Дитя Креста

      Прошло несколько часов, прежде чем Кэтрин смогла почувствовать себя в безопасности. Девушка сидела на барном стуле и тяжело дышала: ей удалось прошмыгнуть обратно домой, в таверну. Кровь пульсировала в венах.       Смерть мамы была ещё свежа в её памяти.       Вытирая слёзы, Кэти пыталась унять икоту; прерывистое дыхание срывалось с её губ. В конце концов слёзы просто кончились, и девушка немного успокоилась. Она чувствовала себя пустой оболочкой своего прежнего «я». Ещё никогда в жизни ей не приходилось испытывать такого горя. Девушка всё ещё надеялась увидеть спускающуюся вниз Роуз, которая тут же начала бы докучать дочери нотациями насчёт одежды или растрёпанной причёски. Говорят, со временем горе проходит, но боль от потери мамы была настолько сильной, что, казалось, сердце Кэти не выдержит и разорвётся. Даже спустя время эта печаль не утихнет.       А что делать с таверной? Четырнадцатилетней не под силу управлять баром. Мама учила её лишь вести бухгалтерию и работать с деньгами. И, что хуже всего, британские солдаты всё ещё разыскивали Кэти, а город продолжал бушевать после протеста. Кэтрин просто оставалось надеяться, что никто не узнает её имени или адреса дома.       Все мысли путались в голове, но одна была совершенно ясна — её мать убили. Какой-то человек с безумными голубыми глазами и тонкими губами, спрятанными под уродливыми усами, сделал один-единственный выстрел в воздух. Солдаты начали обстреливать толпу из мушкетов, а Роуз стояла в первых рядах протестующих.       Кто-то должен заплатить за это.       Кэтрин вдруг вспомнила, что Роуз как-то упоминала о письмах, которые нашла среди вещей и хлама в погребе.       В подвале стоит сундук, набитый вещами твоего отца… я не могу сказать тебе, как поступить, но могу позволить тебе решить это самой.       О каком решении она говорила?       Кто такой Ахиллес Дэвенпорт?       Кэтрин подошла к двери, что находилась за барной стойкой; она вела в подвал. Когда девушка открыла дверь, лучи света упали на тёмную лестницу, ведущую вниз. Ещё спускаясь по ступенькам, Кэти тут же приметила сундук. Она увидела, что тот аккуратно стоял в углу, прямо возле книжного шкафа, полки которого были заставлены стеклянными бутылками. У Кэтрин вдруг перехватило дыхание, словно что-то сдавило ей горло: а вдруг ей не понравится то, что лежит внутри? Единственный способ выяснить — это открыть сундук. Её тонкие пальчики прошлись по пыльной, но гладкой поверхности ящика. Она провела ладонью по облицовке и вскоре наткнулась на засов. Одним быстрым движением Кэтрин расстегнула защёлку и подняла крышку, чтобы увидеть содержимое. В сундуке находились письма, аккуратно сложенные в маленькую коробочку в углу; там же лежала и карта: кажется, Фронтира, что прямо за Бостоном. Она вернётся к ней попозже, после того, как разберётся с остальным.       Было бы время. Счёт шёл на минуты, и в любой момент Кэтрин могли найти британские войска.       Первым, что бросилось ей в глаза, был длинный меч, лежавший вдоль стенки. Кэти достала его из сундука и быстро вынула из ножен. На прямом клинке она заметила красивую гравировку, состоящую из изогнутых разветвлений. Это было похоже на букву «А», и Кэти сразу стало интересно, что бы это могло значить: может, какая-то фамильная эмблема, учитывая, что большая часть её семьи родом из Ирландии? На сверкающем лезвии Кэтрин увидела своё отражение. Наощупь клинок был всё ещё довольно острым; девушка засунула его обратно в ножны и продолжила копошиться в сундуке, пока её пальцы не задели какую-то грубую ткань. Кэти решила, что это простой кусок брезента, но оказалось, что она нашла пальто. Девушка вытащила его из сундука и поднесла к тусклому лучу света, что проникал с первого этажа. Плащ был покрыт слоем пыли, но хорошо сохранился. Кэти встряхнула его, и пыль фонтаном взвилась в воздух, отчего девушка тут же чихнула.       — Господи, — пробормотала она.       Кэтрин несколько мгновений изучала предмет одежды, после чего натянула его на себя. Хоть пальто и было ей великоватым, но явно принадлежало не отцу. Ткань светло-угольного цвета дополнял белый капюшон, прикреплённый к воротнику несколькими клапанами и пуговицами. Плащ скорее напоминал робу. Обычно пальто делаются длиной до колен, однако это доходило аж до лодыжек. Рукава с манжетами тоже были мешковатыми — ничего такого, что нельзя было бы исправить иголкой с ниткой, если бы Кэтрин захотела такое носить. Неужели это папино? Понюхав робу, она почувствовала запах морской соли и мускуса, напомнившего ей о последней встрече с отцом. Он прижимал к себе маленькую девочку, пока та умоляла папу не оставлять её с незнакомыми людьми.       Да, роба была его. Она была немного потрёпана, но зато девушка смогла легко завернуться в ткань, как в плотный кокон. Она была совсем одна: мама умерла, отец неизвестно где, и помощи ждать неоткуда.       Кэти вдруг сказала себе, что не имеет права раскисать, пока не узнает, что же мама имела в виду; не снимая отцовского плаща, она опустилась на колени и притянула к себе коробку. Достав первый конверт, Кэти поднесла его к свету. Письмо было написано за два года до её рождения.       Дорогая Роуз,       Словами не передать, как я скучаю по тебе каждый день и каждую ночь, но Лайам сказал, что мы скоро вернёмся. Кстати, теперь у меня есть собственный корабль. Её зовут Морриган, в честь богини войны, подходит, правда? Она прекрасна, но не идёт ни в какое сравнение с тобой. Надеюсь взять тебя на борт, когда мы наконец увидимся. Интересно, что же скажет твой братец, который вечно смеётся над нами. Надеюсь, ты будешь ждать меня на причале. Высматривай ярко-алые паруса — это я.       Забавно, как складывается жизнь: мы всего лишь повстречали контрабандистов с грузом, а теперь я капитан собственной шхуны. Ассасины нуждаются в ещё одном мощном корабле под их командованием. Это отличное преимущество над тамплиерами. Мы нарвались на британский флот, но это пустяки. Ничего такого, с чем я бы не справился.       Лайам не мог сказать мне, почему мы здесь, но всему своё время. Мы встретились с капитаном Шевалье, ослом, который не питает ко мне никакого уважения, и я почти надрал ему зад, если бы не Лайам, который вмешался и остановил драку. Я присоединился к ассасинам, чтобы меня уважали… чтобы послужить высшей цели…       Не могу дождаться, когда увижу тебя снова; не могу дождаться, когда почувствую твои объятья и уберу прядь волос с твоих глаз. Я вернусь через несколько недель, и мы сможем обсудить ту таверну, которую ты всегда хотела открыть. Есть ещё одна вещь, которую я хотел бы рассказать тебе, любовь моя. Путешествуя по холодной северной Атлантике, я наткнулся на один цветок. Думаю, тебе понравится. Насколько я понял, он зовётся подснежником, он растет только там, где идёт снег. Я просто обязан привезти тебе один.       Навсегда твой,       Шэй.       Сердце Кэтрин слегка сжалось, когда она увидела отцовский почерк. Любовь, которую он испытывал к её матери, была неоспорима, но что показалось Кэти странным, так это упоминание о каких-то ассасинах и тамплиерах. Кто это?       При слове «тамплиеры» девушке всегда представлялись сильные и могучие рыцари в блестящих доспехах, борцы за справедливость. Нечто, похожее на сказку. На самом деле, этим ей всё и казалось. Сказкой.       Кэти была поглощена отцовскими путешествиями. Убийство Лоуренса Вашингтона, Джеймса Уордропа и Сэмюэла Смита. Гонка со временем, попытки найти затерянные храмы, различные разоблачения — Кэти не могла поверить, что её отец — убийца, но благие намерения и поступки, которые он старался совершать, казалось, перевешивали плохие.       После нескольких часов изучения писем, Кэтрин наконец наткнулась на последнее письмо. Оно было написано в спешке и аккуратно вложено в конверт.       Она раскрыла его и просмотрела письмо.       Пойдут слухи, будто я предатель Братства, но они просто не понимают, что я видел в Лиссабоне. Хаос и разрушения, вызванные артефактом… я не должен был прикасаться к этому треклятому предмету. То, что я видел, невозможно описать простыми словами. Ахиллес настоящий идиот, если считает это своей миссией. Глупцы уничтожат этот мир. И я сделаю всё, чтобы ассасины никогда не нашли эти артефакты.       Я скорее умру, но буду защищать этот богом забытый мир, чтобы наш ребёнок мог в нём жить. Я люблю вас обоих. Если я переживу это, то пошлю вам знак, что все ещё дышу.       Навсегда Твой,       Шэй.       В записке многого не упоминалось, и Кэтрин пришлось строить свои личные предположения. Письмо было прощальным: Шэй явно боялся, что больше никогда не увидит своих юную жену и ребёнка. Теперь Кэти знала, что её отец жив. Осознание поразило её, как гром средь бела дня.       Он держался в стороне, потому что находился в опасности. Эти ассасины лишили его возможности увидеться с семьёй. Ассасины были виноваты в том, что её отца не было в её жизни. Это несправедливо. Он должен был быть здесь. Возможно, тогда её мама была бы жива.       Девушка почувствовала, как гнев вскипел в её жилах, и тут же разрыдалась, кинув письмо на пол. Она даже не пыталась сдерживать слёзы. Это из-за них Кэти теперь совсем одна, но винить нужно не ассасинов. Самое ужасное, что она сама виновата в смерти мамы. Зачем она послушала Джеймса?       Кэтрин рыдала до тех пор, пока её веки не отяжелели под бренностью мучительных событий прошедшего дня. Поддавшись усталости, девушка уснула на деревянном полу, прямо у сундука.