О (не)любви к историку

Когда я плюнула на гордость и добежала до преподавателя, на его губах красовалась победоносная улыбка. Я, конечно, могла бы гордо сложить ручки и, попросив историка идти своей дорогой, остаться сидеть на скамейке и ждать звонка от Светы, но подобные ситуации уже были: к соседке пришёл парень, а меня, ничего не подозревающую, попросили погулять «всего два часика». В итоге, прошло три с половиной часа, мне не позвонили, на мои звонки никто не отвечал, ключи я оставила дома, а за домофон мы заплатить забыли, поэтому он не работал, и возможности попасть домой у меня не было. Пришлось ночью звонить Ксюше и объяснять что к чему, а потом ехать к ней на такси, заплатив в два раза больше, потому что «ночной график, плата больше». Сейчас же всё, что у меня имелось — это сто пятьдесят рублей мелочью на проезд, перспектива ночевать на улице не радовала, а тут подвернулась тёплая уютная квартира и вполне адекватный человек, предложивший остаться, надеюсь, из чистых побуждений. Впрочем, терять мне уже нечего… Единственное, что не давало покоя — тот факт, что Ринат Дмитриевич является моим преподавателем, но с этим я быстро смирилась, решив, что не имею права судить о человеке по месту его работы. Пока я опасливо шла за преподавателем, пыталась запоминать дорогу, чтобы знать возможные пути отступления, но на дворе стояла ночь, фонарей в нашем районе отродясь не было, поэтому я, которой и при свете дня ориентироваться на местности было сложно, уже сбилась со счёта поворотов и плюнула на это дело. Когда мы дошли до нужного дома и поднялись на лифте на седьмой этаж, Ринат Дмитриевич галантно пропустил меня в квартиру, отрезая путь назад. Надо же, и кто бы мог подумать, что я сюда по собственной воле вернусь. — Чего у порога мнёшься? — ворчливо спросил преподаватель, снимая пальто и вешая его в шкаф, стоящий в прихожей напротив зеркала. Я, оторвавшись от разглядывания квартиры, которую не успела изучить в прошлый раз, хотела последовать примеру Рината Дмитриевича, но моя бомжатская одежда, которая была надета исключительно, чтобы не замёрзнуть, смотрелась так бедно, что мне стало не по себе, поэтому, сняв олимпийку, я оставила её на тумбочке. Преподаватель, проследив за моими действиями, хмыкнул и скрылся за дверью, видневшейся из прохожей, за которой, судя по всему, находилась спальня. — Ринат Дмитриевич… — позвала я его и, услышав негромкое мычание, продолжила: — а вот скажите, пожалуйста, — повысив голос, чтобы он мог меня расслышать, шмыгнула в ту комнату, из которой виднелся круглый стол, — почему вы разрешили мне остаться у вас? Вопрос глупый, скорее всего, на него подействовал мой слезливый рассказ, поэтому и разрешил. Ну, или совесть не позволила оставить девушку ночевать на улице. Живот жалобно заурчал, требуя хоть немного еды, а я, заметив холодильник, подбежала к нему и, открыв, начала рассматривать содержимое. На верхней полке лежали пакетики с помидорами и огурцами, ниже — две упаковки яиц и сметана, а остальное пространство занимала пустота. Значит, на яичнице и салатиках выживает. — Тебе не кажется, что этот вопрос нужно было задавать до того, как ты пришла сюда? — раздалось насмешливо из-за спины, а я медленно закрыла холодильник, посмотрела на ухмыляющегося преподавателя, который уже переоделся в домашнюю футболку и спортивные штаны, и опасливо спросила: — Ну, мало ли, вдруг вы очень сильно прониклись жалостью к моей персоне, а теперь готовы меня ещё и покормить? Пожалуйста… — попросила жалобно, живот выказал поддержку в виде громкого урчания, а Ринат Дмитриевич приподнял вопросительно бровь и, вздохнув, выдал: — Яйца в холодильнике, сковородка на плите. Два дня назад он вызывал меня отвечать и с серьезным лицом заявлял, что моим ответом не удовлетворён, и я могу лучше, а теперь… Вот он стоит! С недовольной физиономией готовит мне яичницу, потому что я, видите ли, криворукая, раз чуть не уронила на кафель сковородку, разлила немного масла, а когда мне доверили строгать салатик, порезалась. Для меня завеса тайны спала, передо мной Ринат Дмитриевич предстал не как грозный преподаватель, а как обыкновенный человек со своей личной жизнью, увлечениями и слабостями. И я бы даже назвала его симпатичным мужчиной, если бы его лицо хоть иногда приобретало другое выражение помимо безразличного или злого. Пока я сидела на кухне и в гробовой тишине ждала, когда же мне приготовят поесть, пыталась решиться спросить, что же было той злосчастной ночью. С силой сжимала кулаки, думала: «вот сейчас спрошу, сейчас», открывала рот, и уверенность тут же ускользала. Не готова я к такому позору, по крайней мере, сейчас. — Уже поздно… можно я пойду спать? — спросила, когда яичница, приготовленная на удивление вкусно, моими стараниями исчезла с тарелки. Он кивнул и, протерев уставшие глаза, пошёл в спальню, а я осталась, чтобы помыть посуду, то и дело поглядывая на свой телефон, надеясь, что сейчас на него придёт сообщение от Светы, и я смогу вернуться домой. Но часы уже пробили полночь, так что мне вряд ли кто-то напишет. Закончив с уборкой, поплелась на поиски Рината Дмитриевича, чтобы узнать, где я буду спать. Преподаватель сидел за компьютерным столом и что-то печатал на клавиатуре, в центре комнаты стояла двуспальная расстеленная кровать, а я нерешительно мялась у двери, боясь спросить о своём спальном месте. — Ринат Дмитриевич… — набравшись смелости, позвала я. — Ложись, — осмотрев царское ложе, я подняла взгляд на преподавателя, а он, наверное, почувствовав мой взгляд, обернулся. — Я это… и на полу могу поспать, только можно мне подушечку и одеялко? — начала мямлить, но меня перебили решительным: — Сам я на полу спать не буду, тебя не пущу в силу воспитания, так что ложись. Приставать не буду, — добавил он тише и, потерев глаза, закрыл браузер, а после нажал на кнопку выключения. Я подошла к кровати, села на край, оценив мягкость матраса, и, приняв из рук преподавателя одеяло, поблагодарила его. Ситуация всё больше напрягала, а Ринат Дмитриевич, видимо, непрошибаемый, вид у него такой, как будто я его старая подруга, а не незнакомая девушка, которую он, можно сказать, с улицы подобрал. Выключив свет, он лег, а я, убедившись в том, что на меня не смотрят, стянула грязные уличные штаны и юркнула под одеяло. Накрывшись чуть ли не с головой, повернулась на бок и закрыла глаза, в надежде быстро уснуть, но ноги ужасно мёрзли, а у меня начался насморк, поэтому каждый раз, когда я вдыхала, издавая характерный звук, мне становилось стыдно. — Ринат Дмитриевич… — позвала шёпотом, а в ответ тишина… тыкнув в икру стопой, позвала снова: — вы спите? Ринат Дмитриевич… — Уже нет, — обречённо вздохнул преподаватель, — чего тебе? — У вас нет ещё одного одеяла? Мне холодно. — Нет у меня одеяла. Спи, — и снова в комнате воцарилась тишина, которую нарушали его тихое и моё агрессивное сопение. Надеяться на то, что у историка проснётся совесть, было бесполезно, поэтому, легонько толкнув его в бок локтём, я воскликнула: — Я поняла! — Ринат Дмитриевич вздрогнул от неожиданности, повернулся на спину, чтобы испепелить меня глазами, которые, на удивление, не горели в темноте как у разъярённого зверя. — Это у вас план такой, да? Глядишь, к утру превращусь в ледышку, и на одного балбеса в группе станет меньше. Какой же вы кова-а-арный! — Какая же ты канительная! — прозвучало уже возмущённо, а преподаватель отвернулся от меня и, тяжело вздохнув, дал добро: — накрывайся моим, — я тут же расправила ту половину одеяла, которая складировалась между нами и накинула на себя. Вскоре согреться получилось, но, когда я уже готова была провалиться в долгожданный сон, меня требовательно позвали: — Елена… — я промычала, давая понять, что слушаю его, — если мне память не изменяет, то ты на прошлой неделе рассказывала студентам о своём молодом человеке… — А, ну да, рассказывала… Началось это на первом курсе, я тогда встречалась с Денисом— первым и единственным парнем, и каждый день рассказывала одногруппницам о наших чудесных отношениях. Позже, после того как состоялась наша первая ночь вместе, мы расстались, а я затихла, постоянно переводя тему с «мальчиков» на другую. Тогда же та самая стервозная одноклассница высказала свои подозрения по поводу моей личной жизни, а я… не знала, что сказать. Что мы расстались? Что он стал мне противен? Я солгала, что у меня появился новый парень, а не рассказывала я потому, что боялась сглазить, а потом ложь вошла в норму. Я продолжала бессовестно врать, выстраивая идеальные отношения без упрёков и неуважения, полные любви и понимания, которых у меня никогда не будет. — Я это выдумала… — созналась, сжимая одеяла в кулаках. Стыдненько. — Зачем? — задал Ринат Дмитриевич вполне ожидаемый вопрос, но уже не лениво и сонно — с интересом. — Зачем? Ну… — я закрыла глаза, погрузившись во тьму. Теперь не было видно ни потолка, ни собеседника, который мог высмеять мои поступки, доверчивость и наивность. Мог, но почему-то тогда, в парке, даже не усмехнулся, когда я говорила о первом неудачном опыте. — Чтобы хоть где-то не быть отстающей… Чтобы вписаться в компанию, чтобы с кем-то подружиться. — Ложь в таких делах — не помощник, — философски изрёк он. — Да знаю я, но всё это у меня получилось, даже вроде как появилась подруга, — и хотя Ксюша мою ложь раскрыла быстро, заявив, что я путаюсь в показаниях, о моём вранье никто не узнал, а она с тех пор постоянно была рядом. — Ты о Ерёминой? — я угукнула в ответ, ожидая его мнения по поводу Ксюши. Они ссорятся ещё с первого курса, то она что-то сказанёт, то он её осадит, — «вроде как»? Она тебя считает лучшей подругой, а ты сомневаешься… — Люди быстро устают друг от друга, и она от меня устанет. Просто потеряет интерес, найдёт себе друзей покруче, а я останусь одна. В конце концов, со Светкой было именно так. В школе — лучшие подружки, везде вместе, всегда рядом, даже решили квартиру вместе снимать, настолько у нас хорошие отношения были. Теперь у неё новая компания, которая место для ещё одного человека, то есть для меня, не предусматривает, а единственное, что нас связывает — общая жилплощадь. Но и эту связующую нить я хочу обрезать с тех пор, как у неё появился парень. — И вообще, с чего вы решили, что она считает меня лучшей подругой? — он кашлянул и совершенно будничным тоном ответил: — Элементарная психология. Об этом говорят её жесты, мимика, речь, когда она находится с тобой. Повисла тишина, я задумалась, вспоминая Ксюшу и всё то, что перечислил преподаватель, но мысли путались, ускользали и быстро забывались. Зевнув, повернулась на бок. — Спасибо, — поблагодарила тихо, а в ответ получила такое же тихое: — Спокойной ночи…

***

Несколько раз за ночь я просыпалась от того, что меня кто-то лапал за бёдра, сомнений в личности извращенца у меня не было, поэтому я начинала разборки и просила убрать от меня руки, мне выдвигали ответное требование убрать ноги, которые обычно закидываю на спинку дивана. Я откатывалась на ту половину кровати, которую мне выделили, засыпала, а потом всё начиналось заново, поэтому проснулась я не выспавшейся. Отключив будильник, который поставила вчера на шесть утра, потянулась. Встав с кровати, быстро натянула одежду и, решив, что не буду хозяйничать на вражеской территории и умоюсь дома, вышла на кухню и набрала Светку. Сама же сказала, что позвонит, а как я могу вернуться без её позволения? Пусть теперь просыпается! Когда номер был набран в четвёртый раз, а соседка, наконец, ответила, я начала думать, с чего начать пламенную речь о её свинском поведении и несправедливом разделении квартиры, а она, громко зевнув в трубку, прохрипела: — Ой, Ленка-а-а, мы о тебе совсем забыли, — я даже не сомневалась, — можешь возвращаться. — Спасибо, что разрешила, — буркнула я, с трудом сдерживаясь, чтобы не накричать на неё. Сразу же отключившись, вернулась в спальню за рюкзаком с остальными вещами, которые так и остались лежать около кровати. Пока я, осматривая комнату, вспоминала, куда же дела кофту, взгляд непроизвольно зацепился за спящее тело. Немного задравшаяся футболка приоткрывала вид на подтянутые бока и поясницу, в памяти всплыло чёрное изображение на спине, которое я так и не рассмотрела. Подойдя к преподавателю, я начала осторожно тянуть футболку вверх, пока не открылся участок кожи меж лопаток с чёрным символом Инь-ян. Не удержавшись от соблазна, провела по ней пальцами, оценивая, какая она на ощупь. — Домогаешься с утра пораньше? — раздалось протяжно-сонное. — Ничего подобного, — я тут же отдёрнула руку и выпрямилась, — Не закроете за мной дверь? А то я это… пошла уже. — Подсказать дорогу? Не заблудишься? — Справлюсь как-нибудь! — уверенно заявила я, но когда начала вспоминать дорогу, по которой мы вчера шли к нему домой, уверенность пропала. Хорошо, что у меня есть интернет на телефоне, как-нибудь доберусь. Проводить меня Ринат Дмитриевич всё же вышел, опёрся плечом о стену, наблюдая за тем, как я надеваю кофту, которая оказалась в прихожей, и обуваюсь. Закончив завязывать шнурки, выпрямилась, глядя на преподавателя, такого непохожего на себя в университете — домашнего, растрепанного, и даже с нормальным человеческим выражением лица. — Та-ак… рюкзак взяла, ключи от квартиры… — потрогала карман, нащупав связку, добавила: — взяла, телефон здесь, вроде ничего не забыла. — Осмотрев пространство квартиры в поисках своих вещей, я чмокнула историка в губы и отступила на шаг, собираясь уйти. Ухмылка медленно пропала, преподаватель нахмурился, удивлённо глядя на меня, а я только поняла, что натворила. Неловко сдвинувшись с места, я тихо попрощалась и выскочила из квартиры. Нет, ну не дура ли?