Шанс на любовь

Порхал чудесный мотылёк возле камина, Он лапки грел и, радуясь теплу, Летел к огню, страдал, жёг крылья сильно. Огонь играл, прогнав тревоги, тьму. Но тьма так просто жертву не отпустит. Она коварна, этим и страшна. Наш мотылёк скорее дух испустит, Хлебнув беды и горестей сполна.

Татьяна сидела у раскрытого окна и грустно рассматривала сгущающиеся тучи. Собиралась настоящая майская гроза. Порывистый ветер раскачивал огромные вековые деревья, залетал в открытое окно и трепал рассыпавшиеся по плечам темные волосы. Таня грустно думала о том, что в её не такой уж длинной жизни не случалось ничего хоть сколь-нибудь интересного! Однообразие убивало. Институт, дом, работа в книжной лавке… день сурка! Даже сегодня в день рождения сестры она не могла найти в себе силы улыбнуться. — Ну что за погода! — Оля, словно маленький ураганчик, влетела в комнату и с силой захлопнула окно прямо перед носом сестры. — И чего это мы такие кислые и бледные? Ольга взяла Таню за подбородок, повернула лицо к свету и стала пристально рассматривать, наверняка прикидывая, какой макияж ей нанести. А Таня постаралась улыбнуться, но вышло, видимо, не очень, потому что Оля лишь скривилась. — Если ты не перестанешь грустить хотя бы сегодня, я обижусь, — сказала Ольга и пошла в сторону выхода. — И да, на стол накрыто, скоро будут гости, не засиживайся тут! Она тихо прикрыла за собой дверь, оставив Татьяну одну, и девушка решила, раз уж без неё накрыли на стол, то, пока гостей нет, она может почитать ещё одну новую главу, которую ждала от автора долгую-долгую неделю. Таня открыла любимый сайт и с головой окунулась в жаркие страсти, что разгорались на почти необитаемом острове между брутальным альфой и нежным мальчиком-омежкой… Она прикрывала глаза и прикладывала холодные пальцы к пылающим щекам в моменты горячих сцен, а потом кусала губы, следя за соревнованиями между двумя командами. А уж когда главного героя похитили, Таня и вовсе не спала ночами, представляя, что там со сладеньким омежкой мог сделать этот неотесанный абориген, если бы не второй главный герой! И вот тут снова всё такое интересное! И новое похищение, и спасение, как вдруг на всю квартиру раздался мерзкий звонок домофона, заставив Ларину подпрыгнуть от неожиданности. Ну конечно, вся иллюзия разлетелась в прах, но перед глазами по-прежнему стоял сладкий образ обнажённого парнишки в одних бусиках, что так зазывно нежился в лучах закатного солнца. Татьяна погасила экран телефона и вышла к гостям в прежней задумчивости. — Оля, — восторженный голос Олькиного ухажёра лился, словно патока. Таня даже подумала, что вот сейчас он начнёт читать стихи вслух, как рассказывала сестра, но тот внезапно отошёл, и в их узенькой прихожей появился Он. — Знакомься, это Женя, мой знакомый. Кажется, Владимир тараторил что-то о том, мол, как ему неловко, что он привёл друга без спроса, но Таня его не слушала. Она была поглощена созерцанием нового знакомого. Ох и статен он был, ох и красив! И если Ленский был немного инфантильным и манерным, то этот — ну натуральный альфач! Уверенный в себе, умеющий вести беседы… И даже их вечно унывающая мать расцвела от комплиментов. А Таня так и продолжала рассматривать великолепные губы, то, как они изгибаются в ироничной усмешке… И голос! Этот чарующий голос свел её с ума. Она ловила каждое его слово, отчаянно краснела, когда он удостаивал своим взглядом, и втайне уже примеряла на себя его фамилию — Татьяна Онегина… Ну звучит же? Звучит! Весь день рождения прошёл словно в тумане, и в эту ночь она так и не сомкнула глаз, гадая, понравилась ли ему? Что он о ней подумал? Стоило только вспомнить Евгения, как волна жара охватывала все её тело, нутро жгло от потребности видеть его, слышать, вдыхать аромат терпких духов! *** Онегин уже и не помнил, когда последний раз бывал (и бывал ли вообще) в столь скромных жилищах. Но быть обаятельным и сексуальным — это у него в крови, поэтому он расточал комплименты направо и налево. Особенно налево. Оля, что оказалась невестой Владимира, заслуживала отдельного внимания. Он даже не очень хорошо запомнил вторую девушку, да и она не стремилась сблизиться с ним и только сверкала глазами время от времени. Его познакомили ещё с какими-то людьми, но Ольга занимала все его помыслы. Так вот о чём говорил Ленский, когда отказывал ему. Об обязательствах перед этой девушкой. Занятно. Весьма. Красавица, бесспорно, и умна, но вот беда — в глазах её тот самый грех, что на измену издавна толкает всех. Встряхнув головой, Евгений постарался хоть немного прислушаться к тому, что щебетали коралловые губы. А затем он просто пригласил именинницу на танец, и это было медленно и весьма чувственно. Танцевать Онегин учился специально, считая это весьма эффектным способом соблазнения. И это всегда срабатывало. Девица смотрела на него с поволокой, а он улыбался ей и дарил комплименты. И что его мальчик нашёл в ней? Ревность скребла где-то в области груди, и он с удивлением признавался сам себе, что задело, взбесило. Так пусть и он, юнец романтичный, познает эту тяжесть. Ревность сжигает изнутри не только тело, но и душу. Отлично время проводила Ольга, она смеялась, танцевала, даже пела. А вот Володе было не до шуток, не до веселья и не до гитары, которую ему вложила в руки такая же печальная Татьяна. Смотреть на танцы и кокетство ему тем больше было невозможно, чем он понять пытался, кто же в душé его рождает эту ревность, что душу вынимала и терзала. Как только Оля с Женей танцевать устала, Володя ласково коснулся струн, гитары пением всеобщее вниманье привлекая. Обычно он для Ольги пел, но в этот день, когда весь мир обязан быть у её ног, Володя лишь на Женю мог смотреть, и лишь ему он посвящал все песни. Онегин пригубил вино, услышав перебор струн, и полностью обратил взор на Владимира. Если его коварный замысел удался, то самый главный подарок на свой день рождения Ольга не получит. Да и понятно ведь, зачем ей Ленский. Неопытный и богатый мальчик, его лишь помани взмахом ресниц и мнимой девственностью, он и купится. Чистый голос разнёсся по небольшой комнате, стихли шепотки и стук вилок: все слушали Ленского, а он смотрел лишь на него. На Евгения. Когда затих последний отзвук, а Ольга, взвизгнув счастливо, вскочила и принялась в ладоши громко хлопать, Володя понял, что ему пора уйти. Он чувствовал себя безмерно подлым по отношению к своей наивной, немного инфантильной и счастливой и, кажется, обманутой невесте. Взгляд Жени жёг насквозь, суля все муки ада, но прежде — наслаждение и рай. Володя, больше ждать не в силах, стремительно домой засобирался. — Мы скоро встретимся, родная, не тревожься. Тебе ведь тоже нужно отдыхать. И посмотри — твоя сестра устала от пьяного Зарецкого вниманья. Мы с Женей вас избавим от него, а вы повеселитесь с остальными. Тащить в соседнюю квартиру перебравшего типа совсем не хотелось, но Евгений, превозмогая отвращение, помог Ленскому, предварительно тепло распрощавшись с Лариными. Он даже отметил бледность кожи той, что звалась Татьяной, и её милый румянец, когда целовал ей руку. В машине ехали молча, он даже не предложил подвезти Володю до дома и вёз его к себе, хотя бы потому, что у него были и смазка, и презервативы. — Что мы творим с тобой, мой Женя? Ты не считаешь, что так делать подло, пока я не сказал всё Оле? — Володя сам не знал, зачем всё это нёс, уже целуя Женю и в него вцепившись, будто он был его единственной опорой в этом мире. Онегин, кажется, считал, что всё в порядке, бесстыдно, жадно и при этом нежно Володю раздевая и лаская, целуя так, как никогда на свете — уверен Ленский — уж никто не будет. — О чем ты хочешь рассказать ей, глупый? О том, что я занимаю все твои помыслы? Поверь, она не оценит этого признания. А остальное просто условности. Будь только моим сейчас, будь… — и Онегин увлёк его в очередной чувственный поцелуй, между тем оглаживая обнажённый торс. Его пальцы скользили то вверх, то вниз, задевая горошины сосков, чувствительный пупок, а затем и вовсе осмелели и опустились на ремень брюк, проворно расстёгивая его. — Хочу тебя так давно, что можно сойти с ума. Доверься мне, мальчик мой, доверься своим желаниям. Володя перестал терзаться, думать, спорить, выматывая сам себя переживаньем. Он отдавался Жене без остатка, стыда и посторонних мыслей. Ласкал его божественное тело, стонал и поддавался смело, позволив им обоим всё сегодня. Онегин действовал умело, жадно: сжимал бедро, кусал за шею, плечи, выписывал на животе узоры и плоть горячую ласкал губами, такие у Володи вызывая стоны, что к ним могло полгорода сбежаться. — Тише, хороший мой, тише, не сорви голос, — шептал Евгений на ухо любовнику. Ему отчаянно хотелось большего, но он сдерживал свой голод как мог. Володенька был так неопытен, так чист и горяч, что одно удовольствие было сводить его с ума лаской. Награждать за пылкость сладким развратом. Онегин не скупился и прилагал все силы, чтобы юноше было комфортно принять его. Он ни одного своего бывшего любовника не готовил так тщательно, обычно они были опытнее его, и их можно было иметь в любой момент, хоть в сортире клуба или подворотне. Но Володенька другой. Он рушит все принципы, и вот уже Онегин ласкает языком тугой проход, раздвинув пальцами упругие половинки. Володя мечется по постели, как в лихорадке. То умоляет прекратить, то просит не бросать начатое. И его желание призывно манит к себе. Женя не отказывает себе и ему ни в чём. Он сосёт, трогает, мнёт и лижет своего невозможного мальчика. А затем в ход идёт смазка. С ней легче проникнуть в тугой и девственный проход. И Володя охает, вскрикивает, так сочно и развратно стонет, что у старшего естество дёргается от нетерпения. Но Онегин не спешит, он разминает, смазывает, ищет заветный бугорок и находит его. Вскрик, почти плач, и Володенька умоляет, раздвигает ноги пошире, подхватывает их руками и раскрывается. Это развратно, порочно и невинно одновременно. Только Ленский может быть таким необъяснимо святым в похоти. Презерватив надет, и Онегин пытается войти в узкое нутро. Он достаточно подготовил своего мальчика. — Смотри мне в глаза, Володя. Смотри, как я сгораю, желая всего тебя без остатка. Володя стонет, мечется, сгорает в той страсти, что ему Онегин дарит. Он безусловно принимает всё — на всё согласен, как и говорил, в тот первый раз, когда остановился. Сейчас пути обратно нет. Володя не отпускает Жени взгляд и крепко сам себя хватает, не смея отказать, остановиться, вернуть себе рассудок или совесть. Когда Онегин входит до конца, Володя быстро смаргивает слёзы, ногами обнимая Женю и, наконец, вцепляясь ему в плечи, ища уже знакомую опору. Движения размеренны и плавны, Володя тонет в этой нежности огромной, сам тоже отдаваясь без остатка, целуя губы Жени, шею, плечи и растворяясь в танце, что древнее мира. Он хочет говорить Онегину, как любит, летя, как мотылёк на свет и не боясь обжечься, но вместо этого слетают с губ лишь стоны, да взгляд Онегина Володя держит. Евгений, словно феникс, сгорая в страсти, он тут же восстаёт из пепла и продолжает развращать невинного душой. Он жадно толкается в его нутро, трогает самым бесстыдным образом за естество и забирает в память этот доверчивый взгляд и эти стоны. Он присваивает себе Ленского, растворяется в нём так, как никогда не позволял себе. Володя сводит его с ума и только доверчиво откликается на любую ласку. Они не знают, сколько прошло времени, их тела на пике острого наслаждения, и Онегин чувствует, что ещё немного — и он взорвётся. Он не даёт себе этой возможности. Выходит из гостеприимного нутра и наклоняется над Володей, чтобы погрузить в рот его изнывающий член. Он умело и быстро доводит юношу до разрядки и принимает его сладкое семя. Володя бы позволил что угодно, и в том числе — себе сознания лишиться, но Женя так красив, так нежен, и тоже должен получить разрядку. Сползая ниже, Ленский осторожно, немного боязливо, робко очень коснулся члена Жени пальцами сперва, а после он накрыл его губами, как сам Онегин сделал для него. Так непривычно, сладко и порочно. Безумно, страстно, стыдно, хорошо. Володя быстро всё закончил, выпив всю страсть, что предлагал ему Онегин. И только позже, лёжа на груди Евгения и счастливо вздыхая, то пальцами водя по коже гладкой, то притираясь к ней щекой и щекоча кудрями, Володя думал, что же теперь делать. Как с Ольгой объясниться, не обидев и не сломав ей жизнь своей любовью, которая одна теперь имела всю власть над ним, что можно лишь представить. Онегин и забыл уже, каково это просыпаться утром не одному в постели. Володенька трогательно обнимал его и сопел в подмышку, будить его совсем не хотелось, да и было о чём подумать. В прожжённом цинике вдруг расцветало чудо. Он, не верующий в любовь, влюбился. И желал, чтобы его любовь принадлежала только ему. Долго притворяться спящим, когда Онегин гладит кудри и целует, Володенька не мог себе позволить. Хотелось нежиться, лениться, целоваться и ни о чём не думать. И особенно о том, что Женя может вовсе несерьёзно всё то, что было между ними, воспринять. — Сегодня утро светится особо яркой краской, ты так не думаешь, мой Женя? Давай уедем из России навсегда и будем жить как захотим — в Европе? Володя сам не понял, как случилось, что он сказал об этом вслух сейчас. Он замер, как испуганный и дикий зверь, что на прицел попался. И ждал ответа, будто приговора, кляня себя за торопливость. — Я сам хотел бы предложить тебе Европу, но есть кое-что, что держит меня здесь, а именно наследство. Дядя был строгих правил, он прекрасно видел, как отец проматывает огромное состояние, поэтому поставил мне ряд условий, одно из которых запрещает мне три года выезжать за границу. Увы, мой мальчик. Володя замер, а потом так улыбнулся, как будто солнце осветило всё вокруг. Евгений не отказывался, нет, он только не имел возможности уехать. Но то сейчас, а через годы всё возможно, когда их выдержит любовь, что в сердце родилась так скоро. — Я тоже не могу уехать до того, как по закону не вступлю в наследство. Три года, а потом продам без сожалений и печали фирму папы и снова поселюсь в Баварии, где жил. Там, знаешь, как красиво? Я уверен — тебе понравится, нам только подождать. И если должен был бы я остаться ещё здесь, чтобы вместе ехать — то это бы мне было только в радость. Вот только… — Ленский помрачнел и отвернулся. — Я должен как-то с Олей всё решить. Она совсем не виновата в том, что я ужасным оказался женихом. — Найдёт другого, — пожал Онегин плечами. — Думаю, что ей это будет сделать весьма легко. — Почему ты так решил? Ты знаешь, Оля, как ранимый ангел, мне страшно причинить ей боль и рассказать, что я ей изменил и разрываю помолвку, о которой знают все в округе. — Наивный, Боже, откуда ты взялся такой? Я думал, романтики давно вымерли, — улыбнулся снисходительно Онегин. — Оля твоя — падший ангел, поверь мне. Да, она симпатична и умеет преподать себя красиво, но это фантик, уверяю тебя. Хотя если ты считаешь её идеальной, то зачем всё это? Внутри Онегина свирепым зверем ожила ревность. Он прекрасно видел насквозь таких девиц, и эта забота Владимира раздражала сверх меры. Нахмурившись, Володя потянулся к Онегину и пальцами коснулся его высоких скул и подбородка. Смотрел в глаза, понять пытаясь, откуда в нём такая неприязнь и ревность? Наверное, вот это объясненье всему, что Женя говорит так жёстко. — Она мой ангел, моя муза и отрада, та, что спасла меня в унылом местном мире. Но я хочу быть честным с ней и рассказать, что было между нами, но не сделать хуже. Не знаю как быть, может, ты подскажешь? — Ты издеваешься? — цинично рассмеялся Евгений и убрал тонкие пальцы от своего лица. — Я? Посмотри на меня, Володенька, я эгоист. И мне плевать на эту девицу и всех кто вокруг. Только на тебя хочу смотреть, тобою дышать. Я бы увёз тебя в столицу, если бы не знал, как порочен тот мир. А здесь… Пусть здесь, только… А впрочем, поступай как знаешь. Не мне учить тебя плохому. Не мне отравлять тебя своей пустотой. Онегин вылез из-под одеяла и не смущаясь отправился в ванную комнату. Ещё немного — и он наговорил бы гадостей, о которых бы потом определённо пожалел. Он уже сожалеет, что потянулся к такой чистой душе, он совсем ведь не пара Ленскому. Они как лёд и пламень. Определённо. Володя загрустил, засомневался, он думал спорить с Женей, говорить ему, что тот не прав в своём суждении о том, что может научить он лишь плохому. Дав обещание Онегину подумать и поскорее с Ольгой распрощаться, Володя с неохотой дом покинул, в котором бы остался с наслажденьем вечно. *** И как назло, по воле злого рока, когда пытался Ленский объясниться, так Ольга ласково его звала, светилась, улыбалась, так ждала их свадьбу… Что у Володи пропадали силы и решимость, чтоб с ней расстаться и помолвку разорвать. Приехав к Жене лишь на третий вечер, Володя полон был решимости и грусти. Он знал, что нужно делать, чтобы от Ольги не отвадить женихов. Но ему необходимы были Онегина советы и согласье. — Я решился, что объявлю о том, что расстаёмся мы с Ольгой, на приёме в честь помолвки. Там будут все, и я смогу сказать, что дело всё во мне. Что Оля ангел, ну, а я изменник, иначе я рискую оставить её в страшном положеньи, с чужими пересудами и осужденьем. — К чему всё это, друг мой? Мы ведь в двадцать первом веке живём, сейчас даже помолвок не справляют, кого волнует девичья честь? Твой порыв, он не сделает из неё девицу, если что. Иль ты решил признаться в гействе? Тогда зови и репортёров, заявим на всю страну. Онегин бесился. Они не виделись три дня, тогда как он скучал по Володе, который ежедневно виделся с невестой, а его избегал. И сейчас снова о ней пёкся, нет чтобы подойти и поцеловать. Жар внутри раздражал, как и зуд под кожей, и вся эта привязанность. Он ведь не звал любовь, не грезил встать в один ряд с идиотами, что окружали его всю жизнь. И вот приплыли. — А ты боишься объявить об этом? Считаешь то, что между нами, стыдным? И что до Оли — мы здесь не в столице, и я не могу её поставить в такое положение и думать, что совершенно ей ничем не навредил. И я надеялся на пониманье, на смелость и поддержку от тебя, хотя я знаю по себе, как тяжело мужчине в России всем признаться, что мужчин он любит. Володя хмурился, едва ногой не топал. Он злился, беспокоился, метался, кусая губы, комнату шагами мерил и к Жене не спешил идти он близко. — Ты волен сделать так, как нужно, как ты считаешь правильным. Что же до моего отношения к однополым чувствам, — тут Онегин не выдержал и, поймав Владимира, заглянул ему в глаза. — Ни разу в жизни не стыдился я своей ориентации. И имею успех как у женщин, так и у мужчин, но мы в России, здесь это скрывают. Хотя бы из чувства безопасности. Показать статистику убийств среди геев? И убивают их не выстрелом, не гуманно. Так что оставь свои иллюзии, малыш. Боюсь, что тебе проще будет жениться и завести детишек с Ольгой, так ты сохранишь свои мечты. — А ты считаешь, что я сделаю как проще? Из страха заклеймённым стать или убитым? А может, дело вовсе не во мне? Чего ты хочешь сам, Евгений? Ты думаешь, что, прячась по углам, счастливыми мы станем? Я уверен, что чем дольше ложь — тем тяжелее правду говорить. Я знаю это точно, потому что мне с каждым днём всё тяжелее видеть, как радуется Ольга нашим встречам, а я мечтаю вовсе не о ней. — Этот разговор пуст, ибо я не понимаю, чего ты хочешь. И ты сам этого ещё не понял. Любви и мира для всех? Так не бывает, Володенька, поверь мне, — Онегин отпустил юношу и отвернулся. — Ты волен поступать как знаешь. Я не знаю истины, прости. — Я поступлю, как сердце мне велит. Признаюсь всем, чтоб Ольгу не позорить, и если ты придёшь, мне станет легче выдерживать всеобщее презрение. Помолвка будет в пятницу, Онегин. Я жду тебя, но не обижусь, если решишь ты, что смотреть скандал не хочешь, тем более участвовать в подобном. Евгений с грустью проводил пылкого юношу взглядом. Как бы хотелось ему уберечь Владимира от грязи этого мира, но придётся поступить совсем наоборот. Раскрыть ему глаза на Ольгу, на друзей и нравы. Он сел в кресло и уставился на книжные полки. Хотелось выпить и забыться. Поэтому через полчаса он уже сидел с третьим бокалом вина и листал сообщения на Фейсбуке. Приглашения до сих пор сыпались на него, как и поток странных людей, которых он не помнил. А вот и знакомое лицо. Он пролистнул назад и открыл сообщение от Татьяны Лариной. Занятно. *** — Сегодня мне Вовчик сказал, что Женя спрашивал о тебе, — как бы между делом сказала Оля и продолжила пилить ноготки. — И… что? Что спрашивал? — горло пересохло, и голос стал похож на мерзкое воронье карканье. От неожиданности Таня замерла, забыв обуть вторую ногу и прижимая туфлю к груди. — Да так, о том, о сём, — лениво бросила сестра и замолчала, а Тане хотелось запустить в её блондинистую голову несчастной туфелькой! Нельзя же было так издеваться! — А чего это ты вся побледнела? — Н-ничего, — выдавила Таня и вылетела прочь из квартиры. Он спрашивал! Интересовался! Таня летела на работу будто на крыльях! Сбитая с толку, впервые испытывающая нечто подобное, она была счастлива и растеряна. И окрылённая настолько, насколько может быть окрылён человек, познавший первый раз такое яркое и невероятное чувство… О боже! От эмоций у Татьяны даже покалывало на кончиках пальцев, в животе топтались бегемоты, не меньше, а в голове наконец была звенящая тишина! *** Татьяна с глупой улыбкой мечтательно разглядывала проплывающие облака из окна своей комнаты. И солнце будто светило ярче или ей так казалось? Ольгу, занятую подготовкой к свадьбе, не интересовали Танины переживания, а ей и лучше! А мама и так не баловала вниманием, а уж теперь, когда Оленька собралась замуж, и вовсе забыла, что у неё есть вторая дочь! Теперь Таня прекрасно понимала, почему Ольга тогда, два года назад, сбежала с байкером прямо с выпускного! Таня бы и сама сейчас вытворила чего-нибудь эдакого! Предложи ей Евгений сбежать с ним на край света — полетела бы сломя голову! А за сестру тогда все знатно испугались. Искали с полицией и нашли через месяц на каком-то жутко популярном байкерском фестивале, босую и пьяную, и силой увезли домой. И как хорошо, что байкер тот отвязался от девчонки… Теперь Оля совсем взрослая — невеста! — О чём мечтаешь, птичка моя? Таня улыбнулась и посмотрела в сторону говорившей. — Виолетта, привет! — Она обняла женщину и, отстранившись, улыбнулась. — Ты снова выкрасила волосы в бордовый! Мамина подруга, несмотря на возраст, очень любила эксперименты — то волосы в какой-нибудь яркий цвет покрасит, то новую татушку на видном месте набьет… Одевалась она для своих лет тоже достаточно экстравагантно, молодежно, с капелькой безуминки. Вот и сегодня пришла красоваться новой прической: одна сторона головы полностью выбрита, а оставшаяся часть волос тщательно уложена в творческом беспорядке. В ухе несчётное количество серёжек, майка в обтяг, драные джинсы и какие-то немыслимые кроссовки на огромной платформе. — Ах, няня! — в шутку она часто обращалась так к маминой подруге. — Ты знаешь… Голос задрожал, и от переизбытка чувств на глазах выступили слёзы. Она судорожно вздохнула. Открыла было рот и тут же закрыла его обратно. И что сказать? И как сказать? — Детка, — Виолетта встала рядом и тоже посмотрела на закатное небо. — Ты же помнишь, что можешь мне всё-всё рассказать? Таня уткнулась лбом в её плечо, зажмурилась крепко и заговорила: — Влюбилась я… В первый раз со мной такое! Как только увидела, так и забыла, как дышать! И сама не своя с тех пор, представляешь? Она посмотрела Виолетте в глаза, а та лишь нежно улыбалась. У Тани же глаза лихорадочно блестели, взгляд бегал, а пунцовый румянец на щеках выдавал её встревоженность. — Я никогда же раньше… Никогда! А расскажи мне про свою первую любовь… — Не стоит, детка. — Ну пожалуйста! — и она моляще посмотрела на женщину, которой доверяла многие свои секреты. — Ох, Таня-Таня! — Виолетта покачала головой и снова посмотрела на закатное небо. — А не было у меня любви никакой, веришь? Хотя вру, конечно, Геннадий и есть моя первая любовь… — Геннадий?! — удивилась Таня. — Но подожди, вы же с ним только год назад познакомились! А как же в юности? Ты же замужем была. — А это знаешь, как бывает? Для замужества и любить-то не обязательно… — она как-то тоскливо так посмотрела на Татьяну. — Береги, Таня, себя. Береги… Было мне тогда совсем немного лет, когда появился в нашем дворе новенький. Ох, хорош был, зараза! Да только мне он был совсем не интересен. А тот хвостом за мной ходил, цветы дарил, а когда я его перед всем двором высмеяла, обозлился, не простил унижения и подловил один раз поздно вечером… А когда потом пузо уже на нос полезло, отец к стенке-то и припёр, мол, кто? Пришлось сознаваться. Ну, а там, понимаешь, Витьке выбор дали — тюрьма или свадьба… Вот так и началась ранёхонько моя семейная жизнь. Поэтому да, родная, Генка и есть моя первая любовь… — Ох, Вита… — Не грусти, много лет уж прошло! Оставшись в одиночестве, Татьяна призадумалась. Вздохнула, забралась в кресло с ногами, взяла с тумбочки любимую тетрадь, ручку, и строчки полились на лист бумаги сами собой: Предстали вы перед прекрасны очи, И я совсем забыла, как дышать. Прошу вас говорить мне не мешать, Взволнована, гадаю дни и ночи. Вы любы мне, примите эти чувства! Прошу, не дайте вы мне умереть. Не долго так и мне совсем сгореть! В душе моей теперь нежданно пусто… Так сильно жажду я вашей любви! Так сильно жажду вашего вниманья! Прошу от вас лишь робкого свидания, Стать моим ласковым, любимым визави… Скажите, Женя, просто мне ответьте! Любима ли я вами горячо? И что же мне желать от вас ещё? Помилуйте, молю я всем на свете! Таня перечитала строчки вновь и вновь… И как уж она отважилась? Шут его знает, но найти Онегина в соцсетях не составило никакого труда, да и сообщения были открыты! И она быстро набрала текст и отправила, замерев перед экраном, задержала дыхание, когда Евгений вдруг появился в сети, а затем прочитал сообщение и ничего не ответил ни через пять минут, ни через час… *** Татьяна нервно сжимала сумочку и то и дело поправляла непослушные локоны, сидя на заднем сиденье такси. Окно было открыто, и сквозь него в салон просачивался плотный летний воздух. Она открыла окно ещё шире и подставила лицо встречному ветру. Онегин так и не ответил ей. Ни строчки. Ни «да», ни «нет»… И Таня извелась, проклиная всё на свете! Но утешала себя мыслями, что такой богатый человек непременно занят и ответить на сообщение просто не нашел времени. Но все же Таня сильно переживала, решаясь на такой отчаянный шаг, как приехать в гости без приглашения. Узнать адрес не составило труда — жил Евгений в частном доме, а таких всего одна улица в их городишке, да и каждый житель таких хором у всего города на виду и на устах… Машина плавно притормозила у ворот, и Татьяна, расплатившись, вышла. Она нервно переминалась с ноги на ногу и корила сама себя за то, что приехала. Ну какова идиотка же, бегать за мужчиной! И что он о ней подумать должен? Навязчивая и назойливая? А если отмахнется от неё, как от мухи? Нет, Таня не перенесёт отказа! И она уже было собиралась рвануть вслед за отъезжающим такси, когда калитка приветливо отворилась, и Татьяна решила хоть одним глазком взглянуть на дом. Она робко шагнула на участок, в вечерней тишине стук тонких каблучков был очень звонким и эхом разносился, а ветер подхватывал его и уносил вдаль. Дом был красивым и мощным, и Таня представила Онегина богатым барином, а себя — бедной крестьянской девушкой, и тут же ощутила, насколько они разные. Она застыла посередине и посмотрела на приоткрытое окно, сквозь которое на улицу лился неяркий тёплый свет. Таня тронула ручку двери, и та скрипнув отворилась. Откуда-то лилась красивая и мелодичная музыка, и девушка прошла внутрь. — Евгений! — позвала она, но в ответ тишина… Татьяна пошла на звуки музыки и застыла в дверном проёме. Онегин сидел на диване, откинувшись на спинку, и, кажется, спал… Голова его была запрокинута назад, рубашка расстёгнута, оголяя божественный торс. Брюки, слава всем богам, были на месте. Он сидел, вытянув босые ноги. В одной руке дымилась сигарета, а в другой была зажата бутылка из тёмно-зелёного стекла. Таня испугалась, что он сейчас устроит тут пожар, и сделала было шаг, чтобы аккуратно вытащить из пальцев сигарету, как вдруг Евгений открыл глаза и уставился на неё удивленным мутным взглядом. Молча затянулся сигаретой и похлопал рядом с собой, приглашая девушку присесть. Сердце сделало кульбит, гулко ударяясь о рёбра, и Таня, сглотнув образовавшийся в горле ком, сделала неловкий шаг в сторону мужчины. Присела рядом и попыталась забрать из его рук бутылку, но тот лишь улыбнулся дерзко. — Не вынесла душа поэта, и ты пришла ко мне сама, — констатировал факт хозяин дома. — Смелая девочка, но обещай мне, что больше никогда и ни к кому ты не поедешь ночью без приглашения. Поверь мне, не каждый мужчина может сдержать свои животные порывы. О да, они есть у всех, как бы мужик не маскировал их дорогими костюмами и золотыми часами. Но сейчас — обо мне. Тут Онегин промочил горло прямо из бутылки и ненадолго замолчал. Это была уже третья, и напивался он вполне на законных основаниях: Володя упорствовал и никак не хотел снова оказываться в его постели. Наивный романтик, верный слову, данному не ему, Евгению, а какой-то девице. Ещё и письмо от влюблённой монашки. Вино отодвигало это всё куда-то далеко, но люди злы, они не дают избавиться от мыслей вот так просто. И эта дева пришла к нему, не побоялась, пусть радуется, что в его игре ей нет места. — Я пустой человек, Танечка. За всем этим фасадом усталый старик, которому уже несколько лет не дано дорожить хоть кем-то. Похоронив отца с дядей, я не проронил ни слезинки. Разве сможешь ты, такая трепетная и талантливая девочка, быть рядом с тем, кто холоден и мерзок? Я сломаю тебя, растопчу твои чувства и стану кошмаром наяву. Не нужно дарить мне свою любовь, дитя моё, я не достоин даже взгляда. — Я смогу, я хочу! — шептала она дрожащим голосом и нервно мяла подол платья… Таня посмотрела на Евгения, такого красивого и строгого, и ей так захотелось прикоснуться — она даже руку протянула, но Евгений отмахнулся, словно от назойливой мухи. — Наивная, как и все женщины. Ты думаешь, что сможешь, но это не так. Я растопчу твою любовь, сломаю волю, уничтожу всё прекрасное, что есть в твоей душе. Я монстр, пойми же, глупая. — Но я люблю тебя… — сказала она как само собой разумеющееся, хоть и подступающие слёзы душили и жгли глаза. Неужели прогонит? Онегин встал, слегка покачиваясь от выпитого. Бутылка оказалась пуста, и он досадливо цокнул. — Люблю… Как часто люди треплют это слово, не зная, что мука это. Любить — мученье, каторга, ад. Я думал, что давно избавлен от этой заразы, но всё внутри пылает и требует его. Прости, я не отвечу на твою любовь, ибо моя направлена на другого. Такой вот четырехугольник у нас получился. Ты, Ольга, Ленский и я. И мы с тобой в одинаковом положении. — Подожди, — Таня нахмурилась. — Ничего не понимаю. Ты и Ольга? — Ольга? Нет, увы, это было бы слишком банально. Сердце моё отдано юноше, что хочет жениться на твоей сестре. Вот такой пассаж, — Евгений диковато улыбнулся и подошёл к барному столику, где заранее выставил ряд бутылок. Даже будучи пьяным, он с лёгкостью использовал штопор, и тут вспомнил, что не один. — Вина? — обернулся он к даме. Татьяна сидела, ошарашенная тем, что она услышала. — Так вы гей? Онегин как-то слишком загадочно улыбался, и ему, похоже, было совершенно плевать на то, что он только что так легко растоптал её чувства! Да он издевается над ней! На глаза навернулись слёзы, а внутри стало так мерзко. — Знаете, могли бы придумать что-то более приземлённое, чтобы отшить чувства наивной дурочки, нежели… это. Она встала, оскорблённая, и уже направилась было к выходу, но Евгений, видимо, был настроен на исповедь. — Никто уже давно не верит в правду, как ты её не вознеси. Соврёшь красиво и бездушно — рады, а правда… Я понимаю, что это сложно, предосудительно и преступно, но мне плевать. Володя мой, он нужен мне как воздух. Как ты писала мне в письме, за исключением невинных чувств — мои, поверь мне, далеко греховны. — Если всё так, как вы сказали, — прошептала Татьяна. — Вы страшный человек, Онегин… Вы обманщик, как и Вова, и от этого противны мне. Она со всей силы сжала ручки сумки и крепко зажмурилась… Никогда не чувствовала себя столь униженной, как сейчас. — Увы, я говорил, что растопчу твои чувства. Как видишь, правда хуже лжи, — и он снова отпил из бутылки. Таня подошла к нему, замахнулась, чтобы ударить, но Евгений перехватил её руку и улыбнулся так сладко и греховно, что сердце девичье заныло. Этот… подлый сердцеед покачал указательным пальцем у неё перед носом, Таня всхлипнула и, выхватив бутылку, отпила несколько глотков, чувствуя только кислый привкус обиды. — Сегодня же Оля всё узнает, а вам я советую исчезнуть из наших жизней. — Увы, Танечка, увы. Правда весьма горька, и не все хотят пробовать её на вкус. А твоя сестра имеет виды на Володю, большие. Поверь, ей наплевать на то, кто он, ведь главное тут деньги. Так ведь? Не злись, дитя, это просто шанс. У кого-то — на жизнь получше, а у кого-то — на любовь. Что бы выбрала ты на моём месте? А впрочем, тебе и на своём противно. Такси? — Да как вы смеете? — Таня застыла от обиды, злые слёзы жгли глаза, и она вылетела из дома, не в силах больше терпеть этих унижений. Так и бежала по дороге, а там запрыгнула в первое притормозившее такси и отправилась домой, изо всех сил давя рыдания.