я гей? помогите пожалуйста

Воскресенье выдалось дождливым. Кагеяма не особо против дождя, если он не мешает волейболу, но сегодня все по-другому. Сегодня кажется, что он мрачно и тяжело нависает над ним, будто предзнаменование, как, может быть, когда он встретит Хинату в парке… Он глотает свой сок, давится и понимает, как тупо он сейчас звучит. Не то, чтобы он вдруг перестанет нравиться Хинате, прежде чем они встретятся и смогут поговорить. Когда он думает об этом, в груди Кагеямы что-то трепещет, что-то новое, странное и хорошее, как волнение перед важным матчем, нервы, которые вызывают всплеск адреналина. Он смотрит в телефон, на фотографию, которую Хината прислал ему прошлой ночью. Он должен убедиться, говорит он себе, поднося экран к лицу и щурясь. Хината такой же милый, как и всегда, и то, как грудь Кагеямы напрягается и теплеет, заставляет его согласиться, что это только усиливает его решительность. Когда он хватает свою куртку и просовывает руки в рукава, протягиваясь к зонту, в дверь стучат, и тогда тщательно продуманный план Кагеямы начинает разваливаться. Он долго и кропотливо просчитывал его перед сном. Кагеяма встретил бы Хинату в парке (в этом сценарии было солнечно, но это еще поправимо), и, возможно, использовал бы несколько громких слов (а их он не совсем обдумал), суть которых была бы в том, что он хочет продолжать встречаться. Лицо Хинаты как всегда бы загорелось, и тогда, возможно, Кагеяма поцеловал бы его, и... да, это был хороший план. И все же, Хината уже здесь, дождевая вода стекает по его волосам, капая на пол, и Кагеяма отступает назад, чтобы впустить его; он слишком удивлен, чтобы что-то сказать. — Извини, — застенчиво говорит Хината, пожимая плечами. — Я знаю, что мы договорились встретиться в парке, но я немного боялся, что ты все отменишь из-за дождя, поэтому я приехал на велосипеде к тебе. Тогда Кагеяма чувствует знакомое тепло, пронизывающее его, такое же, как когда Хината делает что-то тупое, о чем стоит побеспокоиться. Кагеяма называет его тупицей, хватает его за руку и тащит в ванную, чтобы взять полотенце. — Я же говорил тебе не ездить на велосипеде под дождем! — Кагеяма хлопает Хинату по затылку, прежде чем вытереть полотенцем его волосы, пока тот просто стоит и хмурится. И вот как они оказываются в комнате Кагеямы. Сначала все в порядке, он все еще ругает Хинату за его тупое решение («Ты мог упасть в канаву, сломать ногу и умереть»), но затем разговор прерывается, и они остаются сидеть там бок о бок на кровати Кагеямы, как оба вспоминают, что хотели встретиться в парке. Чтобы поговорить. Кагеяма не сказал Хинате, о чем именно он хочет поговорить, но он более чем уверен, что тот знает. В конце концов, неделя прошла. Он должен догадаться, да? Желудок Кагеямы будто скручивается в узлы; его кожа и теплая, и холодная одновременно, что напоминает ему о жаре, когда ему было пять лет. Может быть, он болен. Может быть, если он просто скажет Хинате забыть об этом и пойдет спать, то в понедельник все будет в порядке, и они оставят все это позади… И затем блуждающий взгляд Кагеямы замечает, как руки Хинаты сжимаются на его коленях, то, как он ковыряет ногтем большой палец, и даже он не такой придурок как Шое. Он глубоко вздыхает и выдыхает, убирая волосы с лица. Хината фыркает, и в желудке Кагеямы снова что-то дергается; он сможет это сделать. — Итак, — начинает он и видит, как плечи Хинаты напрягаются, когда тот постукивает ногами по полу. Шое никогда не может сидеть на месте, и хотя большую часть времени Кагеяма не против этого, сейчас это заставляет его беспокоиться. Он резко протягивает свою руку и кладет ее на колено Хинаты. — Придурок, можешь хоть на секунду перестать дергаться. Хината смотрит на него, и Кагеяма отворачивается, а затем убирает руку, когда понимает, что он касается Шое. По крайней мере, тот перестал двигаться. Или только его ноги перестали двигаться; колено все еще подрагивает, но Кагеяма справится с этим. — Итак, — снова говорит он, откашливаясь, когда голос становится слишком резким. — Сегодня воскресенье. Хината соглашается. Сегодня воскресенье. — Сегодня воскресенье, — кажется, Кагеяма застрял на том факте, что сегодня воскресенье, потому что это единственное, в чем он действительно уверен. Ну, он еще уверен и в других вещах – Хината его друг, и он нравится ему настолько, что он хочет целовать его, держать за руку и, возможно, другие вещи. — Ты уже сказал, что сегодня воскресенье. Я знаю, что сегодня воскресенье, — Хината звучит немного нетерпеливо. Он выглядит менее взволнованным, чем несколько минут назад, но в его лице есть что-то, что Кагеяме не очень нравится. — Ты расстаешься со мной или как? Ты должен был определиться за неделю, и ничего страшного, если тебе не понравилось, но ты вроде как оставляешь это все в подвешенном состоянии, Кагеяма. Это подло, и Кагеяма знает это. Он жует внутреннюю сторону своей щеки. Он не хочет оставлять Хинату в состоянии неопределенности, но у него все плохо со словами, и так было всегда. — Почему я тебе нравлюсь? — это не то, что он планировал спросить двенадцать или около того часов назад, но это хоть что-то. — Я имею в виду... как ты узнал? Может мы просто хорошо работаем вместе, — может быть, это потому, что у тебя не было много друзей, думает Кагеяма, но только у него, не у Хинаты. У Шое много друзей. Хината раздраженно выдыхает, и это молчание заставляет желудок Кагеямы снова сжаться, будто тот хочет вернуть все обратно, или вообще не собирается отвечать. Он уже открывает рот, чтобы сказать, что это не важно, но Хината говорит. — Я не знаю. Я не хочу, чтобы ты мне нравился, я просто делаю это, — он звучит немного угрюмо и смущенно, и Кагеяма вдруг тоже смущается. — Ты довольно злой и часто дергаешь меня за волосы, но мне нравится играть с тобой в волейбол и заниматься другими вещами. Знаешь, типа… мне тепло, когда я с тобой. Лицо Кагеямы начинает нагреваться. — Я не гей, — выпаливает он, а затем Хината пристально смотрит на него, и Кагеяма не знает, зачем он это сказал, потому что это неправильно – или правильно, но это не имеет значения, да? Кагеяму никогда не волновали парни, но и девушки тоже. Его волнует Хината. Он не знает волнует ли он Хинату в таком же смысле, но судя по его хлопковой груди, когда он думает о руках и лице Хинаты, и о мягкости его волос… Лицо Хинаты выражает что-то не очень приятное, кончики его ушей становятся красными, как обычно бывает, когда тот расстроен. Кагеяма хочет научиться нормально разговаривать, но он никогда этого не умел, и, вероятно, уже никогда не научится. Он не знает, как сказать Хинате, что пребывание рядом с ним делает его счастливым, даже когда они дерутся, или что ему нравится держать его руку в своей, или как легко касаются их плечи, когда они сидят рядом. Есть много нематериальных чувств, которые Кагеяма не может описать, поэтому просто делает то, что у него получается лучше всего. Он наклоняется вперед, крепко сжимает плечо Хинаты и целует его. Сначала Хината жесткий и безразличный, и Кагеяма паникует. Возможно, это был неправильный план действий; он собирается ударить себя, но возникает внезапное чувство, будто потепление, Хината наклоняется к нему, его губы слегка скользкие от дождя, ветра и холода снаружи, откуда приехал Шое на своем велосипеде. Это было коротко, но когда Кагеяма отстраняется, у него перехватывает дыхание. Лицо Хинаты выглядит ярко красным, и у него походу оно точно такое же, судя по жару, исходящему от его щек. — Я не хочу ничего прекращать, — говорит он неловко и грубовато. — Типа… все. Учиться вместе, гулять вместе и… и целоваться… Затем Кагеяму прерывают, прижимая спиной к матрасу, и что-то теплое и влажное залазит на него сверху. Ему понадобилась минута, чтобы осознать, что это Хината, прижимающийся к его шее своим неловким лицом, и издает этот странный звук. — Блин, ты что плачешь? — Кагеяма в панике пытается оторвать его, но тут же фыркает. Хината, эта тупица, смеется. — Как же я тебя ненавижу, — хрипит он у шеи Кагеямы. — Я не дам тебе расстаться со мной сейчас. Я собирался, если тебе бы это не понравилось, но… — а потом он садится, и бабочек в животе Кагеямы прищемляет вес Хинаты. — Я имею в виду, тебе же это нравится, да? Ты об этом? Кагеяма плохо разбирается в словах, поэтому просто кивает. — И ты не используешь меня только ради поцелуев, как какой-то странный извращенец? Кагеяма качает головой, надеясь, что его выражение лица достаточно раздраженное. Должно быть таким, потому что Хината усмехается – первая настоящая улыбка за всю неделю – и затем их губы снова прижимаются, и, возможно, Кагеяма тоже немного улыбается. Наверное, он слишком много думал, и в этом Тобио тоже не слишком хорош. Он действует инстинктивно, так же как направляет мяч к Хинате, как играет на площадке, как скользит по его губам, пальцами спускаясь по влажной рубашке и прижимает их так, чтобы Хината сильно прикусил губу в ответ на попытку пощекотать его. Это то, чего хочет Кагеяма, то, как Хината переворачивается рядом с ним, чтобы они оба могли смотреть в потолок, суетливо, будто они раньше никогда не целовались, что, судя по покалыванию во рту, определенно не соответствует действительности. Он молчал целых десять минут, бедро Хинаты удобно прижалось к Кагеяме, прежде чем тот снова заговорил, потому что он никогда не мог долго находиться в тишине. — Кагеяма, — говорит он, и хотя Хината уже много раз называл его имя, это все равно заставляет живот Кагеямы подпрыгнуть. Он отвечает с ворчанием, которое вообще-то означает, что он слушает, но Хината ничего не говорит. Вместо этого он садится, скрещивает ноги и смотрит на него. — Что? — Кагеяма собирается пошутить, сказать Хинате, чтобы тот не думал слишком усердно, иначе он навредит себе, но слова умирают у него на языке, когда он видит выражение его лица, мрачное, серьезное, немного встревоженное. Он выглядит так, будто что-то натворил: «Я съел весь твой обед, пока ты был в ванной» - лицо, которое совершенно не принадлежит Хинате, учитывая тот факт, что еще несколько минут назад он был таким счастливым. Он собирается встать, но потом на его плечо кладут ладонь, и вместо этого его взгляд устремляется на нее. Руки Хинаты маленькие (и его это бесит, потому что именно из-за этого Шое не может поймать мяч одной рукой), но теплые, и хотя такого рода контакты между ними не редкость, кожа Кагеямы все равно не совсем приятно сползает. Он задается вопросом, куда ушла беззаботная атмосфера (своего рода) признания в симпатии. — Ты не можешь расстаться со мной после того, как я только что принял твое дерьмовое признание, — сухо говорит Кагеяма, хотя крошечная часть его задается вопросом, может быть это просто одна из прихотей Хинаты, которую он затем бросает, когда находит что-то еще. Однако растерянное выражение его лица, сморщенный нос, закатанные глаза, заставляют Кагеяму чувствовать себя немного неловко. — Я не собирался, — пальцы Хинаты все еще лежат на его плече. — Я просто хотел спросить кое-что еще. Просто чтобы покончить с этим. Это определенно звучит как какая-нибудь плохая новость. Может быть, Хината собирается спросить что-то странное, или... или... Кагеяма не уверен, но у него в голове миллион сценариев, в которых его ум пытается разобраться, чтобы точно определить выражение лица Хинаты. — Я могу прикоснуться к тебе? Настала очередь Кагеямы сморщить свое лицо во что-то смущенное и недовольное. — Ты и так уже делаешь это. Я не говорю, что ты должен перестать, потому что думаю, что ты собираешься сделать что-то странное. Мы прикасаемся постоянно. Хината покачивает головой. Его теплая рука все еще на плече Кагеямы. — Но... что если я захочу сделать что-нибудь странное? — Кагеяма снова чувствует, как его желудок дергается. — Что если ... что если я тоже заинтересован в этом? Кажется, что это первый раз, когда его спрашивали о чем-то подобном. Он думает о времени, проведенном на кровати, о том, как Хината задыхается, тяжело дыша и краснея, о его теплой коже. — Не нужно, если ты не хочешь, — в порыве говорит Хината, его щеки розовые, а рука отодвигается от штанов Кагеямы. — Я просто хотел спросить… — Ага, — говорит Кагеяма. Он не знает на что именно он отвечает «ага», но самое главное, что он не отказывается, и надеется, что Хината понял его. Между ними наступает долгая и неловкая пауза, прежде чем Хината сглатывает и снова открывает рот. — Что насчет сейчас? У Кагеямы действительно все плохо со словами, но это «ага», которое его горло произносит немного туго, звучит довольно неплохо.