Горе побежденному

Поттера лихорадило всю ночь. Он отчаянно цеплялся за Вернона, отказываясь отходить от него ни на шаг. Ни угрозы, ни пихания не могли заставить мальчика отойти от своего родственника. В бреду он держался его, не отходя ни на шаг и не позволяя ему скрыться из виду. Более того, казалось, он боялся отступить от дяди даже на самый крошечный шаг. Вернон, будучи крайне уважающим себя бизнесменом, умел, когда нужно, держать себя в руках. Племянник его, как правило, стойкое терпение сносил полностью своими ненормальными, аномальными выходками и способностями, что уж говорить о любви сопляка лезть на рожон. Но впервые за четырнадцать лет он видел ребенка в таком состоянии. Таким напуганным. Это состояние было даже не на грани "нормального", это был целый срыв, который никогда ни к чему хорошему не приводил. Вернон в этом был уверен. Взяв все свое раздражение в кулак, он быстро, но аккуратно посадил бешеного мальчишку на постель, пытаясь так же осторожно отодрать его от себя. Но Поттер сопротивлялся, как только мог - сжимал его руку со всей силы, набрасывался на нее всем телом, словно утопающий, и хрипло скулил, продолжая рыдать. - Мальчишка, - сквозь зубы прошипел он, смотря на сжавшегося племянника, - соберись. Ты тряпка или кто? Давай, собери остатки своей гордости и баранье упрямство, я знаю, ты можешь. Ишь, сколько лет нервы трепал. Несмотря на его старания, казалось, Гарри не слушал. Или же просто не мог слушать утопая в своей истерике. Сделав глубокий вдох, Вернон положил вторую руку на подростка, с неприятным осадком чувствуя, как тот замер полностью от, скорее всего, ужаса. - Пацан, давай, ты справишься, ты крепкий и упрямый, как скала, ты сможешь, - неловко продолжил мужчина, пытаясь вспомнить, что он обычно говорил своим рабочим, когда они были в истощенном состоянии. - Господи Иисусе... да что с тобой не так-то? - сделав очередной глубокий вдох и выдох, Вернон чуть сжал плечо мальчугана, привлекая его внимание к себе. - Так, мальчишка, слушай меня внимательно. Ты меня услышал? Вни-ма-тель-но. Я сейчас схожу за Туни - а ну не рыпайся! - он едва успел оттолкнуть взвившегося ребенка, который чуть повторно не налетел на него. - Я быстро схожу за ней и мы вернемся к тебе. Твое дело - сидеть, ждать и ничего не творить. Понял? Хоть в этот раз, ты можешь это устроить? Дождавшись дрожащего кивка от Поттера, Вернон поднялся, сразу не отпуская руку ребенка, а потом аккуратно сжал ее напоследок, сам не зная для чего. Он резвым шагом направился в сторону спальни. Петунья лежала чуть поперек, недовольно щуря глаза. - Что там такое? Звук шел, словно мальчишку резали, - фыркнула его жена, привставая. Вернон нахмурился. - У него истерика. Крупная истерика. Он ни на что не реагирует и трясется, будто ему не просто голову оторвут, а перед этим помучают хорошенько, - недовольно зашептал Дурсль. - Ты можешь его как-нибудь успокоить? Женщина скривилась, но видно было, что она ни капли не удивлена. Быстро поднявшись с постели и накинув халат, она поспешила в комнату племянника. Тот сидел на кровати, истерично обнимая себя руками и чуть качаясь из стороны в сторону, не то пытаясь успокоить, не то убаюкать себя. Резко прикусив губу, Петунья подошла к Гарри. Он не двинулся с места, лишь поднял взгляд, не моргая всматриваясь в нее. Миссис Дурсль вплотную подошла к кровати под испуганным взглядом мальчика. Присев рядом, она небрежно потрепала его за волосы - не столько нежно и любяще, как она это делала с Дадли, но с терпением и небольшой, крошечной каплей заботы. - Доигрался, мальчишка? Ну вот что ты все в себе хранишь... - она повторно потрепала его шевелюру, позволяя Гарри опереться о ее тело. - Небось, ненормальные ваши не говорили, что ни к чему хорошему это не приводит... Гарри всхлипнул, замерев в позе, словно статуя. Его немного клонило в бок, как если бы ему хотелось прижаться к Петунье, к ее плечу, обнять и разрыдаться сильнее. Но он продолжал сидеть на месте, давая себя успокоить, но полностью не доверяя своей тете. Он знал, что сейчас она ему не навредит - тетя Петунья и дядя его не любили, правда, но и извергами они не были. Как бы ему не хотелось признавать, но ему хотелось их поддержки, хотелось, чтобы они хоть раз посмотрели на него так, как смотрели на Дадли. Особенно сейчас. Но правда заключалась в том, что он никогда этого не получит. Он просто знает это. Даже в этот момент, когда они помогают, он не может не чувствовать их раздражение. Гарри не хочет думать, на кого оно направлено. Ему и без того плохо. Поэтому он собирает остатки гордости, продолжая паниковать, но не позволяя себе раскрепоститься перед родственниками. Оно того не стоит. Они того не стоят. Не стоят того, чтобы это доверие было разбито через пару-тройку часов или дней. Так они и продолжали сидеть. Петунья негромко поносила магов на чем свет стоит, периодически рассказывая о своих школьных годах и крепко, чуть болезненно поглаживая его по волосам, в то время как Вернон стоял у входа в комнату, ястребом следя за происходящим. Спустя какое-то время всхлипы поутихли, но тело подростка продолжалось трястись. И нельзя было понять, хорошо это или плохо. Мальчик затих, углубляясь в свои переживания, позволяя слезам высыхать на своем лице, не пытаясь даже их стереть. Наконец Петунья легонько похлопала его по плечу. - Ну же, пойдем выпьем чаю. Раз уж все равно, благодаря тебе, Поттер, не спим. Женщина встала, с легкостью потянув за собой истощенного мальчишку. Вернон бросил на нее неуверенный взгляд, но отошел от дверного проема, давая им пройти мимо и спуститься вниз. Не теряя ни минуты, миссис Дурсль усадила племянника за стол, на ходу достала полотенце, смочила его и протянула ребенку. Гарри послушно забрал кусок ткани, прикладывая его к лицу. Морозная влажность резко ощущалась на его горячей от пота и слез щеке. Гриффиндорец почувствовал, как на глаза вновь наворачиваются слезы, и мигом поднес полотенце, вытирая их. Он попытался задуматься, понять, что происходит или произошло. Казалось, теперь он не мог вспомнить, что принесло ему такой дискомфорт, хотя он прекрасно помнил, что видел всего час назад. Он помнил, точно помнил ледяной зал, тусклый свет и... Кружка опустилась перед ним. Гарри дернул головой, неуверенно смотря на возвышающуюся над ним тетю. Она спокойно буравила его взглядом, резко придвинув чашку поближе. Трясущимися руками Поттер поднес чай к себе и чуть пригубил его. Жар напитка опалил его, в который раз принося диссонанс между тем, что он ощущал. Голова привычно закружилась, а веки его потяжелели. Несмотря на небывалую усталость, его тело продолжало дрожать, как мотор, так же резко и часто. Он опустил голову, чувствуя, как дядя и тетя буравят его взглядом. Ему стоило бы что-то сказать, но он слишком устал для чего-либо. Гарри прикрыл глаза, с трудом сдерживая очередную мигрень и головокружение. Он-то уж думал, что привык. Размечтался. - Так, заканчиваем сопли разводить! - внезапно рявкнул Вернон, сразу же сталкиваясь с уставшим и недовольным взглядом своей жены. - В чем проблема? Все приличные люди давно спят, а мы тут чайничаем! Гарри чуть сжался, не зная, что ему и ответить. Мысли его бегали из стороны в сторону, отказываясь собираться в одно целое, не давая ему сосредоточиться. Он просто смотрел в кружку, надеясь найти ответы там или хотя бы зацепиться за что-нибудь. Поттер пристально смотрел в свое уставшее отражение. Смотрел внимательно, тщательно, нутром чуя, что должен. Стоило ему присмотреться в свои глаза, что-то внутри него щелкнуло. Из воды на него смотрели алые зрачки Волдеморта. Гарри резко отодвинулся, задевая рукой чашку и опрокидывая ее. Его тело затряслось с новой силой. - Мальчишка! Ты совсем...! Гарри не слушал крики дяди, его трясло от резко всплывших, уже четких воспоминаний. Зал. Тусклый свет. Дорогая лампа. Мраморный пол. Крики, рыдания и визги. Женщина, лежащая у его ног. Сломанные ноги, торчащие кости и безумно-крошечные зрачки. Расцарапанная кожа и вытекающая кровь. Удовольствие от предоставленных страданий. Не воспринимая ничего вокруг, чувствуя подступающую тошноту, Гарри вскрикнул, вжимаясь в самый дальний угол кухни и повторно зарыдал. Ночь была тиха для всех, кроме Дурслей.

***

Все последующие дни Гарри был не в порядке. Его голова разрывалась от резких приступов мигрени, перерастающих в поразительную ярость, которую надо было сдерживать. Былые кошмары ухудшились, изменяя сцену у кладбища до невозможного. В один день Седрика пытают до смерти у него на глазах, в другой он пытает его, захлебываясь в крови товарища, смотря прямо в его пустые глаза под шипящий смех Волдеморта. Иногда Седрик становится серо-черным от ожогов профессором Квирреллом или же истекающим чернилами Реддлом. Иногда он становился Роном, Гермионой или даже Сириусом. В другие дни ему снился зал с тусклым освещением. Эти сны были хуже всего. Несмотря на схожую локацию и сюжет, действия всегда затрагивали разных людей, показывая Гарри их мучения. Чем дольше они ему снились, тем больше ему казалось, что он/Волдеморт старался как можно четче показать итоги своих действий. Выставить это "зрелище" во всей красе. После таких ночей Гарри трясло и рвало. Он одновременно хотел и не хотел привыкнуть к этому. Хотя бы для того, чтобы ему не было так плохо из-за каких-то кошмаров. Иногда, просто иногда вечера проходили спокойно. Никаких снов, никаких кошмаров. Благоговейная темнота да и только. Приходилось резко брать себя в руки и всеми силами сдерживать крики, когда сны приходили к нему. Ему не хотелось зависеть от Дурслей, а еще больше не хотелось злить их, не давая спать им ночами. После той памятной истерики Дурсли были как на иголках. Они все время ожидали от него нового приступа, в то время как Гарри делал все возможное, чтобы не показывать им свое истощение. Получалось у него из рук вон плохо, но Дурсли не собирались лезть в его дела, пока он ведет себя спокойно и больше ничего не ломает. Даже Дадли, который не понимал, что творится в доме, стал обходить его десятой дорогой, словно чувствуя, что сейчас кузена вообще не стоит трогать. В свете событий, Вернон, пересилив себя, позволил Букле находиться дома и летать рядом с Гарри, чаще всего усаживаясь на столики рядом с убирающимся мальчиком или на его плече. Бедная птица билась из стороны в сторону, пытаясь понять, что с ее хозяином не так. Гарри лишь печально и устало поглаживал ее, пытаясь позабыть о своих кошмарах хоть на пару минут. Постепенно, он вновь влился в рутину. Кошмары, часы ночью в ванной, уборка, неусидчивые мысли, взволнованная Букля и еще раз уборка. Все было отвратно, но Поттер хотя бы находил силы работать с ситуацией, не то углубляясь в меланхолию, не то в непонятную ему злость. Тетя Петунья пыталась дать ему несколько бесед о "надорванном ментальном здоровье" и "то, какие уродцы неумехи, раз уж не могут помочь ребенку с этим". Гарри ценил ее усилия, правда ценил, но ничем они помочь не могли, лишь сыпали соль на рану. Особенно, когда она вспоминала друзей мальчика, сразу подмечая отсутствие писем или звонков. Дни шли за днями. Все должно было быть лучше. Рано или поздно, он вернется в Хогвартс, и все наладится. Он увидит друзей, увидит свой дом и пересилит себя, не давая обиде вырваться наружу. Не позволяя себе сорваться на друзей, оставивших его одного в этой прогнившей кошмарами ситуации. Ему просто нужно было их увидеть. Хоть на момент, на секунду. Хоть что-то, что-нибудь. Он медленно, но верно сходил с ума от усталости и вечного ужаса, который накапливался день за днем, грозясь перерасти в нечто похуже истерики. Создавалось ощущение, что он чувствует все и ничего. Это разрывало его напополам, не давало трезво мыслить. Ему просто нужен был перерыв. Никто не мог дать ему этот перерыв. Как всегда, день становился хуже именно ночью. Утопая в очередной рутине вечера и мигрени, Гарри закрыл глаза, отрешенно готовясь к ужасам сновидений. Мир поблек, головокружение убаюкивало его истощенное тело. Сердце продолжало биться, как на марафоне. К удивлению мальчика, мир не стал беспросветно-черным или тусклым, как в том зале. Честно говоря, он не был уверен, где находится. Это было и зданием, и путем, и лабиринтом. Гарри просто не мог сконцентрироваться, все окружение будто не давало ему сосредоточиться на... - Сознании, Гарри, сознании, - зашипел голос позади. Юноша резко обернулся, чувствуя, как у него сперло дыхание. Среди расплывающегося места, кристально-четко перед ним стоял Волдеморт, хладнокровно и ужасающе привычно скалясь.