Ночь темна перед рассветом

Они вваливаются домой, и Бакуго уже почти ничего не соображает. Киришима буквально бросает Кацуки у порога, снимает обувь и бежит на кухню, роется в аптечке и быстро глотает подавители, запивая водой прямо из чайника. Через минут десять должно подействовать. Бакуго садится у порога, сдвигает колени и откидывает голову назад. Он аж до боли возбужден. Кацуки вовсе не заботит, что входная дверь настежь открыта, не заботит, что Киришима где-то бродит, видимо, пытаясь охладиться, он просто расстегивает пуговицу и ширинку брюк, пихает руку и без зазрения совести мастурбирует в чужой прихожей. Удовольствия не приносит, да он и сам знает, что кончить не сможет. Бакуго начитался, еще когда только узнал о своем положении, в детском доме, что течек больше не должно быть в период беременности. И Кацуки уже понял это. Либо с ним, либо со спиногрызом что-то не так. Он хотел есть, его желудок чуть ли не серенады пел, но штаны палаткой, а ноги сводит от напряжения. Ему хочется хоть чего-то, кого-то. Ему не доставляет удовольствия мастурбация. Он ебаная шлюха. Ебаная, в прямом смысле, шлюха. Киришима не знает, оно и к лучшему, да только они теперь связаны. Зачем Бакуго принудил Эйджиро к укусу под действием феромонов? Знал же, что он не сможет отказать. Сказать альфе «укуси меня» — все равно что бывшему алкашу протянуть заветную стопку, да снабдить запасом алкоголя на оставшуюся непродолжительную жизнь. Кацуки двигает рукой как сумасшедший, стонет на всю квартиру, в подъезде раздается эхо. Эйджиро вбегает в прихожую, захлопывает дверь, закрывает на все замки и, борясь с самим собой, стараясь не дышать, подхватывает Бакуго под колени, несет в самую дальнюю комнату. В доме точно есть одинокие альфы. Они своего шанса упустить не захотят. А Кацуки рукоблудил с открытой дверью… Киришима представляет все проблемы, которые его ждут. Эйджиро старается быть не слишком грубым, укладывает его на кровать и еле держится, чтобы им не овладели животные инстинкты. Бакуго хватается за его руку, будто она способна его спасти. Киришима долго смотрит в затуманенные глаза, ни о чем не думает, затем переводит взгляд на живот Бакуго. Он не может этого сделать из соображений совести. Да, Кацуки будет мучиться, да, он будет последним гадом на этой жалкой планете. Но Бакуго чей-то. Не его. Ребенок Бакуго тоже не от него. У Киришимы нет никаких прав на него, и этот укус был проебом года для них обоих. Он наблюдает, его почти отпустило желание, лишь болезненный стояк напоминает о себе. Бакуго ни в коем случае нельзя принимать гормональные подавители. — Может я позвоню твоему парню?.. — Эйджиро считает это хорошей идеей. — Н-нет! — вскрикивает Бакуго, сильнее сжимая его руку. — Сколько у тебя идут течки? — Пять дн… дней… Эйджиро стянул с себя ветровку, стал стягивать с Бакуго одежду — она все равно вся грязная, да и так ему будет проще. — Может, я все же наберу ему? — еще раз спрашивает Киришима, и получает все тот же ответ. — Ты не хочешь его волновать? — Он… не знает… — врет Кацуки. — Что не знает? Что ты омега? — Эйджиро останавливается на футболке Бакуго, смотрит ему в глаза. Кацуки снова отрицательно мотает головой. — Что ты беременный? Бакуго кивает и скулит, Киришима стягивает с него футболку и наблюдает недолго за небольшой выпуклостью. — Какой месяц? — Эйджиро сам не знает почему, кладет на живот Бакуго руку. — Четвертый… — Бакуго закрывает глаза, задерживает дыхание. — Течка не должна случаться так поздно, — замечает Киришима. Бакуго скулит, часто дыша, чувствует нежную руку Киришимы на своем животе и жмурится. Кацуки отпускает его руку и практически умоляет взглядом. Эйджиро кладет руку на его член и ловит выдох Кацуки сквозь зубы. — Я просто помогу тебе. Но потом мы вызовем скорую, — голос Киришимы решительнее некуда. Много времени Бакуго не понадобилось, чтобы получить разрядку. Эйджиро, проявляя колоссальную выдержку, приводит вертящегося Бакуго в порядок, переодевает его в свою старую пижаму, которая подходила ему по размеру лет в шестнадцать, и все еще косо смотрит на укус. Если шрама не останется, Киришима переживет это. Укус, с одной стороны, гарантировал безопасность Бакуго, пока они добирались до дома, и другого выхода особо-то и не было, а с другой стороны, Кацуки беременный. И отец явно не Киришима. Как отреагирует отец ребенка, узнав о таком стечении обстоятельств? Эйджиро идет за телефоном, достает его из куртки и возвращается назад. — Не вызывай врача, — Бакуго смотрит строго. Даже гневно. Это больше не просьба, а приказ. — Что? Почему? — Киришима недоуменно смотрит на Кацуки. Сказать ему, что его полиция ищет? Сказать ему, что он несовершеннолетний? Сказать, что он нелегально работает проституткой? Бакуго лежит на боку, тяжело дышит, ему до сих пор плохо, временами знобит, а еще и думать, что соврать. Такая себе задачка для тухлого мозга. — Не надо. Кацуки пытается надавить на Эйджиро, но тот все равно свайпает пальцем вправо и набирает номер в контактах. — Это моя подруга. Все будет нормально, она учится на отделении урологии и гинекологии*, — уверяет Киришима, и Бакуго верить ему не хочется. — Привет, Мина-сан? Я больше тебя ни о чем не попрошу! Можешь приехать? Я был бы… Киришима поднимается, выходит из комнаты, и Бакуго перестает слушать. Его клонит в сон, ему просто хочется выспаться после бардака, что сотворился в его жизни за эти сутки. И опять он спокойно спит до десяти, пока, видимо, Мина-сан не прибывает в Киришимины хоромы, и почему-то трое его расталкивают. Эта девушка притащила кого-то с собой?