Памяць, спалі момант, калі ўсё пачалось. Той успамін горкі, як дым, востры, як нож. І падлічыць колькасць ахвяр, і хто каго Змог. Цемра, ідзі З раніцы ўздоўж, Каб не сляпіць Болей ужо. Стань для мяне, Чуеш, стань для мяне Новым святлом, Новым сэнсам далей. Не варушыць Гэта нельга цяпер. З кожнай хвілінай Цяжэй, і цяжэй, і цяжэй… І цяжэй… Nizkiz, "Цемра"
***
Первой её мыслью, когда она проснулась, но ещё не открыла глаза, была мысль о том, какую страшную ошибку она совершила в порыве отчаяния. Ей не следовало сбегать. Не следовало поддаваться панике и прислушиваться к гордыне. Она оступилась. Падать было очень больно. Эсми сжала руку в кулак. Под пальцами послушно смялось в комок пуховое одеяло. Второй мыслью было понимание, что она не знает, где лежит. Женщина в ужасе подорвалась с постели, оглядываясь по сторонам, но не успевая видеть. Холодные руки, удивительно знакомые в своей твёрдости, схватили её за плечи, укладывая обратно на подушки. Подушки. Одеяло. Мягкий свет, приглушённый занавесками. Доктор Каллен, присутствия которого Эсми уж точно не ожидала. Но это был он: светлые волосы, тёплые глаза, тонкий нос, строго сведённые брови. — Лежите, — пальцы, ещё мгновение назад до боли сжимавшие её плечи, скользнули по рукам в жесте, полном неожиданной нежности. Лицо доктора всё же изменилось за время, что Эсми его не видела: он стал невыразимо печальнее — и мягче, как будто больше ничего не заставляло его сдерживаться в выражении чувств. Невесомым движением Карлайл откинул пряди волос со лба Эсми. — У вас была тяжёлая ночь. Только ли ночь? Нет, последняя неделя была для неё ужасно тяжёлой, но вряд ли об этом говорил доктор Каллен. Эсми вообще не слишком представляла, о чём он говорит — хотя тело и подсказывало, что пришлось ей действительно несладко, всё же её волновало только два вопроса. — Где я? — она вздохнула, оглядывая светлую комнату, деревянную кровать с балдахином, аккуратно собранные занавески с золотистым цветочным узором. А потом её взгляд вернулся к Карлайлу, который сидел на постели рядом. — И почему вы со мной? Он чуть заметно поджал губы, склоняя голову и пряча глаза, подоткнул одеяло, которое немного съехало, и наконец вновь посмотрел на Эсми: — Вы у меня дома, — объяснил он и улыбнулся: — Я, кажется, ответил на оба вопроса сразу. — Конечно, — растерянно ответила Эсми, пытаясь осознать происходящее, и направила взгляд в потолок — в краплаковый балдахин. За рёбрами вновь забился необъяснимый страх. Дело было не в Карлайле, не в незнакомой обстановке. В чём-то ещё... — Как ваша нога? — вновь раздался голос доктора Каллена, вырывая Эсми из тревожного оцепенения. — Морфий, наверное, уже перестал действовать, учитывая происшедшее, — он хотел было подняться, не скрывая волнения в движениях и голосе, но Эсми остановила его спокойным жестом: — Нет-нет, всё в порядке. Ничего не болит. Ей не хотелось признаваться в том, что рана на ноге горела: действие лекарства уже прекращалось. Это было итогом ещё одного импульсивного решения, о котором Эсми сожалела едва ли не больше, чем обо всём остальном вместе взятом. Доктор Каллен с заботой погладил её предплечье и вздохнул, как будто догадывался, что она врала, но одобрял, что она крепится. — Расскажете мне, что с вами случилось? — спросил доктор Каллен, сжимая её ладонь. Воспоминания пронзили голову Эсми раскалённой иглой: секунду назад она не помнила ничего, а теперь всё, так тщательно скрытое в глубинах её памяти, всплыло на поверхность. Секунду назад всё было хорошо, а теперь горло в своих пальцах сдавил ужас. Она поспешила снова подняться с постели, вырвав ладонь из пальцев доктора Каллена. Где её осторожность, когда очевидно, что мужчине сейчас легче лёгкого навалиться на неё всем телом, зажать в стальные тиски рук и не дать вырваться? Где её осмотрительность?! На этот раз головокружение вернуло Эсми на подушки быстрее Карлайла, который, немного помедлив, опустил ладонь на её плечо — не сказав ни слова, лишь произнеся своё неизменное "тш-ш". Нужно отдать доктору должное: он в самом деле умел произносить это так, чтобы по-настоящему успокоить. Тревога вновь понемногу утихала: да, Эсми одна в спальне мужчины, которого знает от силы несколько месяцев. Но разве она одна, если она с Карлайлом? — Эсми? — позвал доктор, видя, что та уже и забыла о заданном ей вопросе. — Да, — откликнулась она, возвращаясь в реальность. Вспомнила, о чём они говорили, и отвела глаза, отворачиваясь к окну: — Нет... — Не помните или не хотите? — уточнил врач. Без лишней настойчивости, даже убрал руку. — Не помню, — солгала Эсми, посмотрев доктору Каллену в лицо. Нет, так нельзя... — Не хочу, — изменила она свой ответ и почувствовала, как в уголках глаз собираются слёзы. Карлайл кивнул, давая понять, что больше не будет возвращаться к теме: — Простите меня. — Что вы... — Эсми мотнула головой. Она всё пыталась задавить что-то в себе, рвущееся наружу прерывистыми вздохами, но сил не хватило. Её плечи затряслись от всхлипов, и она, стараясь не показывать свою слабость, прикрыла рукой лицо. Доктор Каллен смотрел на женщину своим печальным и нежным взглядом, и взял её ладонь, оставшуюся лежать на одеяле, в свои, не стараясь утешить. — Если бы я мог, — заверил он, — разрешить ситуацию быстрее, я бы сделал это. У меня не было намерения бросать вас в одиночестве. Мне очень жаль. Эсми удалось на мгновение вновь овладеть собой ценой невероятного усилия, и она ответила ему тоном, который даже можно было назвать бодрым: — Ничего, со мной ведь ничего страшного. Её глаза светились от влаги, словно бусины из янтаря, пронзённые лучами солнца. — Ничего, — вздохнула она, шмыгнув носом и стерев тыльной стороной ладони слёзы, затекающие в уши. И вновь зарыдала, не пряча искажённого покрасневшего лица, и, содрогаясь, сжимала избитыми пальцами одеяло, не сдерживая воя, вырывающегося из горла. Карлайл припал губами к руке, лежавшей в его ладонях. Эсми плакала — а он молчал, не в силах ничего исправить. Её рыдания то затихали, задушенные стыдом, то возобновлялись, когда доктор Каллен отнимал губы от её кожи, чтобы приложиться к ладони лбом, — и тогда он вновь целовал костяшки её пальцев. С каждым разом всхлипы становились слабее, грудь вздымалась реже, а плечи понемногу переставали трястись. Нахлынув, как скоротечный прилив, слёзы так же поспешно отступали. — Я боялась больше вас не увидеть, — зашептала притихшая Эсми. Зажмурилась, мотнула головой, разбрасывая волосы по подушке, будто силилась прогнать из головы дурные мысли. — Мне было так страшно... Так страшно, что я не выдержала. Врач удивился тону её голоса. Это были оправдания. Смутная догадка закралась в его мысли, но Карлайл отмахнулся от неё. — Я не хотела, я не такая, — твердила она с мольбой, — правда, не такая... — Я знаю, — прервал поток её речи Карлайл. — Я знаю. Он склонился к ней, подтянул вторую подушку, лежавшую на кровати, и подложил её под голову Эсми, приподнимая плечи. Тыльной стороной ладони он по очереди коснулся обеих её щёк, словно стремясь согнать с них жар, потом положил ладонь на лоб. Краска постепенно схлынула с лица миссис Эвенсон. — Всё хорошо. Вы в безопасности. Дышите глубже, — произнёс он, проведя рукой по волосам и чуть улыбнулся, надеясь вернуть в Эсми немного спокойствия. Она послушно сделала несколько глубоких вдохов и вытерла щёки ладонью, повторяя движения доктора. Карлайл, неизвестно когда успевший подняться с кровати, подал Эсми стакан воды. — Так-то лучше, — довольно произнёс он, наблюдая, как с каждым жадным глотком стакан пустеет. Его рука вновь потянулась к растрёпанным волосам миссис Эвенсон, но он остановил себя ещё до того, как она успела заметить его короткое движение. Пусть сперва немного придёт в себя. — Простите, — уронила Эсми, опуская голову и опуская руки. Будь на месте Карлайла кто-то другой, за устроенную сцену она получила бы самое меньшее — упрёки, если не несколько пощёчин. Женщина вся сжалась, готовясь принять удар. — Вам не за что извиняться, — заверил её доктор Каллен, забирая стакан и возвращая его на место рядом с графином возле кровати. Он отвернулся от Эсми — и дал ей немного времени, чтобы собраться с мыслями. Уголки губ нервно дёрнулись вверх, когда она подняла взгляд на доктора, вновь обернувшегося к ней. — Как ваш племянник? С ним всё в порядке? — поинтересовалась она светским учтивым тоном, как будто бы не лежала перед собеседником в одной... Господи, а в чём она? Эсми бросила взгляд на грудь, одновременно с этим смущённо подтягивая повыше к плечам одеяло: на ней была мужская майка, какую обычно носят под рубашкой, однако, очевидно, майка не принадлежала Карлайлу — он был шире в плечах и груди. — Ему тяжело, но он справится, — с благодарностью в голосе ответил Карлайл. — Как и вы. Заметив её замешательство, доктор Каллен объяснил: — Эдвард любезно одолжил вам своё бельё, — и улыбнулся, сочтя забавным то, как она стесняется, хотя он не только видел её нагую, но и касался. Заговорив вновь, он вернул себе серьёзность: — К сожалению, ваших вещей при вас не было, но обещаю — к вечеру я найду для вас что-нибудь поприличнее. Миссис Эвенсон ещё раз невольно оглядела комнату: аккуратную, но всё равно какую-то необжитую — даже несколько гравюр без рам на стене не спасали ситуацию. Хозяева здесь не спали, а из женщин наверняка бывала только горничная — если молодой доктор вообще её держал. Он не лукавил, говоря о том, что от его странностей хочется сбежать. — Простите, что доставляю вам столько хлопот, — забормотала Эсми, — хотя у вас есть и другие заботы. — Что вы, мне это в радость, — выпалил Карлайл и снова обжёг её ладони своим ледяным прикосновением. Она вздрогнула. Он отстранился, поднявшись с кровати. На лице доктора отразилась тревога вперемешку с виной — будто за какое-то посягательство. Эсми захотела спросить, в чём дело, но поняла, что объяснять что бы то ни было Карлайл не настроен. Она уже встречала такое выражение глаз — когда смотрелась в зеркало в доме своей двоюродной сестры, у которой укрывалась от Чарльза. Кузина пыталась узнать, что Эсми собирается делать дальше, но беглянка уходила от вопросов едва ли не ловчее, чем когда-то запрыгивала в поезд. Она старалась не думать о будущем, зная, что в любой миг её единственная надежда — защитить сына — может потерпеть крах. Неясно было только, кто стал причиной тревоги, снедающей Карлайла Каллена. Мысли Эсми обратились к мальчику Эдварду, которого она никогда не видела. Они почти и не говорили о нём с Карлайлом — один он раз похвалился тем, что его племянник осилил «Венгерскую рапсодию» Листа, и теперь не знает, куда применить свой замечательный навык. Эсми знала о личной жизни доктора Каллена и его семьи не больше, чем любой другой обитатель больницы, как будто тема была не слишком приятна Карлайлу, и он боялся раскрыть не только свою, но и чужую тайну. Эсми так казалось. Как знать, может, они с Эдвардом похожи? Может быть, у доктора слабость к таким, как они двое: склонным срываться? Вспомнившей стойкость Карлайла, который в течение нескольких месяцев медленно возвращал её к жизни, называть это слабостью язык не поворачивался — даже мысленно. Раздался стук, вырвавший обоих из раздумий — удивительно вовремя, не позволив молчанию стать совсем уж неловким, как будто стоявший за дверью подслушивал. В несколько широких шагов Карлайл преодолел расстояние до двери и открыл, не произнеся ни слова — и только кивнул ждущему на пороге. За плечом Карлайла Эсми разглядела юношу: на вид лет пятнадцати-семнадцати — рост у него был уже как у взрослого мужчины, но тело ещё сохраняло мальчишескую утончённость, а лицо — последние следы детской округлости. По нему и сейчас уже наверняка сохли девочки-подростки, но через несколько лет его ждёт тяжёлое испытание в свете, — когда его заметят и женщины. Эдвард обнаружил, что на него обратили внимание: — Добрый день, мэм, — он кивнул в приветствии. Карлайл Каллен спохватился, вспомнив о приличиях и улыбнувшись, обернулся, давая незнакомцам разглядеть друг друга. И всё равно — как будто бы заслонял плечом юношу. — Мистер Эдвард Мэйсен, миссис Эсми Эвенсон, — представил их друг другу доктор Каллен. — Миссис Эвенсон... — Лучше просто Эсми, — поправила гостья. Эдвард неловко пожал плечами: поднос с едой в его руках явно ему мешал. Он переглянулся с Карлайлом, — тот кивнул, — передал ношу дяде и поспешил распрощаться прежде, чем его могут подумать выгнать: — Рад знакомству. Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете... — юноша нервным жестом взъерошил и без того растрёпанные тёмные волосы. — Простите. Эдвард склонил голову, нахмурившись, и в тот же миг исчез за дверью, оставив Карлайла и Эсми вдвоём. Врач молча вернулся к кровати, поставил поднос на прикроватную тумбочку — совсем так, как часто делал в больнице. Даже набор продуктов был похожим: варёная картошка и яйца, рыбные консервы, крохкий серый хлеб да пара свежих помидоров. Было бы странно надеяться на изысканные блюда в доме холостяка. — Надеюсь, это не из-за меня он так разволновался? — обеспокоенно вопросила Эсми. Карлайл, поставив поднос, уткнулся носом в манжету, будто стараясь спрятать лицо, но тут же опустил руку. — Немного из-за вас, — доктор улыбнулся. — Немного из-за всего остального. — И отчего-то очень быстро сменил тему: — Вы голодны? Сопротивляться было совершенно бесполезно. Пока она завтракала (или обедала? Или какое там на дворе было время суток...), он сидел на постели рядом и перебирал стопку писем, которые вместе с едой принёс ему Эдвард. Одни Карлайл распечатывал и бегло просматривал содержимое, другие не вскрывал, откладывая в сторону. Так прошло около получаса, и Эсми ещё не успела доесть, без особого усердия ковыряя вилкой старую жёлтую картофелину, а он вновь сложил письма, выровняв края конвертов, и обратился к гостье: — Завтра мне нужно будет в больницу: уладить кое-какие дела перед отъездом, так что я оставлю вас с Эдвардом. Он не будет слишком мешаться, и вы сможете немного побыть в одиночестве. — Вы увольняетесь? — миссис Эвенсон едва не поперхнулась, когда задавала вопрос. А что будет с ней, когда он уедет? — Да, — кивнул Карлайл. От него не укрылось беспокойство собеседницы. — Но не волнуйтесь, это дело не одного дня. Выгонять на улицу я вас не буду. Странные слова, требующие странных выводов. — Вы имеете в виду, что я останусь у вас дома? — Эсми нахмурилась. — Подобное поведение не слишком приемлемо в обществе, как и многое, что уже было между нами. — Полагаю, в моём положении мне уже должно быть всё равно, — хмыкнула миссис Эвенсон. Карлайл улыбнулся. — Мне думается, это лучший выход из ситуации. Не сбегайте больше, мне хотелось бы удостовериться, что вы здоровы, насколько это возможно. Эсми покачала головой, чувствуя какую-то недосказанность. Доктор Каллен встал, очевидно, решив, что представленных им объяснений вполне достаточно для начала. — Простите, что вас оставляю, но мне нужно ответить на письма, — и, кивнув на обед, который учительница уже довольно долго оставляла без внимания, спросил: — Вы ведь ещё не доели? — Нет... — по лицу Эсми пробежала тень сомнения и тревоги, она забрала с тарелки ломоть хлеба и качнула головой: — Но лучше — заберите. — Картошка была сырая, однако гостья не хотела грубить. — Я не очень голодна... — Конечно. Она и не представляла, что на этом строгом точёном лице может отразиться ещё больше этой странной смеси нежности и вины, чем она уже видела.