***
Выезжали с утра, по холодку. Осень еще только-только вступала в свои права, листья деревьев по большей части зеленели, а в полдень ощутимо припекало, поэтому днем собирались сделать долгий привал, а не тащиться по самой жаре. Да и куда спешить? Брайн и не спешил. Позевывая, покачивался в седле, только через несколько часов проснувшись достаточно, чтобы начать интересоваться окружающим. К этому времени их небольшой отряд уже давно выехал из столицы и теперь ехал по довольно широкой дороге, вьющейся между убранных или готовящихся к уборке полей и полупрозрачных рощиц. Отряд — потому что кроме них с Даоном ехала и охрана, пятеро молодых вояк, охотно обсуждавших со своим принцем каких-то общих знакомых. Никаких слуг с собой не брали, в охотничьем «домике» — Брайн уже сомневался, что это такой уж маленький домик — по словам Даона жили постоянно несколько пожилых семей, им уже отправили голубя с вестью о скором визите. Но зато с ними ехали эльфы. И это оказалось... кошмарно. Нет, сначала оба длинноухих недоразумения точно так же клевали носами и откровенно спали в седлах. Недоразумения — потому что не мог Брайн их воспринимать как тех самых, великих и возвышенно-мудрых эльфов из сказок. Не мог и от того злился еще больше, когда эти двое, проснувшись, принялись шумно и весело переругиваться, подначивая друг друга, а потом и вовсе затеяли глупый спор: кто быстрее доскачет до развилки. Как дети! Последнее он, кажется, буркнул себе под нос. По крайней мере, Даон встрепенулся и, рассмеявшись, принялся рассказывать об эльфах и их вечных спорах, припоминая самые несуразные. Охрана охотно поддержала, но Брайн их почти не слушал, глядя вперед, туда, где летели над дорогой эльфийские кони. Самые обычные кони, если считать обычными красавцев из королевских конюшен. Но все равно, кони были обычные, людские. А вот всадники — нет. Они... Брайн затруднялся сказать, в чем именно дело, в чем различие. Как сидели в седлах, как пригибались к конским гривам? Как буквально сливались в единое целое в стремлении — быстрее! Еще быстрее! Желтоватые и белесые волосы плескались по ветру, реяли за спинами странными плащами. В них было столько хищного азарта, в этих двух эльфах, что Брайн скривился, как от зубной боли: нелюди и все этим сказано! И вроде бы понятный людям радостный вопль того, желтоволосого, все-таки выигравшего у сородича, ни капли не улучшил впечатления. Эльфы казались Брайну насквозь фальшивыми. На привале, отойдя чуть в сторону и сделав вид, что задремал в теньке кустов, подложив под голову свернутую куртку, он вспоминал те немногие сказки, которые успел услышать от нянек, прежде чем его сочли достаточно взрослым, чтобы вручить тренировочный меч и выпнуть на плац, к учителям. Часть сказок была правдой: да, эльфы действительно жили где-то там, далеко-далеко, в лесах и горах. Кажется, светлые в горах, темные в лесах? Или наоборот? Брайн не помнил, да и не важно было, кто где — именования длинноухих говорили сами за себя. Темных считали опасными тварями, и в сказках о них обязательно кто-то умирал. Светлые такой кровожадностью не отличались, хотя тоже могли изрядно попортить жизнь за нарушение их обычаев. Но, о каких бы эльфах ни шла речь, они не были... такими. Приоткрыв глаза, Брайн покосился на гогочущего вместе с охраной желтоволосого, как его, Айсинара? Да, кажется так. Ну и имечко — единственное, что в нем было эльфийского. А без имени и длинных ушей — обычный юноша из тех аристократов, что нашли свое место в свите принца. Человек человеком, даже одежду для поездки выбрал вполне человеческую, обычную дорожную. Айсинар Брайна просто раздражал, как отставший от костюмированного шествия артист, почему-то забывший, что праздник уже давным-давно закончился, и его цветастый наряд и слишком громкие шутки уже неуместны. Со вторым эльфом все было куда хуже. Беловолосого звали то ли Тхен, то ли Кхен — короче, что-то такое, похожее на кашель, шелест и скрип сухой ветки одновременно. И вот он вырядился, будто на праздник, при этом совершенно не обращая внимания на свой наряд — валялся на траве в дорогущей шелковой рубахе и замшевых штанах, читал какую-то книгу. Умник, буря его размечи, одно слово — маг. Магов Брайн не любил по многим причинам, и вовсе не потому, что отец — тот, прежний отец — их тоже на дух не переносил. Просто не верил им, подозревая, что владеющий такими силами человек добрым и хорошим не может быть по определению. Обязательно начнет что-нибудь выкапывать, разнюхивать, и в итоге дело окончится очередным ритуалом с жертвоприношениями Темным богам. А уж маг-эльф... Хотя на эльфа этот тоже походил мало. Уши — уши да, а вот блеклые, будто застиранное белье, волосы и общая нездоровая то ли бледность, то ли сероватость кожи настораживали, особенно рядом с ровным золотистым загаром Айсинара. И клыки! Крупные клыки, которыми он то и дело прикусывал костяшку пальца! Брайн решительно не понимал, как остальные всего этого не замечают. И только зубами скрипел, но молчал — в конце концов, не его дело. Если бы эти двое с ними не поехали — вообще бы о них думать не думал, наслаждаясь дорогой и болтовней с братом! Но нет, принесло же недобрыми темными ветрами... Впрочем, какими бы ветрами в самом деле ни надуло в головы эльфов желание отправиться с принцами вместе, они не стремились влезать в разговоры Брайна и Даона, скорей уж, развлекали себя сами. А вот Даону, кажется, вожжа попала по нежному месту, возжелалось втянуть эльфов в веселье, когда по вечернему холодку продолжили путь. Ничем иным Брайн не мог оправдать брата, когда тот, заговорщически подмигнув, понукнул коня и поравнялся с едущим чуть впереди Тхеном. Или Кхеном? Короче, беловолосым, который и после привала не расстался с книжкой, так и читал прямо в седле. Книжку-то Даон и выхватил. И язык показал. И умчался вперед, только пыль взметнулась, пока эльф пучил глаза и хватал ртом воздух от такой безмерной наглости. Когда он ринулся отбирать книгу, Брайн только глаза закатил. — Точно дети! — Да ну, весело же, — прыснул оттесненный назад и невольно поехавший с ним вровень Айсинар. — Или ты у нас сильно взрослый? Два десятка лет небось уже минуло? Он посмеивался так явно, что у Брайна окончательно испортилось настроение. — Семнадцать весен, — буркнул он, чтобы эльф отвязался. Но тот только пошевелил ухом и восхитился: — То есть, ты еще расти будешь? Смотри, Даона перерастешь — и он как Тхен сейчас будет! Брайн только надулся, глядя, как действительно не особенно высокий эльф пытается дотянуться до книги, которую Даон держал на вытянутой руке, хохоча во все горло. Но его настроение, кажется, разделяли только недовольно топчущиеся бок о бок кони. На ночь остановились в придорожной таверне, и Брайн тихо порадовался, когда эльфы сразу же отправились наверх, едва успев наскоро сжевать свой ужин. — Выигрыш отдавать будут, — определил кто-то из охранников. — А что у них в качестве выигрыша? — поинтересовался Брайн больше для порядка, чем из настоящего любопытства. — А кто их знает, — в тон откликнулся охранник, пожав плечами. — Может, за уши друг друга дергают? Одно слово — эльфы! Ну да, эльфы. Брайн кивнул и отвернулся — с другой стороны Даон рассказывал смешную и довольно неприличную историю о похождениях кого-то из Серых богов, и она была куда интересней, чем эльфийские споры. Он как раз успел добраться до момента, когда Серый обжулил сразу троих Темных, когда сверху спустился довольно скалящийся Тхен. Потыкал пальцем лавку, будто за его отсутствие она успела особо измениться и, подумав, все-таки осторожно водрузил на нее свой эльфийский зад. — А Айсинар где? — Спать лег, умаялся, — фыркнул Тхен на вопрос Даона. — Так что там с тем золотым яблоком и неви-и-инной девушкой? И пусть Даон принялся рассказывать дальше, прерываемый хохотом и непотребными комментариями, но для Брайна история резко растеряла очарование. Не тогда, когда рядом сидел этот подозрительный эльф, с неприкрытым удовольствием рвущий зубами довольно скверно прожаренное мясо. Выбравшись из-за стола, Брайн поплелся наверх, пиная ступеньки лестницы. Радовало одно: у них с Даоном была одна комната на двоих, так что хотя бы на ночь они будут избавлены от присутствия... этих. Которые якобы эльфы. Ага, десять раз и статуей самого Темного бога сверху! Если так подумать, Тхен вообще больше на вампира походил. Может потому Айсинар и уснул так рано, что у него кровушки попили? И лежит он теперь, бледный и холодный... Брайн ухмыльнулся всплывшей откуда-то детской страшилке и замер: сквозь приоткрытую дверь комнаты, доставшейся эльфам, что-то поблескивало. Опасения заснуть рядом с чем-нибудь поганеньким напополам с все-таки проснувшимся любопытством победили осторожность, и Брайн аккуратно толкнул дверь, стараясь, чтобы та не скрипнула — если тут мясо недожаривают, то и петли могут забыть смазать. Но повезло, створка распахнулась бесшумно, он сунул нос в комнату — и отшатнулся, ошалело моргая. Почти всю ее занимал огромный металлический шар! Серебристый и блестящий, он бесстрастно отражал выпученные глаза и перекошенную рожу Брайна. И выглядел очень-очень неправильным и страшным. Хотя бы потому, что никаких металлических шаров здесь быть не должно было! А уж какой кузнец сумел выплавить такой и отполировать до блеска — так и вообще уму непостижимо! Неизвестно, сколько бы Брайн простоял так, пялясь и не решаясь прикоснуться к непонятному шару пальцем, если бы за спиной не зашипели недовольно: — Не с-стой с-столбом. Брайн аж подпрыгнул, пытаясь унять заколотившееся сердце. На поле боя так не пугался, своего первого врага убивая, как от этого шипения! — Ты ж Даона слушал! — рявкнул он на подкравшегося со спины эльфа. — У него история короткой оказалась, — удивленно вскинул бровь на подобное обвинение Тхен. — И я собираюсь спать. И это моя комната, если ты не заметил. — А... Это?! — ткнул пальцем в сторону шара Брайн. — Ты что, защитных сфер никогда не видел? — Э? Они же вроде прозрачные?.. — Побочное явление, — отмахнулся Тхен. — Из-за того, что настроены против самого главного врага. — К-какого?.. — Гнуса! Если ты не знал, то восточней — сплошные болота, и ночью оттуда такое налетает — хоть окна не открывай. А тогда задохнуться можно. Молча разевавший рот Брайн переводил взгляд со страшного шара на Тхена. — Если бы ты потрудился заглянуть к себе в комнату — обнаружил бы там такую же. Я сегодня добрый. Хорошей ночи, — с этим пожеланием Тхен вытолкнул Брайна за порог и захлопнул дверь, оставив размышлять посреди коридора о несправедливости мира и сволочизме отдельно взятого мага. Хотя, может и не такая уж он сволочь? Сферу-то поставил... На следующее утро Брайн встал злой и невыспавшийся. Гнус действительно не донимал, хотя окно стояло нараспашку, постель оказалась на удивление удобной, рядом сопел Даон — но все равно, Брайн провертелся полночи, маясь какими-то сумбурными тревожными снами, в которых обязательно фигурировали два длинноухих типа. И только мрачно уставился на эльфов, когда они спустились к завтраку. Тхен сонно тер лицо, Айсинар тоже зевал, бледный и вялый, без особых разговоров притянув к себе миску с кашей и принявшись жевать ее с таким видом, будто вкуснее ничего в жизни не ел. Брайн поглядел на свою миску, в которой пресноватая каша была больше размазана по стенкам, на эльфа, пытаясь понять, что еще не так. Дошло не сразу, только когда тот запрокинул голову, крупными глотками допивая травник. Шейного платка у эльфа вчера не было. В смысле, вот этим вот неопределенного происхождения куском зеленоватой ткани горло он не закрывал. Затихшие было подозрения вспыхнули с новой силой, и Брайн пялился на эльфа до тех пор, пока тот сам не спросил: — Да что такое-то? У меня каша на носу? — Платок сними! — выпалил Брайн. — Чего... Зачем? — Эй! Последнее воскликнул Даон, миску которого Брайн смахнул на пол, рывком перегнувшись через стол. Обратно он плюхнулся с трофейным платком, обвиняюще ткнув в шею Айсинара. — Вот! Я так и знал! — Что знал? — проворчал эльф, потирая выставленный на всеобщее обозрение характерный такой след. — Тебя Тхен покусал! Он вампир! Сначала за столом стало тихо, а потом хохот грянул такой, что аж стены дрогнули. — Вампир! Ой не могу, Брайн, ты чего! — ржал даже Даон, утирая слезы. — Придумаешь же! — Но... укусил же, — обиженно моргал Брайн, переводя взгляд с одного смеющегося мужчины на другого, на эльфов — и обратно. — Ага, ага, — закивал усатый охранник, который вчера про выигрыш говорил, и пихнул Айсинара локтем в бок. — Где такую кусачую нашел, делись? — Вот еще... Вам расскажешь — а потом действительно делиться придется! Хохотали все, кроме Брайна, он единственный сидел мрачный и обиженный на всех, включая брата. Нет бы послушать... У-у, ну как они не видят — вон, четко отметины от клыков! Тех самых, которые Тхен сейчас опять скалит! «Ничего, — решил Брайн. — Я им еще все докажу!» Вспомнить бы еще — Тхен вчера в этом шаре отражался? Брайн закусил губу, крепко задумавшись, но так и не сумел ничего сообразить. Да и вообще не был уверен, что там про вампиров и зеркала было. А вот какую травку вампиры не переносят, он запомнил прекрасно! Осталось раздобыть ее, поискать на привале.***
Нужная травка нашлась после долгого ползанья по всем окрестным зарослям. Взопревший и весь исцарапанный, Брайн радостно взирал на невзрачные травинки. Как там нянюшка напевала: «Три листка, три цветка, синие, как небо». Если бы не эта врезавшаяся в память строчка, Брайн в жизни бы не нашел нужное среди пожухлой травы. Эти стебельки тоже выглядели весьма помято, цветы нашлись только на одном, на самом кончике, но синели они вполне отчетливо, так что к костру он вернулся, сжимая в кулаке добычу. И тут же напросился помогать с едой, благо каша вполне успела сготовиться. Принюхиваясь к наваристому — м-м, мяса кинули щедро! — вареву, Брайн раскладывал его по мискам, в предназначавшуюся Тхену щедро покрошив травки и старательно прикрыв сверху кашей. Подсунуть все это снова уткнувшемуся в книжку эльфу оказалось и вовсе проще простого, тот взялся за ложку не глядя, сунул в миску, пристроенную на коленях. Брайн, севший со своей порцией поблизости, весь подобрался, следя за ним. Вот Тхен зачерпнул каши, сунул ложку в рот, рассеянно перелистнул страницу... и подскочил с невнятным воплем, кашляя и отплевываясь. — Что такое? — вытаращился Даон, обиженно поглядев на котелок — кашеварил именно он. — А я говорил! Говорил! Он вампир! — Ты что мне подсыпал, вампиролюб несчастный?! — взвыл наконец отплевавшийся Тхен, которому Айсинар сочувственно сунул фляжку с водой. — Трехлистку! — гордо вскинулся Брайн. — А раз ты на нее так среагировал, значит ты ва... Договорить он не смог. Ложка Тхена поднялась в воздух, зачерпнула каши из его миски — и влетела Брайну прямо в раскрытый рот. Но дело было даже не в ней и не в магии. Просто, стоило ему выплюнуть внезапный подарочек и невольно глотнуть каши, как невнятный вопль вырвался сам собой: рот заполнила совершенно невероятная горечь! — Дурень, — уже спокойно заключил Тхен. — Сам-то? — поддел его Даон. — Как прозевать умудрился, маг же. — Амулеты на яд реагируют, — фыркнул Тхен, поднявшись и заглядывая в котелок. — А это не яд, ни людям, ни эльфам, просто... гадость. И на вампиров, кстати, не действует! Прополоскавший рот Брайн был с ним полностью согласен. Гадость редкостная! — Иди сполосни миску, не видишь, че... эльфу еды положить себе некуда, — пихнул его в бок сидящий рядом охранник. Пришлось подбирать миску с испорченной кашей и тащиться к ручью. Брайн даже почти почувствовал себя виноватым... Почти. Потому что может и горечь, но Тхен сам же сказал — на вампиров не действует. А значит, ничего не доказано, вот! Он вампир — и точка! — Как ты до такого додумался-то? — вздохнул Даон, когда Брайн вернулся, а наложивший себе остатки каши Тхен снова уткнулся в книжку. Хотя подозрительно шевелящееся ухо намекало, что вовсе он не читает, а внимательно слушает. А остальные и вовсе не собирались делать вид, что им не интересно — уставились, ожидая ответа. — Вспомнил, как в сказках вампиров отваживали, — буркнул Брайн, чувствуя, что краснеет. Снова всколыхнулась обида — над ним смеялись, а он ведь хотел, как лучше! Вывести на чистую воду этого... этого! — Оно и видно, что только сказки и слышал, — покивал усатый охранник, самый общительный из пятерки. Остальные-то больше между собой или с Даоном, а вот он был горазд языком трепать, и делал это с огромным удовольствием. — Ну какой вампир за шею так нежно кусает? — Скажешь тоже — нежно! — Да отстаньте вы от моей шеи! — возмутился Айсинар, потерев упомянутое. — Да нужна она нам, а вот та, что укусила... Молчу, молчу! — поднял руки усатый. — Просто дело такое, вашество: вампир — он не бойкая девица, куснет — шею вырвет. Видал я одну вампирью жертву... — Не за едой, — буркнул Тхен. — Да, зрелище неаппетитное. Да и на вид эти твари... Не с вами сравнивать, вашмажество! Эльф хмыкнул, то ли польщенно, то ли раздраженно, Брайн не понял. Он сам сидел тихо, слушая, как рассказывают сначала про вампиров, а потом и про других, не менее страхолюдных и опасных тварей. Послушать было интересно, но взгляд нет-нет да съезжал на отметину на шее развалившегося на земле и задремавшего Айсинара.***
До места ехали еще два дня, которые Брайн провел, наблюдая за эльфами. Те делали вид, что не замечают его внимания, а может, и правда не замечали — нелюди, что с них взять. Смеялись чему-то своему, успели поспорить раза три, один — и вовсе на затрещины. Тхен потом долго потирал затылок, но раскритикованное место в своей книге перечитывал внимательно, хмурясь и опять кусая костяшку. Иногда Брайну мерещилось, что это такие же юноши, как он и Даон. Ну подумаешь, уши — а как говорят, как ведут себя? В отряде вообще было хорошо, все друг друга уважали, охотно скрашивали дорогу разговорами и шутками, а если и смеялись над кем, то не зло, просто — от души. Брайн даже на них уже не обижался, если смеялись над ним — ну как можно обижаться на Даона, усатого Мара или братьев Тьюра и Тьяра, обожавших сначала сказануть что, потом глубокомысленно помолчать — и закончить, вывернув свои же слова наизнанку? А потом наваждение исчезало. Когда проснулся среди ночи сходить до ветру — и наткнулся во дворе очередной таверны на Айсинара, стоявшего, прислонившись к ограде, глядя на усыпанное звездами небо. Кожа эльфа едва заметно мерцала в неясном свете... А вот глаза соткавшегося рядом с ним из темноты Тхена явственно отливали алым. Или когда в последний день пути Айсинару выпало заниматься костром. Он взялся наломать собранные ветки, коротко зашипел, когда отлетевшая щепка полоснула по щеке, оставив царапину. Никто не обратил внимания, подумаешь — ранка. Но косившийся на эльфов Брайн успел заметить, как подошедший Тхен небрежным движением кинул заклятье... перед этим так же небрежно собрав выступившую кровь и облизнув палец. Что с этим делать, Брайн не знал, а потому молчал и никому ничего не говорил. Смысл? Опять только позубоскалят. Но он все запоминал, заодно спросив Даона, нет ли в охотничьем домике хоть какой библиотеки. Вдруг получится найти еще какой способ проверить, кто перед ними? Почесав в затылке, Даон припомнил, что вроде была полка с книгами, кажется, по большей части легендами или хрониками — подходящее чтение, чтобы скоротать дождливый вечер у камина. Брайн покивал, обрадовавшись: легенды посмотреть точно стоило, может, отыщется что-то более надежное, чем трехлистка. А потом они приехали. Как Брайн и подозревал, «домик» спокойно мог вместить хоть четыре таких отряда, как их — на случай, если королю вздумается выехать на охоту со всей свитой. А на широком дворе наверняка легко было разбить шатры, если б потребовалось разместить еще людей. Но пока туда въезжали только они, и выскочивший из дверей дома мальчонка бросился обратно, голося, что господа приехали. Мальчонка же показал, где конюшня, принялся обихаживать лошадей, пока вышедшие слуги приветствовали гостей. На следующее утро все отсыпались всласть, и Брайн впервые за долгое время понял, что... расслабился, что ли. Можно было лениво валяться в постели, сколько душе угодно, потом не менее лениво отправиться искать кухню, тут же заблудившись в незнакомых коридорах. Наткнуться на старушку-служанку — и помочь ей донести стопку белья, за это получив лишний пирожок к травнику. И пусть в плетеной корзине на столе этих пирожков была целая гора, но почему-то именно этот показался Брайну особенно вкусным. Поев, он отправился бродить по дому, целый день проведя в блаженном ничегонеделании. Попавшийся навстречу Даон только показал, где полка с книгами, эльфы куда-то делись, охрана тоже скрылась в неизвестном направлении, и Брайну было странно спокойно. Как будто внезапное добровольное одиночество исцелило от не покидающей ни на мгновение тревоги. Он прятался ото всех еще пару дней. Выбирался на крышу, лежал на нагретой солнцем черепице, трогал высохший коричневатый мох, разросшийся в тени каминной трубы. Почему-то представлял его зеленым, смоченным дождями, представлял, каким бы он был мягким. Сейчас сухие стебельки щекотали и чуть кололи кожу. Бродил по лесу возле дома, срывал травинки и закусывал их, гадая, какая попадется, с горьким или сладковатым соком. Нашел грибы в мокром даже сейчас овражке — и принес полную рубаху, заставив служанок разохаться от радости и огорчения, что измазал все в земле. Уплетал тем вечером грибной суп и ни о чем не думал. Мысли пришли позже, когда взялся за книги, садясь на шкуры около растопленного ради живого огня камина. Было не холодно, но пляшущее над аккуратно нарубленными полешками пламя успокаивало, позволяя сосредоточиться на строчках текста, хотя бы ненадолго. Потом мысли все равно сбивались, и Брайн подолгу смотрел на одну и ту же страницу, теребя густой мех и кусая губу до тех пор, пока боль не отрезвляла. Расшевелить его рискнули не сразу, Брайн периодически замечал, как Даон или кто-нибудь еще заглядывают в комнату, но окликнули его только утром пятого дня. Видно, всякое терпение иссякло, а может, у него был слишком бледный вид — мысли теперь донимали и ночью. — Пошли по лесу покатаемся? — предложил Даон. Представив неторопливую конную прогулку с братом по осеннему лесу — здесь почему-то деревья уже начинали потихоньку желтеть, и пахло в лесу по-особенному — Брайн с радостью согласился. Правда, он не ждал, что в конюшню ввалятся и эльфы, решившие составить им компанию. Брайн только зубами скрипнул, седлая своего коня — эти двое были слишком шумными и веселыми для его больной головы. Высокие, звонкие голоса били по ушам, мешались с лошадиным ржанием и шутками Даона. Прогулка грозила перерасти в пытку. Ею она и оказалась. По утренней прохладе кони шли ходко, эльфы смеялись, выбиравший дорогу Даон временами косился на кислое лицо Брайна, а тот потихоньку злился все больше. И ветку чернильника, щедро усыпанную ягодами, отводил в сторону с особым удовольствием, специально подавшись чуть в сторону, чтобы уж точно не спасла даже хваленая эльфийская реакция. Хлопнуло так, что аж кони всхрапнули. Крика, что удивительно не последовало. Брайн обернулся, полюбовался на перекошенное лицо Тхена, уляпанного темным черно-зеленоватым соком, на капли крови, стекающие с рассеченной скулы. Заметил выражение Даона — и сделал единственно верное, не раз спасавшее его в прошлом: ударил коня пятками, пригибаясь к его шее.***
— Я его прибью. — Тхен... — Нет, я действительно его прибью! Да сколько можно уже, это... — Тхен коротко зашипел сквозь сжатые зубы, прикладывая смоченную зельем тряпицу к скуле. Ухо, которому тоже досталось, горело огнем, мокрые волосы липли к шее, мешались. Пришлось отвлечься и собрать их в хвост, прежде чем вернуться к ссадине. Злость на мелкого гаденыша колыхалась вязко и тяжело, стекала тягучими каплями с кончиков пальцев почти зримо. Айсинар, сидевший на краю кровати, только вздохнул. Ну да, он хорошо знал Тхена: не короткое шипение «убью», нет, слова стекали такими же каплями, разбивались об пол обещанием чужой боли. Никаких изысков, просто почти нежно обхватить ладонью затылок и впечатать лицом в стену, наслаждаясь хрустом. Облизав пересохшие губы, Тхен плеснул на тряпицу еще немного зелья. Чернильник, как назло, был магически невосприимчив, и нанесенные им раны магией лечились плохо. Зато вот зельями — охотно, особенно на растительной основе. Промокнув скулу и придирчиво осмотрев тряпицу, на которой наконец-то не осталось следов крови, он кинул ее на стол. Крови хотелось. Очень. До впившихся в ладони ногтей, до короткого злого оскала. Он и так долго терпел выходки этого человека, терпел только ради просьбы Айсинара и короля. Но у всякого терпения есть предел. — Тхен. Сзади обняли, Айсинар сжал почти до боли, до перехваченного дыхания. Сжал и отпустил, оставшись стоять так. Тхен чувствовал, как постепенно промокает его рубаха — забыл вытереться, успел только наскоро отмыться от ягодного сока, пока Айсинар ходил за зельями и прочим. «Сейчас». «Тебе надо». Где-нибудь век назад эти слова потребовалось бы произносить вслух, но даже тогда они прозвучали бы нестройным хором. Сейчас же шагнули к кровати, единым движением. Айсинар отстранился, сдирая рубаху, Тхен сел на край, глядя на него. На белую кожу, в которую хотелось вцепиться зубами, почувствовав вкус крови. Что бы они ни делали, как бы ни изменились за эти годы, но тягу темноэльфийской сути к крови и боли окончательно перебить не получалось. Кинжал послушно перелетел со стола, лег в руку. — Можно? Вздрогнув от негромкого вопроса, Айсинар взглянул на острое лезвие и кивнул, не раздумывая. Выронил рубаху, когда Тхен сгреб в горсть волосы и потянул, заставляя сесть рядом, так же покорно улегся, уткнувшись лицом в скрещенные руки. Его выдавало только участившееся дыхание, сбившееся, когда Тхен наклонился — и широко лизнул промеж лопаток. Он никуда не спешил. Не было яркого алого марева, заставлявшего делать хоть что, лишь бы успокоить сознание. Тягучие капли разбивались медленно, неохотно, расплывались крохотными лужицами. Белая кожа под языком была солоноватой от пота, лопатки чуть подрагивали, когда Айсинар ерзал, устраиваясь поудобней. Тхен прихватил эту белую кожу зубами, но бережно, не оставляя следов — просто приказывая не дергаться. Покорности было слишком мало, он заранее знал это — но не мог не попробовать. Кинжал холодил ладонь, подрагивал в предвкушении — но, коснувшись белой кожи, провел идеально ровную линию, обозначившуюся тут же капельками крови. Это не было больно, хотя линии ложились одна за одной, сплетаясь причудливыми узорами. Наутро Айсинар будет только недовольно скрести спину, ворча, что зря согласился — опять рубаху не надеть, так все чешется. Но главное — это не было больно. И Тхен, проведя рукой по коже, размазал вырисовывавшийся узор, медленно облизнув ладонь. Крови тоже было мало. Новая линия легла поверх старых, выделяясь яркой полосой. Айсинар вздрогнул от неожиданности, и это наконец отозвалось внутри, заставив потереться с тихим стоном. Возбуждение, пока еще слабое, поднималось на поверхность, замещая собой другую жажду, и Тхен провел кинжалом еще раз и еще, уже не следя за узором, только с жадностью глядя, как расходится под лезвием белая кожа. Больно... Это должно быть больно, да, но Айсинар выгибал спину, сам подаваясь под лезвие — или под становящиеся все более уверенными движения бедер? Тхен не знал, он заворожено следил, как белое становится алым, как стекают на одеяло капли, расплываясь неаккуратными пятнами. Мир колыхался вокруг, нелепый и абсолютно неважный, белый, расчерченный алым. Мир, который постепенно захлестывало близящимся удовольствием, все сильнее и сильнее, быстрее и быстрее. Тхен задыхался, глотал воздух напополам с кровью, двигался, вцепившись в плечо некстати задергавшегося Айсинара. Кинжал взлетал раз за разом, пока не вонзился в выгнутую спину, с влажным звуком входя в плоть, отделяя ее от клочка оставшейся белоснежной кожи. — Тхен! Мне больно! «Мне больно». «Больно». Одно-единственное слово разорвало белоснежно-алый, полный удовольствия мир в клочья. Тхен уставился на Айсинара, замершего, уже не пытаясь вырваться из его хватки, на собственные пальцы, сжимавшие до боли... опять боли... на кинжал. Пол ударил по коленям. Тхен смотрел на вымазанные в крови руки, оглушенный случившимся. Годы таяли, осыпались, как песок из разбитых песочных часов. Время стремительно летело назад, возвращая то, что давно осталось в прошлом. Что случилось здесь и сейчас. Слова выплеснулись невнятным булькающим хрипом: — Ты не получишь... Не его! «Здесь и сейчас», давно осыпавшееся прахом — но не для него. — Не получишь!!!***
Сквозь конский топот Брайн слышал, как кричит Даон, зовя его, но только пригибался ниже, понукая коня. Ему было все равно, куда бежать — лишь бы подальше... подальше от этого вконец разъяренного нелюдя. Подальше. Как можно дальше. И все-таки Даон нашел его. Может, хорошо знал эти места, может, просто повезло. Брайн не знал — он стоял, уткнувшись лбом в теплый конский бок, глотал злые слезы. Вина... Не чувствовал он вины, даже когда Даон схватил его за плечи, рывком разворачивая к себе. — Ты что творишь?! — А ты? Почему ты ему так веришь?! От вопля Даон аж отшатнулся. Брайн стиснул кулаки. — Вампир, эльф... Мне плевать уже, но почему ты ему так веришь?! Почему вы все друг другу так верите?! Это... это же невозможно просто! — слова рвались, теснились, Брайн захлебывался ими. — Никто никому не верит! Все лгут, все для себя все делают! Всем плевать! Я дурак, думаешь, думаешь, не вижу, зачем меня сюда засунули? Я понимаю! Понимаю, что вы мне не верите! Но ему — почему?! Он бы кричал еще долго, наверное, кидался бессвязными обвинениями, если бы Даон не обнял, прижав к себе. Брайн вцепился в его рубаху, так, что та затрещала... И разревелся от злости и безнадежности. Он ведь действительно думал об этом все время. Как вынырнул, как перестал захлебываться восторгом от осознания, что у него теперь есть — и понял, что все это придумал себе сам. Брата, отца, новую семью. Семью, которая ему не доверяла — вполне обоснованно — и никогда не примет. Интересно, как ему принцессу-то рискнули показать? Окружив тройным кольцом охраны, чтобы не дай боги? Боги, да. Боги, чьей злой шуткой, не иначе, было столкнуть их на поле боя, их, смешавших кровь в поединке — их, внезапно оказавшихся столь близкими душой. Кто это был, Светлые, Темные, Серые? Брайн не знал, но ненавидел сейчас этих богов, всех скопом. За надежду. За несбывшееся обещание. За все и разом. Ненавидел всей душой, жалея, что не умер там, что Даон, вот глупый, взял его в плен, а не дорубил на месте. — Зачем, ну зачем ты мне жизнь оставил?.. — Потому что ты мой брат. Боги в таком не ошибаются. С Айсинаром же не ошиблись. Опасливо подняв голову, Брайн обнаружил, что Даон... улыбается? Не злится, не готов ударить, а улыбается? — Глупый младший брат. — Я не глупый!.. — А только что себя дураком называл. — Ты... Ты... — не найдя слов, Брайн пихнул Даона кулаком в бок. — Полегче? — рассмеялся тот, совсем не обидевшись. — Угу. И правда, почему-то стало легче. Настолько, что Брайн принялся размазывать рукавом последние слезы, злясь на себя: разревелся, как девчонка! И буркнул, чтобы хоть об этом не думать, отвлекшись на всякие глупости: — А Айсинар тут причем? — О, это такая история! — ухмыльнулся Даон. — Но ее лучше из первых уст читать. Тш-ш-ш, я же сказал: читать, а не слушать. Не потащу я тебя к Айсинару. Зато дневник его побратима дам, хочешь? — Хочу! Нет, правда, если есть еще один такой бедолага, к тому же заполучивший в братья несносного эльфа — то он просто обязан об этом прочитать! — Тогда бери коня в поводу и пошли. Тут неподалеку ручей, умоешься, и домой поедем. Наверное ему действительно нужно было прокричаться. Выплеснуться хоть так, чтобы освободить место для новых мыслей. Ничем иным Брайн не мог объяснить, почему внутри было так светло и пусто. Он покачивался в седле и чувствовал себя легче падающего с дерева листка. Поймал один такой — и глупо улыбнулся. Дурак, все-таки. И до дома оказалось рукой подать, бежал подальше — а забежал обратно. Точно дурак, вот конь — конь умный, не понес куда-нибудь в овраги. Нужный дневник хранился в кабинете, была в охотничьем доме и такая комната. Даон, идя туда, рассказывал, что ее очень любил дед, часто приезжал сюда именно чтобы пожить в тишине и спокойствии, подальше от шумного двора и балов, любимых бабкой. Брайн как сказку слушал, кивал, не думая, а перед глазами плыли картины: смешливо щурящийся старик, задорно сдвинувший корону на ухо, чтобы повеселить внуков; величественная, но с таящейся в глубине глаз смешинкой женщина, которую только внуки и могут называть бабушкой — потому что им можно. — Не получишь!!! Истошный крик разорвал сонную тишину, заставив Брайна споткнуться, а Даона — метнуться в конец коридора и рывком распахнуть дверь. Чудом удержавшийся на ногах Брайн бросился следом и замер на пороге, не в силах поверить в то, что видит. В смысле, этого не могло быть, потому что быть не могло. Не могло быть залитой кровью кровати, не после сказок Даона. И упавшего на колени возле кровати Тхена быть не могло. Тхена, которого Брайн узнал только по белым волосам, потому что кожа эльфа почему-то почернела. А на этой черной коже, на спине, проступали восемь полос — белесые шрамы, раскрывшиеся старые раны, вывернувшиеся наизнанку красным мясом. Его вытошнило, желудок подскочил к горлу, выталкивая остатки завтрака. Почему — сам не понял, в бою видел и мертвых, и раненых, но эти полоски взрезанного мяса на черной коже, окаймленные белесым, будто гнилым... Утерев рот, он с трудом выпрямился, пытаясь понять, что вообще происходит. Тхен так и стоял на коленях, раскачиваясь из стороны в сторону. Над ним склонился Даон и... Айсинар? Брайн сглотнул — эльф был залит кровью с ног до головы, светлые волосы побурели, а правую руку он почему-то неловко прижимал к груди, будто боясь ею пошевелить. — Брайн, принеси бинты и остальное, — не оборачиваясь, велел Даон на удивление спокойным голосом. — Ага, — выхрипел тот. И уже собирался отлепиться от дверного косяка, когда Айсинар выпрямился и устало попросил: — Вытащи, я не дотянусь просто. Повернулся спиной — и Брайна снова вытошнило. В спине у эльфа торчал кинжал. Нет, не воткнутый — проткнувший кожу и мышцы, как иголка протыкает ткань. Вытащить его самому и правда было бы сложно: рукоятка торчала со стороны позвоночника. Все это было уже слишком, и к слугам Брайн шел абсолютно, совершенно спокойно. Спокойно попросил бинты и зелья, спокойно взял сунутый в руки тазик с водой и подставил локоть под корзинку, спокойно покачал головой на все вопросы. — Не знаю, сам не знаю. Нет, помощь не нужна. Ну правда, раз Даон попросил принести, а не позвать, значит помощь не нужна, верно? Значит, он все понимает и со всем справится? Брайн вот не понимал уже ничего. Поставив принесенное на письменный стол, неловко приткнувшийся у окна тесноватой комнаты, он замер, не зная, что делать дальше. Пока он ходил, ситуация не очень поменялась, разве что Тхен теперь сидел, покачиваясь, на краю кровати, не замечая ничего вокруг, а Айсинар лежал рядом, наплевав на изгвазданные простыни. Видно, ему было дурно. А еще у него на спине места живого не осталось, сплошь неглубокие, но длинные порезы. И Брайн, кажется, догадывался, чем их нанесли — вон, кинжал у подушки валялся. В этом доме определенно все сошли с ума. И два эльфа — в особенности. — Что это было? Этот вопрос он задал Даону многим позже, уже к вечеру, когда оба эльфа были перевязаны, отмыты от крови и уложены в кровать, почему-то широченную, одну на двоих. Удивляться таким мелочам у Брайна уже не осталось сил. Как и задаваться вопросом, почему, когда пришли слуги, кожа Тхена уже была привычно белесой, разве что теперь отливавшей в явную синеву. Даон, выглядевший не менее усталым, потер переносицу. Помолчал, подбирая слова, и наконец разродился: — Тхен — темный. — Ага, — безразлично покивал Брайн. Ему уже было все равно, даже окажись Тхен все-таки вампиром. — Обычно это знают мужчины семьи, женщинам мы стараемся не говорить. Мало ли... Еще знают те, кому положено знать, вроде... — Даон, не заговаривай мне зубы, — негромко попросил Брайн. — Что это было? Вместо ответа ему в руки шлепнулась толстая тетрадь в кожаной, растрескавшейся и потемневшей от времени обложке. — Читай. Там... все. «Я редко пишу столь подробно, но все же бывают в жизни моменты, о которых хочешь помнить вплоть до последней детали, даже если память подводит. Увы, не все они радостны, и я не могу сказать уверенно, хорошо ли, что многие из них связаны с моим побратимом. Айсинар... Бестолковый брат мой, без которого жизнь была бы куда хуже и короче, чем она есть сейчас. Хотя его выходки!.. До сих пор помню, как чуть не выскочило сердце из груди, когда он, смешав кровь, воззвал к богам — не к Светлым, а к самым что ни есть Серым! Почти как сегодня, когда из комнаты на меня вывалился темный эльф с обагренным кровью кинжалом в руках. Я с самого начала знал, что Тхен — темный эльф, брат не делал из этого секрета — не для меня. Но никогда я не видел Тхена таким. Воистину темным, окровавленным и оскаленным, без единого проблеска разума в глазах. Осмысляя сейчас свои поступки, думается мне, это было что-то древнее, дикое, разуму тоже не подвластное — то, как я замер, не смея дышать, будто добыча перед смертоносным хищником. И это я, который только что бежал на крик, готовый защищать жизнь брата! Детали, детали... Смогут ли годы вытеснить из моей памяти, как упал на колени Тхен, не видя и не слыша ничего вокруг? Как вскинул руки, не замечая зажатого в пальцах клинка, как шептал исступленно, обращаясь неведомо к кому: «Не получишь. Не его. Не получишь...» Если смогут — я хочу помнить. Помнить, как темный эльф отрекался от своих не менее Темных богов, как ворочался паук, вытатуированный у него на спине — и как враз поблек, напоследок вцепляясь всеми лапами в живую плоть. Я хочу помнить, как Тхен упал ничком — и как бросился к нему едва держащийся на ногах, залитый собственной кровью брат, бестолковый брат мой, ради которого даже темный эльф был готов забыть о своем безумии. Доверчивый брат мой, своей верой в других творящий невозможное.» Через пару вдохов Брайн обнаружил, что раз за разом перечитывает последние строки, не в силах перевернуть страницу. Как выяснилось, это и не было нужно — Даон забрал тетрадь. — Там дальше потом почитаешь. Если коротко — Тхен действительно чуть не убил Айсинара, отрекся от своих богов и чуть не сдох сам. Выжили оба, как видишь. — А... — А что у них сегодня случилось — я сам не знаю!***
Первым пришедший в себя Тхен ничего объяснять не пожелал. Он вообще почти не говорил, цедя сквозь зубы немногочисленные просьбы — и не отходя от кровати Айсинара. Его собственные раны заживали на глазах — уже на второй день Брайн, помогавший Даону с перевязкой, увидел воспаленные, красные, но рубцы. С Айсинаром все было куда хуже. Нет, то, что он бодро обозвал «царапинами» — те жутко кровоточащие разрезы по всей спине — затягивались постепенно. А вот рана на лопатке заживать упорно не хотела, заставляя Тхена мрачнеть все сильнее. Заглядывавший, чтобы передать зелья и свежие бинты Брайн всякий раз вздрагивал — настолько неестественно-неподвижно эльф сидел возле кровати, приходя в движение, только если шевелился Айсинар. Даон махнул рукой: сами расскажут, шутил, что это же эльфы с их эльфийскими проблемами и секретами. Но Брайн видел, что на самом деле брат беспокоится и переживает. А сам... Сам с удивлением понимал, что злость выгорела, а от недоверия остались лишь чахлые обрубки. И на то, что Тхен темный и маг одновременно, ворчал скорее из упрямства. — Вот как начнет всех в жертвы резать... — Потребуется — в курятнике кур хватит, — пожал плечами Даон. — А мало будет — так в деревню за овцой съездим. Брайн только вытаращился на него, на этот раз действительно шокированный. Булькнул что-то невнятно-возмущенное, на что Даон фыркнул, поняв без слов. — Да знаю я, что у вас всех магов гоняли. Дурь несусветная — поэтому и армия такая большая, что нормально обеспечить не можете, врагов тупым мясом закидывали все время. — Н-но... — Что «но»? Во-первых, маги бывают не только демонологами, у нас в столице трое из пяти к крови и близко не подходят. Да и Тхен все больше по обычной магии. — А оставшиеся двое? — справившись с собой, выдавил Брайн. — А оставшиеся двое, стоит им заслышать о каком-нибудь идиоте, в ноги начальнику стражи падать готовы, лишь бы их с собой взяли, помогать устранять последствия. Когда еще такая возможность учеников за королевский счет погонять выдастся? Поморгав, Брайн попытался уложить подобное в голове — как это, демонологи на королевской службе? — и насел на брата с вопросами, ошеломленно осознав, что они двое жили в совершенно разных мирах. В его мире любой маг должен был скрываться, боясь за свою жизнь, а заодно — вырезать целые деревни для своих жутких и посвященных Темным богам дел, призывать демонов и ненавидеть людей в целом. В мире же Даона маги были обычными соседями-ремесленниками, к которым можно зайти за нужной вещью, поболтать за жизнь или вместе отправиться истреблять каких-нибудь особо пакостных тварюшек, необходимых для нового зелья. Тхен таким грешил частенько. Вытаращив глаза, Брайн слушал о том, как на зачарование доспехов брата ушло аж три быка — «мясо потом было — объеденье, нигде так хорошо кровь не сливают, как на скотобойне достопочтенного Турана». Об этом самом Туране, главе огромного семейства, в котором только двое собирались пойти по стопам отца, «старшему, видно, скотобойня достанется, средним лавка и магическое дело, а младший в цифрах горазд, на всю семью счетные книги вести будет». Когда Даон пообещал сводить в зачаровальный зал, который выкопали прямо под скотобойней — «чтобы далеко не бегать, а кровь сама текла», Брайн икнул и предпочел сменить тему. Да и не до разговоров вскоре стало. Вернее, сначала пошатывающийся и временами опирающийся на руку Тхена Айсинар спустился к завтраку, настолько ему полегчало, даже шутил и смеялся, мол, надоели супчики и бульоны, которыми больного потчевали сердобольные служанки, хоть поесть нормально. К вечеру эльф слег обратно, с таким жаром, что Тхен шипел бессвязно, а не разговаривал. А Даон отдал приказ срочно собираться в дорогу. Обратно ехали долго и мрачно. Если туда просто не гнали коней, то теперь оказались связаны скоростью телеги, в которую уложили Айсинара. Брайн старался даже не смотреть в ее сторону — воздух над бортами подозрительно дрожал, она буквально плыла вперед, не замечая неровностей дороги, такой вязью заклятий заплел ее Тхен. Сам он тоже не поехал верхом, сидел рядом с Айсинаром и был второй причиной не смотреть: поглядишь тут, когда взгляд у эльфа — проще самому и сразу зарезаться, такое в нем бессильное бешенство и жажда убить кого-нибудь. Только виноватых вокруг не было. И Брайн смотрел вперед, под конец дороги равнодушный до отупения, даже когда окончательно посеревший и осунувшийся Тхен полоснул себе по руке ногтями и принялся рисовать что-то на рубахе Айсинара, оставляя бурые пятна. Рисует и рисует, в конце концов, тут вон к такому нормально относятся. Столица встретила их сонной тишиной глубокой ночи, в которой пришлось выкликать стражников, чтобы открыли ворота. Для принца и эльфов, конечно же, сделали исключение, и телега потащилась по пустым улицам, но вовсе не к замку. Вместо этого они зачем-то свернули на храмовую площадь, и Брайн только моргал, глядя, как скатившийся с телеги Тхен поднимает собрата, утаскивая под своды храма Серых богов. — Здесь им помогут, — глухо пояснил Даон. — Едем домой. На утро все это показалось Брайну тяжелым муторным сном — дрожащее пламя факелов в руках попавшихся навстречу стражников, нависающие над улицами стены домов, темные провалы окон и недобрая ухмылка храмового служки, вышедшего встречать незваных гостей. Капюшон серого балахона, надвинутый так низко, что только подбородок и виднелся, напоминал личину ночного кошмара, так что проснулся Брайн с тяжелой головой и колотящимся сердцем. Окунулся в таз для умывания, отфыркнулся, вздрогнув, когда на пороге его комнаты появился Даон. — Проснулся? Я велел не будить. — Сколько времени? — неожиданно хрипло уточнил Брайн и закашлялся. — Полдень уже миновал. Поешь — и пойдем, прогуляемся? Брайн кивнул, понадеявшись, что на свежем воздухе станет полегче. И почти не удивился, когда, попетляв по улицам, они очутились на храмовой площади — ну не мог Даон не зайти и не спросить, как там эльфы. Беспокоится, так их разэтак... При свете дня храм Серых богов уже не казался таким пугающим. Да, конечно, не облицованные белым камнем стены, как у храма Светлых — но уж точно и не непроницаемо-черные, будто кусок ночи, шпили храма Темных. Так, обычный невзрачный серый камень, и только из стенных ниш химеры насмешливо скалятся, высовывая длинные языки и растягивая в ухмылках широкие пасти. И служка самый обычный, выскользнул навстречу, рукой поманил, понятно, чего хочет. Шагнув в просторный гулкий зал, Брайн покосился на Даона и отошел в сторону — не хотелось идти никуда. Желает брат проведать эльфов, так пусть идет, а он тут, пожалуй, подождет. На богов вон посмотрит, благо, смотреть есть на что — статуй по нишам и постаментам хватает, Серых никогда не было мало. Первой на глаза попалась статуя чуть сгорбленного, протянувшего руку вперед мужчины. Брайн подошел ближе, подивился искусности скульптора — глаза в полутьме ниши поблескивали, как живые, тонкие губы были готовы изогнуться в ехидной усмешке, какая бывает у иного торговца, прекрасно знающего, насколько хорош его товар. Поблескивали и монеты в мешочке, лежавшем на полураскрытой ладони, то ли протянутые, то ли намекая, что недурно положить еще одну. Брайн некоторое время разглядывал их, потом решительно опустил в мешок еще один серебряный — кем бы ни был этот бог, вреда от такого не будет. Серые боги они на то и Серые, что зла не несут — нет, они могут помочь, могут помешать, но они... просто есть, что ли, в отличие от своих Светлых и Темных собратьев, которые всегда что-то да требуют. А Серые не требуют, к Серым приходят самостоятельно. Или не приходят. Мимо следующей статуи Брайн прошел, невольно вздрогнув и прибавив шагу — уж больно безумно глядела девушка, сжимавшая в тонких пальчиках фиал с какой-то алхимической дрянью. Фиал явственно светился, неровно вспыхивая, и ничего хорошего эти вспышки не обещали. Ну, хороший взрыв, разве что. Девушку такая перспектива радовала, Брайна — не очень. Следующий Серый стоял, опершись на посох и изумленно разглядывая собственную руку, подозрительно чешуйчатую и в целом странноватую. На молодом лице было написано столь искреннее непонимание «Ой, а как это так вышло», что Брайн чуть не рассмеялся, невольно гадая, кому же покровительствует этот бог. Незадачливым магам, что ли? Подошедший сзади Даон тоже хмыкнул, потом неожиданно серьезно сказал: — Брайн... Верь мне, ладно? — А?.. Большего Брайн произнести не успел. Заметил краем глаза серую тень позади — и что-то коснулось затылка, отправляя его в непроглядную тьму.***
Очнулся он от холода. Холодный камень под спиной казался лужей льда. Пальцы, скользнувшие по запястью, замкнули ледяной же браслет — и Брайн забился, с ужасом осознав, что происходит. Распахнул глаза — так и есть. Низкий потолок алтарного зала, и на алтаре — он! Прикован по рукам и ногам, бейся не бейся — не помочь, не вырваться, только рычать, стискивая зубы, понимая всю бесполезность попытки и все равно стремясь обрести свободу. В груди жгло, болело. Горечь и злость свивались в один колючий комок под названием «предательство». А ведь он верил! Верил, верил до самого конца! Серые тени в неизменных балахонах подступили ближе, соткались из полумрака зала. Брайн был готов увидеть в воздетых руках кривой кинжал — но мимо него до обидного обыденно пронесли какой-то кристалл, со звяканьем установив его в изголовье. Замерев, Брайн пытался вывернуть голову, увидеть хоть что-то, без особого успеха. И только зубами скрипнул, когда серые балахоны завели монотонный речитатив. Гул голосов давил на виски, потолок опустился еще ниже, давя, кружась и заставляя задыхаться. Ледяной камень уже казался родным и спасительным — он хотя бы был надежным, в отличие от сошедшего с ума мира, и Брайн вжимался в него спиной, кричал, срывая голос, когда внутри рвалось, с хрустом и треском, выворачиваясь, будто кости из суставов. Виска коснулось горячее, и Брайн с всхлипом повернул голову, уткнулся в ладонь, чувствуя, как его гладят по влажным волосам. — Тише, тише, все. Все, братишка, все позади... — Д... Дао... Что он хотел сказать — и сам не знал. «Ненавижу»? «За что»? Но сил все равно не было, только лежать, пока брат торопливо размыкал оковы, после вернувшись и сев рядом. Внутри было странно легко и, почему-то, не больно. Хотя по ощущениям в теле ни единой кости целой не осталось. — Сейчас пройдет. Смотри, вот оно. Из-за чего все это. Поднять голову оказалось тяжело, но Даон помог, мягко подхватил, и Брайн наконец увидел. Алтари, не один — штук семь, что ли, выстроившиеся по кругу изголовье к изголовью. Треногу между ними, из которой один из жрецов извлекал тот самый кристалл, но теперь не прозрачный, а полный какой-то колышущейся черной мути. Показалось — бьется о гладкие грани, ищет малейшую щель, тянет незримые щупальца... — Чт... Что это?! — Погань, которая должна была убить нас обоих, — невесело усмехнулся Даон. — Если бы ей кое-кто другой не подвернулся. Жрец ушел, бережно неся кристалл — и Брайн наконец увидел лежащего на алтаре напротив Айсинара. И склонившегося над ним Тхена. Белесые волосы темного свисали вниз, скрывая лицо, но то, как бережно тот освобождал Айсинара, как приподнимал, садясь и укладывая его голову себе на колени... Брайн дернулся, пытаясь сесть, Даон помог, подставил плечо, но убраться с ни капли не потеплевшей глыбы алтаря не дал. — Сиди, сейчас остаточное тянет, нельзя уходить. — Объясни, — вышло почти жалобно. — Я не понимаю. — А что тут понимать, — Даон невесело усмехнулся. — Твой бывший отец, чтоб его все Темные богини разом любили, решил отомстить. Наверное, с тем письмом прислал, помнишь? Подсадил тебе паразита, который должен был выжрать сначала меня — по кровной связи, а потом и тебя в могилу свести. — Эльфы?.. — Куда вкуснее нас. Мы же что — люди, а тут бессмертные. Как устоять? Вот тварь и потянулась к ним, ты поэтому так на них бросался. Брайн прикрыл глаза, больно закусив губу. Действительно, сейчас он не испытывал к эльфам ничего, разве что стыд и странное понимание, особенно глядя на темного, ласково перебиравшего волосы так и не пришедшего в себя Айсинара. Судорожно выдохнув, он уткнулся носом в плечо Даону, обхватив его крепко, насколько хватило сил. — Ты чего? — удивился тот. — Я теперь понимаю. Это ведь он научил вас всех, да? Вы все у него на руках выросли — так папа сказал, я помню. — Брайн? — Это он научил вас доверять. Я... — Брайн поднял голову, поглядел на эльфов — и снова на Даона. — Я научусь, честное слово. И я рад, что я — твой брат.