***
Маму Каччана звали Мицуки Бакуго, и она была точной копией своего сына. Вернее, это он был её точной копией. Перед Мидорией предстала эдакая женская версия Бакуго Кацуки. Только раз в десять беспокойнее и раз в двадцать шумнее. Если Каччан всегда был при параде, вёл себя как подобает человеку его сословия, то Мицуки-сан позволяла себе и крепкое словцо и одета была по-простому, даже несколько нелепо для её возраста. Изуку, впрочем, не спрашивал сколько ей лет. Она сказала сама. Посмеялась, мол, у женщин возраст спрашивать запрещено, да кто это вообще придумал?! Так Мидория узнал, что ей шестьдесят восемь лет. Изуку искренне удивился, когда она сообщила свой возраст. Несмотря на её неряшливый вид, Мицуки была действительно статной женщиной. Именно женщиной! Не старушкой, а женщиной в самом расцвете сил. Её моложавости позавидует даже сам Кацуки. Ох уж эта особенность японских женщин выглядеть отлично даже в возрасте. То, как она себя держала и подавала, говорило о высоком статусе. Да, с первого взгляда могло показаться, что она деревенщина с полным отсутствием каких-либо манер и чувства такта. Но при этом Бакуго Мицуки излучала особую ауру, присущую только людям богатого сословия. Она появилась громко и эффектно. Так что Мидория решил, что сейчас ему устроят полный разнос, и заранее к нему подготовился. Чиё-сан убежала в холл, чтобы встретить незваную гостью, а Изуку ходил туда-сюда, размышляя, как ему поступить. Может, спрятаться? Или лучше сбежать через окно? А если он останется, то что скажет ей? Как представиться? Врать, наверное, не самый правильный вариант, но разве у Мидории есть другие? Он не знает точно, известно ли родителям Каччана о его ориентации. Если и известно, то вряд ли сын рассказывал им о своих предпочтениях. «Мама, папа, я люблю трахать молоденьких парней», — определённо не об этом они болтают, когда он бывает у них в гостях. Но все страхи Мидории оказались неоправданными. Пусть она и залетела в зал, словно ураган, увидев в комнате незнакомого юношу, сразу же успокоилась. Мицуки тихонько прошла к дивану, около которого стоял Мидория, и села на него, поставив сумку на столик среди журналов. Изуку замер. — У господина гость, — объяснила Чиё, остановившись в дверях. — Студент? — обратилась к нему Бакуго-сан. Мидория не сразу понял, что вопрос адресован ему. Он просто дрожал, как осиновый лист. Одно неверное слово может стоить ему жизни. По крайней мере, такое впечатление производила мама Каччана. Пожалуй, её аура была намного сильнее, чем у сына, и давила на плечи. — Глухой, что ли? — пробурчала она под нос, а затем повторила свой вопрос громче: — Студент?! — А, да! — выпалил Мидория, подпрыгнув на месте, будто оловянный солдатик. Он вообще был очень напряжён. — Звать как? — Мидория Изуку, госпожа! — Какая я тебе госпожа? — захохотала Мицуки, откинувшись на спинку дивана и забросив ноги на столик. Её длинная широкая юбка слегка задралась, открыв взору её изящные щиколотки. На правой ноге Изуку заметил золотистую цепочку. — Если мой сын владелец крупной компании, это не значит, что я того же поля ягода. — Простите, — Мидория поник головой. А как ещё ему к ней обращаться? Мицуки внимательно посмотрела на смущённого парнишку. Кажется, она его напугала своим внезапным появлением. Хотелось, конечно, нагрянуть в тот момент, когда дома Кацуки, но этот работяга не вылезает из офиса, а заявляться на работу было бы слишком уж нагло. Даже у Мицуки есть совесть. Ну ничего, сейчас прислуга быстренько сообщит ему о приезде матери, и Кацуки явится в течение получаса как минимум. — А он совсем не меняется, мой непутёвый сын, — вздохнула Бакуго-сан. — Видимо, остепениться и не думает. Не сразу Мидория понял, на что намекает Бакуго-сан. И только когда она многозначительно улыбнулась, глядя на него, он осознал, что родители всё о сыне знают. Наверное, они, как и любые родители, хотят, чтобы Каччан нашёл кого-то по душе и состарился вместе с ним, даже если этот кто-то — мужчина. Но случайные связи с молодыми парнями вряд ли устраивают консервативное старшее поколение. Мидория почувствовал себя виноватым. Хотя в чём его вина? Оба согласились на такие условия, не спрашивая разрешения родителей. Узнай его мама, добрая Инко-сан, что сын спит с её ровесником, по головке уж точно не погладила бы. Он хотел было извиниться за то, что делит ложе с их надеждой, опорой и гордостью, но Бакуго-сан опередила его. Она поднялась с дивана и слегка поклонилась Изуку. — Мой сын — сложный человек и очень своенравный, но на самом деле и у него найдутся хорошие качества, и в целом он не такой уж плохой, поэтому позаботься о нём, — сказала Мицуки очень тихо и спокойно. Затем подняла голову и снова улыбнулась. — Всё-таки я, как и любая мать, волнуюсь за него. — Я… — Мидория запнулся. Он не мог сказать то, что обычно отвечал другим людям об их отношениях с Каччаном. Только не его матери. Не перед ней же оправдываться за всю несерьёзность происходящего между ними. — Сделаю всё, что в моих силах. — Ай, да молодец! — уже бодрее воскликнула она и подошла к нему, приобняв за плечи. — Хочешь посмотреть на детские фотографии Кацуки? — А можно? — воодушевился Изуку. Ему давно хотелось увидеть Каччана ребёнком или подростком. Интересно, каким он был тогда? Как оказалось, Мицуки всегда берёт с собой небольшой фотоальбом, когда приезжает к сыну. Она любит сесть вот так вечерком вместе с ним и повспоминать прошлое. Немного пожурить Кацуки за то, что он больше не такая душечка, каким был в детстве, посмеяться над забавными случаями. Сегодня вместо сына её слушателем стал Мидория. А он и рад послушать все эти истории о временах, когда Каччан ещё не был владельцем компании, самым богатым человеком страны и его любовником, когда был обычным подростком с проблемами переходного возраста, с юношеским максимализмом и раздражающим характером. Правда, что-то не меняется. На снимках Бакуго редко улыбается, везде хмурый и недовольный. Мидория ловит себя на мысли, что хотел бы познакомиться с этим светловолосым парнишкой, и снова задаётся вопросом, подружились ли бы они? Странно думать о том, что их отношения могли сложиться иначе, будь они ровесниками. Каччан практически не изменился, если брать в расчёт внешние данные. Таким грубым он был с самого детства. Это даже удивительно. Обычно дети милые, несмотря на то, какими вырастают, а у него уже с лет пяти на лице отразилась вся бренность бытия. Мидория смеётся, глядя на это серьёзное личико. Сам он в детстве был похож на круглую моти с веснушками. Рядом с Мицуки-сан совсем не страшно. Она попросила называть её именно так. А Мидорию быстренько окрестила Изуку-чан и всю их беседу трепала мальчишку по голове. Наверное, уже не может позволить себе такого с взрослым сыном. Ей нравится Изуку, она прямо об этом говорит, что только сильнее его смущает. Вопреки предположению Бакуго-сан Кацуки вернулся только через пару часов после её приезда. Дело в том, что никто из прислуги не стал звонить ему и сообщать о незваной гостье. Сначала Чиё-сан хотела это сделать, но потом увидела, как мило беседуют Мидория с Мицуки-сан, и передумала. Поэтому появление матери стало для Бакуго неприятным сюрпризом. Он узнал её смех, едва оказался в коридоре, подозвал охранника и тот сказал, что горничная попросила не звонить ему. Бакуго хмыкнул: Чиё-сан в своём репертуаре. И что все вокруг так за него беспокоятся и переживают? Он вошёл в зал, готовый к тому, что сейчас мать набросится на него с претензиями. Она всегда так делала, когда приезжала. А потом уезжала со слезами на глазах и извинялась. Порой Бакуго завидовал её энергичности, ему бы столько сил и свободного времени. Но сегодня всё пошло не по стандартному сценарию. Мама даже не обратила на него внимания. Они с Деку сидели на диване, о чём-то оживлённо болтали и что-то рассматривали. Их взгляды были опущены вниз, поэтому Бакуго подумал, что это может быть книгой, журналом или планшетом. На цыпочках он подобрался к ним сзади и не смог сдержать своего удивления, когда увидел на коленях матери альбом с его старыми фотографиями. — Ты что, везде альбом с собой таскаешь? — выпалил Бакуго. Мицуки никак не отреагировала на слова сына. А Изуку, не сразу заметивший Каччана, отскочил от женщины в сторону. Его словно застали на месте преступления. Сердечко застучало от неожиданности и страха. — Посмотрите-ка, кто явился, — Бакуго-сан отложила альбом на столик и аккуратно закрыла своё главное сокровище. На обложке красовалась надпись «Воспоминания Кацуки». — Повезло тебе, что мы хорошо провели время с твоим молодым человеком, иначе я бы тебе высказала всё, что думаю по поводу твоего ненормированного графика. — С моим молодым человеком? — усмехнулся Кацуки и перевёл взгляд на Мидорию. Тот лишь ещё больше смутился и отвернулся. Он, если что, ничего матери Каччана не говорил. Она сама додумала. Да и что он должен был сделать? Опровергнуть её доводы, назвав себя просто любовником? Тогда бы она высказала ему пару ласковых слов и выставила из дома на правах матери. — Наконец-то нашёл себе кого-то достойного, — Мицуки стукнула его по плечу. — Разводись уже с Момо-чан, сынок, мучаешь бедную женщину, ей, небось, семьи нормальной хочется, детей. — Так, мать, — Бакуго выставил перед собой руку, чтобы заткнуть эту бессмысленную тираду, — сколько раз я тебе говорил не отвечать за Момо и не лезть в мою личную жизнь. Лучше скажи, чего ты приехала? — А что, мне нужен повод для того, чтобы повидать единственного сына? — она нахмурилась. — Тебе-то уж точно не нужен, но ты испортила мои планы. — Ой, смотрите, какой важный! — Бакуго-сан снова хлопнула его по плечу. — Мы с Изуку-чан очень проголодались. Веди нас в какой-нибудь хороший ресторан. — А чем тебя стряпня Чиё не устроила? — Всем устроила, но мы уже поели и теперь хотим чего-нибудь эдакого. — Ладно, собирайтесь, — он махнул им рукой и направился к выходу. — Я пока закажу столик в какой-нибудь дурацкой забегаловке. — Кацуки! — повысила мама голос. — Я сказала «хороший ресторан». То, как общались между собой Каччан и его мама, поражало Изуку. Он бы себе таких выражений и такого тона в разговоре с матерью не позволил. Нет, Мидория ни в коем случае не осуждал такую манеру. Наоборот, несколько завидовал. Возможно, спустя годы он тоже будет болтать с мамой вот так. Хотя что-то ему подсказывает, что их отношения были такими изначально. Но, несмотря на перепалки и нескончаемый поток сарказма, было понятно, что Каччан любит маму и очень её уважает. Что бы она ни сказала, Бакуго ни разу не повысил голоса. А говорила она много весьма обидных и жёстких вещей. Мидория думал отказаться от ужина с ними, но Мицуки отказа не приняла. Сказала, что ей не хочется находиться рядом с непутёвым сыном, поэтому нужен кто-то милый и приятный в их компанию. За милого и приятного посчитали Изуку. Ресторан и правда оказался хорош. Бакуго не подвёл. И Мицуки-сан неожиданно для всех похвалила за это Кацуки. Необычная еда, десерт, ви́на — Изуку снова попал в сказку, едва успев вернуться в реальность после Сингапура. Но Бакуго оставался не очень довольным приездом матери. Когда он посадил Мидорию в такси после ужина, Каччан беззлобно пробурчал себе под нос: «Чёртова старуха испортила сегодняшнюю ночь». А затем попросил оставаться на связи и сказал, что позвонит после того, как «она вернётся обратно в свою глушь». Изуку, скорее, обрадовался данному стечению обстоятельств. Его тело ещё не отошло от сингапурских рандеву. Он поблагодарил женщину за тёплый приём и уехал домой. После начала каникул Изуку съехал из общежития на этот месяц. И только голова его прикоснулась к подушке, Мидория тут же уснул. Ему снился бассейн сингапурского отеля и холодные руки, скользящие по телу сквозь тёплую воду.***
Бакуго так и не позвонил Мидории, хоть и обещал. Мама решила, что пожить с сыном несколько недель будет хорошей идеей. Еле выпроводил её спустя двадцать дней. Настроения на встречи и уж тем более на секс не было. А тут ещё Момо заявила, что они должны пойти на какую-то кинопремию в качестве гостей, к тому же выйти на сцену, сказать несколько приятных слов (речь Яойорозу, конечно, уже подготовила) и вручить награду. Как и ожидалось, Бакуго совсем не помнил, что Момо предупреждала его о премии, и не помнил, что согласился. Но крыть было нечем, поэтому пришлось снова подписаться на её условия. Отдохнуть можно и потом. Теперь его каждый день ждали всякие примерки, походы в ателье, гримёры и стилисты, которые торчали у них дома целыми днями. Конечно, больше всего они уделяли время Момо. Её шикарное красное платье требовало особой подготовки. Бакуго удивляло, как в таком глубоком декольте удерживается внушительная грудь, а потом увидел, что перед примеркой к внутренней стороне платья стилисты крепили специальный скотч. Ох, сколько уловок у модниц в этом мире — подумал он. В целом платью Момо можно позавидовать. Она решила тряхнуть стариной. Столько открытых участков кожи Бакуго у неё ещё не видел. И, надо признать, смотрелось оно на женщине очень эффектно. «Знаешь, — сказал Кацуки ей после примерки, — если бы меня привлекал женский пол, я бы с удовольствием на тебе женился». «Ах, ты женился на мне без удовольствия?! — хихикнула Момо в ответ. — Я ведь могу и обидеться». Для него костюм приготовили тоже особенный. Сама Момо следила за разработкой дизайна. Она хотела, чтобы тот идеально подходил к её наряду, поэтому чёрный пиджак и брюки оттеняли красные туфли и такого же цвета галстук. Яойорозу в свою очередь взяла чёрные туфли и чёрный клатч. Последняя примерка состоялась за день до премии. И все, кто участвовал в создании их образов, не могли налюбоваться на эту очаровательную пару, цвета нарядов которой так гармонировали между собой. Они дополняли друг друга, и вряд ли кто-то мог засомневаться в том, что перед ними идеальный союз мужчины и женщины. Конечно, Бакуго не знал, что на той же премии будет присутствовать Мидория Изуку. Нет, не в качестве большого гостя, супер звезды или модели (Каминари, кстати, тоже должен был засветиться на красной дорожке), а в качестве помощника одного из операторов. Изуку с нетерпением ждал этого дня, предвкушая грандиозное событие. Премия, куда их позвали, была главным событием года в мире шоу-бизнеса. Попасть туда — честь, которой не всякие артисты удостаиваются. Её можно сравнить с «Оскаром» Голливуда. Полученная здесь награда обеспечит получившему её славу и известность на долгие годы. Именно к этому стремился и Изуку. Однажды он пройдёт по красной дорожке, и его наградят как режиссёра в номинации «Лучший фильм». С Асуи и Шинсо они прибыли за несколько часов до начала премии. Познакомились со своим сегодняшним куратором, молодым парнем Тогатой Мирио. Он попросил называть его сенпаем, так как закончил тот же университет, в котором сейчас учились ребята. Тогата был приветлив, постоянно улыбался, объяснял, с какого ракурса будет проводиться съёмка, что именно необходимо запечатлеть в первую очередь, на что стоит обратить внимание и как не испортить кадр. Они прошли по красной дорожке, где вот уже через час окажутся именитые звёзды, чтобы со всех углов рассмотреть её. Мидория, ступив на неё, почувствовал себя всемирно известным режиссёром. Шинсо заметил, как его друг весь светится, и предложил тому слегка поумерить свой пыл. «Тебе до этого ещё долго добираться», — усмехнулся он, на что Изуку лишь обиженно надул щёки. Как репортёров их попросили одеться нейтрально, чтобы не привлекать лишнего внимания, но Бакуго всё равно заметил Мидорию среди кучи представителей СМИ и жёлтой прессы. Слишком уж неуклюже и нелепо смотрелся Деку на фоне бывалых журналюг. Не было в нём той агрессивной жилки, которая необходима лицам этой профессии, чтобы пробиваться вперёд, не было в нём и присущей журналистам беспринципности. Мидория — наивное и невинное существо. Куда ему до этих бессовестных мастодонтов журналистики, что не поскупятся на самые подлые уловки, дабы заполучить информацию? В целом он старался влиться в эту компанию, хоть как-то соответствовать ей. Поначалу Бакуго крайне удивился присутствию здесь Деку, но затем у него созрел в голове интересный план. Вечер, возможно, не будет таким уж скучным. Момо заметила, как заулыбался её муж, глядя куда-то в сторону журналистов, операторов, фотографов перед выходом на красную дорожку. Она проследила за направлением его взгляда и тоже увидела Мидорию Изуку. — Если ты будешь так же улыбаться на красной дорожке, я не против, — ухмыльнулась Момо, взяв «возлюбленного» под руку. — Чтобы ты знал, я не причастна к этому. — Было бы странно подозревать тебя, моя жёнушка, — Бакуго пожал плечами. — Во сколько мы заканчиваем здесь? — Ох, Кацуки, пожалуйста, не засветись рядом с этим юношей, — умоляющим голосом произнесла она. — Ты же понимаешь, что сегодня тут собралось много журналистов. Они так и норовят заснять нас в каком-нибудь неудобном положении. — За кого ты меня принимаешь? — усмехнулся Кацуки. — Не волнуйся, тебе не придётся придумывать мне оправданий за странные снимки в газетах. — Я надеюсь на это… Их диалог прервал кто-то из работников на премии. Молоденькая девушка в футболке, джинсах, с наушником и микрофоном за ухом позвала их к выходу. Она следила за тем, чтобы звёзды показывались на дорожке вовремя и не задерживали других гостей. Есть пару минут на появление на красной дорожке, минут пять в статичном состоянии на фотосессию и пару минут на выход в сторону зала, куда их проведут другие работники и усадят в специально отведённом месте. Бакуго с улыбкой пропустил жену вперёд, и Момо присела в реверансе в знак благодарности. Зрители и журналисты взорвались овациями и бурными возгласами, стоило на красной дорожке появиться Бакуго Момо. Она, словно лодочка, плыла по этому красному океану, а подол её платья был подобен волнам под её ногами. Всё внимание переключилось на неё. Остававшиеся на дорожке молоденькие актрисы лишились своей капельки славы в одно мгновение. Никто уже не смотрел на их кривляния и бессмысленное позёрство. Момо затмевала их всех, и они с завистью наблюдали за этой элегантной женщиной. Муж ни в чём ей не уступал и нисколько не терялся на её фоне. Как задумывали дизайнеры их нарядов, так и вышло. На дорожке они воспринимались как единое целое, чем и привлекали объективы фотокамер. Момо легонько коснулась плеча Кацуки, и волна зависти накрыла толпу зрителей. Неужели такая любовь существует? — вот о чём они думали. Бакуго тоже умел играть любящего мужа. Группа Мидории занималась съёмками другой половины красной дорожки, поэтому он не видел Каччана. Мирио рассказывал что-то о правильности пропорций, о том, каким планом лучше снимать актрис и актёров. Он подозвал к себе Мидорию, чтобы наглядно показать это. Камера уже была настроена, тому оставалось только заглянуть в видеоискатель. Аппаратура крепилась на штативе, но свободно двигалась вправо и влево. — Ты можешь немного приблизить объект, — посоветовал Тогата-сенпай и помог ему это сделать. — Следующей будет Асуи-сан. По неопытности Мидория случайно сдвинул камеру влево, и фокус сбился. Пока Мирио отвлёкся на других студентов, Изуку сам попытался исправить ситуацию. В видеоискатель попала чья-то знакомая фигура, и он чисто интуитивно повёл камеру в сторону данной фигуры. Изображение стало чётче, Мидория увидел Бакуго Кацуки рядом с его красавицей женой. — Эй, ты куда камеру повернул?! — шикнул на него Мирио, но Мидория совсем не слушал куратора. Он просто неотрывно смотрел на эту пару. Выглядели они на все сто. Шикарные дорогие наряды, аккуратный макияж, причёски — кто-то хорошо постарался над их образами. И в объективе видеокамеры смотрелись просто идеально. Что-то неприятно кольнуло под ложечкой, когда Момо коснулась ладони своего мужа. Бакуго незамедлительно накрыл её своей и очень тепло и открыто улыбнулся женщине. Она в ответ прижалась к нему и бросила взгляд в сторону любопытных фотографов, чтобы снимки получились максимально естественными. И Мидория верил. Верил в их искренние чувства, верил, что перед ним любящая семейная пара, муж и жена, которые друг за другом и в огонь, и в воду. Пусть он знал, что на самом деле всё совсем не так, от знания этого ему не становилось легче. Что он вообще делает? Зачем спит с чужим мужем? Когда-то ведь придётся отвечать перед собственной совестью. И почему она оживилась именно сейчас? Мидория не слышит возмущения Мирио. Просто думает, что где-то в какой-то момент ошибся. Наверное, ещё в тот день, когда отправился в клуб «Mist». Да, именно это стало его первой ошибкой. Конечно, глупо теперь жалеть, но Мидория уверен, что ещё не раз пожалеет о своём выборе. Мидория отшатнулся назад, пропустив к камере Мирио. Недовольство куратора сменилось радостью. Ему понравился ракурс, который взял Изуку, за что он похвалил способного ученика. Мидории удалось поймать отличный кадр, да ещё и с интересными героями этого вечера. Тогата повёл камеру сверху вниз, чтобы запечатлеть весь туалет Бакуго Момо. — Отлично! — он поднял большой палец вверх, не отрываясь от видеоискателя. — Good job, Мидория-кун! — Извините, мне нужно отойти ненадолго, — бросил он в ответ и быстренько удалился с красной дорожки. — Постой, ты куда? — окрикнул его Мирио, но было уже поздно. Ему сказали хорошенько следить за студентами, и Тогата не хотел лишних проблем. Шинсо прищурился, посмотрев другу вслед. Его слегка насторожила такая странная реакция Мидории. Когда он огляделся на красной дорожке и увидел Бакуго Кацуки, то всё встало на свои места. Кажется, у Мидории проблемы, и Хитоши, признаться честно, не знает, как ему в этом помочь. Максимум, что он может, так это побыть рядом и подставить плечо. В коллизиях такого характера он разобраться не в силах. — Я его приведу, — сказал Шинсо куратору и побежал за Мидорией. Он обнаружил его на парковке среди дорогущих машин. Изуку сидел с опущенной головой и периодически вздыхал. Здесь пахло бензином, резиной и жжёным асфальтом. Между рядами машин туда-сюда бродил охранник, он озирался по сторонам и с опаской поглядывал на двух юношей. Но у обоих на груди висел пропуск представителей СМИ, поэтому он не подходил к ним и не выгонял с парковки. — Ты в порядке? — вкрадчиво спросил Шинсо. — А, — Мидория резко обернулся от неожиданности и слабо улыбнулся, чтобы друг не волновался, — да, всё хорошо. Просто голова закружилась. Наверное, я не привык к толпе. — Голова закружилась, значит? — закивал Хитоши. — Может, тогда пойдёшь домой? Отлежишься, отдохнёшь? — Нет, всё нормально, немного подышу чистым воздухом и приду в себя, — Изуку мотнул головой. — Чистым? Здесь? — Шинсо приподнял одну бровь. — Ха, ты прав, здесь не особо подышишь, — смутился Мидория. — Ладно, давай вернёмся. Я в норме. Он поднялся с земли и подтолкнул Шинсо вперёд. Но выражение его лица так и кричало о нежелании туда возвращаться. Ну, Хитоши был не из тех, кто лезет другим в душу. Если Мидории понадобится помощь, он сам всё расскажет. Раз молчит и пытается скрыть своё испорченное настроение, значит, не готов пока поделиться с другом своими переживаниями. Всё, что оставалось Шинсо, это согласиться с ним. Так он и сделал. В кармане Мидории что-то звякнуло, и он потянулся к лежащему там мобильному телефону. Даже не глядя на отправителя, Изуку уже догадался, от кого именно пришло сообщение. Догадки подтвердились, стоило снять блокировку со смартфона. «Жди меня на заднем дворе театра, — писал Каччан. — Отказываться не советую». — Что-то не так? — Шинсо заметил волнение Мидории. — Нет, мама пишет, чтобы не задерживался, — ответил Изуку и убрал телефон обратно.***
Дешёвый отель на отшибе города, пропахшая сигаретами и палёным алкоголем комната — вряд ли это то место, куда мог бы отправиться один из богатейших людей страны — Бакуго Кацуки. Но, тем не менее, он здесь, прижимает к стене своего очаровательного любовника и целует его, да так, что у того ноги подкашиваются и теряется опора под ними. Мидория держится из последних сил за крепкие плечи партнёра. В голове периодически вспыхивает: «Скучал…» Он отчаянно отгоняет эту мысль. Зачем об этом думать, если можно просто впитывать в себя все движения чужого тела, всматриваться в глубокие янтарные глаза и утопать в них, запоминать прикосновения, поцелуи, объятия — вдруг им снова придётся расстаться на месяц, два, три, навсегда? Мидории так хотелось уйти с премии, проигнорировать сообщение и вернуться домой. Но он не смог. И, как собачонка ждёт своего хозяина, послушно ждал Каччана в условленном месте. Тот не церемонился, нагло затолкал Деку в такси, пока вездесущие папарацци не заметили их вместе, и увёз подальше, в самую глушь большого города, туда, где их точно никто не найдёт. Почему-то каждое касание отдавалось в груди тупой болью. Изуку не понимал причины и не хотел понимать, разбираться, копаться в себе. Всё, что он хотел, это чувствовать впивающиеся в плоть горячие пальцы и неравномерное дыхание у виска. Всё по сценарию: медленное и размеренное, перетекающее в резкое и жёсткое. Одежда упала на пол, благодаря чему тела стали ближе, жар от одного передавался другому и обратно. Это бесконечный круговорот, в который их затянуло по полной. Выбраться? Нет, никто не хочет свободы от удовольствий. Никто не хочет независимости от инстинктов. И Мидория с Бакуго — не исключение. Падение на кровать сродни падению в пропасть. Местная постель совсем не такая мягкая, как дома у Каччана, но в эти минуты Изуку не ощущал твёрдости. Только в штанах всё пышет возбуждением и болезненно упирается в ширинку. Бакуго сжал его член сквозь плотную ткань брюк, Мидория выгнулся вперёд и тихо простонал. Больно, но приятно — такой человек Каччан. С ним бывает тяжело, но в момент близости всё кардинально меняется, и Изуку, словно эскимо без холодильника, тает в его руках. Ему нравится наблюдать за распалённым Деку. То, как меняется выражения его лица, как по щекам стекают слёзы наслаждения, как реагирует тело на манипуляции Кацуки, как дрожит, извивается, но просит большего, — впервые он встретил человека, что сочетает в себе все предпочтения Бакуго. Сколько ещё ему удастся выжать из этого мальчишки? Правда, в данную секунду он думал немного о другом. Кацуки растягивал удовольствие, хотя уже не терпелось взять его и жёстко отодрать. Он осторожно стянул с Деку брюки и нижнее бельё и облизнулся, словно хищник. Мидория тяжело сглотнул, заметив этот кровожадный оскал. Бакуго, как и всегда, перевернул его на живот и слабо смял мягкую ягодицу, прижавшись сзади. Мидория дёрнулся, что крайне удивило нависшего над ним мужчину. Изуку попытался перевернуться и оттолкнуть Каччана от себя, положив ладонь ему на грудь. — Постой, — с трудом выдохнул он. — Я… х-хочу… спереди… хочу в-видеть твоё лицо… Мидория весь покраснел и потупил взгляд. Бакуго вскинул брови. Смущённое личико Деку забавляло его не меньше, чем всё остальное в нём. Кажется, он впервые что-то попросил. Кацуки оставалось только исполнить его желание. Он вернул его в прежнее положение и подтянул поближе, наклонившись прямо к покрасневшему лицу. — Как скажешь, — шепнул на ухо и провёл языком по мочке. Не то чтобы Бакуго был принципиален в этом отношении, но ему действительно нравилось брать своих любовников сзади. Нет, эта поза совсем не надоедала, особенно, когда можно применить десятки её вариаций. Конечно, он не из тех серийных маньяков, что боятся заглядывать в глаза своих жертв, отчего вырезают их или выкалывают. Просто однажды, ещё до обретения богатства, Бакуго встречался с парнем, который как-то сказал ему: «Твоё лицо во время оргазма такое безразличное. Ты вообще что-то испытываешь в этот момент?» Эти слова задели эго молодого на тот момент Кацуки. Сначала он действительно решил не смотреть любовникам в глаза, чтобы не пугать своим безразличием, но потом это вошло в привычку. Кого-то он брал и спереди, кого-то — сзади. Бакуго не придавал этому большого значения, но предпочитал второй способ. Наверное, где-то на подсознательном уровне он всё же избегал зрительного контакта. Неужели Деку заметил это и ему наскучило? Тогда Бакуго не прочь попробовать нечто новое. Он закинул его ноги к себе на плечи и мягко надавил головкой на предварительно растянутый анус. Мидория сжал руками простынь и закусил губу. Проникновение всё ещё приносило ему дискомфорт. А может, всё дело в долгом воздержании. С их последнего раза в Сингапуре прошло столько времени. Но стоило Бакуго выровнять темп, Изуку сумел расслабиться и подстроиться под него, получая заслуженное удовольствие. Правда, Мидория отчасти пожалел, что попросил Каччана сменить их положение. Ему тоже было сложно наладить с ним зрительный контакт. Довольное и возбуждённое лицо Бакуго только сильнее смущало, и Изуку невольно отводил свой взгляд. — Хэй! — Кацуки схватил его за подбородок и слегка приподнял его, тем самым заставив Изуку посмотреть на него. — Ты вроде сам сказал, что хочешь видеть моё лицо, так чего теперь отворачиваешься, а? — Я не… это смущает… — Мидория попытался закрыться руками, но Бакуго помешал ему это сделать, заломив их над его головой. Кацуки чуть слышно хмыкнул и ускорил темп. Он неотрывно смотрел на Мидорию. Его выражение может быть безразличным — не важно. Они не возлюбленные, поэтому ничего друг другу не должны. Мидория не считал его безразличным, наоборот, хотелось назвать Каччана красивым и безумно возбуждающим, но слова застревали в горле, наружу вырывались только стоны. Что он может подумать, если Изуку так скажет? Наверное, посмеётся ему в лицо или, как обычно, ответит грубой шуткой. И Мидория просто двигался в унисон своему партнёру, благодарно принимая все его ласки.