я гей? помогите пожалуйста

Встречаться с Хинатой, а точнее, «встречаться» с Хинатой, немного отличалось от того, что они делали раньше. Кагеяма уже приготовился к физической привязанности, которую они обычно проявляли в виде поцелуев и телесных контактов, когда сидели вместе. К чему он не был готов, так это к тому, как Хината неуклюже сдерживает все прикосновения, отдергивает руку, когда инстинктивно хватается ею за Кагеяму, или испуганно выпрямляется, когда засыпает на плече парня. Это немного выбивает из колеи. Нет, забудьте, это очень бесит. Кагеяма согласился на это, потому что не хотел терять те отношения, которые у них уже имелись, те, которые были еще до того провального свидания. Румянец на щеках Хинаты, когда они сталкиваются, конечно довольно милый, но это совсем не то, чего хочет Кагеяма. Он хочет, чтобы Шое держал его за руку, чтобы клал голову ему на плечо, прикасался к нему коленом, когда они сидят на скамейке. Хината даже не целовал его, и, хотя Кагеяма никогда не был раньше в отношениях, он уверен, что поцелуи – это то, что делают большинство парочек. На третий день Кагеяме надоедает плясать вокруг да около, когда Хината слишком сильно смеется над какими-то словами парня; его рука опускается на ногу Тобио во время тренировочного перерыва, и с блеском в глазах он наклоняется вперед, чтобы что-то сказать, а затем понимает, что его пальцы касаются кожи Кагеямы под его шортами, и он отдергивает руку назад, заикаясь и извиняясь; это тот случай, после которого Кагеяма сорвался. Он даже не успевает подумать, что делает, когда понимает, что сжимает руку Хинаты, а потом они просто пялятся друг на друга. Кровь постепенно приливает к его щекам, и он хмурится, вываливая свое раздражение наружу, как обычно. — Что? — огрызается он, и Хината моргает. — Я хотел подержать тебя за руку, тупица. Это нормально, так ведь? Хината ерзает пальцами, распространяя улыбку по своему лицу, и, кажется, его щеки станут сейчас еще краснее. Он немного ослабляет хватку, потому что пальцы Шое белеют, и это, наверное, неудобно, и, к его огромному облегчению, Хината не отступает. Не то чтобы до этого они не держались за руки десятки раз, но на этот раз все по-другому. На этот раз Кагеяма знает, что Хината делает это, потому что он... ну, он ему нравится. И пока что Кагеяма не знает, может ли он ответить взаимностью, но что он знает точно, так это то, что держаться с ним за руку приятно, особенно когда Хината соединяет их пальцы, а места, где соприкасаются их ладони, теплые и мягкие, и он чувствует, как его рука покрывается мурашками. Если честно, это даже лучше, чем было. Кагеяма смотрит, заметил ли кто-нибудь, собирается ли кто-нибудь прокомментировать их держание за ручку, но никто этого не делает. Он немного напрягает пальцы, чувствуя себя более уверенно во всех этих вещах, которые делают парочки, и смотрит на Хинату, который все еще улыбается. — Ты выглядишь как придурок, — говорит Кагеяма, но его собственный голос звучит довольно тепло, и Хината просто усмехается до самых ушей, высовывает язык и говорит: «нет, ты выглядишь как придурок» – и это именно то, чего хотел Кагеяма. Судя по всему, это свидание. Они как обычно идут вместе домой; сейчас плечи Хинаты выглядят расслабленнее, чем за всю предыдущую неделю, он беззаботно смеется и улыбается, а живот Кагеямы скручивает и выворачивает, он хочет коснуться пушистых волос Хинаты, его розовых щек, губ, когда тот смеется. В итоге он засовывает руки в карманы, притворяясь, что ему надо что-то с ними сделать, и что он не слишком сосредоточен на том, как Хината двигается и подпрыгивает, когда говорит, и тот наконец начинает расслабляться. Все идет хорошо, довольно думает он. Встречаться не так уж сложно. Если бы он должен был, то, наверное, смог бы встречаться с Хинатой. И тогда Хината приглашает его снова. Не факт, что домой, потому что Кагеяма все время сбегает оттуда, но его щеки краснеют, когда он спрашивает это, свободной рукой дергая ремешок своего рюкзака, и это наталкивает на мысль, что он впервые приглашает домой кого-то, с кем встречается. И вдруг Кагеяма понимает, что это действительно так. Хината никогда ни с кем не встречался. Он абсолютно первый. По какой-то причине это открытие заставляет его сердце колотиться. Он мог бы просто отказаться. Мог бы придумать оправдание, что ему нужно домой, что мама просит помочь с ужином или чем-то еще, что у него много домашней работы. По крайней мере, последнее это правда, но ему всегда было все равно, и начинать он ее не собирался. Мысль о том, чтобы побыть наедине с Хинатой в его комнате, заставляет желудок Кагеямы скручиваться как никогда ранее, даже несмотря на то, что они много раз оставались одни, и однажды уже успели пообжиматься, но об этом он старается не вспоминать, потому что его живот начинает сжиматься, а дыхание учащаться, и то, как Хината смотрел на него; но сейчас он смотрит выжидающе, как чья-то девушка (парень, Кагеяма, должно быть, его парень, боже), и он просто не может отказаться. — Ага, — говорит он, и то, как Хината загорается, стоит каждого странного ощущения в его груди и животе. Хината предлагает Кагеяме прокатиться на заднем сиденье его велосипеда, заявляя, что так они быстрее вернутся домой. Они уже пробовали однажды, и все закончилось тем, что они рухнули друг на друга на холме; Хината смеется, а Кагеяма точно не хочет пробовать это снова. — Младенец, — говорит Хината, подталкивая его в плечо, но Кагеяма настойчиво отказывается, напоминая о пятнах от травы, синяках, и содранной коже на локтях. Он пожимает плечами, все еще улыбаясь, и Кагеяма рад, что отказался, потому что тогда бы он фокусировался не на дороге, а на веселом лице Хинаты. Его дом как всегда теплый и гостеприимный, Нацу тут же обнимает его за голени и кричит «Кагеяма, Кагеяма, Кагеяма», приветствуя той же самой песней, которой пользуется Хината, когда поет о еде, туалете или о чем-то обыденном. Его губы дергаются, что на самом деле должно было быть улыбкой (если Кагеяма вообще подразумевал под этим улыбку), когда Хината защищающе дергает его за руку, говоря Нацу, что Кагеяма пришел, чтобы тусоваться с ним, не с ней, а затем они снимают обувь и Шое тащит его к себе в комнату, где они остаются совсем одни. Странно, сколько старых вещей снова внезапно всплывают и заставляют Кагеяму нервничать. Он не знает, что делать в первую очередь, когда ты находишься наедине с человеком, с которым встречаешься, кроме того, о чем он слышал от парней в своем классе. Хината весело смотрит на него, наклонив голову, и что, если он ожидает… — Кагеяма? Ты так и будешь там стоять? Ты можешь сесть, — Хината плюхается на свою кровать, все еще наблюдая за Кагеямой, который изо всех сил старается не смотреть на место на животе Шое, где задралась футболка. Затем он садится, поправляя ткань, и протягивает Тобио руку. Он не знает, что еще делать, поэтому просто берет ее, обхватывая пальцами руку Хинаты, и тот внезапно тянет его вперед на кровать. Кагеяма пытается откатиться в сторону, но в итоге оказывается прямо над Хинатой, и тот фыркает. Ему хочется закричать; он не хотел опять быть сверху парня вот так, глядя на его покрасневшие щеки, взъерошенные и торчащие в разные стороны волосы. Кагеяма карабкается вправо, скатываясь с Хинаты и плюхаясь рядом на кровать. Он пытается игнорировать прилив крови к щекам, думая о том, что отвлекает (волейбол), пока его сердце не перестает колотиться. — Если не хочешь, мы можем не делать этого, — голос Хинаты такой мягкий и внезапный, и Кагеяма поворачивает голову, встречаясь с теплыми карими глазами парня. Он слегка улыбается, и Тобио уже ненавидит эту боль в груди, которая заставляет чувствовать его так, будто он снова облажался, потому что сейчас все выглядит довольно печально и неловко. Он хочет сказать что-то вроде «я хочу», но он никогда не был хорош в подборе слов. Он мягко выдыхает, наблюдая за тем, как волосы приподнимаются со лба Хинаты, как дрожат его ресницы, когда он моргает. Но Кагеяма хорошо реагирует, и это то, что он делает. Губы Хинаты теплые, и Кагеяме остается только думать, как он скучал по этому. Скучал по тому, как Шое тает в его объятиях, по обжигающему дыханию из носа, когда их губы сливаются в поцелуе, а когда они отстраняются, то чувствует, что этого недостаточно. Щеки Хинаты снова окрасились в розовый цвет, и он выглядит более застенчивым, чем в их первый поцелуй, и, судя по скачку сердца Кагеямы, он тоже. — Парни, — говорит он, будто пробуя это слово на языке, наслаждаясь тем, как оно заставляет его кожу покрываться мурашками. Хината на мгновение отворачивается, прежде чем снова встретиться с ним взглядом. — Думаю, да, — но его голос звучит неуверенно, и сердце Кагеямы пропускает удар. — На неделю, пока ты не решишь, что… — Заткнись, тупица, — огрызается Кагеяма, и зарывается рукой в волосы Хинаты, дергая их так, что лицо парня морщится (мило). — Перестань говорить это так, будто я уже окончательно решил, что не хочу. Причина в том, что я делаю это, потому что… потому что… — потому что я не хочу потерять тебя, но это не так. Потому что я не хочу переставать целовать тебя, и это причина, но не вся. Хината смотрит на него с расслабленным и выжидающим лицом, и Кагеяма не знает, что сказать, чтобы выразить эти чувства: то, как напрягается его грудь, когда он думает о Хинате, когда он думает о слове «парень» и о том, как оно может звучать от Шое, когда он говорит «Кагеяма мой парень» или «я парень Кагеямы». Вместо этого он снова мягко прижимается к его губам, ослабляя хватку на волосах Хинаты, чтобы прочесать их, наслаждаясь тем, как его голова умещается на его ладони. В итоге они лежат на кровати Хинаты, лицо которого прижимается к груди Кагеямы, упираясь коленями в его ноги. Он как всегда теплый, и, честно говоря, Тобио уже не может вспомнить каково это – не иметь кого-то вроде Хинаты, кого-то, кого он мог бы держать на руках, поочередно обнимаясь. Он никогда не считал это чем-то желаемым, потому что до Хинаты он думал только о волейболе. Но теперь волейбол - это Хината. Одно не может существовать без другого, потому что Кагеяма больше не может представить себе спортзал, где он играет без Шое. Он проводит пальцами по его волосам. — Мы все еще можем делать все это, даже если ты не хочешь встречаться, — говорит Хината, прижавшись к футболке парня. — Даже если я тебе не нравлюсь, — голос Шое звучит обнадеживающе, но Кагеяма ненавидит его, потому что он заставляет его чувствовать себя странно, расстроенно и неловко. Наверное, это то, что Хината делал бы со своим парнем, или что-то в этом роде, и мысль о том, что это будет не Кагеяма... это то, о чем он даже думать не хочет. — Я сказал тебе заткнуться, — Кагеяма дергает его за волосы, и тот прижимается к его груди, которая внезапно наполняется каким-то теплым, пушистым чувством. В итоге они засыпают вот так, и когда он просыпается, на часах уже одиннадцать, Хината развалился на его груди, а его нога соскользнула между колен парня. Кагеяма переворачивается, натягивая на них одеяло, замечая, как пахнет Хината, и удивляясь, когда это вообще успело стать одним из его любимых запахов. — Ты проснулся? — Хината фыркает и бормочет что-то, переворачиваясь в его руках, чтобы стянуть с них одеяло, но Кагеяме становится холодно. Он распутывает себя, наблюдая, как рот Хинаты открывается, и он открывает глаза, сонно и недовольно моргая. — Ты уходишь? — тихо говорит он, и Кагеяма думает сказать «да», он должен вернуться домой, его мама будет беспокоиться. Он думает об этом, но вид Хинаты – торчащие волосы, розовая и теплая кожа, рубашка топорщится вокруг его живота – заставляет Кагеяму передумать. — Нет, просто поправляю одеяло, — говорит он, проводя рукой по щеке Хинаты, наблюдая, как тот прислоняется к ней и закрывает глаза. Он вырывает одеяло из-под них, натягивает его на оба плеча и плюхается обратно на матрас. Руки Хинаты сразу же скользят вокруг него, притягивая ближе. Абсолютно все пахнет им, мягко, тепло, приятно и знакомо, и он не может не коснуться его губ еще раз, наблюдая, как Хината сонно улыбается ему. — Ты мне так нравишься, — бормочет он, зевая, вероятно, думая, что все еще спит или что-то типа того. Хината любит так делать; просыпается и не может различить сон и реальность, прежде чем снова уснуть, как сейчас. «Ты мне тоже», — неожиданно думает Кагеяма, но ловит себя на последней минуте. Хината, наверное, еще сонный, но он-то еще обладает самосознанием, и в состоянии не говорить то, что не имеет в виду, наверное не имеет в виду. Но с теплой рукой Хинаты и его мягкой кожей на ногах Кагеямы, он начинает думать, что имеет в виду именно это.