Ночь темна перед рассветом

Бакуго свалился на него, как снег на голову. Когда Эйджиро увидел его на остановке — закрылся капюшоном, чтобы Кацуки не пугал его вид. Потом Бакуго стошнило, и Киришима ему помог. Эйджиро понравилась внешность Кацуки, а не он сам, не его живот, скрытый под одеждой. Лицо. Киришима и думать не мог, что с Бакуго все так обернется. Кацуки был не такой, как все предыдущие партнеры Киришимы. Бакуго был удивителен, и это вдохновляло Эйджиро. Киришима влюбился, как мальчишка. И каждое утро, что Кацуки просыпался вместе с ним, было особенным. Эйджиро без памяти был влюблён. Бакуго улыбался, готовил ему после работы, целовал настолько искренне, что у Киришимы чуть не ехала крыша, а в животе двадцати пяти летнего парня порхали бабочки. Кацуки стал его смыслом. Но Эйджиро боялся это показать, боялся сделать что-то не так. Киришима действительно хотел Бакуго только счастья, только добра. И это все заруинило. Эйджиро боялся проявлять свои чувства, боялся нарушить свое обещание. Что он навредит Бакуго. Что Кацуки уйдет, как другие. Что никто его больше не полюбит. Что он останется один. Опять. Эйджиро боялся влюбляться. И позволил себе влюбиться в Бакуго, но до смерти боялся его потерять. И теперь он пил, от вины, от потери, от боли. Он убивался, страдался по какой-то шлюхе, которая убежала и нашла себе нового хахаля буквально через день. Киришиме было обидно. Ему было стыдно, что он от злости, от разочарования, от досады и боли, бросился на этого несчастного друга Мидории. Киришима обожал Бакуго, любил его до дрожи в коленях и пульса в висках. Эйджиро не знал, что ему делать теперь. Когда он столько натворил. У Бакуго нет повода вернуться к нему. Он уже с другим. И счастлив. Они убегали, держась за руки. Киришима тогда не гнался за ними. Он сидел на асфальте, согнувшись над землей, еле дыша и еле сдерживая слезы. В тот день Киришима и начал пить. Пытался забыть, но воспаленное алкоголем сознание не давало. Напоминало ночь, когда Киришима избил Кацуки. — Видит Бог, я не хотел, — рыдал Эйджиро. Он ненавидел себя за все, что он делал. За то, что он дышал с Кацуки одним воздухом, за то, что жил когда-то с ним, за то, что тронул его, за то, что помог ему. За то, о чем не может себе сознаться. Не может. Он совершил ужасное, ужаснее, чем ночь, когда Бакуго лежал в луже своей крови и рвоты. Эйджиро клялся себе — он никогда себе это не простит. Никогда. Киришима даже хотел убить себя, но его остановили мысли о маме, о сестрах. Он сидел с лезвием на согнутом колене. Натирал спиртом руку, сидя в ванне. Все же медик. Он был решителен — ни одна слезинка не упала из его глаз. Он готов был поплатиться за свой грех. За который он себя ненавидел больше всего. — Фух, ну погнали, — сказал он, сжимая в руке лезвие и наставляя его на вену и давя. Первые капли крови проступили. В голове Киришимы не было ни одной мысли. Ему было больно физически, его голова была пустой, но не тяжело пустой, а на душе почему-то было легко. Будто он избавляется от чего-то громоздкого. Он откинулся на холодную плитку и вздохнул. Ему не было страшно. Ему было хорошо. Он только чуть вспорол кожу — струйка была маленькая. Он не умрет. Но эта боль отрезвила его голову. Что смерти еще не время. Он с облегчением вздохнул и улыбнулся. Ведь жизнь же не закончилась. Хотя, тяжело было это понять. Но этот миг дал Киришиме еще один шанс. Еще немного времени себя покарать, поненавидеть и посуществовать. Может, у него кишка тонка. Может, не захотел умирать сейчас. Не все он сделал. Не поставил сестер на ноги, не обеспечил маме счастливую старость. Вот тогда уже можно будет умереть со спокойной совестью. А Бакуго… Бакуго уже закрытая тема. Пора его забывать и двигаться дальше. В тот день Киришима был счастлив. После этого он не пил около двух дней. Но серость города, слякоть и пустота и в душе, и в квартире, снова заставила Эйджиро взяться за бутылку. Он пил так сильно, что забывал, какой день и какое число. Что вообще происходило. Пока в его квартиру не вломились Сэро и Каминари, за спинами которых стояли Мина и Джиро. Им пришлось вызывать мастера, чтобы открыть дверь в квартиру, потому что Эйджиро не реагировал ни на телефон, ни на звонки в дверь. Он не посещал университет, не искал подработку. Он пропивал все деньги, которые копил на лечение Бакуго. Он пропивал все. — Ты че творишь, чувак? — Денки подошел к другу, но Киришима отмахнулся. — Пошли нахер отсюда, — Киришима спрятал лицо в ладони. — Что случилось? — нахмурилась Мина. — Эйджи, скажи нам. Киришима вздрогнул, чуть повел шеей, будто очнувшись. — Б… Бакуго ушел, — захныкал Киришима. — Он молодец. Нехуй меня терпеть… — Почему? — вклинилась Джиро. — Я его… хн-н… — Киришима не мог дышать. — Я его избил. У-у… до полусмерти… он… он… его рвало… кровью… Эйджиро зарыдал в голос. Ашидо зажала рот рукой, а Джиро непонимающе смотрела то на Киришиму, то на Мину, то на Сэро и Каминари, которые стояли, открыв рот. — Я… я… а-ам-мх… Я уб… хн-нг! Его… — Эйджиро тер глаза рукой. — Боже ж ты мой… я так… так… себя ненавижу… Ненавижу… — Эй, бро, все хорошо, — Каминари положил руку на плечо Эйджиро. — Ничего… не хорошо… Джиро присела на стул, а Мина еле держалась на ногах. — Он еле дышал… я сломал ему… а-а… чтоб я умер… — Эйджиро ударил себя по лицу. — Хочешь обняться, бро? — Денки протянул ему руки. И Киришима потянулся к другу, крепко обнимая его. — Я так… скучаю… по нему… я не посмею даже приблизиться к нему больше никогда… — хныкал Эйджиро. Джиро смотрела в заплаканные глаза Киришимы, которые ничего не выражали и никуда не смотрели. Вся боль в Эйджиро сейчас была сосредоточена в его сердце. — Я его так… я его так люблю… я так… я не… хотел… убив… ать… — Эйджиро смотрел вперед, но будто не видел ничего. Из его не моргающих глаз струились слезы, он шмыгал носом и кривил губы. — Я не хотел убивать… — Киришима зажмурился и заплакал как ребенок. С хриплым криком. Мина закрыла лицо руками, уперев локти в колени, Джиро отошла к дивану и села на подлокотник. С кем в квартире они находились? Со своим другом? Или с убийцей? Кого убил Киришима? — Ты убил Бакуго? — нахмурился удивленный Сэро. Денки вздрогнул. — Ха… нет… — Киришима шумно сглотнул и отстранился. — Извините… Эйджиро развернулся и побрел в спальню, падая на кровать. Компания ждет, пока стихнут его всхлипы и болезненные стоны в подушку. — Может, с Бакуго поговорим? — А если его он убил? Откуда мы можем знать?! — вскрикнула Мина. — Где он вообще? Боже… — Успокойся, Мина-чан, — обернулась Джиро. — Не смог бы он убить Бакуго. Он слишком его любит, — Ханта потер подбородок. — А кого? — спросил Каминари. — Надо найти этого Бакуго. Даже если он умер. Мне плевать, но Киришима мог все, что угодно сделать с этим Бакуго. Если он сказал, что избил его до полусмерти — он мог его и убить. Ох-х, не знаете вы Киришиму. Совсем не знаете. — Расскажи нам, — попросил Ханта.