? — голос Виктора на миг дрогнул. — Угу, она сказала, что всё получится… И улыбалась, — Ксения растерянно глянула на него. — Думаешь, так и будет? — Настенька никогда не обманывала, дочь, — Виктор сжал её ладонь. — Никогда. Падал снег.