Роза, уже становясь неземною, искала не утренний проблеск — искала иное. Не жаждала света, ни тьмы не просила, ни зноя — рубеж полусна — полуяви, искала иное. Роза, застыв под луною, на небе искала не розу — искала иное. Федерико Гарсиа Лорка, «Касыда о розе»
***
Свет казался слишком ярким даже сквозь веки. Всё тело ломило и знобило, а голова и грудь были словно налиты свинцом. Что-то происходило — прохладные прикосновения и шелест ткани, негромкое дыхание рядом были тому подтверждением. Эсми попыталась открыть глаза и глухо застонала, сразу же зажмурившись: слишком ярко. — Спите, спите, я уже закончил и ухожу, — раздался мягкий мужской голос. Руки мужчины стали увереннее — он поправлял одеяло. Подоткнул, будто малому ребёнку, коснулся сухой гладкой ладонью лба: — Спите, вам нужен отдых. — Холодно, — Эсми с трудом находила силы, чтобы говорить связно. Чтобы вообще понимать, что сама она хочет сказать. — Это нормально после наркоза, — голос успокаивал, миссис Эвенсон сквозь одеяло ощутила вес ладони на своём плече. — Я скажу медсестре, чтобы принесла вам грелку. — Нет, — возразила Эсми: он её не понял. Открыть глаза, взглянуть на обладателя голоса оказалось задачей невыполнимой: она едва ли могла сказать, что чувствует своё тело. Спать хотелось так сильно, что женщина забыла даже о том, что когда-то сильнее всего на свете хотела умереть. Раздался шорох занавески, и она приглушила свет, так что больше тот не бил в глаза. — Руки, — проговорила наконец Эсми. — Извините, с этим ничего не могу поделать, — по голосу стало ясно, что мужчина усмехнулся. Она хотела сказать что-то ещё, но не успела собраться с силами до следующих слов… Врача? Наверное. Очень похоже, что после всего она оказалась в больнице. Впрочем, это отчего-то казалось совсем не важным. — Я проведаю вас ещё через пару часов. Выспитесь как следует — и мы сможем поговорить. Она сдалась тяжести, придавливавшей тело к кровати, и очень быстро уснула. На плече осталось ощущение прикосновения — как будто бы Эсми засыпала не одна.***
Это был кошмар. Обыкновенный кошмар, выворачивающий наизнанку душу и память, сковывающий все члены, пугающий не тем, что в нём происходит, — только каким-то странным, необъяснимым знанием. Она стояла на утёсе, прижимая к груди крохотный свёрток в голубом одеяльце, подставляя лицо поднимающемуся на море ветру и солёным брызгам. Грозовые тучи собирались на горизонте. Приближался шторм. Тёмные волны не пели — гремели, бросаясь на камни, будто бы пытаясь их поглотить. Вода безжалостна. Вода милосердна. Вода заберёт всё без остатка. Впереди тьма. Эсми шагнула в неё. А потом… Сон кончился. Оборвался — нет, растворился — не оставив после себя даже горького послевкусия или тревоги. В этот раз пробуждение далось намного легче. Эсми чувствовала себя странно… отдохнувшей. И совершенно потерянной, если уж говорить начистоту: последним, что она отчётливо помнила, была боль после прыжка. Остальные воспоминания были как меловые разводы на школьной доске, которую вытерли мокрой тряпкой: что-то было написано, но что — ты уже никогда не узнаешь. Ничего не осталось. Как и от чувств, — всего на мгновение — Эсми была свободна и почти счастлива. Пока не вернулась боль. Полустон-полувздох сорвался с губ, когда в ногу будто вонзили спицу. Эсми открыла глаза и попыталась поднять голову, увидеть, кто причинил ей боль своим неосторожным прикосновением. — Извини, милая, — доброжелательный женский голос попытался успокоить больную. — С твоей ногой не шибко-то удобно и мне, и тебе. Эсми уловила краем взгляда голубое форменное платье с белыми нарукавниками и передником. Неожиданно руки — тёплые, что отчего-то показалось странным, — коснулись бёдер, и миссис Эвенсон дёрнулась, по привычке, ожидая чего-то дурного. Ногу в подвесе — действительно со спицей — вновь пронзила боль, и женщина не могла смолчать, давясь всхлипом. — Тише, ну, — повторил голос. Женщина лет пятидесяти, в чепце, с выбивающимися из-под него каштаново-седыми волосами, мягко погладила руку Эсми. Медсестра. — Не дёргайся. Ты в больнице, я позабочусь о тебе, хорошо? Конечно, больница… Связь с реальностью восстанавливалась по частям. Она обездвижена гипсом, потому левой рукой и не пошевелить. На грудь давит тугая повязка — наверное, сломаны рёбра. А между ног… мокро. Эсми закрыла лицо здоровой рукой и вновь едва не расплакалась. Ещё пару дней назад такое могло произойти только с её сыном, и она была бы на месте медсестры. При мыслях о сыне женщина почувствовала боль в набухшей от молока груди и вновь не удержалась от тихого стона. — Ничего, милая, это у нас тут часто случается, — похлопала её по коленке здоровой ноги соратница святой Агаты, улыбаясь и не прекращая свою работу. — А сейчас приподнимись. Вот так. Отлично. Можешь ложиться, ты должна отдыхать, — сестра скомкала серую застиранную простыню и бросила её в корзину, продолжая говорить: — Сейчас доктор подойдёт. Он у нас красавец, так что постарайся не забыть, что нужно отвечать на его вопросы. Эсми слушала вполуха, пялясь в потолок и не видя его — перед глазами была только его белизна, а в ушах — единственная мысль. Она жива. Камни и вода её не убили, а значит, придётся что-то делать дальше. Искать дом, работу, вставать на рассвете, ложиться спать в глубокой ночи, а у неё нет сил. Совсем нет сил… — Ага, — только и смогла выдавить Эсми, не услышав шагов. — А вот и ваш спаситель, — по-прежнему усмехаясь, объявила медсестра. — Это лишнее, Сара, — мужской голос показался мягким и — смущённым? В нём было что-то знакомое, и Эсми стала лихорадочно рыться в своей памяти, игнорируя всё, что происходило вокруг. Медсестра — Сара — принялась поправлять одеяло пациентки. Мужчина некоторое время стоял молча, будто ждал чего-то. Эсми по-прежнему лежала закрывшись рукой. — Позволите вас осмотреть? — наконец произнёс доктор, касаясь локтя больной. Женщина отняла руку от лица — запястье тут же оказалось в холодных пальцах — и перевела взгляд на врача. И сердце ухнуло, будто падая в пропасть. Эти янтарно-золотые глаза, обведённые тёмными кругами на бледной коже, были до боли знакомы. Вот только за десять лет в их уголках должны были появиться морщинки, которых на лице, представшем перед ней, не было и в помине. — Я вас знаю?! — неожиданно для самой себя выпалила Эсми. Боже, как глупо она должна выглядеть! Она сама не понимала, задала вопрос или ответила на него. — Вы лечили меня десять лет назад, когда я жила в Колумбусе! — Не думаю, мэм. Я ещё не был врачом десять лет назад, — доктор качнул головой и улыбнулся, пряча неловкость. — Думаю, вы спутали меня с кем-то похожим. — Более того, доктор Каллен приехал к нам из Чикаго! — воскликнула медсестра, всплеснув руками. Тем временем доктор посерьёзнел, доставая механический карандаш из кармашка халата на груди: — Ступайте, сестра Каплан. Вас ждут другие пациенты. А затем обратился к Эсми: — Думаю, вы уже поняли, что я доктор Каллен. Вы помните своё имя, мэм? Эсми смогла ответить не сразу, поглощённая разглядыванием знакомого незнакомца. Нет, она не могла его ни с кем спутать, тогда... Тогда, десять лет назад, она ещё долго помнила его. Не успев его толком узнать, она придумывала себе его характер и добродетели, рисовала по памяти на обрывках бумаги и на полях дневника его лицо. Может ли здесь быть ошибка? Мозг закипал от такого вопиющего несоответствия. Какие уж тут имена... Впрочем, врач терпеливо ждал, не выказывая беспокойства и не подгоняя её. — Эсми, — конечно, как можно не вспомнить сразу собственное имя? И повторила, уже твёрже: — Эсми Энн Эвенсон. — Что же, приятно познакомиться, миссис Эвенсон, — доктор Каллен кивнул, и по лицу его проскользнула тень облегчения. Так её уже кто-то узнал... К чему эти вопросы? — Какой сейчас год? — Тысяча девятьсот двадцать первый? — отчего-то миссис Эвенсон уже не была уверена в своих словах. — Всё верно, — ободряюще ответил доктор. — Сегодня понедельник, восемнадцатое апреля. Помните, что с вами случилось? — Я сходила под себя, — рассеянно ответила Эсми. Доктор замер, услышав несколько неожиданный ответ. Хмыкнул, давя улыбку, а потом вновь кивнул и что-то записал в карте, которую, ещё войдя в палату, снял с жестяной спинки кровати. — Это хорошая новость, — объяснил он, устремляя взгляд на удивлённую пациентку. — Хорошая? Я не ослышалась? — непонимающе проговорила женщина. — Очень хорошая, — подтвердил доктор Каллен. — Почки работают, несмотря на все полученные вами внутренние травмы в результате падения… — Прыжка, — перебила его Эсми так серьёзно, будто это могло улучшить её положение, несмотря на то что подобное стоило бы скрыть. — Я прыгнула. Я пыталась покончить с собой. — Что ж, — вздохнул Карлайл, — значит, вы всё помните. Позволите? Он отложил карту и вернул карандаш в карман. — Конечно, — Эсми впервые попыталась улыбнуться. Доктор деликатно убрал одеяло и осторожно стал ощупывать живот пациентки. Та втянула воздух сквозь зубы. — Больно или холодно? — обеспокоенно уточнил врач, продолжая осмотр. — Холодно, — успокоила его Эсми, на этот раз усмехаясь не так зажато. — Здесь шов не беспокоит? — холодные пальцы коснулись шва под бинтами, и огонь, разливавшийся от него по всему боку, вдруг утих. Миссис Эвенсон облегчённо вздохнула. Каждый сантиметр тела болел так сильно, что женщина переставала это чувствовать. — Немного, — тихо ответила Эсми. От доктора в ответ она услышала только задумчивое «мгм», пальцы поднялись выше: — Как рёбра? — Дышать тяжело, но не очень больно, — Эсми запрокинула голову насколько могла — лишь бы не разглядывать идеальную причёску доктора Каллена так пристально, будто видела волосы впервые. Внезапно руки поднялись ещё выше, ощупывая нывшую грудь. Мягко, но без той нежности, которая заставляет задерживать дыхание и напрягать поясницу, чтобы не выдать смущения. Эсми была благодарна, что врач хорошо чувствовал эту разницу. — Вы недавно родили, верно? — уточнил доктор. — Всё так, — подтвердила Эсми. Тела её сына не нашли? Или нашли, но это ещё одна проверка памяти? Руки уже исчезли. Одеяло вернулось на место. — Больше любите мяту или шалфей? — непринуждённость голоса заставила Эсми впасть в ступор, и она надолго задумалась, глядя в потолок. Как ей быть с молоком, если она даже голову толком поднять не может? А ведь могла бы в приличную семью устроиться кормилицей, не делать глупостей, и может, жизнь бы наладилась... А сейчас уже поздно. — Ой! — пришлось поднять голову, чтобы увидеть, что происходит со здоровой ногой. Было не то щекотно, не то просто... странно. — Что вы делаете? — Удивительно, — хмыкнул доктор Каллен, водивший по ступне пациентки карандашом. — Можете пошевелить пальцами? Эсми попыталась: вышло довольно вяло, нога слушалась не до конца. Однако лицо врача светилось удовлетворением. — Вы быстро восстанавливаетесь. Я опасался, что повреждение позвоночника будет более серьёзным, но это просто сотрясение. Похоже, вы невероятно везучая. Эсми нервно рассмеялась: — Не то слово! — она смеялась, пока на глазах от боли не выступили слёзы. Женщина спешно вытирала их тыльной стороной ладони, всё ещё не то смеясь, не то плача, стараясь спрятать лицо от доктора Каллена. Она бы не назвала случившееся везением, отнюдь нет. Мужчина молча вытащил платок из кармана жилета и протянул Эсми. — Возьмите. Вы же не хотите заработать конъюнктивит в придачу. Пришлось взять кусочек ткани и для спокойствия доктора Каллена промокнуть глаза. — Последние пара вопросов, миссис Эвенсон, — объяснил он участливо, — и я оставлю вас в покое. Эсми глубоко вздохнула и кивнула. — Следите за кончиком карандаша, — попросил доктор, и пациентке ничего не оставалось, кроме как послушаться. Однако довольно быстро универсальный инструмент вновь оказался на своём месте в кармане халата. Мужчина нахмурился и взял лицо Эсми в ладони: пристально изучал её глаза несколько мгновений, ощупывал пальцами виски, лоб, скулы, но и этих мгновений хватило, чтобы у пациентки перехватило дыхание — доктор наверняка подумал, что от боли, которую причинили ей его прикосновения. Искренние озабоченность и беспокойство в его взгляде обескураживали. Он всё спрашивал что-то о зрении, головокружении, тошноте — Эсми отвечала невпопад. Она начинала жалеть об этих вопросах — они заставляли задумываться над тем, что она чувствует. И женщине казалось, что когда она признаёт, что ей плохо, ей становится только хуже. Когда врач, наконец выпрямившись, вернулся к карте и неодобрительно закачал головой, она чувствовала себя совершенно разбитой. — Вы ничего не скажете? — отвлекла его от размышлений Эсми. Доктор Каллен ушёл от ответа: — Нужно понаблюдать. — Я ослепну? Потеряю слух? Или со временем смогу только пускать слюни на подушку? — если уж ждать стоит наихудшего, пусть он даст ей знать сейчас. — Или через пару дней отдыха всё вернётся в норму, — мужчина был не то плохим актёром, не то не хотел давать ложную надежду, и в его улыбке, чуть тронувшей губы, ясно читались фальшивый оптимизм, но вполне искреннее сочувствие. — Рентген — очень ограниченное средство диагностики, пусть и передовое на сегодняшний день. Я мог бы провести ещё одну операцию, но это слишком опасно. — Понятно, — сухо, как будто услышав приговор, которого ожидала, ответила Эсми и вновь уставилась в потолок. — Миссис Эвенсон, мне… — начал было доктор, но пациентка его перебила. — Не надо. Не жалейте меня, — в голосе скользнули раздражение и обида. Глаза слепили мелкие уколы тонких иголочек подступающих слёз. — Это моя вина. Холодные пальцы коснулись ладони Эсми — с твёрдостью сжали её пальцы. — Вы не виноваты, — голос был так же твёрд, как рукопожатие. — Поверьте мне, ни в чём. Миссис Эвенсон вновь перевела взгляд на врача. Каким же странным было его лицо! Доктору было не дать на вид больше двадцати пяти, люди в таком возрасте легки и ветрены, радостны и эгоистичны — это всё было в том, как он улыбался; но когда улыбка исчезала, становилось заметно, что его глаза смотрели глубже и видели дальше, чем у любого человека, которого Эсми встречала в жизни. На миг женщине показалось, что он знает всё, что произошло с ней за последние полгода в Ашленде — и годами раньше, — хотя никто не мог ему этого рассказать. — Господь так не посчитает, — уверенно ответила Эсми. Она много раз выбирала неправильно: мужа, город для того, чтобы вырастить сына, способ самоубийства. Такого не прощают. Она бы не простила. — Господь настолько к вам милосерден, что уберёг от страшной ошибки, — вторая рука доктора накрыла ладонь Эсми. Их глаза встретились, и в этот раз совсем не так, как когда он осматривал её. Взгляд доктора Каллена пронзал насквозь — гипнотизировал. Эсми почувствовала, как внутри похолодело от необъяснимого ужаса, которое внушало мягкое — почти нежное — прикосновение и прямой открытый взгляд. Смотреть на мужчину было будто стоять на краю бездны, только, вместо бушующих волн, внизу разливалась мягкая тьма, обещающая забытьё и покой. Холод ушёл: доктор отпустил руку Эсми; оторвал взгляд — и всё вокруг вновь окрасилось в обычные больничные оттенки спокойствия и одиночества. — Я назначу вам вливания, а вечером вы сможете поесть, если не будет тошноты, — нарочито буднично стал объяснять доктор Каллен, вновь помечая что-то своим идеальным нетупящимся карандашом. Эсми усмехнулась мысли, что, должно быть, почерк у такого красавца — да к тому же медика — просто ужасен. Кажется, врач уже собрался уходить: он вздохнул и поджал губы, покачав головой, как вдруг миссис Эвенсон вновь подала голос: — Карлайл… — Да? — он отозвался по привычке, повернув голову, и отнюдь не сразу понял, что Эсми назвала его по имени, которое сегодня ни разу не прозвучало. Доктор замер в ожидании, и теперь они с Эсми в своём ужасе, кажется, поменялись местами. — Вас зовут Карлайл. Я помню это. Я знаю, что это вы лечили меня десять лет назад, — тихо, но уверенно произнесла женщина. Карлайл тяжело вздохнул и смягчился, будто прося прощения за то, что не знает, как ответить. — Не настаивайте на этом при посторонних, — попросил он. — Здесь все считают, что мне чуть за тридцать. Вряд ли кто-то поверит, что вы в здравом уме и трезвой памяти, особенно — после ваших травм. Будет замечательно, если вы не заставите меня придумывать, почему не нужно отправить вас в психиатрическую лечебницу. — Но вы… не отрицаете? Вы не забыли? — с сомнением спросила Эсми. — Нет, мисс Платт, — Карлайл улыбнулся, щуря глаза с хитринкой, — я ничего не забыл. У вас с того времени появилась пара новых родинок на щеке, — он коснулся пальцем своей, показывая место, будто в отражении. — Вы, наверное, много работали на солнце, — предположил он. — Но это не помешало мне вас узнать. — Я… — Эсми только и смогла, что повторить движение доктора Каллена, касаясь своего лица, а он уже вновь делал вид, что в их разговоре нет ничего странного. — Отдыхайте. Не стесняйтесь просить медсестёр, если вам что-то нужно, и не волнуйтесь лишний раз, — дал он несколько наставлений напоследок. — Я ещё проведаю вас сегодня.