Мошка, Картошка и Идиоты

Йосеф, уединившись в подсобке медотсека, разбирал на части покореженного дуболома. Инструментов было немного, пользоваться приходилось тем, что осталось в разгрузке после двух дней неизвестности — из фиксаторов нашелся только резьбовой, а токопроводящей смазки не хватило бы даже на одного клубка, — и запыленным медицинским оборудованием. Остро не хватало Картошки: это создание могло из ничего создать даже ЧПУ — но Йосеф себя одергивал, напоминал не привыкать к хорошему и только выше натягивал перчатки ТК-2 с расширенным функционалом. Ладони работали сами, очищали поплавленный корпус, чтобы добраться до индивидуального кода дуболома. Йосеф слушал ленивый шорох расплывшегося по полу пугала и недовольно шипел на Муху, который все время лез под руку. Солнышки вернулись к нему одновременно, как по команде, стоило только Шпигелю с Платоном отправиться в полумрак гулких тоннелей Калипсо на очередную вылазку. Клубки что-то знали, наверняка пересекались с Йосефом в то время, которое он не помнил, но рассказать не могли. Рассказать мог Млакх, но он пока не появлялся. Судя по довольному виду взъерошенной Томы, Млакх был жив и здоров, поэтому Йосеф о нем и не волновался. По крайней мере, убеждал себя в этом достаточно активно. — А ты ведь не с «Цикады», милый, — глухо говоря через респиратор, сообщил Йосеф сломанному дуболому, пока вблизи рассматривал сочленения его манипулятора. — Моя партия была с компенсаторами давления, а ты, кажется, даже на поверхность выбраться не смог бы — раздавит. Или… Он активировал перчатки и принялся аккуратно, по шву, раскрывать металлические клешни: возможно, компенсаторы просто взорвались при транспортировке. Такое тоже случалось с дуболомами «Цикады», поэтому, конечно, стоило точно определить номер партии этого автомата, чтобы избавиться от всех подозрений. Проблема решилась бы сама собой, узнай Йосеф хотя бы, насколько распространены дуболомы в обитаемой системе: может, на каждом корабле они стояли туповатыми солдатиками, а может, экспериментальную партию отправили только на «Цикаду», — но уточнить было не у кого. Выход в сеть наверняка был у командира, но он исчез еще раньше, отправившись договариваться с Хищниками. Знать мог Шпигель — положение псионика обязывает, — но Йосеф зарекся спрашивать у него что-либо. После Шпигеля болело в голове. Болело, потому что Йосеф сопротивлялся, а сопротивлялся, потому что открывать свое сознание псионику, пусть это и было необходимо, боялся до потных ладоней. Марсиане постепенно сходили с ума — да и как не сойти в таких условиях? — и это не добавляло ни веры в их благие намерения, ни желания принимать от них помощь. К счастью или нет, но Шпигель разрешения на коннект не спрашивал. Йосеф даже не смог захрипеть, когда иллюзорный, но от того не менее болезненный огонь вновь заменил кровь в его венах. Коннект прекратился через долю секунды, Шпигель, прежде чем убежать на разведку, ласково попросил в следующий раз не сопротивляться — «У меня седьмой разряд, золотце, но даже я не могу помочь там, где пациент сам стремиться умереть», — а Йосеф глубоко-глубоко в душе был рад, что в этом вопросе его лишили выбора. Что все равно не добавляло ему желания обращаться к Шпигелю с вопросами. — Ну, аппликатор тебе уже не понадобится… и термотрансфер тоже, — бормотал он, между делом отбирая у своего несчастного убийцы те части, что можно было бы использовать повторно. Сам себе Йосеф напоминал то ли мародера, бесчестно обыскивающего убитого противника, то ли Млакха — стоило только вспомнить его «ритуал ухаживания», предполагающий умерщвление второй стороны. Впрочем, с каждым днем он все легче игнорировал уколы совести и наловчился придумывать убедительные оправдания. В конце концов, дуболом действительно пытался его убить. Йосеф заслужил компенсацию. Интересно, что робот, казалось, даже не собирался превращаться в пугало. Внутри у него все находилось на своих местах, цепи электропитания не разбивались по собственному желанию, а органы не пытались мигрировать на периферию. Йосеф был полон наметок и предположений, не хватало только нормального оборудования и — да Всевышнего ради, неужели он так много просит? — базовой технической документации андроидов. Он разобрал оставшийся манипулятор, очистил то, что осталось от головного отсека, и наконец перешел к погнутому корпусу. Ловко избавляя создание от оставшихся в нем штифтов, Йосеф увлекся и даже стал меньше хмуриться: возможность безнаказанно копаться в начинке чужих инженерных конструкций дорогого стоила. Спустя еще полчаса он откинулся назад, вытер грязные ладони и устало размял шею. Кода установки не было. Это подтверждало индивидуальность сборки, но не проясняло ровным счетом ничего. Йосеф вновь подушечками провел по изнанке шейной пластины, нащупывая номер — может, его затерли специально, или размылась некачественная гравировка, — и ничего. Любопытно пересматривая весь корпус, Йосеф нашел царапины от когтей, выплавленные кислотой канавки и даже остатки того, что недобросовестные механики используют вместо смазки. Дуболом жил полной, насыщенной жизнью, несколько раз его носили на чистку и мелкую починку, но ничего из этого не объясняло, откуда он взялся. Когда под пальцы попался мелкий оранжевый куб, тоже слегка помятый, Йосеф прикусил губу. Сразу же захотелось его выбросить, словно и не было ничего, но недостойное это желание задавилось на корню. Муха-4.56, словно что-то почувствовав, запрыгнул на шею. Йосеф фыркнул, щекой к солнышку прижался, где получилось, и с удовольствием вслушался в радостное ответное щелканье. — Нужно что-то решать, Муха, — сказал он так тихо, словно мог утаить эту кощунственную мысль от самого себя. — Когда-нибудь придется. Тома появилась сбоку, лениво забралась на бедро. Она, особа, умудренная житейским опытом, знала, что не стоит мешать человеку за работой, но все время крутилась поблизости. Загривка коснулось холодное щупальце, которое пугало использовало вместо манипуляторов, трансформированный Мошка-19.2 подставил спину, позволяя Йосефу на него улечься, и добродушно зарычал в ухо. Так, окруженный со всех сторон своими солнышками, Йосеф и вскрыл черный ящик — эту опасную оранжевую коробочку. Она прятала в своем нутре ответы, которые, может быть, и не хотелось знать одному маленькому биомеханику, но которые ему нужно было услышать. Строчки кода послушно засветились на выгнутом дисплее. *** — Ну что, золотце, готов? Йосеф приоткрыл глаза, без удивления встречая над собой измотанный оскал псионика. У того продолжал нервно дергаться глаз, и все, что Йосеф хотел ему предложить, это поспать с десяток часов. Между прочим, этого же он пожелал бы и самому себе. — Не нуждаюсь, — вяло, по привычке огрызнулся мужчина. Ноги затекли, так что встать он сумел лишь через добрую минуту, в которую Шпигель, до невозможности чем-то позабавленный, следил за ним острым взглядом. Клубочков вместе с пугалом Йосеф все-таки недавно отослал на поиски Млакха, поэтому на Шпигеля смотрел с такой же долей ехидности: псионик, может, и думает, что спасает Йосефа от раздробленного сознания и садистов-землян, но даже не представляет, от каких арахнофобных ужасов спасает его Йосеф. — Что-то нашел? — Шпигель осмотрел дуболома, разбросанного по всей свободной площади, сощурился на тусклом свету, а после заразительно зевнул. — Мне все равно тебя осмотреть нужно. Командир не морочится, прежде чем мозги вскрывать, уж поверь моему опыту, так что после него тебя все равно хоть по шерсти погладить стоит. Йосеф хмыкнул. — Сможешь из меня память вытащить? — А черт тебя знает, золотце, — отозвался Шпигель отвлеченно, между делом нагнувшись и безошибочно выцепив среди всего металлолома шейную дуболомову пластину. — И тут кода нет?.. Хм. Многовато что-то расплодилось вокруг всякой дряни индивидуальной сборки, не думаешь? — На меня намекать не стоит, — по-дружески предупредил его Йосеф. — «Цикаду» не нашли? Дружелюбия в себе он не ощущал совсем. Наоборот, до сухости в горле сжималась душа — напряжение и страх от близости капрала быстро переплавлялся во что-то неприятное, — но показывать свое состояние псионику было стыдно.  Шпигель отбросил бессмысленное железо в сторону и привычным нервным жестом растрепал волосы. За отросшей челкой скрылись больные глаза, хмурый лоб, и Йосеф подспудно напрягся. И даже Млакха рядом нет. К хеку такую жизнь. — Неа, с той волны только клыкастых нам подкинули. Люди едва живые выползают, на десять трупов один полутруп, а этим ничего — чуть вытащишь, так они уже щелкают куда им надо. И хоть бы один живой корабль оставили, золотце, жить так невозможно, когда чуть только полезешь в оружейную, так все к хренам поджигается… — Шпигель подозрительно разговорился — и только через долгие тридцать секунд Йосеф понял, что псионик сдвинулся, начал аккуратно кружить вокруг в узком пространстве подсобки. Он говорил долго, почти без остановки — про командира и начальника Хищников, про пугало, которое переварило какое-то инопланетное оружие, про знакомые лица пострадавших, отправленных на Калипсо, — и так ненавязчиво, что только попыткой отвлечь внимание его монолог и можно было назвать. Йосеф видел его задумку и отходил прочь. Шпигель в ответ улыбался сильнее, пугающий, как разъяренный марсианский бизон, и отказываться от своего плана не собирался. Йосеф слушал его вполуха, следил в оба глаза, а потому только и успел отреагировать, когда псионик слишком резко оказался на расстоянии удара. — Стой! — с неожиданным запалом в голосе прошипел он, отшатываясь и выставляя вперед себя руки. — Не надо. Отвлекать меня не надо. Открытые ладони невообразимо зудели, тянуло шею и иллюзорно болели вены в предчувствии нового насильственного коннекта. Йосеф боялся, что его снова попытаются отредактировать в угоду кому бы то ни было, боялся возможностей Шпигеля и его самого, боялся довериться в таком интимном вопросе кому-то, кроме Млакха — и видит Всевышний, как же ему надоело от этого страха дрожать. — Я согласен с тем, что меня нужно осмотреть, хорошо? — как можно спокойнее сказал он и все же тихо непроизвольно сглотнул. — Но мозги вы мне уже в целом починили, так? Третьего контакта скинули, дали сознанию развиваться в своем темпе — я почти дееспособен, Шпигель, не стоит больше на меня из-за угла набрасываться. Может, стоит уже начать взаимодействовать, как взрослые люди? Псионик, разулыбавшийся уже на том моменте, когда Йосеф назвал его по имени, к концу пламенной речи выглядел совершенно умиленным. — Золотце, как давно я эти слова хотел услышать! — он резво отпихнул к стенке низкий пыльный табурет, который Йосеф использовал вместо верстака, и сел просто на пол. Руки положил на колени, всеми силами показывая, что не сможет быстро встать из этой позы, а значит, бояться его не стоит. (Йосеф, может, и мог этому поверить, если бы только не знал, что для причинения боли псионику не обязательно даже стоять рядом). — Ну, раз ты уже совсем у нас взрослый, рассказывай. Явная насмешка в ласковом тоне никому бы не пришлась по душе, что уж говорить про Йосефа, все время находящегося на грани нервного срыва. Он подтащил назад отвергнутый стул, быстро спрятал сброшенный на него плунжерный шприц и все-таки опустился, не дав веры слабым ногам. Смотреть сверху вниз было неприятно почти так же, как наблюдать эти плутоватые глаза в непосредственной близости. Шпигель был Йосефу неприятен весь, с головы до пят, и снисходительная улыбка от этого человека ему точно не была нужна. Псионик вламывался в его сознание, как к себе домой. Он привел Йосефа в отсек, в котором ему отгрызли руки, запер внутри собственного тела, едва не убил, просто неудачно сконнектившись, и относился к творимому им насилию с тем непередаваемым легкомыслием, от которого холодели пальцы. И этому человеку Йосеф должен по собственной воле вновь доверить себя самого? Шпигель не брал его под harrantlekschkert, он не скован никакими ограничениями, покалечит или убьет, даже не задумавшись об этичности своих действий и ценности каждого человека как уникального в своей индивидуальности создания, и… — Это я. Я переформатировал дуболома так, чтобы он убил меня самого. Открытие, обнаруженное во время просмотра черного ящика робота, казалось, прожгло ему язык. И все же Йосефу стало легче. Даже навязчивый страх слегка развеялся, позволил вздохнуть свободнее. Шпигель отреагировал красивым длинным свистом и совсем по-командирски поднял бровь.  Он помолчал, странно перекосившись в лице, но вскоре усмехнулся (и Йосеф, если говорить откровенно, даже позавидовал его способности находить что-то веселое в любой ситуации). — А ты, золотце, — вкрадчиво начал Шпигель, легко наклонясь вперед, — герой собственного психологического триллера, да? Пока мы тут отстрелом занимаемся, шкуры, знаешь, собственные спасаем, план эвакуации готовим, — он сделал сложный жест, словно отмахиваясь от чего-то неважного, — наш персональный мормон занят какими-то трансцендентными экспериментами над собственными мозгами. Тебя кто-то учил выбирать самое подходящее время для внутренней драмы?.. Ну ладно, ладно, — он сморщился, заметив укоризненный взгляд все же несколько позабавленного Йосефа. — Командир сказал, что он через меня пытался связаться с Землей, — пробормотал Йосеф, стянув браслет с запястья и перебирая его косточки. Непрезентабельная, закованная в серый промышленный пластик система управления помогала ему сосредоточиться лучше любых четок. — Вместо этого меня закоротило — командир подумал, это потому что кто-то на той стороне пытался меня убить. — И?.. — Шпигель заблестел глазами так, словно готовился услышать лучшую во всей своей жизни шутку. Йосеф разочаровывать его не стал: — И он был неправ, — последовавший за этим восхищенный вздох заставил Йосефа раздраженно оскалиться. — Моя подпись висит в коде дуболома уже чуть больше двух дней. Не помню, зачем, но я задал ему глушить все попытки связи с Землей и убить меня, если все-таки получится. Про то, что процедура собственного убийства сопровождалась зловещими галлюцинациями, Йосеф решил не упоминать. Шпигелю, впрочем, хватило и отцензурированного варианта истории: он любопытно склонил голову, что-то явно высчитывая, и тихо, больше для себя, пробормотал: — Да, может, и впрямь тебе не надо об этом вспоминать, — а после коротко вздохнул и поднял свое усталое веселое лицо, еще более невыразительное в обрамлении светлого жидкого каре. — Понял, золотце, чего ты боишься. Извини, попытки суицида останутся на твоей совести, никакой «третий контакт» не заставлял этого делать, честно тебе говорю. А вот что могу сделать я… Шпигель, давно и с огромным удовольствием забыв про правило «с гражданскими коннектиться нельзя», подробно, почти любовно объяснил каждый этап своего плана. Йосеф, колотящийся крупной холодной дрожью, был предельно близок к глубокому обмороку, несмотря на внешнюю свою уравновешенность. На словах «сличение импульсов афферентных нейронов островковой доли с частотностью корпускулы, установленной для избирательного игнорирования факторов агрессии» — а также следующих за ними «золотце, корпускула уже нерабочая, она впустую сигналы отправляет, я же тебе врать не стану», что едва не принудили Йосефа бросить все силы на паническое бегство — ровно в этот момент дверь в подсобку отъехала вбок с сухим недовольным скрипом. Йосеф с некоторым промедлением понял, что зуд кожи, сопровождающий появление каждого чужого в зоне комфорта, постепенно утихает. Затем по шее прошлись когти — мягкой, нежной своей стороной, — в сторону Шпигеля унесся короткий, непереводимый, но достаточно грозный рык, а самому Йосефу досталось почти родное: — Тише, идиот. И тогда он наконец выдохнул и смог вновь закрыть глаза. *** А голова после Шпигеля болела одинаково. *** — Платон. — А? — Слышал, ты за гражданским эти дни присматривал? Что с ним-то в итоге случилось? А то два идиота — три мнения, и ни одно на правду не похоже. Подумай только, чтоб командир с Землей связывался… — Шпигель. — М? — Я никуда не уходил. Или с тобой под ручку шлялся, или медотсек сторожил — когда бы, думаешь, время у меня нашлось за мелким следить?.. И не смотри на меня так: все я помню. Платон, андроид, с конвейера сразу на мусорку, на работе в полиции замечен не был. Или что, я на пару с мелким два дня потерял?.. — Да верю, верю, железяка, не нервничай.  — Шпигель. — А? — Говори уже. — Ты просто с командиром без меня не разговаривай особо, хорошо? Зря я, что ли, за тебя жопу капитану лизал? — и совсем уж тихо, в сторону: — Триллер, блять, психологический.