Мошка, Картошка и Идиоты

Йосефу повезло, как не везло многим. Спокойно, приятно выплыв из-за границы собственной смерти, Йосеф понял, что таки смог очутиться в Ган Эдене. Он попал в рай. В место, где праведная душа может отдохнуть от работы длиною в жизнь. Где она остается, убаюканная лаской и довольством, и ждет своего часа, чтобы вернуться на землю. Когда он без страха открыл глаза, успокоенный мягким отсутствием боли, увиденная картина уверила его в этом окончательно. Прямо в глаза Йосефу смотрело истинное чудо. Создание… создание, прекрасное своей глубинной красотой, не похожее на человека даже общими своими очертаниями — стоящее гораздо выше всего человеческого. Наверное, так могли бы встречать пещерные люди выходца из колонизаторских территорий Марса — с почти религиозным восторгом и трепетом они смотрели бы на алюминиевые СИЗы, резиновые сапоги, огромные прямоугольные зрачки того, кто стоит гораздо выше их разумения. Да и не должны быть ангелы подобны роду людскому; такое сравнение просто оскорбило бы настолько совершенное существо. И если Йосефу повезет еще хотя бы оказаться настолько близко к такому ангелу, он будет, будет… Мысли спутались окончательно, сметенные чужим встревоженным взглядом. Маленькие черные глаза вестника милости Всевышнего блестели, как блестит холодная речная галька в неярком рассвете, и успокаивали одним своим видом. Плотная матовая кожа, под ласковым светом серая до белизны, местами расцвеченная темными полосами завлекала, манила прикоснуться — но прикасаться нельзя, Йосеф, нельзя. Человеческая душа не вправе даже смотреть слишком долго на то, что она не сможет никогда осознать в полной мере. Ягве Всевышний. Редкие, но плотные щетинки, эти черные твердые прутики, заменяли брови, в идеальном полукружии очерчивали скулы. Над провалами глазниц, глубокими, как колодцы на Марсе, высилась черепная пластина, плоским панцирем обхватывала голову и уходила на затылок. Словно Всевышний даровал ангелам своим, своей верной рати, природную защиту, которая оберегала бы их и безо всякого обмундирования. Сквозь зудящую тишиной заслонку пытался прорваться чей-то голос, но Йосеф еще не готов был его услышать. Вяло, но искренне улыбнувшись прекрасному созданию, он с тихим восторгом проследил за тем, как расходятся в улыбке чужие клыки, обнажая перепонки между ними, раскрывая мягкий шелк кожи. Пришедшее к Йосефу чудо было похоже на сконструированных им клубочков — нет, нет, это клубки были похожи на восхитительное создание — и да простит ему Всевышний ту гордость, которую он прочувствовал от одной этой мысли. Оно было прекрасно. Нижние клыки отходили от челюсти складчатыми хелицерами, раскрывались невиданным цветком, и каким же восторгом его пропитывало осознание того, что Йосеф, сам об этом не подозревая, создал красивые, но нефункциональные мордочки клубков по образу и подобию всевыш… — Да очнулся он уже, командир! Хватит! — Даже не начал. Ты чем смотрел, стерва? Что я тебе сказал сделать? — Да ничего ты мне не сказал — ты просто в меня плюнул! Я ж не знал, что у гражданского столько херни по карманам прячется… Кх, командир, ну! Чужие злые голоса так резко обрушились на несчастные уши Йосефа, что ему еще несколько секунд пришлось промаргиваться: показалось, нет? Дезориентированный, он нахмурился и тяжело мотнул головой, устроившись так, чтобы видеть хоть что-то. Напротив Йосефа устроились Шпигель и, кажется, командир. Командир — тот, что повыше, с короткой щетиной волос и прозрачными глазами — был все так же безмятежен, и со все таким же мирным сухим лицом он держал псионика на поводке. Настоящем металлическом поводке, кольца которого плотно обхватывали чужие стянутые за спиной запястья, сжимались вокруг глаз тяжелой повязкой. Короткая, тяжелая даже на вид цепь тянулась от блондинистого затылка до твердых пальцев офицера, намотавшего кандалы на собственную руку. «Как зверя на привязи», — вздрогнул непроизвольно Йосеф. Картина вышла бы страшной до безумия, если бы еще сам Шпигель хоть сколько-нибудь боялся. Но псионик, лишенный зрения, явно принудительно поставленный на колени, казался только раздраженным без меры — так, словно он в таком беззащитном положении оказывался далеко не впервые. Кислый его оскал превращал всю эту дикую ситуацию в какой-то невообразимый сюр. Растерянный сверх меры Йосеф уже не мог даже утверждать, на каком свете он все-таки сейчас находится. Едва ли в Ган Эдене Йосеф встретил бы спорящих друг с другом военных — едва ли военные вообще попали бы в рай. Насчет псиоников мужчина был уверен точно: старшая сестра, уже успевшая к этому времени стать дважды бабушкой, небездоказательно заявляла, что из псиоников всю душу вытравливают еще на этапе обучения. Но и живым Йосеф тоже быть не мог: у него-то, в конце концов, не болело вообще ничего. Вообще. Словно и не было ни огня, ни когтей, ни плетей, ни… ничего. Даже одежда была целой — он незаметно проверил ткань слегка подрагивающими пальцами и не нашел даже подпалин. Йосеф осторожно скосил взгляд в сторону, наткнулся на все так же сидящего подле него ангела (глаза того засветились еще более божественным бирюзовым светом) — и окончательно смешался. — Ну успокойся ты уже. Все, все, и я успокоился, нечего меня охранять, — недовольным тоном выговаривал Шпигель, возмущенно бряцая окольцованными запястьями. — Неужели самому не интересно, что с гражданским сталось? Офицер только туже затягивал цепь: — Нет, — сев на корточки, он тихо, вдумчиво прошипел, и Йосеф сам не понял, как смог это расслышать: — Интересно вот что: а знаешь ты, Шпигель, про высшую меру социальной защиты? Думается мне, за нападение оператора ИМБ на собственный экипаж тебя явно не по головке гладить будут. А за попытку убийства гражданина ООН для дестабилизации политической обстановки мне тебе еще и премию выписать нужно, да? А напомнить тебе, Шпигель, кто тебя тогда на поруки взял? Кто отвечать будет за то, что чей-то псионик перепутал мозги с жо… — Не ругайся, командир, — устало встрял Платон, со странным выражением следя одновременно и за Шпигелем, и за замершим на полу Йосефом. — Мелкий сам ведь не сказал, что он андроид. Его бы тогда по-другому сканировать нужно было. Да еще и так неудачно паук этот засветился, а ты же видел, как Шпигель на них реагирует. — Лучше замолчи, пока на пару со своим хозяином не пошел… — Я не андроид, — вдруг сказал Йосеф, прерывая всех. — Не андроид же? В поисках поддержки он неуверенно оглянулся на все так же сидящее подле чудесное создание, задумчиво шевелящее клыками. Невозможное, прекрасное чудо лениво скосило на Йосефа красивый томный взгляд, и из его груди послышалось невесть откуда знакомое рычание, припечатавшее грубым: — Идиот. Идиот? Мутный напряженный взгляд Йосефа непроизвольно поднялся к нечеловеческому лицу и с восхитившим его самого удивлением наткнулся на уже известные жгуты дред (при ближайшем рассмотрении они оказались не волосами, а скорее… кожей, наверное). Он присмотрелся ближе — и от внезапного своего открытия подкосились руки. «Цикада», Мошка, космодесантник, золотые колечки… — Ты? — задохнулся он невнятным восторгом. — Я… ты… почему?.. — голова закружилась, так что пришлось вновь устроиться плашмя. Его спаситель оказался… А кем он оказался? Самой восхитительной сборки андроидом, которого только мог придумать человеческий разум? Но не может сверхчеловеческое создание оказаться созданным марсианскими инженерами, потому что (не считая общей бессмысленности этого предположения) Марсу незачем похищать собственных граждан — а к земным машинам марсианские военные не отнеслись бы так… так приятственно. Или командир с его идиотами — перебежчики? Цойне, Йосеф не знал, ему явно не хватало информации — да, на самом деле, и не хотелось разбираться в этой грязи. Как никогда не хватало возможности связаться с собственной семьей: маленький племянник Кохенов устроился на не самой маленькой должности в пресс-службе ООН, и вот он бы точно в два предложения смог бы Йосефу разложить по полочкам то, что сейчас происходит. Но ведь не мог личный его ангел-хранитель, это невероятное, невозможное в своей идеальности существо быть втянутым в какие-то мелочные человеческие игры. Конечно, это было бы просто в корне неправильно. Как же все в голове путалось… Он попытался вздохнуть, и тяжесть повышенной гравитации — ботинки-антигравы очевидно не могли амортизировать тогда, когда носящий их растекался тряпкой по полу, — немного прочистила мозги. — Так что произошло? — все-таки спросил Йосеф задушенно. — Я не горел? — Вы идиоты, — лаконично ответил Хищник — или ангел? чудо, земной механоид или что-то совсем внеземное? — а скованный Шпигель заинтересованно дернулся: — Горел? Золотце, от меня ты гореть не мог: я, конечно, перестарался немного, когда ты эту тварь членистоногую на командира спустил, но такого быть не могло, слово оператора седьмого разряда! Йосеф, казалось, начал еще меньше понимать в происходящем вокруг безобразии. Завуалированное оправдание легко пропустилось мимо ушей: в конце концов, не псионик приложи его адской плетью, так это сделал бы кто-нибудь другой из бездушных военных — и легче все равно не становилось. Другое дело, что Шпигель, кажется, только что назвал тварями его милых мягоньких клубочков, и тогда… Конечно, ничего ужасного он делать и не собирался — любое насилие выглядело грязно, жутко, пугающе, от кого бы оно ни исходило, — но и спускать с рук такое некрасивое поведение в отношении собственных солнышек Йосеф не мог. «Ну зачем же самую суть человека оскорблять», — расстроенно подумал он, уже не разделяя себя и созданных им клубков. Вдруг вздрогнув от внезапного осознания, мужчина резким паническим движением, привлекшим к себе опасное внимание командира, потянулся к пейджеру — и выдохнуть он смог только тогда, когда через пару секунд почувствовал умиротворяющую вибрацию от Мухи-4.56. Клубочек был здоров. Здоров — и даже не испуган, гелойбт гат. Как же Йосеф смог про него забыть? (Впрочем, хотя бы один его вопрос разрешился прямо сейчас: он все же скорее жив, чем мертв, потому что в Ган Эден его солнышек не пустили бы тоже). Псионик тем временем, вслепую повернувшись к командиру, принял оскорбленный вид праведника, незаслуженно ославленного при жизни, и недвусмысленно лязгнул поводком. Йосеф заранее нахмурился, параллельно взглядом выискивая Муху, но офицер, слава Всевышнему, в лице не изменился и цепь тоже не торопился отстегнуть. — Думаешь, гражданский сам себе припадок организовал? Или это его от одного вида союзников в дрожь бросило? Сиди пока, дура, и не высовывайся. Тебе полезно. (Йосеф постарался не задумываться над частью про непонятных «союзников»: в конце концов, есть вещи, которыми хотящие остаться живыми уборщики просто не должны интересоваться — но с мстительным удовольствием порадовался, что псионик будет обезоружен еще хоть на какое-то время). Закончив говорить, командир тихо выдохнул, почти раздраженно прикрыв глаза, и скомандовал Платону: — Отдай гражданскому клубка. И клещей его тоже. Развели зоопарк, — процедил он сквозь зубы, когда андроид начал осторожно сдвигаться в сторону Йосефа. Йосеф дураком не был и никому приблизиться к себе не позволил: тут же он, тяжело напрягая вялые от обморока мышцы, скользнул за спину все так же сидящему подле созданию. Не настолько он еще сошел с ума, чтобы вновь довериться военным. Платон, казалось, его позицию принял, а потому лишь передал захрипевшему Йосефову ангелу-хранителю переломанного Муху и аккуратно примагниченных к куску кобальта невидимых взгляду Деток. Йосеф, резво поймав перекинутых через твердое плечо солнышек, подвернувшейся возможности не упустил. Предусмотрительно спрятавшись за собственным спасителем так, что одни глаза блестели, он вопросительно потряс Детками. Платон улыбнулся грустными глазами и добродушно ответил: — Идея была хорошей. Йосеф, подумав, все же высунулся из-за чужого плеча еще немного, и андроид, оглянувшись на все так же рычащих друг на друга военных, наклонился ближе, чтобы шепотом поделиться небольшой тайной:  — Шпигель еще на «Цикаде» распотрошил одного из твоих пауков, — Йосеф чуть было не задохнулся возмущением, — и нашел в них эти маленькие сюрпризы. Так что после... после командир решил на всякий случай экипировать всех магнитами. Йосеф недовольно скривился, но открыто негодовать не стал: на самом-то деле, хорошо еще, что дрянной, бездушный псионик не решил пойти со своей находкой к вышестоящему командованию — вот бы когда полетел Йосеф вслед за всем предыдущим экипажем «Цикады». И пробовал бы он тогда объяснить трибуналам сразу обеих планет, что Детки предназначались для собственной защиты, а не скрытой военной диверсии. В конце концов, напряженный из-за соседства с космодесантниками Йосеф оборудовал своих клубков не только нанометрическими Детками — и вот об этом точно никому не следовало узнать раньше времени. А еще похвала собственным творениям была приятной. Последний раз его хвалили за то, чем и сам Йосеф гордился… в общем-то, никогда, поэтому сейчас он сразу же заинтересованно заблестел глазами. Не глядя вернув Мухе-4.56 его ногу — сочленения клубочка оторвались ровно по тоненькой диафрагме и никакого вреда ему не принесли, — сам Йосеф все же, не выдержав, довольно и гордо вздохнул. Платон его польщенное лицо заметил, фыркнул, устало прикрыв глаза, и живым движением потер пальцами веко. — А уж что ты со мной тогда сделал… да, вот это интересно, мелкий. Если б не успел я от общего потока со Шпигелем отключиться, поджарило бы нас не хуже твоего. Расскажешь, пока я сяду? — спросил он между делом, уже наклонившись совсем рядышком. Сверх меры заинтересованный, Йосеф кивнул без всякой задней мысли, пододвинулся так, чтобы за спиной личного Йосефова чуда освободилось место для еще одного. Платон кивнул благодарно, тихо ступил ближе — и уже в следующее мгновение вынужден был не по-человечески ловко отпрыгнуть от крепких когтей, метящих в горло. Блеснуло железо под живой кожей, автоматически пытаясь Платона заковать в собственную механоидскую броню, а дреды божественного посланника резко зашевелись, открывая Йосефу вид на красивый серый загривок. — Т-щы не подойдешь, — спокойным рыком констатировал его ангел, снова сбиваясь на неправильный голос, и матовая броня его пошла быстрой странной рябью. — Я его вз-сял, больш-че не подойдешь. Очнувшийся от неведомого внушения Йосеф вмиг вздрогнул, поняв, как близко он на этот раз стоял к собственной смерти — или, не дай Всевышний, еще чему похуже. Хековы андроиды и хековы псионики, ими управляющие. Обеими ладонями он обхватил недовольного Муху и отодвинулся, буквально впился лопатками в холодную зеленую стену. Платон напротив на секунду застопорился, внимательно оглядел обоих и, недовольно поджав губы, только смиренно кивнул: — Не подойду. Но знай, что не мы его таким сделали: никогда бы Марс не позволил… — Вы. Вы, люд-си, разбили его мысли, — уже явно раздражаясь, перебил андроида Йосефов защитник, опуская когтистые лапы. — Создали идиота из своег-хо aleyrt — и не кхот-щите взять на себя д-солг, не кхотите harrantlekschkert… Хелицеры защелкали до невозможности быстро, создание явно вышло из себя, перейдя на собственный язык, перемежая его редкими вставками из общечеловеческого. Йосеф смог разобрать «измену», «грязь», «отдавать» и еще «идиот» (вот слово «идиот» его чудо произносило одинаково выразительно на всех языках, даже без перевода было понятно) — но уже через секунду мужчина отвлекся на заискрившие вставки чужой брони — да так и не смог начать думать ни о чем другом. Прямо сейчас Йосефа принялось безобразно грызть желание увидеть то, что скрывалось под одеждой собственного ангела-хранителя — в исключительно исследовательских целях, как бы некрасиво это ни звучало по отношению к кому-то настолько идеальному. Потому что рядом с почти человеческим корпусом слишком уж странно смотрелось чуждое, нечеловеческое лицо — несомненно, красивого полосатого окраса, без выраженных щелок носа, с двумя парами прекрасных выступающих хелицер, растягивающихся так, что видно было горло, и автоматически превращающих их носителей в ожившее олицетворение ангельской рати, беспощадное и неумолимое в своей праведной ярости… Грезящий наяву Йосеф задумался настолько, что пропустил, наверное, все на свете, и очнулся только тогда, когда его невежливо подняли на ноги прямо за шиворот. На очутившуюся прямо перед лицом страшную собачью маску сначала глянул волком, но быстро заметил знакомые золотые колечки, обхватывающие дреды, и успокоился. Не размениваясь более на разговоры, удивительно прекрасное создание выпихнуло его через заднюю дверь. Йосеф успел только заметить, что к остающимся в кают-компании присоединилось двое Хищников в полном обмундировании, а тихо переговаривающийся с похитителями Шпигель бросил на Йосефа странный смиренно-раздраженный взгляд. *** — Зови меня kaezsha lat, — сказало вдруг его чудо, оглянувшись через плечо. Йосефа уже несколько минут молча вели по прохладным техническим коридорам, так что он с радостью поддержал возможный разговор. — Это ведь не имя, верно? — спросил мужчина из вежливости, уже и сам каким-то внутренним чутьем зная ответ. Правильно: Йосеф ведь должен быть связан с собственным воплотившимся ангелом-хранителем какой-то глубинной, изнаночной связью. Промелькнувшая мысль очень ему понравилась, так что следующие слова квази-Хищника он встретил с мягкой улыбкой. — Нет, — подтвердили ему сухим машинным голосом. — Плохая кровь, имени нет. Остаток реплики был смесью грудного рычания, щелканья и тихого-тихого сипения. Йосеф, задумчиво позволив Мухе перейти к себе на плечо, слабовольно решил даже не задумываться над тем, почему его защитник решил назвать себя «плохой кровью» и что это вообще могло значит. Вместо этого он тихо нахмурился и попробовал пару раз мысленно произнести предложенное ему самоназвание. Kaezsha lat… каэжша… Нет, не нравится. — Если имени нет, — аккуратно начал он, искоса, незаметно кидая любопытные взгляды на чужие плотные дреды. Муха притерся к его челюсти в ненавязчивой поддержке, и Йосеф нашел в себе силы, чтобы продолжить: — Если имени нет, могу я называть вас… Млакхом? Млакх на секунду сбился с шага. С тихим шипением пара отсоединилась маска, и обернулся он на Йосефа, уже сверкая живыми мрачно-яростными глазами. Йосеф и сам застыл, любопытно всматриваясь в то, как вытянулись в его сторону крепкие клыки, чуть ли не на десяток сантиметров отрываясь от лица. Красиво. Ответ он получил только через пару тихих секунд, и был он до беспощадного коротким: — Нет. Нельзя, — дважды повторил Млакх, вновь надевая шлем, и Йосеф только кивнул ему своим кристально честным лицом. На самом-то деле, когда и кому нужно было разрешение, чтобы называть ангела ангелом? В следующий раз услышать страшный механический голос собственного защитника Йосефу повезло только спустя три перехода через общие помещения, неудобный лестничный спуск на несколько этажей и открывшуюся перед самым носом дверь. — Твое место, — рыкнул Млакх, выпуская его в тускло освещенную спальню, уже привычно лишенную всяческой мебели. — Жди. Обернувшийся Йосеф успел поймать брошенный ему в лицо флакон — и уже в следующее мгновение оказался отрезан от остального мира истаявшим за спиной проходом. На прощание послышался тихий-тихий усмехающийся сип, но кто его издал, уж было не сказать. — Ну что, Муха, — довольно произнес Йосеф, проверяя на свет бутылек со светящейся изумрудной жидкостью — жидкостью, один в один схожей с той удивительной панацеей, что в свое время излечила погибающего Мошку-17.2, — не так уж и плохо, оказывается, быть похищенным с собственного места жительства. Как думаешь, выдержим? Клубочек в ответ уверенно щелкнул брюшком. Как-то незаметно для самого себя отыскались в пустой спальне рабочий инженерный стол, выросла из ближайшего клубенька яркая лампа для работы с мелкими объектами и ткнулась под ноги подставка с забытым на «Цикаде» моноклем и паяльником холодной варки.  Удлинившегося потолочного глазка с темной камерой на конце Йосеф уже не заметил: он работал.