Назови моё имя

Когда во сне приходит тьма, Я снова ищу тебя В лицах прохожих чужих, Когда-то все же родных Их давно уже рядом ведь нет, Но катится мне же во след Прошлое камнем в груди. Чужой среди своих

      — Что ты сказал? — Камиэль, до этого ходивший по комнате, сложив руки за спиной, резко затормозил, замер посредине и выпучил глаза на Андреса. Тот вальяжно валялся на идеально заправленной малахитовым тонким одеялом кровати, сощурив голубые глаза в хищном жесте и соединив кончики пальцев между собой. Это была все та же небольшая комнатка с высокими потолками, углублениями в стене, что служили постелью, и огромными клетчатыми окнами, распахнутыми настежь. Помещение точно было разделено на две половины — одна была прекрасно убрана, чиста и аккуратна, а вторая была воплощением мусорника, ведь вещи беспорядочно выпадали из шкафа, оставляя на ткани кривые мятые полосы, а куча бумажек и остальной хлам в виде пустых стаканов для виски, окурков, валялся на тумбочке в абсолютном беспорядке. Это точно был рай и ад. Андрес, позаимствовавший чужое тело, как мясной костюм, у своего бывшего друга, спокойно смотрел на жнеца, но Камиэль понимал, что за этими безразличными байкальскими омутами скрывается целая буря невероятного беспокойства.       — Я не уверен. Это лишь мое предположение, — качнул головой, а закрутившаяся прядка упала ему на нос. Он раздраженно откинул ее изящным движением длинных королевских пальцев, сделав золотистое кольцо.       — Как бы она это сделала? Как Аза могла убить Непризнанную и этого ангела? — Кам знал, конечно, что девушка вполне могла замарать руки в крови, для нее это было не принципиально, но только какой резон ей это делать, если она не помнит ничерташеньки? Или жажда бойни прорывалась даже через зачерствевшую мозговую кору?       — Не своими руками, конечно, — Андрес оттолкнулся от стены, на которую опирался спиной, и сел на постели, подогнув одну ногу под себя. — Я видел, как убивали ангела. Из башни. Сначала я ничего не понял, но потом… Когда мы встретились с ней, то она потеряла сознание. Я ощутил, как частица внутри нее рванулась ко мне, ломая ее ребра и разрывая мышцы. Я сумел это остановить, но понял, что частичка души не слилась с ее душой, как я предполагал. Она жила отдельно. Жила своей жизнью. И вполне могла управлять Азалин без ее ведома. Все, что хочет сейчас душа Азы — освободить меня. Часть моей души солидарна с ней в этом, поэтому направляет ее. Я не знаю, каким образом, но она, обманув собственный мозг, саму себя, заставила сына этого школьного учителя и сына Сатаны убить Непризнанную и ангела. Опять же без их ведома. Им пришлось сначала отыскать осколок. Ангел, кажется, Дино, был отправлен в лабиринт на его поиски. Там он и убил эту Лору. Люциферу же предстояла более сложная задача — нужно было отыскать тайник Сатаны в Аду. Подозреваю, что Азалин случайно применила на них свои сильные чары, одурманила их мозг, заставила их делать то, что приказала им моя часть, а потом также приказала забыть обо всем, что они сделали. У них обоих, наверняка, были странные сны или провалы в памяти, но они так ничего и не поняли. Как и она… Ее душа настолько хотела вернуть меня из Небытия, что она отыскала нужную информацию и предприняла все, чтобы соединить зеркало и вытащить меня. При этом она провернула этот же обман сама с собой. Это удивительно… Не знаю, насколько это правда… Но…       — Теория очень складная, — выдохнул Камиэль и тоже присел на край постели, сложив руки в замок. Никто не знал, насколько сильны чары суккуба в ней, не знал полных их возможностей и функций, как и сама девушка. Иногда, в приступах гнева, она могла случайно одурманить сама себя, вскружив голову. В такие моменты мужчины особенно напрягались, так как никто не мог знать, что она могла вытворить в таком состоянии, ведь один раз они бегали с сильнейшим бессмертным по замку, пока обезумевшая Аза преследовала их с кинжалом, пытаясь перерезать им глотки. И ни один из них не решался ее остановить. Ан боялся, что даже не успеет применить магию, как она, не моргнув глазом, убьет его. Поэтому если он хотел жить, то нужно было бежать. Что они вдвоем и делали. — Но не убьет ли оно еще кого?       — Нет, — качнул головой ангел. — Я взял ее под контроль. Теперь я контролирую ее бессознательную деятельность.       Что… Этого не может быть… Убийца…она?       Воспоминание качнулось и расплылось. Но она не отпустила его совсем. «Дальше!» — потребовал внутренний голос.       Теперь они оказались в глубине сада. Здесь их никто точно не мог подслушать, особенно любопытные ушки Азалин. Да и говорили они на староангельском, поэтому все равно никто бы не понял ни единого словечка. Птицы возмущенно кричали у них над головой, пытаясь поймать тонкокрылое насекомое на лету, обхитрив собрата. Андрес лежал, закинув за голову руки, прямо на сочной хрустящей траве и смотрел в высокое небо, приобретавшее лиловый оттенок. Белая пелена полупрозрачных облаков едва заметной дымкой растянулась, как утерянные кусочки сладкой ваты, в некоторых местах. Ветра здесь не было, поэтому теплый воздух нежно касался впалых щек. Андрес соскучился по зиме. Он уже очень хотел увидеть первые снежинки, запутывающиеся в длинных ресницах его возлюбленной, хотел почувствовать, как его энергия сливается с морозным воздухом, щиплющем за нос, раскрашивая его в малиновый цвет, хотел укутывать в ночи Азалин еще одним пледом, прижимать ее к себе, чтобы дрожащее тело, наконец, согрелось. Он хотел домой… Быть здесь настолько насточертело ему, что просто тошнило. Подальше от этих ангелов, демонов, к своей пуэлле, их общей спальне, кухне, Зеленому Залу. Бросить бы все и забрать ее… Но Камиэль настаивал на своем. И он был прав, но легче от этого не было.       — Он был близким другом для нее…       — Кто? — насмешливо переспросил Камиэль.       — Ангел. Сэми. Так его зовут, — он не собирался рассказывать о том, как Азалин судорожно рыдала об этом персонаже у него на плече, так как жнецу не положено это знать. Да и девушка ему потом яйца оторвет. Только Андресу могла быть открыта ее боль, ее страдания, только он мог видеть ее слезы. Он и никто другой.       — Не смеши меня. Она не сходится ни с кем. Особенно с этими ангелами.       — А в этот раз сошлась. Он был дорог ей…       — К чему ты клонишь, Ан? — раздраженно фыркнул тот, запихивая сорванную травинку между зубов. Она тут же мягко хрустнула и поделилась с парнем своими соками, обдавая его острый язык кисло-сладкой жидкостью. Он сидел на одном из камней, оперевшись на руку, и смотрел сверху вниз на ангела, раскинувшего свои обширные белоснежные крылья по земле, как будто кто-то расписал траву самыми светлыми красками, не жалея ни капли. Даже в этом облике у него были роскошные перья, засранец…       — К тому, что она возможно будет страдать от того, что узнает, что его смерть, косвенно, ее рук дело. Нельзя будет ей рассказывать, что это она. До поры до времени. Пока не поймем, что на нее можно возложить эту информацию.       — Она умная — догадается. Или мы будем нагло врать? — они все втроем не переносили ложь в любом ее виде.       — Если придется. Но у нее вряд ли будет время думать об этом. Я уж позабочусь…       Вдох-выдох… Но дышать почему-то так тяжело, будто ее кто-то душил крепкой рукой. Глаза застилает мутная пленка, перекрывая обзор к его зрачкам. Из глубины поднимается мыльная пена, заполняющая сначала желудок, потом глотку, а затем и весь рот, отравляя ее изнутри.       — Азалин, ты что творишь?! — рычит Андрес и подрывается, вставая на локти. Его голос вибрирует, как от землетрясения, но это ее нисколько не смущает, ведь он злиться не просто так. Сквозь пелену гнева остро ощущается его животный страх. А страх того, кто не боится ничего — пугает сильнее, всех ужасов и кошмаров.       — Только не говори, что это я убила Сэми… — Азалин задыхалась. В голове звенело. Она практически не слышала, что произносила, ее голос был очень далеко отсюда. Слова с огромным трудом связывались, сцеплялись друг с другом, а потом выталкивались приглушенными толчками наружу. Сиплый хрип вместо ее обычных низких переливов: — Я ведь не могла…не могла убить его…я не могла, понимаешь?       — Конечно, это была не ты, пуэлла, — тяжело выдохнул мужчина. Все его мышцы страшно одеревенели и напряглись, точно от электрических разрядов под кожей. При всем своем желании он не мог вернуть голосу легкость, чтобы убедить ее, уверить в том, что это действительно не она, ведь он заранее знал, что это бесполезно. Она уже все слышала, и внутри нее едва живой, потрепанный стержень сломался окончательно, треснув ровно посередине. Назад дороги не было. Он широко распахнутыми глазами смотрел на нее и видел, как она провалилась в пропасть, бездну, даже не пытаясь выбраться, раскрыть крылья. Бесполезно протягивать ей руку вслед, так как она ее даже не увидит, ослепленная своей болью. Нет, не именно это известие так уничтожило ее. Это происходило постепенно, накапливаясь грязным осадком на остатках едва трепыхающейся души. Слишком много боли, впечатлений, страха, одиночества, злости и снова боли. Она не успевала восстанавливаться, как ее било снова и снова. А она снова и снова вставала с разбитых колен, утирала кровь и шла дальше…пока не пришла к обрыву.       Каждый вдох давался Андресу с огромным трудом. Он боялся даже моргать, надеясь вывести девушку из транса. Одно неловкое движение — и он потеряет ее навсегда. Эта эгоистичная мысль парализовала все его внутренности, сжимая их в комок. Он не может остаться без нее… Однако она смотрела на него пропитанными болью, но ничего невидящими глазами, точно его здесь и не было или она за секунду ослепла. Азалин не замечала ничего вокруг: ни того, как прокатилась капля пота между ее лопаток, ни того, как сильно дрожал под ней муж, опасаясь, что будет дальше, ни даже завывающего стона ветра за окном, колыхнувший створку балкона. Она ушла внутрь себя, захлопнув за собой все двери, заперевшись на тысячу замков. Она ожидала все, что угодно, только не этого…        «Мне приснилась кровь, — тихо ответил Сэми, — а это явно не к добру. И ещё… Я видел тебя…у тебя были красные глаза, словно у дьявола, и ты склонилась над чьим-то телом. Я не знаю, что это может значить…» — зато теперь она понимала, что значит предостерегающие видение, посетившее ангела накануне. Он видел, что она убьет его… Сэми это знал. Но знал ли он все? Знал ли, как это произойдет? Если да, то почему не уклонился от ударов? Что вообще связало с этим ангелом, раз он видел ее в своих сновидениях? Все эти вопросы разрывали голову, назойливо жужжа, как рой диких пчел, безжалостно направившие свои жала на беззащитную кожу. Они кружились, вертелись, преобразовывались в ее мыслях, не собираясь упорядочиваться, складно накладываться друг на друга, ожидая своей очереди, аккуратно распределяться по полочкам. А воспаленный, напухший, словно дрожжевое тесто, мозг никак не мог дать на них ответы, предпочитая погасить во всем «доме» свет и передать управление сердцу… Искалеченному, разбитому на тысячи осколков сердцу…       Она так быстро спрыгнула с него, точно пантера, с диким ревом, что Андрес даже не успел схватить ее за руку, хотя и был весь на готове. Сколько бы он не влил в нее успокаивающих чар — не подействовало. Он практически видел в ее зрачках, как остаток души грубо хрустнул, будто маленькой и надоедливой птичке сломали шейку, ее крылья, мгновение назад трепетавшие в нетерпеливом жесте, безжизненно обвисли. Это был конец… И момент его отчаяния. Его и ее. Их обоих.        Азалин встала прямо напротив окна, откуда невероятно тускло светило болезненно-бледное небесное тело, пытающееся сбежать от сумасшедшего взора побелевшей княжны Ада, не видеть в миг лопнувших капилляров в молочном глазном яблоке. Тени, упавшие на лицо, сделали ее похожей на что-то среднее между привидением и поехавшей умом, хотя так оно и было. Он едва уловимо подорвался вслед за ней аккуратным и точным движением, но Аза уже успела впиться ногтями себе в виски, как ястреб своими острыми когтями в беззащитную добычу, и рвануть вниз, оставляя четыре глубокие окровавленные полосы на своих щеках с мерзким хлюпаньем. Она словно хотела выдрать себе эти воспоминания из головы, раскроив зудящий череп. И крик…ее ужасный, похожий на вой тысячи субантр, на вопль смертоносной банши, на оглушающие удары веткой лозы, крик заполнил все пространство не только этой комнаты, но и всего замка, заставив щенков адской гончей забиться в угол, прижимая чувствительные уши, а стаю черных трехглазых воронов взлететь с испуганным карканьем в воздух. Андрес от неожиданности зажал себе уши, откуда в один момент хлынула струя горячей пунцовой жидкости, но потом снова ринулся к ней. Она успела провести такие же царапины по своему животу и бедрам, становясь похожей на одну из боевых амазонок с охоты, где на нее напал гепард или ягуар. Кровь начала извилистыми струями стекать к ее ступням, окрашивая ковер в цвет багрового мака, который по преданиям произрастал там, где пролилась кровь воина. Это было похоже на красные реки, смешивающиеся друг с другом, чтобы усилить течение. Они красиво огибали ее тело, очерчивая пунктиром дрожащие ноги, как разметкой, где можно снова наносить удары. Ее пальцы уже добрались до глаз, но Андрес вовремя схватил ее за кисти, а локтями грубо прижал к себе. Она не переставала верещать, разрывая его голову на несколько частей. В глазах у него потемнело, и он едва не потерял сознание, чувствуя, как начинают подрагивать бедра, а веки закрываться. К этой пытке прибавилось еще испытанием жаром: каждая клеточка тела начала испускать раскаленный пар, обжигающий настолько сильно, что кожу разъедало моментально, точно кислотой. Держать ее было просто невыносимо. Она старалась ударить его, кричала, так еще и опаляла его кожу. Только не поцелуями, а адским огнем, разливающимся по ее жилам. Ан ощущал, как его грудь, ноги, а особенно предплечья и ладони покрываются крупными волдырями, почти сразу лопающимися от новой порции жара, а потом красной аппетитной корочкой, какая появляется на румяном беконе…запах был примерно такой же. Но учитывая все это, он не отпускал ее. Как бы ни было больно и горько, он продержал бы ее еще сто лет, позволяя ей мучить его, выжигать кожу. Его внутренняя боль за нее была в разы больше, поэтому ему не было страшно, что придется потом долго восстанавливаться. Если он отпустит, то потеряет навсегда, а этого он не переживет никогда.       — Что с ней, твою мать? — сонный и перепуганный Камиэль в одних серых штанах с ноги открыл дверь и вломился в комнату, стараясь сразу понять, в чем дело. Он летел сюда, как бешеный пес, собирая посиневшими плечами все углы, спотыкаясь и падая. Этот нечеловеческий крик…он знал, что тут не ждет его ничего хорошего, но он не ожидал такого… Азалин буквально сжигала Андреса, попутно стараясь откусить ему что-нибудь.       — Розовый пузырек. Он сразу справа, — надламывающимся голосом прорычал Андрес, стараясь выдержать накал физических повреждений. Его было плохо слышно из-за ора девушки, но Кам прочитал по губам, кивнул и пулей вылетел в кабинет Мальбонте, где тот хранил все свои снадобья и препараты. Он знал, зачем его послали. Это было самое сильное успокоительное в арсенале алхимика.        Ан сумел закрыть ей рот, за что в его ладонь впились зубы, разрывая плоть, а ее ступня крепкими ударами выбивала его колено из сустава. И у нее вышло. Он практически не чувствовал своей боли…только ее. Ее душевные страдания волнами расходились по всему пространству сильными пульсациями, вынуждая окружающих чувствовать все вместе с ней. И он все чувствовал. И ему было нестерпимо больно от того, что он ощущал, как если бы кто-то кувалдой крошил его кости, все до одной. Ее плотина была напрочь разрушена, до самого основания, устраивая самое настоящее наводнение. Та, что держала чувства взаперти, та, что не позволяла выплескивать всю боль наружу. Она не выдержала… Расставание с Мальбонте, пытки, камера, полное забытье, чужая жизнь на земле, смерть, школа ангелов и демонов, снова физические повреждения, снова смерти — это убило ее изнутри, стерло все границы, проехавшись по силе воли бульдозером, сотнями лошадиных копыт. Ее сила была растоптана, воля была сломлена, душа истерзана, сердце разбито, а разум сожжен. Она так больше не могла. Азалин хотела быть сильной, но у каждого существа есть определенный предел. Это был ее…       — Быстрее, — Камиэль послушался приказа и без промедления подскочил к ним. Он видел ошалелые глаза Азы и был безмерно рад тому, что сейчас ее удерживает Андрес, а не он. Он морщился от пульсирующего в голове крика, вытаскивая непослушными руками деревянную пробку из пузырька. — Вливай все.       Это была большая доза. Слишком большая, но не было выбора. Жнец сжал ее щеки, а девушка зарычала на него и дернула подбородком. Безумный и бездумный взгляд вызвал многочисленные мурашки по широкой вспотевшей от волнения спине. Он еще ни у кого не видел такого взора…ни у одного живого или мертвого существа. Это было нечто настолько ужасное, что нельзя было ни описать словами, ни изобразить. Это был самый сатанинский и безбашенный взгляд Азалин, какой у нее когда-либо был.       Ее кожа была слишком мокрой и скользкой из-за льющейся крови, которая ливанула даже из глазниц, и пота, поэтому ухватиться было очень тяжело. Она отчаянно сопротивлялась, сжав, как цербер, челюсти. Камиэль грубо схватил ее за горло, тут же обжегшись, но это вынудило безумную не вертеться, а потом он быстро ударил ее в лицо. Попал точно в нос, и демон открыла от возмущения рот. Конечно, она попыталась сразу его захлопнуть, но он успел закинуть ей на язык пузырек…только вот не успел вытащить палец.       — А-а, черт, — прошипел мужчина, понимая, что она откусила ему половину указательного пальца. Боль пронзила руку, отдав импульс к плечу. Он дернулся назад, однако в ту же секунду опомнился и стиснул ее голову так, чтобы она наверняка проглотила снадобье. И уже через секунду Андрес с тяжелым выдохом разжал руки, бросая свою ношу на пол. Он хорошенько выругался себе под нос и поковылял к постели. Все его тело было обожжено и покрыто лопающимися нарывами, а ладони были сожжены до самых костей, проглядывающих, как подтаивающий снег. Он тяжело дышал, стараясь перевести дух, пока Азалин, как рыба, выброшенная на берег, билась в конвульсиях, закатывая глаза. Камиэль уже не обращал внимания на отсутствие половины фаланга, а с ужасом смотрел на девушку, корчащуюся в страшных судорогах на полу. Он хотел ей как-то помочь, но не знал как, поэтому просто расширенными зрачками пялился на нее, забыв опустить руку. Через полминуты она затихла, лишь иногда подергиваясь в своем забвении. Если бы не кровь на ее теле и вокруг нее, а еще жуткий запах жаренного мяса, от которого воротило, то можно было подумать, что она просто уснула на некогда белом и пушистом ковре. Она, как и Ан, была абсолютно обнажена, но жнец даже не обратил на это внимания, глядя только на ее успокоившееся лицо.       — Что произошло? — тоненьким голосом спросил Камиэль, все еще глядя на нее. Ему не хотелось смотреть на полуживого товарища, похожего на красавцев из «Ходячих мертвецов». Шипение от его кожи заставляло веко дергаться.       — Она узнала, что причастна к смерти Непризнанной и Сэми, — отхаркивая кровь, ответил Андрес.       — Что?! — тот насколько резко повернулся, точно не был секунду назад зачарован видом спящей княжны. — Какого хрена, Ан? Ты ведь сам…       — Она залезла мне в голову, — выдохнул Мальбонте. У него не было сил пререкаться со жнецом, а выслушивать его наставления и злобные восклицания ему не хотелось, точно как и вопросы в стиле «Как же так?» и «Почему ты это допустил?». Камиэль понял его настроение и вмиг остыл, приходя в себя. Он стащил с кресла серый теплый плед, подошел к бездвижной Азалин и укутал ее в него, как гусеничку. А потом он поднял на руки и осторожно донес до кровати, положив изнеможенное тело на другую сторону от ее супруга, так как сам Андрес не мог сейчас этого сделать. Кам осторожно подоткнул одеяло под нее, надежно укрыв со всех сторон, а потом нежно убрал намокший от пота и крови волос с обескровленных губ. И все равно она была прекрасной в этот момент…       — Что мы будем делать дальше-то? — мужчина устало присел на стул, где лежал белый пуловер, который он удачно скинул на пол. — Есть ли вариант восстановить ее разум и душу?       Андрес долго молчал. Его тело довольно быстро восстанавливалось после нанесенного ущерба: вывернутое в другую сторону колено встало на место, как ни в чем не бывало, кожа стала потихоньку нарастать, закрывая багровые голые участки. Но мыслями он был очень далеко отсюда, блуждая по разнообразным путям у себя в голове, обдумывая, что ему делать дальше, как быть. Прошло уже достаточно времени, когда он решился заговорить своим жутким отчужденным голосом.       — Есть одно средство, но…       — Не важно, что это. Мы достанем любой ценой, — он не дал Ану договорить, уверенно и жёстко пресекая его тихое блеяние, коим он никогда и не говорил, кроме сегодняшнего дня. Камиэль не понимал, почему его товарищ так говорит о единственном, что может помочь его жене. Что могло породить в нем такую неуверенность?       — Нет, ты не понял… Это не вещь, Кам, — а вот тут жнец очень напрягся, ведь Андрес очень редко называл его по имени, а ещё реже по сокращенному имени. Только в школе ему пришлось это делать, чтобы никто ничего не заподозрил. Поэтому, когда с его тонких губ слетели эти три буквы, то Камиэль понял, что Мальбонте очень потрепан не только физически, но и морально. Кам знал, что состояние Азалин его не обрадует, но чтобы он был уничтожен настолько… — Это сила. И она заключена во мне. Во мне две ипостаси: ангельская и демоническая. И каждая из них имеет свой особый талант.       Камиэль молчал. Он уже подсознательно понимал, к чему ведёт Ан, поэтому не решался торопить в его прерывистой речи. Мужчина был не похож сам на себя: сидел, склонив голову, глаза поблекли, уголки губ опустились глубоко вниз, как завявшие на жарком солнце цветы. Все это отличало его от привычной уверенной позы с высоко поднятой головой, пока от него несло шлейфом надменности.       — Моя ангельская сторона умеет исцелять, — тихо продолжил он, все ещё не поднимая головы. Он даже не смотрел на Азалин, но Кам ощущал, как его ослабленная морозная энергия тянется к ней, обволакивая ее истерзанное тело полностью, чтобы она спала без сновидений. Хотя они оба сейчас не могли быть уверены в том, что она именно спит, ведь это могло быть особое состояние, при котором она могла быть без сознания, но прекрасно слышала их или могла странствовать по другим мирам. Им было страшно за нее. Они не знали, что именно с ней, и это пугало до чёртиков. — С моим телом она справилась отлично, да и с душой тоже. Она сохранила часть души, оставшуюся во мне, а потом удачно склеила два кусочка.       — В чем проблема, Ан? — глухо прорычал Камиэль, чувствуя тонкие нотки в речи Мальбонте. Он сочувствовал ему, но состояние княжны его интересовало гораздо больше. И ему казалось, что в данный момент только для него одного оно было в приоритете.       — Это ведь ангельская сторона, — наконец вскинул голову Андрес. Щеки у него ещё больше запали, обострив и без того хорошо заметные скулы. Он стал похож на скелет, чей глухой череп освещался лишь горящими радужками в глазницах. На его лице застыло настолько виноватое и оправдывающиеся выражение лица, что у жнеца сжалось сердце, но он обратил это чувство в невероятную злобу. Его ноздри раздулись от гнева, а кулаки сжались. Конечно, Камиэль не посмел бы напасть на Мальбонте, даже если бы он был полуживой, так как и в полной разрухе Ан мог бы найти в себе силы ответить обидчику. Даже во сне от него исходила очень мощная энергия, не позволяющая прикоснуться к нему или к Азалин. — Я пытался выжить ее из себя, выжечь. И почти это сделал, только Аза остановила меня. Я ненавижу эту ангельскую часть во мне. Еще больше возненавидел, когда только она у меня и была. Ты ведь это знаешь, Кам…       Он знал. Знал, насколько Андрес ненавидел ангелов и хотел уничтожить их всех до одного. Если бы не Аза, то он бы перебил всех белокрылых, до кого бы он только дотянулся. Они обратили его жизнь в Ад, обмакнули его лицом в грязь, растоптали его душу, а потом еще посмели сказать, что это было ради него. Хотя и к демонам он не испытывал большой любви. Просто они бесили его чуть меньше, чем ангелы. Но были такими же жалкими и слабыми, способные прожить столько веков, склонив свои покладистые головы на алтарь высокомерия ангелов. Без сильного предводителя, как Азазель или его верная дочь Азалин, демоны не могли даже оскалиться, показать свою мощь, надеясь на благосклонность белокрылых. Для него это было низко, и он окончательно разочаровался во всех демонах, кроме одной прекрасной особы, возвышающейся над всеми остальными — его жены. Однако ангелы были для него ненавистны. А то, что такая же часть сидит в нем самом, его убивало. Он смотрел в зеркало и мечтал, чтобы голубизна его глаз разлилась кровью по щекам, стекая до самого подбородка. Азалин вовремя забрала у него из рук свой клинок, пока он не наделал бед. «Ты ослепишь самого себя, — прошептала она ему тогда на ухо, обхватывая подрагивающие плечи руками, — но твоя светлая часть все еще будет внутри. Она важна также, как и демонская».       — Не смей, — прорычал Камиэль, бросаясь вперед. Он схватил мужчину за заживающие плечи и крепко сжал длинными пальцами. — Не смей, ублюдок! Не смей говорить мне, что ты ставишь свое эго, свои идиотские «хотелки» выше ее души! — он не мог поверить, что слышит это от того, кто клялся и божился, что любит свою «пуэллу» больше всего на свете…а на самом деле, что выше, чем себя, он не ставит никого.       Однако Камиэль никогда не задумывался о том, каково Андресу жить половинчатой жизнью, быть гонимым обеими сторонами, ненавидеть себя до потери пульса. Он этого не понимал, и не мог понять, так как мы не умеем примерять на себя чужую шкуру. Он не мог, как Азалин, прочувствовать то, что ощущал Мальбонте. Она всегда это знала. Замечала, что он зол по неосторожному движению за столом; разочарован, когда губы сжаты чуть плотнее, чем обычно; счастлив — и его глаза уже блестят по-особенному.       Сейчас Андрес молчал, а уголки рта его подрагивали в мелких рваных движениях. Но жнец видел ту борьбу, что происходила в глубине души: между его страхом принять ангельскую сторону и желанием во что бы то ни стало вернуть свою любовь в прежнее состояние. Он все еще был ослаблен, поэтому Кам легко наблюдал за этими необычными изменениями и треволнениями, которые обычно прятались за холодом густых зрачков.       — Нет, конечно, нет… — наконец выдохнул Андрес. Он опустил голову, а товарищ понял, что пора сделать шаг назад. — Но мне нужно время, чтобы ее развить. В ангельской библиотеке, в Цитадели, должна быть книга об этом. Я нашел ее в воспоминаниях Кроули, — так вот, что он там искал. Кам не знал, как ему удается насколько просчитывать шаги наперед, но он был благодарен всему, чему можно за эту его способность. Как он мог подумать о том, что через глаза серафима можно просмотреть все книги, прочитанные им когда-либо? Но Ан подумал и сделал все, как всегда, идеально, без сучка без задоринки. Он был слишком гениальным для этого мира. — Если ее не сожгли, то я найду эту книгу. И я верну мою пуэллу очень скоро.       Теперь он вернулся в прежнее русло. С этой уверенностью, коей наполнялся его голос по мере размышлений, пришли и гордость и холодность. Он вновь накинул на себя маску охотника, готового напасть в любой момент, широкие плечи расправились. Андрес решительно встал и бросил взгляд на дверь. Камиэль понял без слов — ему пришло время уходить. Он глянул еще разочек на разбросанные каштановые пряди княжны и только потом развернулся, боясь оставлять ее здесь. А она в этом момент мирно блуждала по своим далеким воспоминаниям, не замечая ни их разговора, ни перемещений, ни коротких взглядов, ни трепетных касаний мужской руки, мягко оглаживающей ее лицо.       Андрес, окончательно придя в себя, осторожно омыл девушку от крови мягким полотенцем, смоченным в теплой воде. Затем он собрал ее волосы и поудобнее уложил в постели, сделав все, чтобы хрупкое тело не слишком сильно затекало. Однако он понимал, что ему нужно будет несколько раз переворачивать ее, и только тогда она сможет подняться легко и свободно, без боли в спине и шее. Ему самому не спалось, поэтому он просто положил свою голову ей на мягкую грудь, обняв за талию, и зарылся носом в ее теплую кожу с аккуратным запахом жасмина, понимая, что он не променял бы его ни на что другое во всем мире.