Проклятие Тихого океана

      Стэн «просыпается» на улице, чувствует, как нестерпимо гудит в ушах. Голова болит. Болит сильно, зверски, словно её попытались поделить пополам. Минуту ему кажется, что, возможно, он заснул в поле, хотя подобного он не позволял себе никогда, прекрасно зная, что погода в пригороде была переменчива. Стэн пытается сесть, но не получается, в ушах противно чавкает и парень морщится, дышит тяжело, продолжая лежать, пока гул в ушах немного не стихает. Марш пытается вспомнить, возможно, он напился? Он не позволял себе так «расслабляться», он всегда знал свою меру, но ведь всё бывает в первый раз? Резко накатывает приступ тошноты, и Стэн сгибается пополам прямо на земле. Его рвёт желчью, кровью, чем-то чёрным и густым. Ноздри заполняет запах пороха и железа, это никогда не было смешным, но становится страшным. Парень всхлипывает, а затем хнычет, хватается за разламывающуюся голову и воет тихонько куда-то в землю, покачиваясь, будто станет легче. С чавканьем на землю глухо падает металлическая бляшка. Стэн узнаёт в ней патрон и заторможено трогает висок, натыкаясь пальцами на голое мясо и собственные кости. К горлу подкатывает новый приступ тошноты, он цепляется пальцами в землю, пялясь на собственную кровь, оставшуюся на ногтях, и дышит, тяжело и рвано, пытаясь успокоиться, потому что это всё дурной сон и бред…       Руки у Сэтна трясутся как у припадочного, он касается виска вновь, нерешительно и нервно. В этот раз он ощущает лишь собственную, чуть тёплую кожу. Брюнет начинает ощупывать его, пытаясь убедиться, что не промазал, потому что всё это кажется какой-то ерундой, как это вообще возможно? Стэн даже, чёрт подери, не курил эту дурь вокруг! Не может же ему видеться всякое просто от того, что он провёл на поле пару минут или часов. И таблетки он не трогал давно, галлюцинаций не должно быть, совершенно точно.       Парень смотрит на землю, пытается сфокусировать взгляд. Патрон всё ещё лежит на земле, рядом с лужей чёрной рвоты… Стэна начинает трясти мелко и истерично, рефлекторно он царапает землю пальцами, пока неожиданно его не «выключает». Это похоже на переключение рубильника, вся нервозность вдруг уходит. До него не доходит резко какая-то непостижимая истина, до него не доходит осознание, что же здесь произошло. До Стэна доходит только то, что он замёрз, и он не знает, сколько провёл на улице. Стэн подбирает патрон и прячет в крохотный «кармашек» джинс, Кенни долго пытался убедить всех, что он нужен, чтобы носить там презерватив, но вряд ли Кенни обидится на подобную дерзость с его стороны, да и в теории пуля должна была быть контрацепцией получше резины, но, похоже, только в теории.       Морок сходит с Марша резкой волной, ещё более удушливой, чем рвота. Его руки по-прежнему немного трясутся, но он быстро собирает банки обратно в пакет, а затем оставляет его у Ангара, зная, что никто из родственников не додумается даже заглядывать в него. Максимум, отец заставит именно его выбросить пакет по пути в школу, в город Рэнди наведывается ещё реже, чем Стэн начинает день без допинга, особенно с тех пор, как у них появились деньги и возможности доставки любых покупок.       Стэн снимает куртку и оглядывает, крови на ней не так уж и много, чёрт его знает, как так получилось… Марш уверен — на нём её гораздо, гораздо больше. Стэн вытирает лицо и голову внутренней стороной куртки, пытается высмотреть в маленьком зеркальце отцовского трактора насколько у него получилось спрятать следы. В волосах кровь не так видно, если пробежаться быстро — никто ничего не заметит… Правильно, он просто должен вернуться в свою комнату, принять душ и успокоиться. Стэн надевает куртку, не думая о том, что под ней на футболке и коже появятся кровавые разводы. Пистолет парень не забывает поставить на предохранитель и так же прячет во внутренний карман куртки, а затем проходит в дом. Рэнди и Джимбо уже навеселе и не замечают его, Шерон, видимо, в родительской спальне, не желая смотреть на то, что происходит в зале. Стэн успокаивается и идёт по лестнице вверх, но не успевает пройти и половины пути, когда лестница скрипит. Отец тут же окликает его.       — Стэн! Ты верн… верулся! — Речь у Рэнди сбивчивая, пьяная, но звучит тот счастливым и Стэн надеется, что отец забудет о нём или ничего не заметит в своём состоянии. Стэн кусает губу, спускаясь, чуть выглядывая из-за угла. Мужчина не смотрит на него, но обращается явно к нему. — Ты где был так долго? Прошло неск…ко часов!       Рэнди пытается в отцовское возмущение, но Стэн закатывает глаза, не хватало ему ещё и отчитываться перед тем сейчас, не хотелось бы, чтобы Шерон вышла, она-то точно что-то заподозрит.       — Я ворону застрелил. Испачкался. — Стэн отвечает неохотно, не зная, как общаться с настолько пьяным человеком. Однако, здесь дядя Джимбо, любитель охоты и человек, который умеет заткнуть его отца, когда это нужно.       — О! Это наш мальчик! Правильно! Д-долой этих вредителей! Полевые ворюги, убийцы рассад! — Мужчины забывают о подростке мгновенно, и парень тут же разворачивается и бежит по лестнице вверх, мимолётно думая о том, что воронам не сдалась чёртова марихуана. Вперёд и поворот, Стэн наконец-то доходит до комнаты и запирает дверь на замок, отвоёванное право на личное пространство. Подросток сдёргивает с себя куртку и откидывает в сторону, делает несколько кругов по комнате, уговаривая себя успокоиться. Это всё просто бред и дурной сон… Патрон почти жжёт его бедро и Стэн признаётся самому себе — ничего подобного. Это не сон, это было на самом деле. Брюнет садится на кровать и запускает пальцы в волосы, считая до десяти вслух. Нервы ни к чёрту, Стэну хочется выпить. Он этого не делает.       Успокоившись, парень достаёт грязными руками патрон из кармашка. Рассматривает. На нём — его кровь и больше ничего. Брюнет нервно выдыхает, а затем кладёт патрон на тумбочку и направляется в ванную, взяв с собой куртку. Стэн забывает полотенце, забывает сменную одежду и встаёт под холодную воду как есть. Вода смывает грязь и кровь, с волос капает прямо в глаза, и парень жмурится. Какого чёрта произошло? Почему именно с ним? Это всё неправильно. Стэн должен был умереть. Поздно ночью Шерон бы закатила Рэнди скандал, обвинила бы того в том, что их сын скатывается на дно, всё сильнее напоминая его самого, а затем выгнала бы его спать на диван. Рэнди бы обиделся, считая со всей своей искренностью, что женщина скандалит почём зря и их мальчик уже взрослый и должен повеселиться, ну сбежал, ну что такого, может быть он отправился в город, может быть на вечеринку. Ну не сказал им, бывает, Стэн ведь подросток, а они вообще сами себе на уме, вспомнить хотя бы Шелли. Утром Рэнди бы убирал поле, заметил бы пакет с банками, с гордостью бы подумал, что Стэну не плевать на эту ферму, а через примерно полчаса нашёл бы его тело и не поверил. Подбежал бы, тряхнул несколько раз, уставился бы неверяще и только потом бы побежал за Шерон. Именно она бы вызвала полицию и скорую, она бы сидела тише, чем когда-либо, а Рэнди бы возбуждённо, со слезами на глазах говорил, что у Стэна не было никаких причин так поступать и он был счастлив. Рэнди был ужасным отцом последние лет восемь.       Где-то на фоне, если честно, Стэн любит родителей. Любит мать, потакающую отцу, но такую заботливую, когда сосредоточена именно на нём, любит её голос, в котором нежность, а не усталое раздражение. Парень помнит, как она подтыкала ему одеяло ещё в далёком детстве, помнит какое вкусное печенье она пекла на выходные. Стэн помнит, как гордился отцом-геологом, помнит трезвого Рэнди, который был способен, кажется, ответить на любой его вопрос, который никогда не обвинял его в любых взглядах на жизнь и давал самому решать, кем Стэн хочет быть. Он помнит Шелли, которая учила его твёрдо стоять на ногах, крепко сжимала его ладошку и обещала сама присмотреть за ним, Шелли, которая была «самой крутой сестрой во вселенной». Помнить это до ужаса противно, потому что всё это было больше десяти лет назад, чёрт пойми почему он вообще помнит всё это. Помня это — Стэн разочаровывается в своей семье ещё сильнее, потому что помнить, что они были когда-то обычными — невыносимо печально, время назад не идёт.       Вода становится теплее и Стэн начинает раздеваться. Стряхивает джинсы, выпутывается из футболки и выходит из душа, давая вещам окончательно пропитаться влагой. Стэн смотрит на себя в зеркало, то ещё не запотело, в комнате холодно и кожа покрывается мурашками. У Стэна тёмные круги под глазами, лихорадочный, безумный взгляд, слипшиеся волосы… и никаких дырок от пуль. Парень касается виска, замечает, что кожа здесь немного суховата, будто после ожога и поджимает губы. Дышит медленно и вдумчиво, успокаиваясь. Ничего страшного не произошло. Даже если он действительно умер и это ад или что-то вроде того, ведь ничего действительно страшного с ним не происходит.       Брюнет достаёт таз и застирывает куртку-футболку-джинсы. Всё вместе, наплевав на цвета и то, что футболка из серой станет какой-нибудь бурой или цвета детской неожиданности, без разницы, её всегда можно будет оставить для дома… Или вообще выбросить к чёрту, а лучше, может быть, все эти вещи выбросить. Стэн думает о том, как солгал Рэнди. Это уже не впервые, но сейчас ложь особенно противно оседает на языке, потому что… Стэн не думает, что он солгал. Это была правда. Стэн застрелил Ворона. Где-то там, внутри него, всё ещё есть та тяга к мраку, попытка утонуть в собственной боли. В десять Стэн стал готом, в десять он перестал им быть, а в пятнадцать впервые покрасил ногти в чёрный с тех пор. Это было модно даже не у готов, и те плевались от всех этих чёртовых конформистов, пытающихся им подражать. В сторону Ворона они не плевались никогда и даже годы спустя редко обращались к нему по имени. Став Вороном однажды, он остался им в этих кругах навсегда и, по какой-то причине, Стэна это абсолютно не смущало, как и то, что имя ему дал Майкл. Марш не знал было ли это необычно или нормальной практикой, но всегда чувствовал, что даже для «детей» готы знают намного больше, чем кажется. С учётом своего возраста, Стэн мог признаться себе, что дети их города всегда знали больше взрослых, хотя и воображали тоже всегда слишком много. Стэн убирает чёлку с лица и вновь встаёт под воду. Быстро смывает грязь и порох, запах крови, моет голову, разлепляя сцепившиеся из-за подсохшей крови прядки и когда вода, наконец-то, становится прозрачной успокаивается. Брюнет не уверен, что произошло, но у него есть план.       Стэн хочет быть уверенным. Найти ответы. Завтра он убедится ещё раз. В этот раз это не будет спонтанной вспышкой, это будет выверенная идея. Если это повторится, если он не умрёт — он будет искать ответы и причины. Главное не думать об этом, главное сосредоточиться, главное… Поспать. Марш заваливается в комнату, разглядывает патрон на тумбочке, не в силах выключить свет. Немного помявшись, брюнет встаёт, ищет в комоде шнурок. Патрон он вытирает носовым платком, а затем находит инструменты — часть детских игр, часть собственных увлечений. Стэн просверливает в патроне отверстие, нанизывает патрон на шнурок и цепляет кулон на шею, наконец-то ложится и выключает свет. Парень кладёт ладонь на доказательство. Это — его доказательство и гарантия, что это не сон. Сжав ладонь, Стэн не то, чтобы засыпает, а скорее просто отключается.       Стэн просыпается в четыре утра, потому что ему нужно успеть в школу, ему нужно позавтракать, чтобы не расстраивать Шерон, и ему нужно… Ему нужно попробовать убедиться, что всё это не было дурным сном. В ванной комнате он с трудом продирает глаза и внимательно впивается взглядом в патрон на груди. Это не было галлюцинацией из-за синдрома отмены, это не было из-за алкоголя. Это произошло на самом деле. Стэн выдыхает и быстро чистит зубы, сплёвывает в раковину и на ходу натягивает одежду. На кухне он быстро делает тосты с сыром, отматывает моток пищевой плёнки и пихает в карман. На полке лежит записка от Шерон о том, что она оставила ему деньги на обед, но самих денег нет, и Марш морщится, понимая, что Рэнди, скорее всего, забрал их и в пьяном угаре даже не додумался убрать записку. Отвратительный идиот. Стэну не нужны деньги, он, как бы не было это нечестно или плохо, знает, как заработать и не запачкать руки. Даже если это делает его таким же отвратительным и дерьмовым, как его отец.       Кенни нужны деньги всегда. Когда они только переехали на ферму Стэн ненавидел это место всей душой, ненависть не утихла с годами, но и из неё можно извлекать выгоду. Через два года после переезда к нему подошёл Кевин и предложил выгодную сделку, Стэн не пачкал руки, отец в любом случае бы ничего не заметил, а даже если Кевина бы взяли с поличным — он бы просто сказал, что крал прямо с поля и обрабатывал дома, никто бы не узнал правду. Сейчас Кевин смог вырваться из Южного Парка, поступил хоть в отстойный, но всё-таки техникум, и даже снимает жильё. Кевин забыл о существовании родителей, но периодически присылает деньги Кенни, а тот никогда не откажется, потому что ему всё ещё нужно заботится о Карен, да и самому жить хочется чуть лучше, чем сейчас. Кевин не думает о Карен так много, как Кенни, о брате он тоже не думает слишком много, но общее горе в виде укуренных предков сближает получше даже их кровных уз и долга. Прямо перед отъездом Кевин говорит, что помогать сможет лишь чуть-чуть, самому бы выплыть, и предлагает Кенни продолжить его работу, выводит его на «поставщика», оставляя Стэна полностью анонимным, а затем уезжает, благо, попрощавшись. Стэн оставляет «товар» в условленном месте, Кенни оставляет выручку за прошлый месяц и не пытается его найти или узнать, кто он такой. Это не выгодно, это опасно, но терять постоянный доход и возможность заплатить за обед в столовой хотя бы сестры — Кенни ценит сильнее, чем собственную жизнь.       Стэн сминает записку и выбрасывает в мусорное ведро, он ничего не расскажет Шерон, как было десятки раз до этого, отец наверняка купит целую кучу дерьмового пива и спрячет его где-нибудь, Шерон вообще предпочитает находиться в доме, и простора для заначек у Рэнди слишком уж много, Стэн иногда находил банки, про которые Рэнди уже даже не помнил, и ему не было стыдно прятать их в рюкзак. На часах четыре тридцать, когда Стэн отходит от поля достаточно далеко и спускается ниже, так, чтобы его не было видно из малочисленных домов. Из рюкзака Марш выуживает нож для резки бумаги и влажные салфетки, из кармана — пищевую плёнку. Стэн обматывает рукоять ножа плотно и осторожно, чтобы тот не пачкался кровью, отодвигает собственные вещи и, подумав, морщась от холода, стаскивает одежду. Может быть, он и опоздает на занятия, может всё случайность и он на них больше и не явится, но ему сегодня к третьему уроку, а неуместное любопытство и предвкушение становятся слишком яркими. Стэн действительно хочет это сделать, сильнее, чем хотел вообще что-либо за последние лет шесть. Это ли не безумие!       Набрав в лёгкие побольше воздуха, Стэн прикладывает нож к руке и скулит от давящей боли, она резкая, колючая и похожа на быстрый ожог. До Стэна доходит, что это тупо только через секунду, когда он понимает, что лежать так можно очень долго, прежде чем он истечёт кровью. Стэн нервно оглядывается, не зная, что вообще ищет, потом понимает, что это просто паника от собственных действий. Это слишком долго и больно. Брюнет жуёт собственные губы, а затем выдвигает лезвие ножа посильнее, поправляет плёнку и сглатывает, резко вонзая нож в горло по самую рукоятку. Больно максимум пару секунд, за которые Стэн успевает вытащить нож, на всякий случай. Вытаскивать его было больнее. Брюнет хрипит, корчится, лёжа на холодной траве, захлёбывается кровью и слезами, а затем расслабляется.       Стэн приходит в себя из-за того, что ему холодно. Очень холодно. Парень хнычет, открывает глаза и щурится из-за слепящего солнца, резко садится, борясь с головокружением. Рядом с его рукой лежит нож… Стэн ощупывает горло и натыкается лишь на липкую влагу на горле и груди. Он не смотрит на часы, достаёт салфетки и старательно избавляется от крови, на это с трудом хватает почти полной пачки. Стэн осторожно снимает плёнку с ножа и комкает, кидая к салфеткам, прячет всё в заранее подготовленный пакет, который выбросит на остановке. Нож Марш кидает обратно в рюкзак и надевает футболку и куртку, не в силах согреться. Стэн был без сознания около часа, так ему говорит собственный телефон.       Марш добегает до остановки, чудом успевая на автобус, пусть он и приедет пораньше, но лучше так, чем торчать на холоде ещё полчаса. В автобусе не тепло, чуть теплее, чем на улице, людей практически нет. Стэн ставит будильник, помня сколько примерно ему ехать до города и до школы и успевает задремать, подрагивая во сне. Водитель будит его раньше нужного криком и спрашивая, не наркоман ли он. Стэн морщится и бесстыдно врёт, что плохо спал и нервничал перед контрольной, мужчина цыкает, но, видимо, верит. А может, ему просто плевать. Выходя на своей остановке, Стэн ощущает себя соучастником какого-то страшного преступления и заходит в здание школы не в силах успокоить нервно колотящееся сердце.       На доске объявлений висит уведомление о том, что занятия у их класса будут только после обеда и Стэн досадливо цыкает, достаёт руки из карманов, дует, пытаясь согреться, а потом нащупывает телефон и пишет в групповой чат об этом, кидая фотку. От пиликанья уведомлений ноет голова и Стэн морщится, выключая их. Из-за того, что ему в любом случае ехать дольше всех и больше риски опоздать — он всегда приходит самый первый и иногда получается как-то… так. Тогда Стэн просто идёт в столовую, которую не запирают и всегда находится буфетчик, готовый продать жухлый салат или масляный пончик. Вторым вариантом является библиотека, но Стэн не ходит туда без нужды с тех самых пор, как однажды услышал там стоны ПК Директора, и он до сих пор пытается не думать о том, что там вообще происходило.       В столовой Марш покупает кусок пиццы, даже удивительно свежей, а затем садится за стол и достаёт учебник. Ещё пара человек сидит в другом конце помещения и Стэн бы мог потратить время на то, чтобы найти Готов, но он знает, что они не появятся до «примерно конца занятий», скорее всего они в «Бенни» заливают в себя галлоны кофеина. Опаздывать на занятия нет никакого желания, Кайл проел ему плешь после того, как Марш получил двойку. Стэн соврал, что это из-за того, что он не выучил материал, на деле же он не мог сосредоточиться из-за галлюцинаций.       Стэн совсем не ожидает резкого оклика и вздрагивает, когда напротив него грузно плюхается, ни черта не грациозно, знакомая оранжевая парка. Ощущение, будто она растёт вместе с Кенни, вот честное слово. Кенни появляется потом, только после того, как развязывает злополучные верёвочки и стаскивает капюшон. Стэн беззлобно усмехается и протягивает другу не тронутый кусок пиццы, Маккормик не идиот и от халявной еды отказывается разве что если ему её предлагает Картман и даже не потому, что боится, что её отравят.       — Что ты здесь делаешь? Занятия же позже? — Стэну и правда любопытно, потому что он точно помнит, что Кенни купил телефон и даже пополнял счёт как по расписанию, постоянно повторяя, что всё это ради того, чтобы не упустить ни одну из его прекрасных пассий.       — И бросить тебя здесь совсем одного? Ну уж нет, чувак! К тому же, все знают, что ты пережидаешь в столовой, и, как видишь, халявную пиццу я уже получил. Удивительно, что ты ещё не разжирел, как Картман, проводя здесь столько времени! — Кенни говорит это беззлобно, тонкие губы расходятся в улыбке. Кенни морщит нос и веснушки на нём создают какой-то непередаваемый вид зверька, готового чихнуть. Волосы у Кенни всегда немытые, но и не выглядят слишком грязными, скорее давно не чёсанными, а потому, когда любопытная туша придвигается ближе, чтобы подсмотреть домашку, Стэн не смущается и тянет Кенни за волосы немного в сторону, тут же пряча книгу.       — Смеёшься?! Чтобы стать как Картман мне нужно переехать в столовую и есть куда больше, чем кусок пиццы, который, кстати, я даже не надкусил, можешь не благодарить, пожалуйста.       — О да, ты просто хочешь, чтобы я рассыпался в бла… слушай… Стэн, ты точно в порядке? Ты бледный какой-то… а губы так вообще синие, — Кенни действительно выглядит обеспокоенным, даже откладывает кусок пиццы, разглядывая его, как музейный экспонат. Брюнет удивлённо хлопает глазами, он не додумался проверить насколько плохо выглядит, но с учётом утреннего происшествия и… сейчас, он уверен, что не лучшим образом.       — Кен, всё в порядке. Я просто плохо спал. И Рэнди с дядей пили всю ночь, сам представляешь, какой стоял шум, а я привык за эти годы, что у нас тихо, если Рэнди и напивался, то обычно на улице горланил, — Кенни кивает на объяснения и морщится, сам он привык и к шуму, и к скандалам, но как раз в тишине ощущает себя неуютно и может понять насколько тяжело расслабиться в напрягающей обстановке. Стэн ещё раз кивает и подталкивает пиццу к Кеннету и только после этого блондин расслабляется и вгрызается в кусок пепперони с животным аппетитом. В конце концов, после еды Стэн даёт Кенни списать половину домашки, к этому моменту как раз приходит Кайл, Картман подваливает к ним минут через десять, возмущаясь по поводу того, что мать отказывается дарить ему машину. Остальные закатывают глаза, но молчат, иногда Стэн думает зачем они вообще продолжают дружить с Картманом, хотя за последние годы, стоило честно признаться, тот стал терпимее, хотя и не во всех вопросах. Стэн вновь выдаёт почти заученную речь о своём самочувствие, выслушивает шутку о том, что пиздёж всё это и у него наверняка была весёлая ночка. Стэн морщится, будто съел лимон целиком, но сил и агрессии отвечать просто нет. Стэна окликает Бебе, стоящая с Вэнди под ручку и Марш вздыхает, сказав, что отойдёт на минутку.       — Ага, конечно, я же сказал, что весёлая была ночка, вон, твоя подружка просто так и пышет желанием обсудить с тобой всё, может быть вы накрасите друг другу ногти? — Картман откровенный уёбок, если дело касается Вэнди. Эрик хочет её трахнуть, но ему ничего не светит, потому что ещё год назад Тестабургер неожиданно объявила, что не интересуется парнями. Её считали лесбиянкой, вот только Стэну, по секрету, она рассказала, что считает себя асексуалкой и абсолютно не заинтересована в сексуальных отношениях. Только платонических, быть может. Картмана затыкает Кенни, прерывая Кайла, готового взорваться, молча надвинув на пухлое лицо шапку, заставляя переключить внимание. Стэн не хочет в тысячный раз слышать «Что ты делаешь, бомжара, беднякам руки не давали распускать» и подходит к Вэнди и Бебе, вопросительно приподняв бровь.       — Ты в порядке, Стэн? — Вместо приветствия говорит брюнетка, заправляя за ухо прядку длинных, идеальных волос. Парень помнит, как окончательно расстался с Вэнди, когда им было четырнадцать. У него совершенно кончились силы притворяться заинтересованным, Вэнди скандалила из-за его «незаинтересованности» и Кайл спросил, а правда ли Стэну вообще это нужно. И когда Вэнди подошла к нему вновь выяснять отношения — Стэн объявил, что они расстаются. Сам, впервые за все эти годы, поставив жирную точку. Он не хотел походить на родителей, цепляющихся друг за друга, просто потому, что они не могли представить других вариантов. Кайл совершенно не ожидал этого, но сказал, что рад, что это наконец-то прекратится, Картман ржал над ним так, что у него заболел живот, а Кенни пробурчал сквозь парку что-то вроде «ты молодец, мужик, давно пора».       Стэн знает, что Вэнди до сих пор его любит по-своему, не так, как ему вообще когда-то было нужно, но всё-таки любит. Она беспокоится о нём и он, если честно, тоже за неё переживает. В очередной раз он повторяет про то, что плохо спал и спрашивает, что ей нужно, наконец-то получая дельный ответ, который заставляет его усомниться в том, что этот мир вообще адекватный и всё-таки не дурной сон. Вэнди, зачем-то, просит его дать ей номер его сестры. Шелли. Номер, чёрт подери, Шелли! Скулы у Вэнди краснеют еле заметно, и вся она напрягается, будто готова услышать отказ. Стэну хочется провалиться сквозь землю, в горле пересыхает, и он понимает, что озвучить его просто не сможет. Телефон девушка держит в руках, так что он просто отбирает его и молча вводит номер, зачем-то выученный наизусть, а затем возвращает девушке мобильник. Вэнди благодарно улыбается и Стэн возвращается к друзьям, отбирая у Кайла бутылку минералки несмотря на возмущение, делая большой глоток. Картман напоминает ядовитый плющ, овившийся вокруг их стола, недовольно пыхтит, едко спрашивает, что же «грёбаной феминистке» было от него нужно.       — Это не твоё дело, Картман, — Стэн звучит спокойно и это только сильнее бесит его друга, а раздражённый Картман, увлечённый чем или кем-либо это настоящая бомба мгновенного действия.       — Почему же не моё?! Ты уже сделал свою подружку лесбиянкой, кто знает, что ты ещё задумал, может быть у вас, чёртовых хиппи, заговор против натуральных нормальных парней, и будут все как пидоры ходить и лобызаться! — Эрик пыхтит и краснеет, а Стэна накрывает вдруг тем самым «ПМС», когда хочется расплющить всё вокруг, уничтожить, и даже Эрик затыкается, но и отпускает мгновенно, потому что Маккормик не умеет молчать и иногда, почти всегда, чертовски вовремя выступает.       — Нет, чел, Стэн не настолько рисковый, Крейг и Твик не потерпят конкуренции, ты представляешь, что устроит отец Твика, если в городе появится ещё одна популярная пара геев? Это же будет крах его бизнеса! — И, хотя Стэн считал несправедливым, что отношения сына те одобряют лишь из-за странной популярности и выгоды для кофейни, которая почему-то до сих пор не разорилась к чёрту, он согласно закивал и рассмеялся. Картман успокаивается, перегорая, так же быстро, как и был готов взорваться секунду назад. Все знают, что он бесится просто потому, что влюблён в «эту суку Вэнди», его даже жаль немного, но только совсем чуть-чуть и только потому, что рядом с ней он иногда перестаёт быть такой сукой и молча пускает слюни.       На занятия они идут все вместе, Кенни рассказывает про цыпочку с ногами от ушей, которую вчера встретил, а Стэн знает, что вчера Кенни должен был развозить шишки и догадывается при каких обстоятельствах Маккормик пересёкся с этой «королевой секса». В другой раз бы Стэн даже подколол друга, уточняя подробности, но вместо этого заходит в класс и зевает, сил и правда у него нет. Занятия проходят однотонным прыжком от и до, будто зацикленное на повтор действие. Стэн даже не уверен, что они вообще обсуждали или изучали, его пытались спросить, но Кенни громко выкрикнул, что Стэн болеет и у Марша просто забрали тетрадь. Кайл после занятий отдаёт ему тетрадку с пометками, напоминая завтра обязательно вернуть, а затем спрашивает у кого какие планы. До Стэна вдруг доходит вся ситуация и что он сегодня планировал.       — Не сегодня, парни, у меня два плана — переписать и понять чёртовы лекции и выспаться, иначе экзамены меня точно прикопают, — Стэн отвешивает друзьям шутливый поклон, а затем быстро двигается в сторону выхода из школы, чтобы сократить путь через парковку и либо обнаружить там готов, либо нет. Парень не хочет объяснять друзьям, что ему нужно от готов, скандалы или усмешки тоже кажутся совершенно непривлекательными. Кайла абсолютно бесит и напрягает упоминание готов или «клички» Стэна, как будто может вернуться тот день или Ворон и навсегда заберёт «Стэна-сейчас».       Группа подростков находится на парковке, прокуривая свои лёгкие. Стэн подходит к ним быстро и решительно, первым его замечает Майкл и оборачивается, лениво отсалютовав рукой, в которой сжимает сигарету. Та пахнет абсолютно омерзительно, нормальные сейчас и не купишь, спасибо Ферма.       — Что привело тебя, Ворон? — В голосе Майкла нет никакой заинтересованности, но Стэн даже не видит, а просто знает и чувствует, что это всё напускное. По какой-то причине, даже если сейчас Стэн был таким же отвратительным конформистом — они поддерживали его, негласно и тихо, но смотрели внимательно, давая понять, что он правильно движется или, как минимум, не ко дну. Стэн не был уверен, как много они знают и узнавать боялся, но хотел до помешательства.       — Майкл, Пит, Фиркл, Генриетта… — Стэн кивает им всем по очереди и молча принимает протянутую сигарету, тут же вдыхая дым, глотку от него саднит посильнее, чем от ножа этим утром.       — Блядство… Вы такую дрянь курите, — Стэн нервно выдыхает и возвращает сигарету Майклу, тот затягивается, чуть морщась, будто Стэн сказал ерунду, впрочем, соглашается.       — Что имеем, Ворон, ты же не пытаешься прорекламировать семейное дело нам? — Стэн отрицательно качает головой, слишком резко, а затем садится напротив Майла на бордюр лестницы. Какими он судьбами?..       — Как думаете, существуют те, кто не могут умереть? — Стэн спрашивает легкомысленно, пожимая плечами, будто это что-то обыденное. Среди готов примерно так и есть. В разговор вмешивается Генриетта, слишком циничная и умная, чтобы прохлаждаться среди конформистов и этих парней тоже.       — Смотря, что ты имеешь ввиду, Ворон. Любое твоё слово может быть бессмертно, любое твоё действие может оставить бессмертный след.       — А если я говорю прямо. Как вы думаете, может ли существовать человек, который не способен умереть? Который будет возвращаться к жизни после своей смерти или… или вовсе не умирает, лишь пережидает промежуток собственного «не существования»? — Стэн не знает, как сформулировать то, что он ощущает в те короткие мгновения. Это будто пустота и будто сон, он будто есть здесь и сейчас, будто присутствует, но в то же время те часы или минуты смерти проходят для него за мгновение, как резкий свист, приводящий в себя.       Готы переглядываются между собой как-то слишком внимательно, Стэн может ощущать, что они ведут молчаливый диалог. Сначала они наполнены напряжением, но затем расслабляются даже слишком сильно, словно Стэн — не кто-то чужой, а часть их самих, и они наедине с собой и никем другим. Майкл усмехается не привычно, дружелюбно и даже весело, заглядывая Стэнли Маршу прямо в глаза, отчего по позвоночнику последнего пробегают толпы мурашек… предвкушение захватывает Стэна с головой, хватает в тиски, не сжимая, а сдавливая до лёгкого головокружения.       — Ворон, знаешь, среди чужих об этом не говорят… но ты один из нас, однажды и навсегда… ты когда-нибудь видел то, чего не может быть по определению? Например, вчера смерть человека, который был рядом с тобой секунду назад?       Стэн забирает сигарету у Майкла сам и делает полный вдох так сильно, чтобы в глазах потемнело. Он видит это каждый день и не уверен, что из этого галлюцинации.       — В нашем городе прячется проклятье из Тихого океана, Ворон. И это наш общий секрет.