Сколько лет тебе, мой странник, Если ты сгубил всех дев? Ты придешь к ней утром ранним, О своей любви пропеть
Он знал, что они придут. Он ждал их гораздо раньше. Но вот они заходят втроем. Девушка в белом костюме проходит вперед и говорит ту фразу, с которой он зашел к ней в камеру впервые, только в своей интерпретации. Один из мужчин в свободных штанах и бежевой джинсовой куртке прошел следом за ней, а второй в серых брюках и белом пуловере остановился возле стены, сложив руки на груди. — Знаешь, мы даже еще не определились, каким образом тебя помучить, — Кроули впервые поднял на нее лицо, снова подмечая изменившийся цвет глаз. Он шел ей гораздо больше, чем тот, темный карий с красными прожилками. Но его всегда удивляло, что даже во время ее сильной злости, даже во время пыток, ее радужка никогда не становилась красного цвета, как обычно у демонов, а всегда оставалась темной, как темный кофе без капли молока. Теперь его колючим лезвием обжигал пылающий янтарь хищного ястреба, готового спикировать на свою жертву и растерзать ее когтями. Она знала, о чем ангел думал, поэтому ее губы растянулись в улыбке. Он хорошо помнил, как эти пухлые, но потресканные губки распахивались от нестерпимой боли, открывая проход для животного крика, а поток как ему пришлось вставить кончик острого ножа между них и провести до середины щеки, игнорируя обильное количество крови и царапающийся звук лезвия о сжатые зубы. Он помнил все пытки и помнил, как со временем начал получать от них жгучее удовольствие. Каждый раз, когда он шел на свою «работу», то в от предвкушения даже не мог сдержать улыбки. А сейчас она улыбалась во весь рот. И была необычайно красивой… — Но мы обязательно что-то придумаем сейчас, не волнуйся. Только, ты уж не серчай, ручки о тебя марать не станем. — Ты в белом костюме, — выдохнул Кроули. — И что? — дернула головой девушка, насмешливо приложив кисть к подбородку. — Белый цвет вам, ангелам, не принадлежит. Камиэль сделал шаг вперед. Ему нестерпимо хотелось начать. — Подожди, Зиг, — неожиданно остановил его тихий голос с дальнего конца мрачной комнаты. Андрес, задумчиво сведя брови на переносице, подошел к гостю и навис над ним. Ему не нужно было проламывать сознание серафима, чтобы увидеть, что ему хотелось, не нужно было прилагать никаких сил, так как ему это удавалось настолько легко, как если бы он запускал бумажный самолетик, а хохочущий ветер подхватывал его на лету. Но Кроули и не сопротивлялся этому, так как знал, что бесполезно. Мальбонте был сильнейшим, кого он знал. Его энергия заполняла собой все пространство, окутывая призрачным холодом, пропитывая каменные стены, она заползала в самую душу и холодила, замораживала, обращая в бесполезный кусочек льда. Мальбонте с десяток секунд вглядывался в помутневшие сизые радужки, а потом качнулся назад. И пусть ни один мускул на его лице не дрогнул, однако уголки губ сильнее врезались в бледную кожу, а голубая байкальская радужка в отвращении блеснула. Азалин переглянулась со жнецом. Они оба были без понятия, что пытался найти там Ан. Но никто из них ничего не спросил, даже когда мужчина качнулся назад, выравниваясь. А потом провел ладонью по лицу ангела. — Смотреть на тебя противно. И через секунду на стуле уже сидел не седовласый старик, а молодой и красивый парень. Его слегка ассиметричное лицо было приятного молочно-розового цвета, а золотистые волнистые волосы едва доставали до тонких плеч. Таким он впервые встретил Азалин. И как только она снова увидела то лицо, которое мучило ее на протяжении нескольких веков, то в ней тут же приподнялась та огненная злоба, с которой идут в бой воины, защищая свои дома. Но вместе с этим пришло и озарение. Она не шутила насчет «не будем марать руки». У нее была идея в разы лучше. Княжна повернулась к Камиэлю и своеобразно улыбнулась ему. Он кивнул — все было понятно и без слов. А Андресу и глаз ее не нужно было видеть, чтобы понять, о чем она думает. Но поскольку он помнил абсолютно все ее воспоминания равно с того момента, как часть его души поселилась в пышной женской груди, то он сложил два плюс два и вывел ответ. — Не может быть, — резко выдохнул мужчина. Остальные удивленно посмотрели на него, озадаченно, кто приподнимая брови, кто хмуря. Андрес же смотрел в одну точку и подтверждал свою теорию. Ну конечно. Мало кто знал, что Азалин не просто княжна Ада и самый лучший боец во всем мире. В ней было достаточно загадок, которые Андрес продолжал разгадывать и по сей день. Но одну из них он разгадал почти сразу, как она начала преподавать в демонской школе. Он все никак не понимал, почему абсолютно все мужчины и некоторые женщины влюблены в нее, почему все считают ее идеальной, если, по его теории, идеальных нет. Каким бы красивым ты ни был, все равно найдется кто-то кому ты будешь не по вкусу, у кого будешь вызывать отвращение. С Азой такого никогда не было. Даже те, кто погибали от ее окровавленной руки, кто теряли из-за нее своих близких, те, над кем она изощренно измывалась и доводила, считали ее самым прекрасным существом во всем мире. И он с невероятным блаженством разгадал эту тайну, а тем самым научился противостоять ее чарам. В прямом смысле чарам. Всем всегда казалось, что девушка пахнет персиком и магнолией, хотя на самом деле ее природный запах — привкус долгожданной грозы с штормовыми тучами, буйным головосрывающим ураганом и соленым осадком тяжелых капель на языке. Азазель был одним из самых сильных и умных демонов, поэтому он с легкостью получил то, что хотел — Нааму. Эта демон была не только покровительницей похоти, разврата, потаенных желаний, соблазнительницей ангелов, но еще и верховным суккубом, а это равносильно статусу самой прекрасной женщины всего света. Но ядовитая похоть поглотила ее саму без остатка и вскружила ей голову. Она не хотела передавать свою силу дочери, которая вот-вот должна была родиться. Однако ее попытка уничтожить дитя не увенчалась успехом, и это вывело из равновесия Азазеля, который подвесил суккуба за конечности на широкие цепи, торчащие из стен. И так она и висела до тех пор, пока не ребенок не появился на свет, а потом голова самой прекрасной девы была снесена одним ударом клинка. Ее место заняла Азалин, которой по крови передались материнские чары. Она научилась ими управлять, усиливая, когда это необходимо, или заглушая. Но они всегда сопровождались сладким до скрежета зубов запахом, одурманивающем голову любому, кто стоит перед ней. Даже Андрес не мог устоять перед ее обаянием, расползающемуся по воздуху, как щупальцы кракена, душащие, заставляющие отключить голову. Но из-за того, что он понял это все, то девушка не стала применять на нем чары слишком уж часто. Но, конечно, эта способность имеет краткосрочный эффект: она лишь может на некоторое время вскружить голову или же подтолкнуть искренние чувства, зарождающиеся почти сразу, к раскрытию. Но иногда она применяет их неосознанно. Как например, когда Азалин была Вики Уокер. Камиэль сам ему рассказал, как она попыталась очаровать его с помощью магии, расколоть на правду, которая ей была необходима. Наверняка, она проворачивала тоже самое и с другими бессмертными, окружающими ее: Мими, Ади, Люцифер, Дино и остальные. Кроули в том числе… И от этого было жутко. — Вы ведь были всегда один на один с ним. В моменты сильной боли ты не контролировала свои чары, и, наверняка, приворожила его. А это все произошло в атмосфере пыток, поэтому у него появилась к тебе изощренная «любовь»: чем «интереснее» пытка, тем большие чувства он выражал. — Хах, — истерично рассмеялась Азалин. — Да ты чертов садист, не иначе! Я в восторге, ты не подумай, но даже я до такого не додумалась. Помолодевший, только внешне, конечно, Кроули с ужасом наблюдал за ними. Его пугало теперь абсолютно все. Как только Андрес произнес все это вслух, то он понял, что это было абсолютной правдой. Он любил ее, но хотел мучить. Ему не нужно было абсолютно ничего, кроме нее и орудий пыток. Он проводил наедине с ней, с ее криками почти все время своей жизни, ради приличия задавая определенные вопросы, ответы на которые его совсем не интересовали. А когда она сбежала, то он едва не слетел с катушек без ее запаха, без ее голоса, без нее… Она была ему нужна, и он бросил все возможные силы на то, чтобы отыскать ее или, хотя бы, ее вещи, чтобы еще раз прикоснуться к чему-то, что она держала в своих руках. Этот демон заставлял его мечтать о том, о чем воспрещалось даже думать, она переворачивала в нем абсолютно все, оставляя сломленные вещи, как след для поисков. И ему было страшно от того, что Андрес это понял, страшно от его глухого голоса, от помрачневшего взгляда Зигзмунда, но больше всего у него дрожали руки от внезапно расцвевшей широкой улыбки его бывшей подопечной. — Даже и не знала, что так умею, — счастливо протянула она и подошла к нему ближе, наклоняясь. Ее бархатный шепот окутал парня полностью, залезая в ушную раковину, как плотоядная змея, готовая ужалить его в любой момент. — Значит, в тот момент, когда ты железными перчатками с глубокими шипами ломал мне каждое ребро в отдельности, залив в рот расплавленный свинец, чтобы я захлебывалась им во время криков, то ты страстно хотел меня? Как мило, — ее лицо приобрело трогательное выражение, пугающее до безумия. Ему хотелось подскочить и убежать куда-нибудь, хоть бы и в тюрьму Ада или в пасть цербера, только бы не сидеть, прикованным к этому чертовому деревянному стулу. — Но ты так и не понял, что главной пыткой для меня были не все те изощрения, которые ты там придумывал, а то, — в секунду ее голос превратился из белого, парящего перышка с тоненькими пуховыми бородками в тяжелую кувалду, бьющую по пальцам, как палач по голове приговоренного к казни, — что ты трогал меня своими грязными руками. Трогал мое тело, мое лицо, мои волосы. То, что произносил мое имя, хотя ты ни разу не был этого достоин. Вот твои худшие преступления, Кроули. Но не думай, что раз я один раз подействовала на тебя чарами, то больше тебе ничего не грозит. — Теперь демон наклонилась прямо перед ним и они посмотрели друг другу глаза в глаза. — Знаешь, какую нашла за всю свою жизнь самую худшую и болезненную пытку? Нет? Сказать? Это пытка чувствами, Кроули, потому что ее никак нельзя перетерпеть или забыть, отодвинуть на второй план. Эта боль всегда у тебя внутри, она тебя разрывает на куски, превращая в слабого, обезумевшего человека, готового сделать все, что только ему скажут. Вот оно самое страшное — потерять над собой контроль, полностью осознавая, в какое болото ты лезешь, но продолжать увязать в этом без возможности остановиться. Как я понимаю, тебе особо нравилось пытать меня. Этого я не могу тебе позволить. Но у меня есть идея на это счет. Скажи, ты ведь был в Аду? Так вот он был бумажный. Ненастоящий. Потому что настоящий Ад — это не место. Ад — это люди. Азалин с самым томным взглядом, какой только имелся в ее арсенале, поднесла палец ко рту и, точно иглой, прокусила тонкую мягкую кожицу. Несколько багряных, мутноватых капелек, блестящие как пара алеющих рубинов, выступили наружу. Она хищно улыбнулась и поднесла свой палец ко рту молодого человека. Ангел стиснул зубы посильнее, но не мог больше сдержать всю ту слюну, которая скопилась у него под щеками, и громко сглотнул. — Ну же, Кроули, — пропела она, настойчиво удерживая кисть, — не упрямься. Я ведь знаю, что ты этого хочешь. Ты ведь всегда говорил, что моя кровь сладкая на вкус. Поверь, она с тех пор ничуть не изменилась, не забродила и не заиграла. Камиэль в шоке перевел взгляд на Андреса, чье лицо было мрачнее тучи. Разномастные глаза волчьим диким взором следили за каждым движением говорящих. Ему только не хватало дергающегося века, чтобы выглядеть точь-в-точь психом. Он ведь знал, а точнее видел, что Кроули иногда, после особенно кровавых пыток, запускал палец в разрубленную рану, а потом облизывал его своим языком, прикрыв глаза от удовольствия. Это было как завершающий штрих в его работе. Он оценивал свой шедевр, а потом удалялся. Но жнец этого не знал, и это вскипятило ему кровь в жилах. Как много это лживый, трусливый, крылатый засранец сделал с ней того, чего не делал с ним и вообще ни с кем другим. Сколько выдержала Азалин? Как она еще могла улыбаться, сражаться, любить после этого? Как после того, что сделал этот ангел, он могла спокойно находиться в руках Андреса, не боясь боли? Камиэль знал, что она сильная, самая сильная из всех, кого он встречал, но чтобы до такой степени… Он восхищался ею до самых глубин своей измученной души, на коей не осталось и живого места. Она даже не вздрогнула, когда Кроули все-таки взял в рот ее пальчик, мыча от удовольствия. Аза лишь запускала заржавевший механизм, чтобы откупорить баночку с его чувствами к ней. И когда она обернулась на секунду к ним, то они поняли, что она готова. Мужчины вытащили сильно пахнущие травами платки и приложили к своим лицам. Смешение особых трав практически полностью нейтрализовали запах от чар, не давая потерять голову. Но они буквально видели, как вокруг хрупкого девичьего стана закружилась приторно сладкая энергия, клубами расходящаяся по не слишком большому помещению, видели, как закатываются глаза у Кроули, а потом, как он размыто смотрит на Азалин. Она подействовала на него обычными чарами, направляя его «любовь» в нужное русло. И у нее все вышло. — Азалин… — прошептал ангел, подаваясь вперед. Он забыл, что привязан к стулу, поэтому он так и не достал до ее насмешливого лица, смешно вытянув шею. — Да, это я, сладкий, — ядовито улыбнулась она, почувствовав горячие руки на своей талии. Запах персика и магнолии уже немного развеялся в воздухе, поэтому Андрес безбоязненно убрал поток и подошел к своей жене, разворачивая ее к себе лицом. Конечно, он понимал, для чего Азалин накачивает серафима, поэтому сразу решил ей подыграть, не дожидаясь приглашения. Он осторожно и трепетно откинул ее шелковистые волосы ей за спину и двумя ладонями обхватил девичью лебединую шейку, притягивая к себе. Она радостно улыбнулась ему и привстала на носочки, чтобы добраться до его тонких розоватых губ, самых желанных во всем мире. — Нет! — жестко крикнул Кроули, пытаясь пнуть Мальбонте, но его привязанная нога не могла и на секунду оторваться от ножки стула. — Не трогай ее своими руками! Андрес и не слышал этих ревнивых выкриков, углубляя поцелуй. Девушка, как искусительница, обвила его предплечьями, прижимаясь своей грудью к его, стараясь закупорить в себе этот бесконечный морозный запах, режущий легкие. Касаясь его губ, даже не задумывалась о том, что чувствует ангел, хотя в этом-то и был весь смысл — заставить его умирать от жгучих чувств, рассыпаться на кусочки от ревности. Кроули же уже не мог остановить поток слез от этой болезненной картины перед ним, не мог видеть, как крепкие жилистые руки обвивают тонкую талию, сминая углы белого пиджака, как она выгибается ему навстречу. Его сжигал вулкан изнутри, закапчивая все своим дымом. Он уже понял, что на него открыто воздействовали какой-то магией, знал, что все, что он чувствует, навязано этим сладким запахом, но это точно столкнутая с горы тележка, несущаяся вниз с невероятной скоростью, которую уже нельзя остановить. И все, что происходило у него внутри было не остановить. Ему хотелось разорвать блондина на куски зубами, выдрать ему сердце, переломать ноги, вывернуть все пальцы, раздробить каждый позвонок и перемолоть через тысячу острых ножей. Но он не мог даже и пальцем пошевелить. И, конечно, он свято верил в то, что его привязали из-за его возможного гнева, а не потому, что Мальбонте может случайно его убить в процессе. Однако Кроули все же не мог оторваться от невероятной красоты демона. Даже со стороны целовалась она прекрасно… — Мечтаешь, что она подарит тебе поцелуй? — глумительный смех с другого конца комнаты не только привлек внимание ангела, но и супругов. Они тоже повернулись в сторону насмешливого жнеца, хоть и не разрывали крепких объятий. Камиэль же вальяжно подошел к их подопытному кролику и наклонился, как недавно делала Аза. И остальные двое прекрасно знали, что это значит — пришло время и для его мести. — Ты ведь до сих пор так и не понял, старина, кто я такой? Не буду больше томить тебя в ожидании разгадки на вопросы о моей непроницаемости, которые ты задавал себе каждый раз после того, как ты пытался влезть в мою голову, но не выходило. Я — жнец. Сизые глаза в испуге округлились, став размером с хорошие расписные блюдца. — Ты правильно понял, — одобрительно кивнул Кам. — Как видишь, Азалин замужняя девушка, но я-то свободен. Как насчет того, если я тебя поцелую, а? И если буквально несколько секунд назад серафим рвался вперед, то теперь он попытался оттолкнуться ногами от пола, чтобы стул перевернулся. Однако мужчина ловко удержал его и приблизился к молодому испуганному лицу. Вот почему все так боялись жнецов. Они не дарили смерть, а обрушивали на своих жертв мучения. Пусть это и назывался «Поцелуй смерти», но это было не так, как заснуть от анестезии. Жнецы через этот акт «любви» передавали, точно впрыскивали яд, особое настроение в мозг, благодаря которому смертные и бессмертные постепенно, очень медленно сходили с ума. Их самые большие страхи и желания перемешивались воедино, составляя самый опасный коктейль. Жертвы не могли спать, но и не могли бодрствовать. Они мучились и днем и ночью, без возможности убежать от самих себя. Это было наказание для тех, кто не хотел уходить в мир иной, рвался остаться на земле. Когда Азалин, входя в комнату, сказала, что они не придумали способ для его пыток, то это была ложь. Они заранее знали, что будут делать, просто Андрес привнес детали своим открытием по поводу тюремного надзирателя и их палача. Девушка должна была породить в нем любовь, а Камиэль должен был заставить его вечно от этого страдать. И теперь все те пытки, которые он проводил с Азалин, будут вечность стоять перед его глазами. Он будет вечность наблюдать за тем, как он снова и снова режет свою «любимую». И магия жнецов не даст обратить этот процесс. Кроули навсегда останется сумасшедшим, даже если он умудриться сбежать или его кто-нибудь освободит. Он навсегда сломлен, навсегда разбит. Он больше не живет в этом мире, а существует, как Алиса в Зазеркалье, в своих страхах, сожалениях и боли, томясь в этом бесконечном соусе собственных соков души. Поэтому Камиэль с таким удовольствием наклонился к ангелу и с чувством, как к любимой девушке, прижался устами. Поцелуй получился невероятно чувственным и влажным, так как он уже предвкушал мучения Кроули, видел его агонию и ощущал на языке животный страх. И постепенно серафим сдался под его напором и стал нежно и трепетно отвечать своему мучителю, оставляя свой рассудок в вязкой слюне жнеца.***
— Можно считать это очередной победой? — Азалин приподняла свой трапецевидный бокал, заполненный до краев бледно-мятной по цвету жидкостью, и лучезарно улыбнулась мужчинам, сидевшим напротив друг друга на краях. Они приподняли свои напитки. Камиэль был настолько доволен проделанной работой, что попросту не мог сдержать счастья, распиравшего его изнутри. Он подмигнул девушке, а потом сделал внушительный глоток и снова, схватив тонкую серебряную вилку с тонкими длинными зубчиками, принялся за ароматного огненного краба, умело приготовленного Андресом в сливочно-кислом соусе. Они всегда ужинали втроем, что бы между ними не произошло. Совместный ужин был обязательной частью их жизни. И он проходил просто чудесно, когда все были в хорошем настроении. Как сейчас. Андрес только задумчиво покачивал джин круговыми движениями, уставившись в одну точку. Они так и не выпытали у него, зачем он заглядывал в воспоминания Кроули, что он там искал? И Камиэлю нестерпимо хотелось это узнать, поэтому он, понадеявшись на хорошее расположение духа, начал разговор: — Однако возможно нужно было повременить с его наказанием. Может нам стоило бы сначала узнать у него что-то важное? Или ты это сделал уже, Ан? Мальбонте резко поднял свои колючие глаза на него, точно ударяя иглой ему меж ребер. Но хотя бы жнецу удалось привлечь его внимание. — Какая информация, Кам? — проглотив небольшой кусочек розоватого нежного мяса, ответила Аза. — Нам от него ничего не нужно. — Информация нам всегда нужна. Это путь к победе, — возразил тот. — Путь к победе — это удача и упорство. Не более, — насмешливо фыркнула она, поворачивая в профессорском жесте вилку в его сторону. — Ты хочешь снова проиграть им? — Проиграть? — за секунду взвинтилась демон. Ее янтарные глаза опасно сверкнули золотистым цветом. — Я не чувствую себя проигравшей. — Шесть веков пыток для тебя простое «приключение»? — в его голосе стали проявляться рычащие нотки. — Скорее испытание на прочность. Но мы не проиграли. И точка. — Тебя возможно хоть в чем-нибудь убедить? Или ты настолько ослеплена своим превосходством, что не видишь перед собой ничего? — Азалин на этих словах привстала, опасно сжимая столовый прибор в своих пальцах. Кам поежился и кинул опасливый взор на четыре острых и блестящих зубца. Эта девушка могла изощрено убить даже десертной ложкой, не то, что вилкой. И это движение пугало. — Аза, сядь, — устало проговорил Андрес. Он был безразличен к их постоянным перепалкам, но отстирывать вновь бежевую шелковую скатерть он больше не хотел. Да и настроения слушать их грызню не было. Азалин грозно взглянула на него, но послушно опустилась обратно и горделиво закинула одну ногу на другую. — Мы проиграли, и это нужно признать. Нужно быть хитрее и дальновиднее. Так что смирись, душа моя, что мы снова сделали шаг назад, хоть и не по своей воле. Но, — голубой и кофейный, окрашивающийся в момент злости или волнения в багровый цвет, глаза посмотрели прямо в лицо Камиэля, — я никогда не возьму у них и крохи информации для ведения войны. Мне не нужны подачки этих паршивых крыс с крыльями. Я уничтожу их и без суперсекретных планов. А если ты считаешь иначе, Зиг, то поставь себе стульчик рядом с Кроули, а я потом зайду поболтать с тобой. Закрыли эту тему. Двое оппонентов переглянулись между собой, но не стали перечить Мальбонте. Они заговорили насчет школы, старых укладов. Послышался общий смех. Даже мрачный Андрес вышел из своеобразного транса и вступил в их разговор о том, как неудобно построена ангельская школа. Потом все перешло в шутки и россказни о забавных моментах, обычно исходившие от Азалин. — А потом Фенцио буквально неделю со мной вообще не разговаривал, даже не здоровался, — посмеиваясь, рассказывала она о том, как они с Ади и Сэми устроили переполох на одной из лекций, притащив опосмеса, который прогрыз огромную дыру в плаще преподавателя, сожрал все его документы и насмешил всех учеников, когда это животное-подражатель стало важно ходить за ангелом, уподобляясь его походке. — И Дино, кстати, тоже. — Он мне никогда не нравился. Очередной ангелок-нытик со сложной судьбой и неразделенной любовью ко всему, что носит черные крылья за спиной, — закатил глаза Камиэль. — Это точно, — улыбнулась Азалин, вспоминая, как утешала его после встречи с отцом. — Но мне его даже жаль. — И вот они снова — последствия вмешательства Кроули, — закатил глаза Ан. — Ты слишком миролюбива к тем, кого раньше презирала. Неужели ты сочувствуешь ангелкам? — Мой друг был ангелом, — ответила она, не опуская уголков губ, однако ее супруг сразу заметил, как они стали более напряженными. — И тоже, кстати, был заносчивым. — Наверное, поэтому вы и подружились, — хмыкнул жнец. — Почувствовала родственную душу. — Что-то вроде. Андрес все понял. Ему не нужно было, чтобы Азалин что-то произносила вслух. Раньше она не испытывала сильной привязанности ни к кому, кроме него и Кама, но теперь… Этот ангел, бывший ее другом в то время, как она была Вики Уокер, он прочно осел в ее голове. Девушка не была так дружна с Мими и тем же Ади, как с ним. Что-то незримое и прочное связывало их двоих. Ан несколько раз прокручивал у себя в голове все ее воспоминания, и не раз удивлялся тому, какую боль она испытывала после смерти Сэми. Да, пусть ее душа надломлена, пусть она слишком миролюбива по отношению к «друзьям», но это было нечто другое. И он не мог понять, что это значит… Он резко поднялся из-за стола, небрежно бросив белую салфетку, слегка измятую на краях, с едва-заметным узором в виде тончайших сапфировых ниточек, на ровную поверхность, и протянул руку девушке, вытиравшей рот от жирного блеска. Она вопросительно посмотрела на него, не собираясь еще уходить. — Пойдем, пуэлла. Сегодня был интересный, но тяжелый день. Всем нужно отдохнуть, — и пусть она не была уставшей, но залпом допила остатки приятного, ласкочущего каждый рецептор на языке, яблочного мартини и тоже отодвинула с мягким шуршанием белый деревянный стул, обитый на сидушке красной мягкой тканью с пухом внутри. Она прекрасно понимала, что устал именно он, и он хочет отдыха. Хочет побыть наедине со своей женой, так как с того момента, как они вернулись домой, им так не удалось побыть вместе, почувствовать друг друга, насладиться присутствием другого. Они лишь урывали крошки этого малого счастья, но оба не любили объедки с фуршетного стола. Они предпочитали роскошный обед с вкусной едой, хорошей атмосферой и красивой посудой. Так и сейчас им нужен был этот изящный «прием пищи», чтобы полностью поглотить друг друга, прощупать каждое ощущение, теснящиеся внутри с тех самых пор, как они поцеловались возле Плачущих Дев, пока по их щекам струились слезы от тех невероятных чувств. Как только они вошли в их спальню, то мужчина тут же стащил с себя пуловер, вещая его на спинку колченогого стула, который давно нужно было отсюда унести. Он лишь мешался под ногами, ведь его никто не использовал по назначению. И как только Андрес освободил свой торс от не слишком удобной ткани, то ее место сразу заняли теплые ладони. Азалин обхватила его талию и заскользила пальцами по широкой груди, кубикам пресса, прижимаясь щекой к голой и надежной спине. Он застыл от этих касаний, а потом и вовсе запрокинул голову от блаженного удовольствия, прокатившемуся от самого первого позвонка до последнего, между лопаток приятной волной, когда полные губы прошлись по его коже. Он прекрасно знал, что, если Азалин перебирала с алкоголем, то становилась невероятно ласковой, подобно мартовской кошке, вилась вокруг него и пыталась завлечь его в свои сети. Ее трезвый мозг делал все, чтобы спровоцировать его самого на действия: она распускала свои шелковистые волосы и, как будто, случайно ласкотила ими его лицо, раздевалась до гола и красовалась перед зеркалом, поглаживая саму себя руками, наносила особо вкусные духи, с явным запахом жасмина, на тонкие запястья, за уши на локти и под коленями, чтобы, когда она проходила мимо него, то он точно понял ее намерения. И, конечно, после таких женских жестов он всегда подходил к ней, ложил ладони на талию, игриво вел языком вдоль линии плеч и шейки, шептал ей что-то не слишком приличное на ухо, отчего она всегда плотоядно улыбалась и отдавалась ему целиком и полностью прямо в руки. Но, когда ее разум был затуманен обильным количеством яблочного мартини, то она считала все эти прелюдии лишними, прямо говоря о том, что она хочет — словами или действиями, но все было слишком очевидно. В такие моменты она слишком хорошо подстраивалась под его темп, однако главенство все равно переходило ей. Она ублажала его без помощи и подсказок, зная, как ему лучше всего. Так и сейчас Аза, заметив, что ее супруг невероятно устал за последнее время, решила, что ему это необходимо. И он был совершенно не против. Он также позволил ей расстегнуть брюки и стащить их вниз, обойти его и поцелуями спуститься по его торсу вниз, лаская кончиками пальцев каждую напряженную мышцу. — Ох…пуэлла, — рвано выдохнул он сквозь зубы, почувствовав движение теплого языка по своему налитому кровью органу. Единственный, кому он показывал все свои эмоции, была Азалин. Поэтому Андрес никогда не смущался раскрывать перед ней все свои восторги от ощущений, что она ему дарила, даже своими мимолетными ласками. Они оба друг друга всегда не только чувствовали, но и слышали через сквозные и завывающие стоны, неразборчивый шепот, проклятия, отлетающие в разные стены, как кинжалы со звенящим свистом. Не было на земле ни смертных, ни бессмертных, кто любил бы настолько же сильно, крепко, ласково, самозабвенно, отчаянно, как эти двое. Это было что-то такое, что нельзя описать словами, что нельзя ни нарисовать, ни выразить через мелодию или танец. Их любовь была похожа на океан: прекрасная, глубокая, с оседающей солью на губах, порой тихая и спокойная, укачивающая дремлющих чаек в своих объятиях, а порой чересчур бурная, пенящаяся, готовая поглотить любого неосторожного путника, опустить на самое дно и оставить там навсегда. Их любовь могла раздавить любого, кто пытался помешать ей. Она была опасна для всех, кроме них самих. Эти двое питались ею, насыщали свои сердца и души, заставляли органы функционировать, дышали и жили благодаря ей. Она была их живительным напитком из райского плода, молодящим их, дающим им силы двигаться дальше. Пережила бы все мучения Азалин, если бы так безумно не любила и не была настолько же сильно любима? Вряд ли. Как и Андрес не остановился бы перед идеей геноцида, уничтожения всех тех, кто имеет белые крылья, если бы ласковая рука не легла на его плечо, а бархатный шепот не заставил его одуматься и поменять курс. Они были полноценными личностями, но дополняли и подходили друг другу, как идеальный пазл, сложившийся в прекрасную и невероятную картину, завораживающую всех без исключения. Как и сейчас, ее горло идеально подходило под его орган, мягко проскальзывая в самую глотку, как будто там ему самое место. А он зарывался в ее волосы, удерживая их с двух сторон с своеобразном хвостике, однако стараясь не спутывать их. Ее же пальцы немного царапали твердые бедра, сделанные из стали и камня. Она любила впиваться в них острыми ногтями, чтобы сильнее его раззадорить и позлить. Каждое ее движение имело смысл и воздействие. — Милый, — Азалин, тяжело дыша, качнулась назад, обрывая повисшую ниточку слюны внешней стороной ладони. Она смотрела на него дико, жадно разглядывая прикрытые от удовольствия веки и все от того же приоткрытый рот, вздымающуюся в рваных движениях грудь. Все это доставляло ей не меньше удовольствия, чем ему. Она чувствовала невероятное блаженство от того, что ему было хорошо. Настолько хорошо, что морозная энергия покалывала кожу, — ты ведь устал. Может тебе стоит отдохнуть? Андрес прекрасно понимал, что она всего лишь дразнит его. Но он вступал в ее игру каждый раз, подчиняясь ее правилам, чтобы закончить все красиво и с чувством. Поэтому, когда он зыркнул на нее, то его радужки злобно заискрились в дремлющей темной комнате, где самым ярким источником света был ее белый костюм. Девушка начала подниматься, делая вид, что хочет пойти в душ и лечь спать, но мужские руки схватили ее за талию и грубо бросили на постель. — Я полон сил, не беспокойся на этот счет, пуэлла, — рыкнул он ей на ухо, прижимая предплечьем хрупкие ключицы. — Да ты и сама сейчас это поймешь. Она осторожно присосалась к его коже на руке, глядя прямо ему в лицо. От этого его брови приподнялись удивленно вверх, но затем это выражение перебежало в нахальную улыбку. Ан несколько раз качнул головой, а потом приподнял девушку, чтобы стянуть с нее костюм. Он слишком хорошо сидел на ней, чтобы его портить, поэтому был аккуратно откинут на кресло. В самые первые разы Азалин дико бесило то, что мужчина не мог просто взять и смять вещи, бросить их на пол. Он был настолько перфекционистом в плане аккуратности, что ее тошнило. Иногда ей казалось, что он прямо в процессе их жаркого танца начнет прибираться, бросив ее обнаженную на постели: разложит все вещи по своим местам — каждую на свою вешалку и полочку, почистит обувь, разгладит складки на простыне, протрет пыль с изголовья и только потом вернется к ней. Со временем это, конечно, ушло — он престал слишком осторожничать с одеждой — благодаря усилиям, заманиваниям его различными способами, но все же какие-то остатки от этой привычки остались. Все всегда у него было в чистоте и порядке, в то время как Аза была просто королевой хаоса и беспорядка. Так и в жизни проявлялись их характеры — демон была буйной, эмоциональной, слушала даже не сердце, а свою вечно бурлящую кровь, заводящую ее в большие неприятности, и ее партнер — благонадежный, продуманный до мелочей, уверенный в своих дальнейших шагах. Они были противоположностями с очень малым количеством схожестей, но так идеально подходили и понимали друг друга, так как были «одного поля ягоды», имели одинаковые идеи, жизненные принципы и мечты. — Не будь так нетерпелива, душа моя, — выдохнул Андрес, видя извивающуюся Азалин под собой. Она всячески поглаживала, кусала, облизывала, целовала его плечи, руки, грудь, спину, старалась дотянуться до его шеи зубами, чтобы поторопить. Все это только замедляло процесс снятия корсета и нижнего белья. Но, наконец, мужчина справился и победно впился в ее ключицу. Еще долго он наслаждался запахом ее кожи, приятным тонким ароматом персика, осевшим в ее складочках. Он мучил и измывался над ней до тех пор, пока княжна сама властно не перевернула его на спину и не опустилась с размаху, вбирая в себя его всего. Конечно, в этот раз он позволил ей это сделать, расслабившись под ее напористыми ладошками, но иногда, когда ей хотелось порулить, а он не позволял, то начиналась настоящая битва на истощение. Чаще выигрывал он. И все эти разы она наслаждалась. И он тоже. И всех все устраивало. Каждое движение, каждый вдох сладостно отдавался в груди, играя на ребрах, как на гитаре, так, что вибрации разливались по всему телу, не забывая даже про пальцы ног и рук. Комната закружилась, слившись в одно сплошное мрачное, но такое приятное глазу пятно, вынуждая сознание теряться где-то в изгибах и провалах объемного смятого одеяла. И пусть температура за окном упала на несколько градусов, в их спальне было настолько жарко, как не бывает на самом нижнем уровне Ада. Обжигающий воздух, выталкиваемый из их глоток, опалял все вокруг, раскаляя, как металл, готовый к обработке. Вверх-вниз. Вверх-вниз. Как завораживающее она двигалась прямо перед его глазами, жадно вцепившимися в ее удовлетворенное лицо извивающееся, подобно флажку на ветру, тело. Тонкие косточки показались на грудной клетке, когда девушка немного выгнулась в спине. В мелких впадинках стали собираться крошечные, едва заметные благодаря своему блеску капельки пота. Прекрасные груди раскачивались, подобно крыльям самой свободной птицы, завораживая, ослепляя своим магическим танцем. Волосы мягким потоком волновались, поглаживая выступившие остроносые лопатки. Они напитались влажными парами с пышущих тел и стали более тяжелыми и темными. Оба чувствовали себя прекрасно. Оба ощущали тянущие мышцы в районе пупка. Азалин наклонилась вперед и раскрыла глаза, ввинчиваясь в зрачок. Андрес понял, что она хочет прочувствовать его ощущения, чтобы увеличить свои, поэтому он широко улыбнулся ей. Однако как только мощный поток энергии стал вливаться в нее, сопровождаясь рваными хрипами, то сознание его, как обычно, отключилось. Никто не знал этого, кроме Азалин, но один единственный момент, когда Мальбонте был уязвим — момент высшего блаженства, оргазма. Тогда его чары никогда не могли бы действовать, силы покидали его тело, а сознание было доступно всякому, кто захотел бы в него заглянуть. И чем больше кайфа — тем дольше он открыт. И девушка непременно хотела этим воспользоваться. «— Поэтому мы не рассказываем ей? Ты догадывался об этом? — Я предполагал, что ее сознание будет некоторое время находиться в диссонансе, но не до такой степени, — Андрес отвел руку со стаканом в сторону. — И да, поэтому если нужно будет, то мы соврем ей. Ты сам видел ее душу. Аза не переживет такого с тем куском половой тряпки, который сейчас у нее в груди.» — с той секунды, как она услышала эти строки, мысли о том, что они от нее скрывают, не выходили из головы. Все эти ухищрения, чтобы сильнее возбудить мужчину, громкие вскрики, оседающие в его мозгах приятным балластом — все это было не спроста. Она была умной девушкой и знала, что так просто они ей не расскажут, поэтому нужно было действовать хитростью. Она сделала все, чтобы Андрес открыл ей свое сознание. Даже на пару секунд — ей хватит, чтобы все узнать. И удалось. Глазные яблоки мужчины закатились, но она успела проскользнуть в его черный зрачок, как мышка в узкую щелку, чтобы достать заветный кусок сыра. Кто ж знал, что там мышеловка?