О (не)любви к историку

Чужие руки медленно скользили по талии, легонько надавливая на бока, нежно гладили спину, касаясь разгорячённой кожи, видневшейся из-под выбившейся из джинс футболки, губы оставляли лёгкие быстрые поцелуи на щеках, кончике носа, подбородке, лбу, а я таяла, прижимаясь ближе, неосознанно отвечая на эти ласки. Тело окутывал странный жар, заставляя задыхаться от пережитых ощущений, постоянно сглатывать и снова и снова искать его губы, чтобы получить столь желанный поцелуй. — Лена… — шептал преподаватель на ухо, я вздрагивала, закусив губу, чувствуя, как внизу живота разливается пульсирующее тепло, — Лена… — и снова быстрые нежные поцелуи и осторожные невинные прикосновения, которые вынуждали терять голову, сходить с ума, умолять не оставлять меня, еще немного побыть рядом… Домой идти не хотелось, я еле перебирала ногами, не разбирая дороги, мысли были заняты лишь родителями, точнее, поиском способа избежать беседы с ними. Как только я приду, начнётся старая песня — разговор про учёбу, Дениса, который, уверена, станет одной из интереснейших тем для мамы, и их любимую Никочку, о достижениях которой мне сегодня обязательно поведают. Сейчас одно неверное слово может вызвать повторную истерику, одно отцовское «учись», и я снова расплачусь, и не факт, что на этот раз смогу остановиться. В кармане зазвонил телефон, вырывая из мыслей, на дисплее высветилось «мама», а я, борясь с желанием сбросить вызов, чтобы больше не слышать рингтона, который вмиг стал раздражающим, ответила на звонок. — Леночка, — совершенно спокойно начала мама, — ты куда пропала? Что-то случилось? — сейчас выпал шанс наврать и сбежать к Ксюше, чтобы не видеть и не слышать ни её голос, ни голос отца, но совесть всё же не позволила, твердя: «они же твои родители! По крайней мере, она точно твоя мать, так что хватит избегать их, наматывай сопли на кулак и возвращайся домой». — Нет, — выдавила из себя как можно буднично, но хриплый голос, наверное, выдал. Прочистив горло, продолжила: — всё хорошо. — Почему так долго? — вкрадчиво спросила она. Я остановилась, смахивая слёзы, закрыла ладонью рот, собралась с силами, — Лена, ты меня слышишь? — В ближайшем магазине ничего к чаю не было, и я пошла дальше. В общем, скоро буду, ждите, — протараторив вполне нормальным голосом, я сразу отключилась и, вдохнув поглубже, чтобы успокоиться, развернулась. Если уж врать, то врать до конца, хотя мама уже догадалась, что я хотела избежать их компании, но раз уж «поход за печеньками» затянулся, всё равно нужно гнуть свою линию. Пришлось, проклиная всех на своём пути, идти в противоположную сторону за злосчастным печеньем, которого в ближайшем ларьке действительно не оказалось. Пока я бегала по магазинам, пытаясь успокоиться и привести чувства в порядок, в голове было пусто, а тело будто оцепенело — странные ощущения, от которых хотелось поскорей избавиться… но губы до сих пор горели, вынуждая вспоминать то, что произошло буквально полчаса назад. Когда печенье всё же было куплено, я поспешила вернуться домой. Как только подошла к подъезду, увидела маму, которая стояла около двери и смотрела в пол, либо разглядывая что-то, либо задумавшись. — Мам, ты чего здесь? — подошла ближе, проверяя свои догадки, ведь могло и показаться на нервной почве, но она вздрогнула от неожиданности и, громко выдохнув, сказала: — Ох, ты меня напугала, — шагнув ко мне, сильнее закуталась в шаль, — Лена, я хотела с тобой поговорить, — спокойно начала мама, пристраиваясь рядом, — давай пройдёмся. — Я кивнула, предвкушая разговор о невоспитанности, только успокоившись, поняла, что поступила опрометчиво, повела себя как истеричка, ни с того ни с сего выскочив из квартиры, но, вопреки ожиданиям, она эту тему не затронула, — ты не хотела, чтобы мы приезжали? — Нет, что ты, я очень рада, что смогла вас увидеть, — солгала я, — просто вы не вовремя… учёба, напряженная атмосфера, я нервничаю из-за скорой сессии. — Ты умница, — вдруг улыбнулась мама, — учишься, думаешь о будущем… Мне жаль, что всё получилось… так. — Как? — не поняла я, о чём речь. Об их скором приезде? Или об отце, который, уверена, не горел желанием наведаться в гости, но поддался маминым уговорам, как оказалось, зря? — Когда я воспитывала Нику, я поняла, что твоё воспитание кардинально отличается. Мне жаль, что я уделяла тебе так мало внимания, не замечала тебя, всю себя посвятила Нике, жаль, что отдалилась от тебя… Если бы я была на несколько лет младше, я бы обязательно, расплакавшись, кинулась к ней в объятия, простила бы, извинилась в ответ, но сейчас… не верю. Не верю в искренность, не верю, что она поняла, что поступала неправильно, хотя и понятие «неправильно» растяжимо. Мама никак не могла понять очевидного — мы не были близки… — И на отца не злись, он хотел как лучше. Это я во всём виновата… это моя ошибка, — если она об измене отцу, то и моё рождение тоже можно назвать ошибкой. Хотелось топнуть ногой, как маленькая девочка, и высказать всё, что так долго держала в себе. Я ведь никогда не говорила о своих чувствах. После того, как отец все мои слова начал воспринимать в штыки, и вовсе решила, что молчать лучше и проще, чем высказывать своё мнение и оказываться в осаде. — Понимаю, — пробормотала, надеясь, что отсутствие слов с моей стороны поможет быстрее завершить разговор. Ни извинения, ни какие-то другие слова или поступки не заставят поменять отношение к ним, но она попыталась. Я оценила.  — Я так много хотела тебе объяснить, сказать, а теперь… нет слов, — она вздохнула, сильнее сжимая руки в замок, видимо, почувствовав себя неловко. — Значит, не время. Пойдём домой, — высвободив руку из хватки, отошла на пару шагов и пошла быстрее. Когда мы зашли в квартиру, я чуть не запрыгала от радости, потому что мои надежды оправдались — отец, откинувшись на спинку дивана, дремал. Значит, разговаривать мы больше не будем. Мама, грустно улыбнувшись, взяла из моих рук постельное бельё и, чуть погодя — когда я с охапкой подушек, одеял и простыней направилась на кухню, — спросила: — Может, ляжешь в зале на полу? Диван, — а точнее, его подобие, — маленький, неудобный, да и на ковре мягче будет, — перехватив бельё, мама снова посмотрела на отца, перевела взгляд на меня. Места действительно было мало, угловой диванчик, к которому был приставлен стол, был слишком узким, и легче было устроиться на полу между столом и холодильником, чем на нём. Отговорку я придумать не смогла, пустая голова совершенно отказывалась работать, генерировать идеи, поэтому, промямлив: — Да ничего страшного, сегодня посплю так. Спокойной ночи, — поплелась на кухню, выглядывая из-за вороха постельного белья и пытаясь не споткнуться, не видя пола. Когда потух свет, и в квартире воцарилась тишина, которую нарушал лишь тихонько шумящий холодильник, я, до сих пор хотевшая спать, открыла глаза, пялясь в потолок. Сон стремительно ушёл, оставляя меня на растерзание мыслям о Ринате Дмитриевиче, который… — Лена, — раздалось над ухом тихо, а я, снова всхлипнув, прислонилась лбом к его плечу, быстро моргая, пытаясь успокоиться, смахивая слёзы. Губы огнём горели от поцелуев, пальцы дрожали, вцепившись в ткань толстовки на спине, а он ласково гладил меня по щеке, по спине, успокаивая. Я, забывшись, прижималась к нему, чувствуя тепло, поддержку, а он продолжал шептать моё имя вперемешку с мольбами успокоиться, стирая слёзы, которые не переставали течь по щекам. — Всё хорошо, — успокаивала я больше себя, чем обеспокоенного преподавателя, который то и дело заглядывал мне в лицо и легонько целовал щёки и губы, умоляя не плакать, — правда, я в порядке. Я… — Я вижу, — шептал он на выдохе, и всё начиналось сначала. Уснула я не сразу. Как только закрывала глаза, вспоминала его. Его образ маячил перед глазами, заставляя закрывать лицо руками и пытаться убедить саму себя в том, что каждый человек ошибается, что это ничего не значит, что нужно всё забыть и уснуть, что завтра станет легче. К сожалению, желание вскочить и расшибить себе лоб об стену не исчезало. Утром родители, быстро собравшись, как мне подумалось, не желая задерживаться в моей квартире, и сухо попрощавшись, уехали. Как только дверь за нами закрылась, я смогла выдохнуть спокойно, радуясь закончившейся нервотрепке, но, к сожалению, выходные были напрочь испорчены. Настроение пропало, стало безумно грустно, одиноко, а в голове теперь вперемешку с преподавателем крутились мысли о маме, наш разговор, точнее, его подобие, и моё неподобающее поведение, о котором я теперь жалею. Не надо было вырывать руку, не нужно было молчать… Вот так всегда, сначала делаю, а потом корю себя, тогда обида взяла верх, а теперь, когда отпустило, мне стало дико стыдно. Как отвлечься от всего произошедшего, я не знала. Светка, перед которой надо бы извиниться, уехала, Ксюша, наверное, занята, она говорила, что её родители погостят у неё несколько дней, а больше друзей у меня нет… Единственное, что я смогла придумать — просмотр какого-нибудь фильма. К сожалению, идея оказалась провальной. Всё, что я включала, казалось таким скучным и неинтересным, даже любимые мультфильмы, которые я могла пересматривать днями напролёт, не могли поднять настроение. Так я промаялась до обеда, до тех пор, пока Ринат Дмитриевич не написал: «Как и обещал, тема реферата…». И в его сообщении я увидела спасение. В другой ситуации я бы начала ругаться, проклиная его хорошую память и внимательность, но его задание пришлось так кстати. Прочитав тему, я сразу села за работу и, спустя несколько часов поиска информации, переписывания её более простым языком, чтобы текст походил на авторский, и вычитки, реферат был готов и вскоре отправлен преподавателю. Спустя полчаса, мне пришло сообщение с похвалой, которое я прочитала несколько раз, не веря своим глазам. Меня похвалил сам Ринат Дмитриевич! Обычно всё, на что его хватало — это «неплохо, но…». После этого «но» шёл гигантской список замечаний и недочётов, а мне он написал просто «Молодец, отлично». Я долго думала, что ему ответить, пока чёрт не дёрнул извиниться. Извинения я придумывала долго, писала и тут же стирала, подбирая правильные слова, чтобы сообщение не выглядело как обыкновенная отписка, оправленная ради приличия. В итоге, после десяти минут мучений, в строчке диалога мелькал только курсор, а я, вымотанная больше попытками сказать «извините и спасибо» нежели написанием реферата, оставила это дело, закрыв вкладку браузера. Взяв телефон, я села на диван и, включив на фоне телевизор, стала листать ленту в соцсети. Увлекательное занятие прервало сообщение, высветившееся в верхней части экрана. «Я думал, ты мне письмо настрочишь. Раз уж начала писать, так дописывай». Щёки начали краснеть, тут же накатила волна стыда, а я, не знающая, как ответить, плюнула на всё и, дрожащими от волнения пальцами, написала: «Ринат Дмитриевич, я хотела извиниться за произошедшее, мне очень неловко, что всё так получилось, что я сорвалась. И сказать спасибо, вы мне очень помогли» Отправив сообщение, я сразу же отключилась от сети и, засунув его под подушку, стала смотреть телевизор. Читать его ответ было стыдно, хотелось подождать, успокоиться, но выдержки хватило на две минуты. «Как ты себя чувствуешь?». Что уж тут скрывать, он был свидетелем и моих похождений в клубе, истерики, а теперь ещё и в подробности моего нелёгкого детства посвящен. При том, что он человек довольно прямолинейный, в чём я не раз убеждалась, было принято решение написать прямо, как есть. «Вообще, хорошо. Намного лучше, чем вчера. Стыдно». «Здесь нечего стыдиться». После того как появилась строчка «Ринат печатает…», я не могла не спросить: «То есть произошедшее вчера ничего не значит?». «Хочешь, чтобы значило?». Выключила телефон, положила на стол и больше не включала. Раньше я плыла по течению, не особо задумывалась над своими словами и поступками, над чувствами. После рождения Ники их как будто не стало, они притупились и исчезли. Когда я пыталась понять, что же чувствую в определённый момент, понимала, что… ничего. Было странно, я понимала, что это ненормально, но рассказывать никому не хотела. Не хотела, чтобы лезли в душу, чтобы упрекали в притворстве и обычном желании привлечь внимание, но к школьному психологу всё же пошла. Единственное, что я поняла после беседы, — я хотела казаться сильной. Та женщина спросила о том, как я проявляю эмоции, спросила про слёзы, а я, ни разу не плакавшая, считавшая, что слёзы — показатель слабости, искренне удивилась, когда мне сказали, что не нужно держать всё в себе, и дать эмоциям выход. В школе я давно не учусь, психолог уволилась спустя несколько месяцев, а я до сих пор кручу в голове её слова. После разговора с ней мне стало легче. Проблема, как и ожидалось, не исчезла, но чувствовала я себя намного лучше. Теперь же я всерьёз задумалась над тем, что чувствую. Хочу ли я, чтобы это что-то значило? Хочу ли я связываться с мужчиной, даже не зная, как он ко мне относится? Ответ нашёлся на удивление быстро, и я бы солгала, если бы сказала, что он мне безразличен… Денис зацепил заботой. К нему не приглядывалась, не обращала внимания, он был очередным прохожим, который, как я была уверена, вскоре исчезнет из моей жизни. Была уверена до тех пор, пока он не захватил всё моё внимание, пока не начал писать каждый день, желать доброго утра и спокойной ночи. Спустя четыре месяца его ухаживаний и приставаний, моих сомнений и размышлений, мы начали встречаться. А после того, как Денис признался в любви, сказал, что от меня без ума, я потеряла возможность мыслить рационально, как последняя дура таяла от его комплиментов, глупо улыбалась и позволяла вешать себе лапшу на уши. Ведь он был единственным, кто говорил о любви ко мне, кому я была нужна. А теперь… вспоминая время, проведённое с Денисом, я понимаю, что с Ринатом Дмитриевичем всё по-другому. Всё слишком быстро: отсутствие всяких отношений, мимолётные, ничего не значащие взгляды, стремительное сближение, ночь у него, полуулыбки, обращённые в мою сторону, на которые хотелось отвечать тем же. У меня не было времени на раздумья, на анализ поведения, на привыкание к нему, как к Денису. Но с ним у меня не возникало такое чувство, как будто меня тянут за собой, ведут, подталкивают, я сама хочу идти за ним и, кажется, быть с ним. «Хочу».

***

Ближе к вечеру в дом ввалилась Ксюша. На всю квартиру раздалась звонкая трель, отвлекая от самобичевания, и не прекращалась она до тех пор, пока я не вскочила с дивана, закрывая уши, чтобы из них не потекла кровь, и не открыла дверь. Ксюша поставила огромные пакеты на пол, размяв руки, разулась, повесила верхнюю одежду на крючок и только тогда, широко улыбаясь, спросила: — Ну, чего зависла? — и бросилась мне на шею, чтобы обнять. — Ты не говорила, что придёшь, — на глаза навернулись слёзы, которые я тут же смахнула, ещё расплакаться не хватало. — Ты мне не рада? — притворно изумилась она, а пока я пыталась перестать улыбаться слишком сильно, она заявила: — я почувствовала, что тебе хреново! Поэтому разбирай хавку, пойдём что-нибудь посмотрим, отвлечёшься, я та-а-акой классный сериальчик нашла! — и скрылась в ванной, — здесь руки мыть, да? Её приходу я была рада безумно, потому что когда она переступила порог квартиры, плохое настроение вмиг улетучилось, заставляя забыть обо всём… и обо всех. Как только Ксюша вышла из ванной, начала рассказывать, как провела выходные, о старшем двоюродном брате, который на пару с родителями трепал ей нервы, о младшей сестре, которая её, как могла, защищала и выгораживала. Как ни странно, зависти не было, я искренне радовалась за подругу, которая после моих историй призналась, что стала ценить то, что имеет дружную семью, близких, которым есть до неё дело. — Ле-е-ен, как насчёт того, чтобы выпить? — предложила Ксюша, доставая из рюкзака бутылку шампанского. — Нет! — твёрдо ответила я, — я не пью, — подруга усмехнулась, а я поспешила оправдаться и сменить тему: — ну, просто завтра же на учёбу, кстати, а ты не пойдёшь? — У меня всё с собой, так что поедем вместе, — она похлопала по почти пустому рюкзаку, из которого виднелись светлые тетради, — но всё равно, если захочешь, ты знаешь, где найти верного собутыльника, который в случае чего, за тобой присмотрит. — Я ещё очень нескоро захочу, опять что-то натворю, потом буду от стыда сгорать, мне прошлого раза хватило. — М-м-м, точно-точно, — улыбнулась Ксюша, игриво хлопая ресницами, а потом махнула рукой, — да забудь ты, хватит себя накручивать, было и ладно. Зато ты познакомилась с крутым парнем, и он, судя по твоим словам, хороший человек, — я утвердительно кивнула. Да, человек он и вправду хороший… Сидя на полу перед телевизором в окружении подушек и еды, я рассказала подруге обо всём, что было связано с детством, а точнее — с его отсутствием. Рассказала об опасениях и страхах, о несбыточных мечтах и глупых надеждах, она, вопреки ожиданиям, тему не переводила, а просто молча слушала. Обычно, никто не горит желанием слушать слезливые истории, кому бы я не пыталась излить душу, всем было всё равно, с тех пор я решила молчать о своих слабостях, ведь могут найтись и такие люди, которые использовали бы то против меня, а Ксюше после недавних событий я доверяю. Досидев до одиннадцати часов, я предложила пойти спать, так как завтра всё же нужно идти на пары, Ксюша меня не поддержала, но нехотя согласилась, бурча о том, что первая пара — философия, которую можно и пропустить разок. Её уговорам я не поддалась и отправила в ванную готовиться ко сну, а сама я всё-таки взяла в руки телефон и, набравшись смелости, зашла в социальную сеть, чтобы посмотреть, как далеко меня послали. Вопреки ожиданиям, длинного текста о том, что я сошла с ума, он мне не настрочил. Ринат Дмитриевич переслал моё сообщение: «То есть произошедшее вчера ничего не значит?» и ответил одним только: «Значит».