Мошка, Картошка и Идиоты

Йосеф сглупил. Стоило, конечно, сначала рассказать военным о том, что из комнаты есть и второй технический выход, который, предположительно, можно открыть Йосефовой рукой. Стоило наплевать на трибунал — прямо сейчас его ведь не собирались расстреливать, верно? — и показать запястье, с которым явно что-то сделал когтистый похититель. Йосеф подозревал, что его каким-то образом пометили или, наоборот, скрыли от чужих механических глаз (не зря ведь в грузовом отсеке "Цикады" механоиды до последнего не замечали столбом застывшего уборщика) — и в обоих этих случаях метить его должны были на каком-то генном уровне, учитывая общее направление творящегося безобразия. (Были все же подозрения, что это не он открыл чертову дверь, а его вытащили на потеху похитителям, но кому теперь было жаловаться?) Чужой андроид держал за шкирки так, что носки ботинок едва-едва касались земли. Смотрел скептическим снисходительным взглядом — за странной массивной маской этого не было видно, но, гелойбт гат, сомнение в Йосефовой разумности чувствовалось всем телом, — и это было обидно, но заслуженно. Ведь вместо того, чтобы показать поврежденную руку под рентгенный взгляд андроида Платона, Йосеф, как последний дурак, испугался. А вот если бы его убили? Увидели бы, что он окольцован, помечен, как марсианская курица, и так же, как этой курице, свернули бы Йосефу его тонкую нежную шею. Это, конечно, не отменяло факта Йосефовой глупости. — Идиот, — согласно прорычал похитивший его андроид, опустив мужчину на пол. Дверь за ними тут же уплотнилась, словно ее и не было, и техотсек осветился приятной голубоватой люминесценцией. Маска механоида пошла рябью, и изнутри что-то защелкало агрессивным насекомьим стрекотом. Йосеф вздрогнул — зашумело в ушах сердце, — но постарался сосредоточиться. Вытянутые, как у собаки, челюсти чужого шлема смешно задвигались, знакомые дреды, блестящие золотыми кольцами, зашевелились почти по-змеиному, и Йосеф в ответ лишь чуть-чуть маниакально заблестел глазами. Активизировавшийся клубочек почти до крови царапал бок, но мужчина, никого не слушая, только улыбнулся и полез в набедренную сумку. Сейчас-сейчас, Муха, хороший ты, ласковый клубочек, сейчас твоих братьев исправим, сейчас всем помогут. Да, возможно, он идиот. Не стоит бежать к похитителю с раскрытыми объятиями, но у Йосефа, на минуточку, только что появилась возможность починить растоптанных клубков. А о том, кто их убил изначально, он спросит уже после того, как Тома, Мошка и Муха будут счастливо бегать вокруг на своих мягких лапках. Андроид явно удивился, тут же прекратил щелкать, чуть только ему под нос ткнули расплавленного клубка. — Почини, — молящим тоном пробормотал Йосеф, протягивая Мошку-19.1, обугленного до состояния уголька. — Осталась ведь у тебя та панацея, это ты ведь клубочка вылечил? Проси, что хочешь, только почини. Механоид застыл (было бы это создание человеком, Йосеф сказал бы — ошеломился) и аккуратно, как заразного, поставил его на место. Огромная машина на два с половиной метра нависла над ним, любопытно защелкали острые когти, а из груди донесся совершенно невообразимый рык. Это было даже мило. Йосеф не испугался вот от слова совсем: создание, смогшее починить почти умершего Мошку, достойно одних любви и уважения — и плевать на то, что этот самый андроид приложил свою лапу к Йосефому похищению. — Что хочешь? — зашипел механоид со стрекочущим змеиным присвистом. И снова создание это говорило двумя разными голосами: одним — живым, рычащим и шепелявым, и вторым — со странной неграмотной озвучкой поломанной машины. Йосефу не нравились оба голоса, но выбирать не приходилось. — Что угодно, милый мой, прекрасный андроид, — зачастил он в ответ, стараясь не думать о том, на что подписывается. Следовало, конечно, сначала посмотреть на того псионика, что управлял Йосефовым андроидом, и уговорить живого человека, а не подчиненную ему сломанную машину, но уж что было, то было. Земной робот очень выразительным жестом пожал плечом и, кажется, задумался. Впрочем, тут же откуда-то сверху полился стрекот, перемежаемый гудением ультразвука, и Йосефов механоид вынужден был отвлечься. Отозвался он активным щелканьем, отдернул руку от уж было открывшегося отсека костюма (раздраженный, мужчина только скрипнул зубами). Притихший за пазухой Муха вновь заинтересованно зашевелился, и Йосефу пришлось экстренно брать себя в руки вслед за собственным солнышком. Андроид зарычал — разве андроиды могут рычать? — и досада начала медленно переплавляться в тихое, чуточку стыдливое любопытство. Механоид… разговаривал. Чужой, почти нечеловеческий язык писком оседал на ушах, и кто бы мог придумать способ шифрования, доступный только людям с улучшенным слухом и горлом, чтобы принимать и воспроизводить ультразвук? — Муха, ты их понимаешь? — тихо спросил мужчина у клубочка, тут же дублируя вопрос на пейджере, а сплавленного Мошку пряча обратно в сумку. Муха-4.56 на мгновение застыл под рубашкой, словно прислушиваясь, но ответить уже не успел: Йосефов андроид, внезапно зарычав, схватил его за шею — сердце на мгновение екнуло — и резким нетерпеливым движением вновь открыл техническую дверь. — Сначала объясним всем, — проскрежетало создание жутким механическим голосом, и Йосефу страшно захотелось неприлично прочистить пальцем ухо, чтобы избавиться от возникшего зуда. Его толкнули вперед, заставив первым пройти сквозь полуживую заслонку, и пред очи Йосефа вмиг предстали собранные, злые марсианские андроиды с командиром и Шпигелем в центре. Руки у офицера были пусты, но предусмотрительно отведены к бедрам — наверное, туда, где должен был в кобуре лежать Глок. Псионик поодаль добродушно скалился, плечом заслоняя мрачного и нервного Платона. Признаться честно, количество военных на квадратный метр испугало Йосефа гораздо больше знакомого уже, почти родного механоида. — Я вам… — просипел он, даже не пытаясь вырваться из крепкой хватки на собственной шее, и попытался прокашляться. Не зная, что сказать, и чувствуя, как нервно поджимаются пальцы в ботинках не по размеру, он невпопад продолжил: — Я вам андроида привел. Из тех, что всех похитили. Командир пустым бледным взглядом посмотрел куда-то ему за плечо. Медленно отвел ладонь от бедра и тихо, вдумчиво промычал, пугая Йосефа застывшими белыми зрачками. За него ответил как-то беспомощно вздохнувший Шпигель: — Ты тоже имбецил, да, гражданский? *** Обиженный Йосеф прятался в углу зеленой картофельной комнаты — благо, размеры помещения позволяли. По бокам от него сидели на корточках два одинаковых лысых амбала Шпигеля и, чуть только Йосеф сдвигался, оборачивались пустыми безэмоциональными лицами. Йосеф обливался холодным потом, но вырваться из-под охраны даже не пытался. Сидел, пытался расправить Томе ее конвульсивно сжатые лапки, незаметно гладил под рубашкой Муху и притворялся, что не имел ничего общего с происходящим напротив цирком. — Что с «Цикадой»? Что вы там распылили? — шипел Шпигель, раскрасневшись, как и все блондины, до самой шеи. Перед ним охранниками стояли еще двое подчиненных ему андроидов, глупо моргали внимательными всевидящими глазами, но отлично преуспевали в том, чтобы никого к псионику не подпустить. Угрожающе возвышалось над всеми тремя солдатами одно из чужих огромных созданий с собачьей маской на лице. Вместо ответа оно лишь резко, раздраженно шевелило дредами (как медуза Горгона, право слово; Йосеф, наверное, и хотел бы спросить, зачем нужно было андроидов оснащать подобной функцией, но честно не хотел сейчас о себе напоминать). — Успокойся, машина, дай объяснить, — страшно, не по-человечески сипел грудью второй похититель рядышком и совершенно невежливым образом тыкал крепким черным когтем в лоб неприятно повеселевшему Платону. Андроид застыл, ухмыляясь, и, наверное, что-то делал, потому что существа рядом — командир назвал их Хищниками, и, наверное, это что-то значило — недовольно поводили плечами и все время на Платона оборачивались. Хищников — все чужие, черные, когтистые, огромные и злые — почти точно было четверо. Появились из главного входа тогда, когда Йосефов знакомый выкинул, почти отдал его несчастного на откуп без меры подозрительным марсианским военным. Впрочем, зудящая шея и периферическое зрение Йосефа утверждали, что в комнате был и пятый Хищник. Этот появлялся на микросекунды в разных местах комнаты тогда, когда Платон снова начинал похитителей бесить чем-то своим, андроидским. Йосеф со своей колокольни думал на излучение электромагнитных волн до трех терагерц, но поспорить ему было не с кем. Что марсианские, что земные, андроиды — эти хековы микроволновки — до сих пор игрались излучением, включая и выключая его по одному велению несуществующей души. Инженеры обеих планет так и не нашлись, что с этим можно было сделать, и человечество страдало с самого создания машин. Механоиды, издевательски клекоча, влегкую путали, глушили сигналы волноводных устройств. Решение проблемы было по-классически, почти эталонно элегантным: во всем человеческом космосе просто запретили использовать аналоговое радио, которое работало на этих частотах. «Ну конечно», — мысленно фыркал Йосеф, злым и забитым взглядом буравя механические затылки. Еще один повод в копилку его претензий к андроидам: именно через радио он привык связываться со всеми ста сорока семью членами гордой земной фамилии Кохен, и любил он радиовещание с самого своего детства. А вот Хищники, кажется, нет. Одно из созданий, то, у которого на плечах блестели острые металлические бляшки, чуть ниже и плотнее остальных, не выдержало и подскочило к Платону. Загорелся красными глазницами шлем, защелкали когти, поднялась рука — и тут же его остановили оба спорщика. Глумливый усталый Платон подставил предплечье, сталью лязгнувшее о чужую ладонь, а собственный собрат Хищника, вывернувшись, оттащил его за шею. Несчастный тяжело отлетел на пару метров, и Йосеф пугливыми глазами проследил за полетом. На одних инстинктах сжался сильнее, притянул колени к груди так, чтобы спрятать за ними и себя, и клубочка. Внутри, за грудиной, что-то противно задрожало, и мужчина поморщился: применение насилия он не одобрял ни при каких обстоятельствах. — Ты точно их не понимаешь, Муха? — прошептал он себе в воротник, когда низкий и блестящий о чем-то возмущенно защелкал. Приставленные к Йосефу андроиды тут же обернулись, чуть не скрипя железными суставами, и он, поняв намек, показательно послушно свернулся на месте в один большой клубок и замер. Очевидно, сейчас Йосефу — то ли идиоту, то ли предателю на взгляд марсианского командования — лучше было вообще не высовываться. Подчиняться приказу сидеть смирно и позволить себя охранять чужим механоидам. Из противного чувства противоречия, благодаря которому он в свое время не смог устроиться никуда, кроме грузоперевозочной «Цикады», Йосеф тихо выпустил Муху на разведку. Клубочек, незаметный, как мышка, выскользнул из-за спины и скрытно пошерстил по пустой зеленой комнате, удачно прячась в тенях от напольных наростов. Приставленные соглядатаи на шорох обернулись, но встретили колкий неприязненный взгляд и, слава Ягве, отстали. — Золотце, ты там не сильно заигрывайся, — только и отозвался мягким, доброжелательным голосом Шпигеля один из андроидов. Сердце у Йосефа екнуло, и чужой солдат улыбнулся диким неприятным оскалом сконнекченного псионика. Сам Шпигель в это время стоял к ним спиной, что-то яростно доказывая своему когтистому оппоненту. Не мог он управлять андроидами, заставлять их говорить и при этом не отвлекаться. Когда на судорожный вздох к Йосефу обернулся второй механоид с такой же нежненькой ухмылкой, мужчина только зажал себе рот обеими ладонями, чтобы не заскулить от злого яростного страха. Хековы псионики. Черт, черт, черт. Панически блестя глазами, он стиснул зубы и глубоко-глубоко задышал, возвращая себе хотя бы иллюзию спокойствия. Военные. Андроиды. Псионики. Чуждые, страшные создания были готовы растерзать Йосефа за малейший акт неповиновения, потому что созданиям без души нечего бояться мук совести. Одним убитым больше, одним меньше. Ц-ц-цойне. Губы пытались малодушно дрожать, но он не поддавался. Расслабив сжатые веки, Йосеф представил себя в темной своей каморке. Чтобы рядом обязательно отдыхали живые и здоровые клубки, на нижних этажах возился добродушный старший механик Максимилиан, а на руки ему выдали новую партию децеллюляризованных шунтов для сборки Мошек девятнадцатого поколения. Почему-то под боком представился знакомый Хищник с золотыми колечками в волосах: он бы крутил на пальцах панацею от всех клубочковых болезней, и светился приятным голубоватым светом, и мягко притерся бы бедром к бедру — и Йосеф от внезапности этой фантазии страшно, дико дернулся. От нервов чуть не до крови прокусилась костяшка, но это хоть немного помогло. Ну все, все. Все. Ватными от испуга пальцами прижавшись к сбитой шерстке Томы, Йосеф заставил себя принять единственно верное, смелое и мужественное решение: он ничего не слышал. Никаких сконекченных с андроидами псиоников, которые могут на расстоянии полностью ими управлять. Это ведь просто невозможно, верно? Так просто нельзя. Бедро прошило внезапной дрожью. Дернувшийся Йосеф лишь через пару секунд понял, что это не Шпигель перехватил на себя управление его телом, — нет, просто молодец Муха так привлекает к себе внимание. Единственное солнышко во всем жестоком космосе. Милый, милый Муха. Тяжело сглотнув, Йосеф послушно отстранился от собственного лавкрафтианского ужаса, густо замешанного на страхе неизведанного, и перевел взгляд на Муху-4.56. Восемь мягких цепких лапок опасливо затихли у ног чужого командира. Стоило признаться: смотреть на офицера было больнее всего. Йосеф и без того воспринимал происходящее каким-то мистическим цирком — картошки, Шпигели и Хищники плясали перед глазами в танце чертей, стучали птичьими лапами, — и именно поэтому среди происходящего бедлама особенно выделялся командир. Потому что тот не делал ничего. Чужой затылок за последние семь минут не сдвинулся ни на миллиметр, а ступни оставались на месте, как приклеенные. Будь командир андроидом, Йосеф сказал бы, что его отключили. Именно поэтому Муха сейчас тихо-тихонечко начал продвигаться в сторону механизированного по самые уши человека: клубочек хоть и не разговаривал, но вполне мог подать сигнал уровня «порядок»-«непорядок», чем Йосеф и собирался воспользоваться. Что угодно, лишь бы отвлечься от бешено стучащего сердца и гадкой, некрасивой паники. А в следующее мгновение уж было спрятавшегося за кочкой Муху вежливо, но твердо подхватили уверенные ладони офицера, и это вот совсем не помогло успокоиться. Йосеф, нахмурившись, почти возмущенно цокнул — и вмиг образумился, сжался на месте, опасаясь даже подумать лишнее. Командир оглянулся на него через плечо, но напряженный взгляд округлых глаз споймать не смог и только, кажется, укоризненно вздохнул. — Договорились, — вдруг кинул офицер в пустоту, все еще следя за застывшим уборщиком. И прежде, чем Йосеф успел бы забояться вконец, офицер щелкнул пальцами. Одновременно по зеленому отсеку пронесся едва слышный гул — и все прекратилось. Застыл разъяренный Шпигель, и замолчал блестящий нашивками Хищник. Словно отключились марсианские андроиды — и даже Муха послушно поджал под себя брюшко, превращаясь в идеальный по форме шарик. Все повернулись к командиру. Йосеф ничего не понимал, но тоже настороженно следил за наконец разговорившимся военачальником. Тот по-деловому сплюнул на пол и тихо сказал: — Шпигель, имбецилов на полное самообеспечение с чрезвычайной привязкой на меня. Платон, ты остаешься в текущей связке, — он на секунду отвернулся от собственных подчиненных, чтобы жутко, не по-человечески проскрежетать что-то — грудь заходила в страшной вибрации, — и снова кому-то кивнул. — Сейчас проведут в общую каюту, свободную от наблюдения. Гражданский должен будет подтвердить, что помещение чисто. Псионик Шпигель оскалился сбоку, кося взглядом на шевелящего дредами Хищника, но ничего сказать не успел. — Объяснения потом. Имбецилов пока ставишь в каре — и чтобы каждый друг за другом следил. Любое отступление от приказа — стрелять в блок управления. Шпигель, мгновенно посерьезнев, излишне экспрессивным жестом прижал к сердцу ладонь, а Платон пугающе человечно передернулся. Йосеф им немножко посочувствовал даже в таком своем состоянии: пусть андроидов, пусть роботов — оставить кого бы то ни было в сознании, но без возможности двигаться было жестоко. Как же хорошо, что ему, маленькому, никому не нужному уборщику, не смогут отдать такого страшного приказа. Командир, заметив болезненную реакцию собственных солдат, все же выгнул бровь, сжалился: — Объясню, когда устроимся на месте. Нам все равно на этой картошке еще долго бездельничать, времени хватит. Гражданский, тебя после твоего свидетельства вновь доставим сюда, так что не расслабляйся. Ничего с тобой не сделается, Хищники юродивых не трогают, — последнее предложение он пробормотал почти про себя, но Йосеф услышал и скептически фыркнул. Экипированные по высшему разряду Хищники в это время неохотно уходили в стену (в тот технический ход, откуда выпал и впал обратно сам Йосеф и один его огромный знакомый). Командир дождался, когда исчезнет последнее, пятое создание-невидимка, и только после этого рявкнул: — Выполнять. Его солдаты на секунду запнулись, но послушно поднялись, разошлись, выстроились квадратом: безголосые андроиды — по краям, почти живые командир, Шпигель и Платон — в центре. Псионик застыл, уставившись пустым, как у офицера, взглядом куда-то на пол: наверное, перенастраивал механоидов, псионики и не такое могут. Йосеф не сдвинулся с места. — Мелкий, ты чего? — вздохнул ему Платон, неловко проводя ладонью по собственному выбритому затылку. — Пошли, мы не обидим. — Я с вами не пойду, — тихо, но вдумчиво ответил Йосеф. Командир резко подобрался круто вывернул шею в его сторону: — Что? — голос его не нес угрозы — просто был до пугающего безэмоциональным, — и потому бояться даже не хотелось. — Я ведь все равно не смогу вернуться на «Цикаду», верно? Вот их, — Йосеф мотнул головой в сторону выхода, в котором пропали замотанные в черную кожу создания, — мне явно видеть не стоило. В открытых источниках ничего про Хищников не найти, и тайны свои вы, военные, охраняете хорошо. У вас большой выбор того, как заткнуть кому-то рот. Не убийство, так несчастный случай. Не несчастный случай, так вдруг никому не известный уборщик Йосеф Кохен внезапно сойдет с ума, и ему все равно не поверят. Что бы вы ни хотели сделать, делайте сейчас. Но помогать хоть в чем-то я не собираюсь. Только Муху верните, — все же немного обиженно блеснул он глазами в сторону застывшего напротив командира. Клубочек все еще безвольно висел на чужой ладони, свернувшись ровным шариком, и видеть его таким было больно. Люди напротив неприятно застопорились. Йосеф упрямо поджал губы и лишь незаметно переместил пальцы на собственный браслет: что бы военные ни решили, он был готов задорого продать собственную жизнь — и да простит его Всевышний. — Знаете, я когда в народной дружине служил, — вдруг сказал Платон, — мне тоже гражданские говорили, что мы пьяных в вытрезвителе всю ночь бьем током по двести вольт через ЭСТ. До полного протрезвления. Вот откуда только у них такие мысли появляются? — Платон, ты не служил в народной дружине, — напряженным тоном напомнил ему Шпигель, забывая улыбаться. — Тебя собрали семь лет назад, и со склада ты сразу попал на завод. — Да. Да, конечно, — андроид растерянно моргнул, повел плечами. — Так отчего гражданские всегда такие нервные? Шпигель, ты чего не сказал, что мелкий — королева драмы? — У тебя до сих пор очень странные понятия о псиониках, Платон. Мониторить гражданских вообще неприлично, если ты забыл, а этот еще и не… Йосеф вмиг отвлекся, с любопытством следя за разгорающимся спором, таким явно привычным для этих созданий, и пропустил внимательный взгляд белых зрачков. — Шпигель, — властно прервал псионика командир, ни на мгновение не выпуская Йосефа из поля зрения. Блондин с тяжким вздохом повернулся, похлопав своего механоида по плечу. Офицер кивнул подбородком в Йосефову сторону — и тут возмутились уже оба: — Нет! — прозвучало на два голоса. — Шпигель. — Нет? Командир, у меня есть законное право не подчиняться неправомерным приказам начальства, и я не побоюсь им воспользоваться! Ну нельзя же… Офицер сплюнул — пол окрасился очередным фиолетовым пятном, — и Шпигель, поколебавшись лишь долю секунды, только застонал, закатив глаза. — Потом сам будешь золотцу нашему доказывать, что мы не изверги. Прости, гражданский, — пробормотал он действительно ласково. Йосефу эти извинения нужны были, как клубку девятая нога. Вновь слишком остро почувствовав, что здесь, на чужом корабле, он не сможет мгновенно спрятаться, мужчина сжал челюсти так, что заходили желваки. Шпигель сделал шаг вперед, вновь начиная вкрадчиво улыбаться, — и Йосеф, не выдержав, приложил палец к выемке браслета. Муха-4.56 против собственной воли, тяжело, грузно выпрямился на всех своих восьми лапках, почти незаметный среди частокола длинных пальцев командира. Одна из ножек тут же до самого сочленения впилась в запястье охнувшего офицера. Клубок дернулся, отрывая ее от себя, и выпустил из открывшейся раны Деток. Детки измерялись нанометрами, так что они успели пролететь к остальным захватчикам до того, как их заметили всевидящие глаза андроидов. И занялись они тем, что у них получалось лучше всего: Детки начали грызть. Йосеф вскочил, удивительно ловкий для своих неуклюжих длинных конечностей, и услышал, как загудел, задребезжал за спиной Платон. Не размениваясь на эмоции, Йосеф ногтем поддел собственный браслет, разом перещелкивая сочленения, и звук гудения оборвался так же резко. Вот так. Прозрачный безэмоциональный взгляд командира сверлил спину, но стрелять никто не стремился. Разбираться, было ли это хорошей новостью, или означало, что Йосефа ждет нечто хуже, уже не хватало времени. Он обернулся к выходу, и, дрожа от накатывающего страха, подскочил к двери, и буквально впечатал поврежденное запястье к предполагаемому датчику. Вокруг что-то зарычало — и уже по плечи высунувшегося Йосефа вытолкнули обратно, внутрь, к ужасающим созданиям из самого Ада, из долины Инома, в которой мерзавцы на священном огне сжигали собственных детей и так же готовились сжечь и самого Йосефа. Из открывшегося прохода вышло что-то страшное, огромное, серое, мертвое, всепоглощающе, как пустынный бес, но Йосеф даже не смог отшатнуться. Лишь самую длинную во вселенной микросекунду спустя он смог понять, почему: по спине вытянулись горячие болевые плети, лавой полоснули по предплечьям, связывая на месте без возможности пошевелиться. Сквозь звон в ушах послышалось, как кто-то недовольно рявкнул. Одежда в тех местах, где тело ласково обхватывала плеть, прожглась мгновенно, синтетика весело подхватила пламя, задымилась гарью, и Йосеф захрипел, выгибаясь с нечеловеческой силой. Кожа плавилась, и нервные окончания уже не успевали обрабатывать все поступающие сигналы. Казалось, что его подожгли сразу с нескольких сторон, огнем выкаливая плоть до самых костей. Да как это вообще возможно?.. Под челюсть впилось множество точных уколов, скользнули они вниз, по шее, кровью и жаром душа, как могла бы душить ладонь. Больно. Страшно. Шма Исраэль… Ве-хайа им шамоа… Вайомер Адонай эль-Моше лэмор… Что-то сильное, неумолимо сильное впилось в позвоночник, прицельно кроша кости и пережимая сосуды. Йосеф оскалился в последнем, предсмертном страхе, и слова путались, и стало страшно, что он не успеет дочитать молитву до конца, потому что тогда… Боль исчезла слишком внезапно — не понять, когда, в какой момент Йосеф умер, — но последним, что услышал маленький бесправный уборщик в своей жизни, была оглушительная площадная брань. «Ну зачем же им надо и саму смерть превратить в шапито?» — пронеслась в голове на прощанье обиженная мысль.