***
Вознесение перевернуло его мир с ног на голову. В Небесных Чертогах омег было больше, чем Му Цин мог себе даже представить. И не только среди низших чинов, даже высокопоставленные уважаемые боги щеголяли вокруг него, распространяя мягкие, сладкие и даже приторные ароматы, от которых порой кружилась голова. Первая встреча с Лин Вэнь отпечаталась в голове резким запахом пахучих лилий, которые мужчина на дух не переносил, и смешком самой женщины, которая увидела его сморщенный нос. И он, возможно, хотел бы так же. Ходить по главной площади с высоко поднятой головой и без опаски смотреть на других, чувствуя, как в воздухе разливается свежий имбирь. Но он не мог. Потому что Фэн Син всё так же поливал помоями всех тех, кто не имеет узла на члене и стальных мускул, а Му Цин всё так же ненавидел, когда его считали слабым и неспособным к совершенствованию “хранителем очага”. И плевать он хотел на все и вся. Теперь его зовут генералом Сюаньчжэнем, великим богом войны, а богам войны в идеале лучше быть альфами. Тогда последователи не отвернутся от них, если какое-то их желание не сбудется в должной мере. Му Цин готов был проклинать Се Ляня, которому взбрело в голову спуститься на землю и спасти свое государство. И да, он понимал его рвения, понимал, но не принимал. Но все равно пошел вслед за принцем, потому что был его слугой даже тогда, когда они оба, вроде как, стали равны. Потому что Его Высочество слишком много сделал для него, хотя даже не подозревал об этом. В день их окончательного расставания Му Цин заперся в своих покоях на небесах и ронял скупые слезы, стоя на коленях и сжимая в бледных пальцах полы светлого ханьфу. Это был не траур, но что-то близкое к нему.***
Целых восемьсот лет омега Му Цин выдает себя за альфу генерала Сюаньчжэня. Восемьсот лет отчуждения, перепалок и драк с Фэн Сином и сцеживания яда, текущего изо рта, словно патока. Друг (всё ли ещё?), ко всему прочему, перестал предвзято относиться к омегам. За эти долгие годы в их рядах появилось ещё больше сородичей самого Му Цина, и это даже радовало. Хотя о своих чувствах мужчина никому и не говорит. Ши Циньсюань стал самым ярким представителем своего рода среди всех небожителей. Громкий, открытый, нежный и ласковый, он привлекал к себе много внимания и игриво стрелял тёмными глазами, обрамлёнными пушистыми ресницами. И даже когда его брат, один из сильнейших богов и, естественно, альфа, говорил — почти приказывал — ему быть сдержаннее, он показывал язык и снова сбегал из-под надзора в мир людей, чтобы веселиться и выбирать очередные цветастые наряды, которые он потом с гордостью наденет, и в которых продефилирует перед всеми назло любимому родственнику. Му Цин думает, что он не смог бы быть таким. В нем нет ни капли сожалений, только терпимость и смирение. У бога ветра была подходящая обстановка, чтобы стать таким, какой он есть. Его растили в любви большей, чем Сюаньчжэнь мог только представить. И в этом нет ничьей вины. У каждого свой путь, своя дорога, а Му Цин свою выбрал ещё несколько столетий назад. И сворачивать уже поздно.***
В какой-то момент он перестал переживать из-за своей сущности — новые силы позволяли без проблем скрывать запах одной лишь духовной энергией, собственная пропажа на несколько дней оправдывалась своеволием, если вообще замечалась. А все остальные давно смирились с тем, что Му Цин — единственный бог войны, не являющийся альфой (про наследного принца Сяньлэ никто, к сожалению, не вспоминает). Маленький червячок озлобленности на все живое шептал, что было бы забавно наблюдать за перекошенными лицами тех, кто узнал бы его истинный пол. Мужчина мысленно прихлопывал его рукой и говорил, что это того не стоит. (Но все равно периодически представлял эту картину в голове) В какой-то момент они снова встретились с Се Лянем, и их жизни переплелись и слились в одно единое. Даже под личиной Фу Яо Му Цин не мог позволить себе выпустить феромоны, потому что свидетелей было ещё больше, чем раньше. К тому же его иррационально напрягал Хуа Чен (даже когда он был в образе Сан Лана). Непонятно, из-за его силы, из-за его сути или чего-то ещё, но что-то внутри мужчины заставляло его отходить от демона как можно дальше. А тот будто понимал это: не пытался подойти ближе, лишь бил словами и насмехался, вызывая в груди “Фу Яо” волну негодования. — А ты смешной, — сказал ему как-то Собиратель Цветов, и Му Цин вздрогнул от неожиданности и мысленно ударил себя по лбу — расслабился и не заметил, как кто-то подошёл со спины. — Ничего не замечаешь? Он смотрел так внимательно, что все внутри собралось в кучу, чтобы в любой момент можно было отразить удар. Хуа Чен, видя чужую собранность, лишь смеялся. — Ты воняешь, бог войны, и я бы на твоём месте уже бежал. В его глазах и голосе — явная мерзкая усмешка, но Му Цин даже не ответил колкостью на колкость — принюхался к одежде и с ужасом понял, что течка, которая должна была начаться лишь через месяц, нагрянет уже через пару дней. — Не волнуйся, — снова проговорил князь, будто бы резко меняясь в лице. — Пока что этого никто не чует. Но только пока что. Но давай подумаем, что же с тобой будет, если ты потечешь? — начал Хуа Чен, прикладывая палец к подбородку и деланно задумываясь. — Во-первых, ты станешь слабым и беспомощным, будешь скулить и просить засунуть в себя что-то, потому что рядом с тобой будут двое альф. Во-вторых, на твой запах сбежится ещё куча тварей, который обожают жрать омежек, особенно в такие периоды. И в-третьих, но не в последних, твои друзья узнают, кто ты такой. И ты никогда не сможешь оправиться от этого. Я прав? Му Цин задохнулся от осознания того, что всё это — правда, и у него не так много вариантов действий. — И ты можешь либо сбежать, выставив себя трусом в глазах друзей, — демон будто специально делал длинные паузы, чтобы богу было как можно хуже. — Либо принять мою помощь. — Ублюдок... — пораженно прошептал Сюаньчжэнь. — Это ведь ты со мной сделал... — И у тебя никаких доказательств. — Откуда ты знаешь? — Мы с тобой знакомы слишком давно, я многое о тебе знаю. — Что ты- — Вспоминай, — приказал Хуа Чен, и его запах наполнился раздражением. Му Цин не любил, когда ему приказывали, но все равно пытался понять, откуда знал этого мужчину. Потому что ему было интересно. — Ты ведь...тот пацан... — выдохнул он, пораженный внезапным озарением. — Забавно, да? Му Цин не видел в ситуации ничего забавного, но все равно хмыкнул в ответ. Истерическое, видимо. А Се Лянь и “Нань Фэн” скоро должны были вернутся. — И что же ты предлагаешь? Хуа Чен нагло ухмыльнулся, привалившись плечом к дереву и загадочно смотря в глаза. — Ничего особенного. Просто обмен информацией. — Про Его Высочество? — генерал прищурил глаза. — Естественно. — Я согласен. Му Цин чувствовал себя предателем, но, в конце концов, Собиратель Цветов хотя бы точно не причинит принцу никакого вреда и скорее сам отдаст голову на отсечение, чем позволит хотя бы волоску упасть с его головы. Возвратившиеся боги не заметили в стоявшей в их временном пристанище атмосфере никаких изменений, но двое остальных знали, что с этого самого момента они тоже оказались связаны друг с другом нитями судьбы. Му Цин ненавидел Хуа Чена ещё больше, чем до этого, хотя и думал, что это невозможно. Но тот, к удивлению бога войны, особо не наседал, даже периодически прикрывал от чужих атак (так, чтобы никто другой не заметил его жестов) и оставлял рядом с ним бабочек, чтобы в любой момент найти. Сюаньчжэнь понимал, что это все инстинкты альфы, и иронично смеялся, но принимал нечто по отношению к себе, потому что сопротивление привлекало внимание. А они всегда были под наблюдением. Поэтому приходилось сжимать зубы и терпеть то, что его считали тепличным цветком, требующим защиты. Что ещё более удивительно, Хуа Чен заметил настроение омеги и в этом плане. — Я делаю это не потому, что ты слабее, — словно ребенку объяснял он. — А потому что ты мне понравился. Гораздо приятнее в общении, чем твой тупоголовый дружок, который все ещё не смог связать два и два и понять, что всё вокруг него — фальшь, в которой он тонет уже давным-давно. Му Цин свёл брови к переносице и вздохнул, массируя пальцами виски. — Я ненавижу альф, — выдал он в конце концов. — Вы мерзкие. Хуа Чен громко засмеялся, но не опроверг сказанное.***
На самом деле, все было бы гораздо проще, если бы в какой-то момент Му Цин, ослабленный до неспособности поднять руку, не осознал, что у него нет духовной энергии. Точнее есть, но хватит ее лишь на то, чтобы не исчезнуть прямо здесь и сейчас. Больше ни на что. Генерал Сюаньчжэнь, бесстрашный воин, бог войны, чувствует как по белым щекам стекают горячие дорожки слез и не может даже вытереть их. Его тело содрогается от беззвучных рыданий, а по округе разливается свежий аромат. По телу расползается очередная волна слабости, и Му Цин в который раз начинает ощущать на себе прелести предтечного состояния. Но в этот раз он лежит посреди поля битвы, окружённый множеством врагов, все его друзья сражаются где-то там, далеко-далеко от него. Не слышно даже звона чужого оружия. Му Цин один. И он не знает, что ему делать. Он чувствует, как аура вокруг начинает сгущаться, и понимает, что кто-то, что-то идёт за ним, за таким слабым и беспомощным сейчас омегой, чтобы вкусить его плоть и изничтожить душу. У него, видимо, нет выбора, если он не хочет погибнуть вот так. “Помогите...я не могу...” — мысленно просит он, даже не осознавая, кого именно зовёт. А потом, когда тело резко, один за другим, скручивают спазмы боли, проваливается в темноту. И даже не чувствует горячих рук, которые бережно прижимают его тонкое тело к чужому.***
Следующее пробуждение отзывается ломотой в каждой клетке тела и ударами молотка в голове. Му Цин хочет подняться, но не может. Падает обратно на подушки, не сдерживая стона, и пытается понять, где он, сколько лежал в бессознательном состоянии. А ещё...кто принёс его сюда. — Ты в порядке? — доносится до него чужой голос, и он переводит мутноватый взгляд в сторону входа в отведённую ему комнату. Когда зрение фокусируется, он понимает, что смотрит на Се Ляня, который немного неуверенно топчется на месте, будто бы не зная, куда себя деть. За его спиной стоит Хуа Чен и спокойно наблюдает за ним, лежащим на постели. — А похоже? — говорит демон за него, подходит к генералу и касается пальцами его лба, проверяя температуру и пуская по духовным каналам энергию. Се Лянь тяжело вздыхает и тоже подходит к постели, чтобы присесть на самый ее краешек, взять Му Цина за руку и нежно ее погладить. — Сколько я был без сознания? — спрашивает Му Цин, морщась от звука собственного голоса. Видимо, достаточно долго, раз охрип настолько сильно. — Около трёх дней, — отвечает Хуа Чен, цепко следя за движением каждой мускулки на бледном, больном лице. — У тебя была лихорадка. По тому, как Се Лянь сжимает его ладонь, Сюаньчжэнь понимает, что простой лихорадкой тут все не обошлось. Он помнит, что когда-то давно пару раз, если не больше, у него случались припадки настолько сильные, что его выворачивало наизнанку от боли. Из горла хлестала кровь, конечности сводило дикими судорогами, а сознание едва прояснялось. Была либо боль, либо пустота, когда он впадал в беспамятство. Видимо, что-то такое случилось и сейчас. — Му Цин... — начинает Се Лянь. Его голос слегка дрожит, и генералу хочется прижать его к себе и успокоить. — Почему ты не сказал... Мы ведь были друзьями, почти семьёй. Мы бы всё поняли. Му Цин иронично улыбается в ответ на его слова. Поняли бы... Возможно, так бы и случилось. Се Лянь бы, наверное, правда бы понял. Но остальные? Его родители? Соученики? Наставники? И, что самое главное, понял бы его Фэн Син? Принял бы тот факт, что рядом с ним, гордым и могущественным заклинателем, стоит, по сути, ничтожество. И по происхождению, и по статусу. Му Цин не считает омег “слабым полом”, но считает себя никем. И если в обычное время он нечасто задумывается о своей природе, то в особые периоды ненавидит её всем своим существом. Потому что он не может признать ее, не может сделать своим преимуществом и с гордостью пройти мимо всех этих “сильных мира сего”. Ох, как ему хочется встать перед всеми богами (особенно богами войны), которые позволяли себе нелестно отзываться о его собратьях, и сказать: “Вот он я, и я такой, какой я есть. И да, я омега. Омега, которая все эти долгие годы шла наравне с альфами. Запомните эту минуту, когда вы осознали, что одна из “подстилок” всё это время сама вытирала о вас ноги.” Всё в жизни Му Цина сложно и несвязно, наверное, он бы не смог сказать ничего путного о ней, потому что все, что отпечаталась в памяти — боль и унижение. Никто не учил бедного мальчика справляться с тяготами жизни, никто не учил откладывать хорошее и выкидывать плохое. И ему понадобилось несколько сотен лет, чтобы понять эту простую истину. — Кто нашел меня первым? — спрашивает он немного отрешённо, подсознательно зная ответ. — Я. Все трое поворачивают головы в сторону входа и видят Фэн Сина. Он стоит, прислонившись к косяку, и смотрит сквозь них всех, будто в никуда. Му Цин поджимает губы. — И что теперь? Мне ждать новых издевок? Избиений? Готовить увольнительную? Ч т о? Никто не смеет сказать ему хоть что-то. — Придурок? В голосе Фэн Сина явное раздражение, и Му Цин невольно улыбается. Этот его тон внушает какую-то странную уверенность в том, что всё будет не так плохо, как казалось. — Даже не растреплешь никому? — Му Цин по привычке язвит, хотя его голос всё ещё слабый, а губы не хотят двигаться. Никто не говорит о том, что Му Цин всё ещё горит, что его бедра покрывает влага, а густой, хотя и довольно свежий запах заполняет каждый уголок покоев. Тот только бессознательно улыбается, уже не контролируя свои действия, и постепенно отключается. И снова не ощущает нежных и осторожных прикосновений и тихих разговоров.***
С открытия тайной сути проходит уже около пары месяцев. Всё чинно и мирно. Но Му Цин вдруг понимает, что...его стали окружать странной заботой. И если с поползновениями Хуа Чена бороться ещё как-то можно было — в конце концов, они не так часто виделись, да и демон не привык к явным проявлениям внимания, то Се Лянь и Фэн Син? Порой кажется, что лучше бы им и не знать о его природе, забот было бы гораздо меньше. Они будто с цепи сорвались. Постоянно рядом, постоянно наблюдают и бесконечно опекают. Му Цин пытался попросить Хуа Чена помочь ему с Его Высочеством, но тот на просьбу лишь развел руками. — Прости, но тут даже я бессилен, — его руки, сцепленные в замок, покоятся за его спиной, пока он ровным шагом ходит туда-сюда. — Они чувствуют вину за то, что все это время не уделяли тебе должного внимания и не дарили той любви, которую ты заслуживаешь. — Мне это не нужно. — Зато, кажется, нужно им. Хуа Чен улыбается как-то странно, и его слова совершенно не помогают, но Му Цин сдается, мысленно смиряясь с тем, что его будут холить и лелеять просто потому, что он омега. — Они не считают тебя слабым, Цин, — говорит вдруг князь демонов, будто бы прочитав его мысли. — Да, воспитание заставляет их в большей степени заботиться о таких, как ты, и с этим ничего не поделаешь. Но ты ведь не просто омега. Ты их друг, который слишком долгое время был один. Они неоправданно считали, что ты предал их, и теперь винят себя в том, что не разглядели истинного положения вещей. А чувство вины не так просто победить. — Я знаю. — Тогда не отвечай на их попытку извиниться слишком резко, они ведь не успокоятся, пока не удостоверятся в том, что твой баланс нежности восполнен. Хуа Чен ухмыляется и хлопает Му Цина по плечу. — Мне пора, малыш. Надеюсь, ты, наконец, позволишь себе быть любимым всеми цветочком. — Придурок, — бурчит Му Цин, услышав глупое прозвище, а демон, не дожидаясь продолжения его слов, исчезает, помахав напоследок рукой. Му Цин смотрит на место, где буквально секунду назад стоял его друг, и чувствует, как его тревоги немного отступают. В конце концов, если эти двое (а возможно даже трое) хотят, чтобы он купался в их любви, он так делать и будет. А уж вправить всем окружающим мозги можно и немного попозже.