Ночь темна перед рассветом

Киришима вышел из здания подработки, по пути застегивая ветровку и направляясь к дому Каминари. Возможно, он соврал, что дом Денки находится близко к его подработке, просто охота была пройтись и остудить голову. Эйджиро шел закаулками, где людей в такое время не было. Именно людей. Да, тут были те, кого людьми уже не назовешь. Те, умирающие в своем маленьком мире из двух стен рядом стоящих зданий и мусорных баков, где они искали себе пропитание. Нет, не те, что остались без места жительства. Те, что просто не видели смысла в своем существовании, лежали, кто без сознания, кто закатывал глаза, сжимая-расжимая лежащий рядом одноразовый шприц, который использовался уже точно не в первый раз. Киришиме временами хотелось прилечь рядом с этими ребятами, попросить остатки в шприце и вколоть себе. Чтобы немного отпустило. А потом задыхаться от боли, от неудачно прожитой жизни, когда не будет хватать денег на лечение от дряни, которой иголка этого грязного «неодноразового» шприца его заразила. Эйджиро скривил губы этой мысли, аккуратно переступая через чьи-то ноги. Конечно же, тут были и незаконные проститутки и проституты. Они стояли по стенам, предлагая свою «помощь», и Киришима ехидно усмехался. Стоял ли когда-то так и Бакуго? Эйджиро вытянул из внутреннего кармана сигарету и закурил, наркоманы глядели на него, как на избавление, юноши и девушки с низким социальным статусом вульгарно усмехались. Киришиме было почти плевать. — У вас тут есть омеги? — спросил он одного из тех парней. — Да. Даже течные, — усмехнулся он тонкими губами и скрестил руки на груди. — Нужно? — Нет, я интересуюсь, — Киришима тут же пошел дальше, не слушая уговоры этого паренька. Эйджиро стало интересно. Продавал ли Бакуго себя во время течек? Киришима свернул, выползая из этого цирка уродов и сворачивая на нормальную улицу. Он затягивается, выдыхает и бросает сигарету в ближайшую лужу. Он снова начал курить, чтобы сигареты давали ему успокоение, но на деле они не дали ему ничего, кроме отдышки. Эйджиро даже прикупил себе успокоительные по совету знакомого-фармацевта. Не помогали. Его давили собственные мысли, собственные доводы. Поэтому он и согласился на встречу с Каминари. Может, ему поможет разговор с другом. С тем, с кем он может разделить все, что угодно. Даже постель. Киришима сует руки в карманы, достает жвачку, чтобы от него не так воняло табаком. Он входит во двор дома Каминари, смотрит на время, а затем звонит. — Бро, спускайся, — говорит Киришима в трубку. — Окей, сейчас, — и отключается. Через пять минут из подъезда вышел Денки, в его руках было два шлема. — Куда-то едем? — спросил Киришима, и Денки, улыбнувшись, кивнул. — Куда? — В наше место. Киришима сразу понял, о чем речь. Сразу вспомнил себя в выпускном классе. Как они занимались сексом в лесу на траве, подстелив друг под друга только школьные пиджаки. — Ого. Ты еще не забыл где оно? — хмыкнул Киришима. — Я никогда ничего не забываю. Я же езжу домой. Там теперь пикники устраивают, — объяснил Каминари, подавая Эйджиро шлем. Киришима надел его, плотно застегнул, Каминари сел за руль, Эйджиро пристроился сзади, по привычке сжимая куртку Денки по бокам. Каминари поднял забрало*, глянул на Киришиму, сказал обнять его крепче, Эйджиро кивнул и пропустил руки, обнимая Каминари за крепкий живот. «Совсем не такой, как у Бакуго,» — замечает про себя Киришима. — «Он начал ходить в зал? Ну естественно начал». Они тронулись. Сорок минут свистящего ветра, собственных раздумий и пейзажей вокруг заставили Киришиму задуматься чуть ли нео вечном. Когда они остановились, солнце садилось, окрасив тучи в пурпурный. Киришима слез с мотоцикла, снял шлем, водружая его на тот же мотоцикл. — Красота, — выдохнул он. — Я хотел поговорить с тобой, — начал Каминари. — У вас с Бакуго все хорошо? Киришима смотрел на садящееся солнце. — Да, а что? — проговорил он твердо. — Помнишь ночь, когда мы у тебя тусили. Кажется, я слышал то, что не должен был, — признался Денки. — Поэтому ты и я здесь. — Что ты слышал? — нахмурился Киришима. — Все слышал. От начала и до самого конца. Все слышали, мне кажется, — Каминари опустил взгляд. — Зачем ты сделал это с ним? На лице Киришимы мелькает тень сомнения, он смотрит в закат, потом оборачивается на лес и вздыхает. — Он заслужил, — выдохнул Киришима. — Никто не заслуживает быть изнасилованным! — кричит Денки в ответ и смотрит в упор на Эйджиро. — Никто! — Ты же это не понаслышке знаешь, — зарычал Эйджиро. — Я знаю, зачем ты меня сюда привез. Чтобы напомнить о той ночи. О том вечере**. — Когда ты меня… — напомнил Денки, но его перебил Эйджиро. — Изнасиловал? Ты это хотел сказать? Тебе нравилось, что я делал. Я не собирался причинять тебе боль. И я не причинял, — выдохнул Киришима, скрещивая руки на груди. — Я тебя не насиловал, даже если ты так считаешь. — Ты использовал меня, — Денки сделал шаг вперед. — Ты использовал Бакуго. — Ты в своем уме?! — закричал Киришима. — Тебе походу лечиться надо. Я не пользовался тобой! Никогда! Я тебя любил! Это ты меня предал! — Каким образом я тебя предал?! — закричал в ответ Каминари. — Эта девка… Джиро! Ты даже не поинтересовался где я, когда я уехал. Ты ни разу мне не позвонил! — Эйджиро нервно сжимал кулаки. — Мы даже не были вместе! Мы никогда не были вместе! Это был одноразовый секс, Эйджиро! — Каминари махнул рукой. — Ты не должен был так поступать с Бакуго. — А как я должен с ним поступать? Холеть и лелеять? — Киришима успокаивался. — А за что? За то, что эта тварь тоже меня предала? — Он тебя любит, идиот, — зарычал Денки. — Ты бы видел с каким обеспокоенным лицом он пришел, когда ты чуть не спился! Ты ему по гроб жизни обязан! — Он носит ребенка, знаешь ли! — выпалил Эйджиро. — И я не знаю, от кого он! Как мне еще с ним поступать? Он шлюха, разве ты не понимаешь?! Ты правильно тогда сказал, что ему не составит труда раздеться перед кем угодно! Я не могу ему доверять! Каминари опешил, долго смотря в чужие глаза. Киришима отвернулся к солнцу. — Не знаю, что мне делать, — выдохнул Эйджиро. — Я люблю его. Боюсь, что он уйдёт от меня. «И правильно сделает,» — подумал Каминари. — Если он уйдет, я не знаю… я умру. Я не могу без него. Если я приду домой, а его дома не будет, и он не вернется… Я не знаю, что я с собой сделаю. Он — мое все, — Эйджиро смотрел на черные макушки дверевьев в закатном солнце. — Я не могу ему доверять. Он всегда поступает так, как хочет. — Это не оправдывает тебя… Это подсудное дело. Ты его терроризируешь, — выдохнул Каминари, садясь на скамейку, которую тут поставили совсем недавно. — Люди не делают так, если любят, Эйджиро. — Я не умею любить? — Киришима глянул с каким-то сожалением. — Умеешь. Но ты его не любишь. Ты от него зависим. И он от тебя, проходили же на психологии, — Каминари стал рассматривать свои перчатки. — Я не могу его бросить… я не могу, Денки. Он — все, что у меня есть. Не будет его, не будет и меня, — взгляд Эйджиро забегал. — Я не могу допустить, чтобы он жил своей жизнью. — Ты слышишь себя? — Денки поднял злой взгляд. — Ты сам признаешь себя тираном. Отпусти его. Пока еще не поздно. Пока вы еще можете разойтись. Ты избил его, да? — Да. После одной пьянки с вами… не представляю, как он ушел. Может, ему кто-то помог… — Киришима смотрел куда угодно. Каминари понял, что Эйджиро волновал как Бакуго ушел, а не то, что он наделал. — Зачем ты его избил? Эйджиро не ответил. — Он тебе не нужен. Вы должны оба получать удовольствие от процесса, а не ты один. Почему я должен тебе это говорить? Разве ты не должен сам знать это? — рыкнул Каминари. — Ты хоть раз получал удовольствие от секса? По-настоящему? — С тобой, — выдохнул тихо Киришима. — А с ним? — раздраженно выпалил Каминари. Он чувствовал, что разговаривает со стеной. — У нас было только один раз. Он попросил, — объяснил Эйджиро. — Ты должен получать удовольствие с человеком, которого ты любишь. То, что ты сделал, потому что он попросил — это не любовь, Киришима. Ты разве сам хотел этого? — Каминари сжал свои волосы. — Не то чтобы, — Эйджиро опустился рядом с Каминари. — И зачем ты с ним? Ради чего? Я не понимаю. Он малолетка. Конечно же, он не будет терпеть тебя вечно, — произнес Денки раздосадованно, добавляя: — Человека, которого любишь, никогда не ударишь. И никогда не назовешь тварью, Эйджиро. Похоже, что я был единственным, кого ты действительно любил. Поучись у себя в прошлом. Когда ты боялся причинить боль. И заканчивай с алкоголем. Ты каждую встречную омегу или такую бету, как я, будешь насиловать, когда напьешься? Кто-то должен был тебе сказать. — Какого хера ты со мной общаешься, если я такой хуевый? — выпалил Эйджиро. — Как мне расслабляться, если я каждый день, каждый ебаный день на работе или учебе? Я не помню день, когда я мог позволить себе нихуя не делать, Денки. В свои выходные я только и могу, что спать и пить! Бросить пить! Что еще сделать? — Я знаю, тебе тяжело. Но я прошу тебя. Хотя бы попытайся. Ради Бакуго. Тебя не расстраивает, что ему больно из-за того, что ты делаешь? — Ему не больно, — выдохнул Киришима, проводя по волосам рукой и распуская тугой хвост, который он носил на работе. — Откуда ты знаешь? — Денки поднял голову. — Я же вижу. Я совершил ужасные вещи по отношению к нему. И еще совершу, — Киришима покачал головой, заставляя волосы упасть по щекам. — О чем ты говоришь? — Каминари, нахмурившись, глядел на Эйджиро, глаза которого были будто бы стеклянными. — Это же ты сказал ему, что я кого-то убил? Знаешь кого я убил? — Киришима исподлобья смотрел на Денки. Каминари распирало любопытство, хотя все его кости сковал страх. Он не мог оторвать взгляд от тухнувших вместе с закатом кровавых глаз. — Ребенка. Его ребенка. Я его убил, — впервые вслух признался Киришима. Каминари, нахмурившись, смотрел на Эйджиро. — Ты шутишь? — естественно, Денки не верил своим глазам и ушам. — Я похож на шута? — Ты… Эйджиро!.. зачем? — губы Каминари скривились в ярости. — Как ты мог убить ребенка?! — Не ори, — рыкнул Киришима сквозь зубы. — Только ты знаешь. Никто больше. Не болтай об этом. — Зач…?! — закричал Денки. Эйджиро дернулся, зажимая рот Каминари. — Я сказал, не ори, — рычит Киришима. Каминари чувствовал, что еще немного Эйджиро надавит, и либо он сломает ему зубы, либо Денки упадет со скамейки. Киришима давит еще, и Каминари падает на спину, судорожно хватаясь за куртку Киришимы и тянет его за собой. Они оба лежали на влажной траве, и Каминари не понимал. Не понимал, как его друг мог убить самое чистое, самое невинное, что мог придумать этот свет. — Зачем ты убил его ребенка? — Каминари накрыл ладонями лицо и шумно выдохнул. — Это чужой ребенок. Не мой. Я не хочу брать за него ответственность, — выдохнул Киришима, сложив на животе руки. — И этого ребенка убьешь? — нахмурился Денки, опуская руки по бокам. — И этого, — фыркнул Киришима. — Он не согласится на аборт, у меня нет выбора. — Выбор есть всегда. Не убивай его. Бакуго не заслуживает еще одной такой муки. — Но… — Эйджиро, боже мой, заткнись. Заткнись, просто заткнись, — повторял Каминари, зажмурившись. — Бакуго ничего не заслужил из того, что ты натворил. Ты гребаное чудовище. Поехали отсюда. Каминари поднялся, протянул руку Киришиме. Тот принял ее, сжав ладонь Денки, но подниматься не собирался. — Эйджиро, нет! — выпалил Каминари, но Киришима лишь хитро улыбнулся, потянув Денки на себя. — Да.