А прохожие не знают… (Пусть мы скрыты на виду) Ведьму руки согревают. Те, что скованны во льду.
Глава 9.
Руки. Гермиону окружали десятки, сотни, тысячи рук. Каждой клеточкой своего разгоряченного тела она чувствовала эти легкие прикосновения. Будто она парила над толпой, тянущей к ней свои пальцы. Они кружились вокруг подобно бабочкам. Темнота. И эти руки… Потом появились звуки. Такие знакомые… Шорохи, шуршание, вздохи, причмокивание… Она точно знала, что уже слышала их, но не могла вспомнить. Никак не могла вспомнить, когда. Картинка постепенно менялась, и вот во тьме появился источник света. Совсем крохотный. Гриффиндорка пару раз моргнула, пытаясь сфокусировать взгляд, но свет перемещался… И все же ей удалось распознать свечу. Её тусклое сияние почти ничего не освещало, и тогда ведьма сконцентрировалась на своих эмоциях, как учил Снейп, чтобы узреть источник шума. Увидеть, кто же там прячется в ночи… «Все исходит из наших желаний, мисс Грейнджер», — прозвучал в голове знакомый баритон. Она желала. Она до ужаса, до сведенных зубов, до раздираемой ногтями кожи желала… Свеча ярко заполыхала, и перед ней оказалось знакомое веснушчатое лицо. Рон. Разумеется. Это его шепот. Волшебница оглядела пространство знакомого школьного коридора. Доспехи скрывали их от посторонних глаз, и Гермионе так хотелось, чтобы он воспользовался возможностью и… Его теплые губы накрыли её. Аккуратно, нежно, почти по-детски. Мальчишечьи руки скользнули по её талии, крепко прижав подругу ближе к почему-то очень мягкому телу. Девушка блаженно выдохнула и запустила пальцы в огненно-рыжие волосы друга, не почувствовав их прежней шелковой мягкости, но и это её не смутило. Он был рядом. Так близко. Так тесно. Его губы были плотно прижаты к её рту, но этого было недостаточно. Ей нужно было больше. Намного больше. Поэтому ведьма недовольно застонала. Не то. Все не то. Рон — это прекрасно. Это любовь, это нежность, это доверие… Это все не то. Гриффиндорка хныкнула, поняв, что никак не может получить того, что хочет, и оттолкнула от себя парня, распахнув глаза. Он растворился в дымке. Вновь темнота. Вновь тишина. Больше нет ни рук, ни шороха ткани, ни вздохов, ни поцелуев… Лишь она, лежащая словно на раскаленных углях. Как же жарко. Как избавиться от этого… Чьи-то пальцы скользнули по её животу, и Гермиона инстинктивно приподнялась, следуя за этой лаской, только сейчас заметив, что на ней не было одежды. Она лежала в непроглядной черноте, видя лишь себя посреди этой пустоты и размытую фигуру. Вторая рука прошлась вокруг её левой груди и, вместе с первой, легла на бедра девушки, чуть сжав их. Пальцы были просто огненными, но это не создавало ощущения неправильности. Волшебница потянулась вперед, привлекая к себе незнакомца… Черты его лица были размыты. Безликий человек то появлялся, то вновь исчезал во тьме. Однако, гриффиндорке было не важно, кто он, откуда и как её нашел. Он знал, как спасти её от жара. Знал, как вылечить её «адскую лихорадку». Тонкие пальцы скользнули к внутренней стороне бедер, которые ведьма беззастенчиво раскрыла. Это было именно то, что она искала… Безликий навис над ней всем телом, закрывая девушке обзор и еще сильнее распаляя её нутро. Его пальцы коснулись её там. О, Мерлин, наконец-то там. Там было жарче всего. Там было просто невыносимо… До мисс Грейнджер долетали отголоски чьих-то криков, но она старалась отгородиться от них. Не сейчас. Не сейчас, когда она так близко. Когда кто-то скользит по её естеству, и она задыхается, готовая вот-вот… Вот-вот… — Помогите! Помогите, не бросайте меня! — раздался девичий крик, и видение рассеялось, отразившись легкой дымкой в затуманенном и возбужденном сознании тяжело дышащей ведьмы. Она резко распахнула глаза, и начать пробуждение пришлось с резкого переката, из-за летящей в её сторону балки. Гермиона быстро пришла в себя после сна, оглядывая помещение, которое всего несколько часов назад было спальней… А ныне микро филиалом ада. Даже её кровать окутали горящие языки, прикосновения которых ведьма так отчетливо чувствовала пока спала. Крик повторился, и гриффиндорка выбежала из комнаты, не обращая никакого внимания на огонь, по которому она ступала. Одним движением руки она заставила пламя расступиться, и увидела тонкую фигуру темненькой пятикурсницы, закрывавшей лицо от огня. — Маргарет? — обратилась она к резко оглянувшейся брюнетке. — Я сейчас помогу! — крикнула ведьма, спускаясь к ней по лестнице. — Нет! — высоко закричала перепуганная девушка. — Не подходи! Не приближайся! — пищала она, ступая назад и не обращая внимания на движения мисс Грейнджер, которыми она защищала пятикурсницу. — Это ведь ты! Ты сделала! — зарыдала гриффиндорка, отведя взгляд и увидев, что путь вперед свободен. Не долго думая, она побежала вниз к выходу. Гермиона слышала доносившиеся снизу крики, кашель, а позже даже голос профессора МакГонагалл. Ведьма села, глядя сквозь пространство, сквозь огонь, сквозь воздух. Башня рушилась на её глазах. Ступени, балки, двери, перила… А девушка сидела на полу в своей темно-бордовой пижаме, готовая без ропота принять свою судьбу. Отказаться от самой себя, ради жизни других. Пока не появился он.***
— Коллеги, послушайте же себя! — ходил по учительской старик. — Исходя из того, что вы говорите, мисс Грейнджер нужно изолировать от всего общества. Но ведь мы говорим не о темной колдунье или ведьме-садистке, а о волшебнице, — он сделал паузу. — Юной волшебнице, которая еще несколько месяцев назад была всеми вами обожаема. — Альбус, это было до того, что она начала вытворять в этом году. — Разве в этом её вина, Помона? — прохрипела профессор трансфигурации, надышавшаяся вчера дыма и гари. — Поражаюсь Вашему спокойствию, Минерва. Ведь это Ваши студенты остались без крова! — Неужели, Филиус, в огромном замке не найдется места для моих учеников? — строго прошептала она. — Сейчас вопрос в другом. Девушка опасна. Её следует изолировать, пока она не сожгла весь Хогвартс! — подала голос декан Хаффлпаффа, и преподаватели согласно закивали. — Вы что же хотите просто выгнать её из школы? — изумилась Минерва, и профессор Флитвик уже открыл рот, когда его опередили. — В этом нет ни необходимости, ни здравого смысла, — по помещению скользнул холодок. — Мисс Грейнджер уже достаточно умело контролирует эмоции, чтобы не доставлять неприятностей, а шкура дракона успешно защищает её от тактильного контакта с окружающими. То, что произошло этой ночью, было досадным… Исключением. — Досадным исключением? — выдохнула опешившая мадам Хуч. — Вы так называете то, что она чуть не превратила своих однокурсников в барбекю? — В данной ситуации, важно не «что», а «почему», — задумчиво протянул директор, пересекаясь взглядами с зельеваром. — Педсовет окончен. Оставьте нас с профессором Снейпом и профессором МакГонагалл наедине. Жужжащая и шепчущая толпа вышла за пределы учительской, но их обсуждение все еще можно было услышать. Декан Слизерина закатил глаза и взмахнул палочкой, наложив заглушающие чары, на что его коллега благодарно кивнула. — Северус, ты не говорил с мисс Грейнджер о… — Нет, Альбус. Я ни о чем с ней еще не говорил, — отчеканил мужчина, отойдя к окну и теперь увлеченно в него глядя. — Почему бы профессору МакГонагалл не позаботиться о своей любимице? — Я подходила к ней этим утром. Мы обе не могли уснуть, — устало выдохнула женщина, откинувшись на спинку кресла, расправившего все свои подушки, чтобы колдунье было комфортнее. — Но за все время мне удалось вытянуть из нее всего две фразы, — она замолчала до тех пор, пока оба волшебника не соизволили повернуться к ней, демонстрируя свое полное внимание. — «Простите, я не хотела» и «Где профессор Снейп»… Зельевар тихо втянул носом воздух, скрестив руки на груди в непроизвольном защитном жесте. Однако быстро заметил, что и директор, и его коллега совершенно спокойно отреагировали на высказывание последней. Пожилой колдун кивнул и медленно зашагал по комнате, проводя рукой по кончику своей бороды. — Мисс Грейнджер теперь будет жить в отдельных покоях, — мягко пробормотал он, встав у окна вместе с деканом Слизерина. — Подземелья видятся мне наиболее безопасным вариантом. — Вы имеете в виду ту часть, что находится под Черным Озером? — бесстрастно уточнил мужчина. — Именно, Северус. Даже если нечто подобное повторится… — Не приведи Мерлин! — тихо выдохнула декан Гриффиндора. — …массивные каменные стены и толща воды не позволят пламени разгореться до таких масштабов, как вчера, — договорил старик и заглянул прямо в глаза своему коллеге. Всматриваясь пару секунд в черные бесстрастные омуты прежде чем продолжить. — Профессор МакГонагалл, пока мы реставрируем башню, студенты Гриффиндора могут найти временное пристанище в Выручай-комнате, — мягко пробормотал он, на что Минерва слабо улыбнулась и кивнула. — То немногое, что уцелело при пожаре уже доставлено на восьмой этаж. — В таком случае я пойду к своим ученикам, — быстро отчеканила она, поднявшись с насиженного места, чем немало расстроила мгновенно сморщившееся кресло. Колдунья аккуратно провела ногтями по его спинке, как если бы чесала за ушком у кота, и предмет мебели вновь довольно выпрямился. — Они с самого утра донимают меня вопросами, и я могу их понять, — дверь за преподавателем тихо закрылась, а Дамблдор все не отрывал глаз от своего единственного оставшегося собеседника, который в ответ лишь поднял бровь. — Альбус, что-то…? — Не мог не заметить, как непривычно вчера было видеть тебя в обычной одежде, — совсем тихо пробормотал колдун. — Я поначалу не обратил внимания, но, когда ты вынес девушку, это не могло не броситься в глаза. — Я… Спешил, — сдавленно проговорил зельевар. — Ну, — чуть вытянул он губы и поднял седые брови. — Самое главное, что мисс Грейнджер не пострадала, не так ли? — директор провел рукой по предплечью своего подопечного и пошел в сторону двери. — Альбус, если хочешь что-то сказать, то говори прямо, — рыкнул учитель, в одну секунду пересекая учительскую. — Северус, я не лезу в те области, в которых не разбираюсь, — улыбнулся профессор и открыл дверь. — Однако, что-то мне подсказывает, что ваше с Гермионой сотрудничество принесет пользу обеим сторонам. В особенности сейчас, в преддверии Рождества. — Что не так с Рождеством? — нахмурился слизеринец, но его оппонент молча вышел из помещения и двинулся по коридору, насвистывая одному ему знакомую мелодию. Обычно веселую, но сейчас в ней превалировали минорные ноты. Наверное, в дань памяти старой башни его родного факультета.***
— Да! — рявкнул Снейп, услышав стук в дверь, и бросил быстрый колкий взгляд на двух второкурсников с Гриффиндора, чистивших маленькие медные котлы с собственного, сорванного взрывом, урока. Мужчина с презрением окинул взором пол, к которому пристыла коричневатая вязкая жижа, и гору котелков, из которой ребята расправились лишь с половиной. Зельевар скривил рот и, наконец, посмотрел на порог класса, где стояла мнущаяся Гермиона. — Прошу прощения, профессор. Меня прислал директор. — Я в курсе, мисс Грейнджер. Следуйте за мной. Из класса зельеварения они пошли в личный кабинет Снейпа. Сняв с одной руки перчатку, он прикоснулся ко льду, сковывающему дверь в его личные апартаменты, и преграда мгновенно раскрошилась на сотню мелких кристаллов, позволив людям пройти внутрь. Гриффиндорка все так же не поднимала головы, ориентируясь на мантию учителя, за которой она следовала без лишних вопросов. Так, не прошло и минуты с её появления в подземельях, как девушке уже протягивали пару новеньких узких перчаток, а мужское недовольное покашливание намекало на желание преподавателя, чтобы его студентка поскорее забрала то, зачем пришла, и убиралась подальше. Замешкавшаяся волшебница протянула руку, схватив шкуру дракона, и почувствовала, как по её руке совершенно не случайно и быстро скользнули теплые пальцы. В пустом помещении, тихое пространство которого сейчас не наполнял даже треск поленьев, трудно было не услышать глубокий вздох профессора. — Я боялась, что мне это приснилось, — просипела Гермиона, не собираясь отдергивать руку, но глаза на учителя так и не подняла. Ответа не последовало, и, чувствуя наполняющее воздух напряжение, девушка все же решилась в ответ прикоснуться к ладони учителя, все еще крепко сжимавшей перчатку. Чуть дрожащими пальцами она погладила его бледную кожу, сглотнув и прикрыв глаза от невероятного, застилающего сознание облегчения. Северус не смотрел на ведьму. Он направил взор строго поверх её взлохмаченной головы, гипнотизируя дверь и желая отогнать от себя мысль о том, кто именно перед ним стоит. Он вновь расслабил кисть, провел пальцами по персиковой коже гриффиндорки и, когда ему показалось, что она сейчас уберет руку, резко сжал их, обхватив запястье девушки. Забытые перчатки полетели на пол, не заботя никого из присутствующих. — Мисс Грейнджер, — волшебница зажмурилась, недовольная контрастом между теплой гладкой кожей этого мужчины и его холодным преподавательским тоном. — Скажите. Почему сгорела башня? Что с Вами случилось той ночью? — Мне приснился кошмар, — выдала она заранее приготовленную для этого человека отговорку, которая сейчас уже казалась ей совершенно идиотской, поэтому девушка напряженно закусила нижнюю губу и вновь погладила пальцами руку преподавателя. Но невинная ласка не возымела должного эффекта. Снейп резко оттолкнул гриффиндорку и разжал хватку. Гермиона ахнула от неожиданности и столкнулась с тем, что столь тщательно старалась избегать, — взглядом декана Слизерина. — Не надо, — бесстрастным. — Лгать, — холодным. — Мне, — черствым. — Профессор, я… — Забирайте перчатки. И убирайтесь. Проглотив комок в горле, а вместе с ним и свою гордость, для которой сейчас не было ни времени, ни места, девушка вновь подошла к неподвижно стоящему мужчине, опустилась на одно колено и взяла в руки драконьи перчатки. Все могло закончиться здесь, на этом самом моменте, если бы волшебница не почувствовала кубик льда, скользящий по её макушке и спине. Запрокинув голову, она напоролась прямо на бездонную черноту глаз своего учителя, которые на секунду расширились. Чувствуя унизительность своего положения, гриффиндорка снова закусила нижнюю губу, готовая отвести взгляд, если бы не реакция зельевара, в зрачках которого на мгновение мелькнуло уже знакомое ей голубоватое свечение… Мужчина отвернулся, и Гермиона, не дожидаясь повторения довольно грубой просьбы, покинула комнату, вежливо закрыв за собой дверь.Глава 10.
Рождественский Хогвартс всегда наполнял сердце Гермионы Грейнджер особым уютом. Да, весь мир, в котором она чудом оказалась, был наполнен волшебством, но Рождество… В преддверии этого праздника ей всегда казалось, что магия искрилась ярче, еда становилась вкуснее, люди добрее, а жизнь… Жизнь наполнялась самыми яркими красками. Будто добрый Санта Клаус украсил её разноцветными шарами и гирляндами. Так было всегда. И хотя хорошо знакомый волшебный сюжет претерпевал в этом году изменения, девушка старалась если не игнорировать их, то компенсировать, чтобы никто и ничто не мог испортить ей атмосферу приближающегося праздника. Первым тревожным напоминанием было то, что Драко Малфой так и не появился на занятиях, хотя из Больничного крыла его выписали. Однако гриффиндорка узнала причину из уст Лаванды, которая, пусть не годилась для сложных умозаключений и изощренных искусств, зато обладала тем, чем никогда не могла похвастаться мисс Грейнджер, — широким кругом общения. Так, во время очередного обеда мисс Браун не могла не продемонстрировать перед одногруппницей свое превосходство в данной сфере. Минуя фамилии всех, кто принимал участие в распространении данной информации, следует отметить лишь то, что профессор Дамблдор отправил слизеринца домой почти на месяц раньше, чем других учащихся, в надежде, что заботливые руки матери дадут ему силы с честью и достоинством окончить последний учебный год. Оставалось лишь догадываться, каково Нарциссе, мужа которой только что выпустили из годового заточения в Азкабане. Ведь теперь в её доме готовились встречать Рождество сразу два мужчины с тяжелыми и душевными, и физическими травмами. Итак, Драко был в ужасном состоянии, в котором стыдился появляться на занятиях, и добрая половина школы об этом знала, что плавно вело ко второму фактору, мешавшему Гермионе наслаждаться зимней магией. Учащиеся боялись девушку, как огня… Какая ирония, правда? Теперь её обходили стороной почти все. С ней не разговаривал никто, кроме нескольких человек. И всё это было гриффиндорке уже хорошо знакомо, и ко всему она уже вроде как привыкла, но очередной урок по зельям вывел её из равновесия, когда она обнаружила, что стоит за столом… одна. Гарри, Рон и Невилл не посещали продвинутый курс, чем практически обрекли её на одиночество. Однако ограниченное количество парт и котлов то и дело подкидывало девушке нового соседа. Что ж, в этот день, на первом уроке зельеварения, состоявшемся через пять дней после пожара, студенты сели крайне тесно, чем поставили волшебницу в тупик. Её стол, находившийся ближе всего к преподавательскому, пустовал, и в этот раз не из-за страха перед профессором Снейпом. На последнего, кстати, у неё и была вся надежда, что он назначит групповую работу или просто рассадит учащихся, дабы не создавать опасные прецеденты… Но войдя в класс, зельевар лишь дал быстрые указания и продублировал рецепт зелья на доске. Как всегда, без названия, в надежде (хрупкой и почти безосновательной), что семикурсники сами сообразят, что за варево дымится в их котлах. Гермиона узнала зелье по первым же ингредиентам и нахмурившись глянула на преподавателя, который сидел за своим рабочим столом, прикрывшись книгой. Волшебница взяла в руки мензурку с кровью саламандры, отгоняя от себя навязчивую мысль, что это была кровь той самой… Тряхнув головой, она оглядела класс, и несколько пар глаз быстро вернулись к своим котлам. Конечно, на продвинутом курсе не учились идиоты. Снейп лично производил отбор, который она сама с трудом прошла. Им не составило труда узнать напиток, изучаемый еще на втором курсе — зелье защиты от огня. Как унизительно. Особенно паршивым для ведьмы было смотреть, с какой яростной заинтересованностью старшекурсники помешивали свои котлы, явно в надежде забрать хотя бы флакончик варева с собой. Гриффиндорка в этот момент прокляла себя прежнюю. Ту самую, что поверила в искренность намерений декана Слизерина, что согласилась выбраться вместе с ним из башни, чтобы не губить невиновного человека, который, как ей показалось, проявил сочувствие… Девушка горько усмехнулась своим мыслям, привлекая к себе еще больше внимания. Услышав перешептывания, преподаватель отшвырнул книгу на стол и начал обход класса. Разумеется, стол Гермионы, который был ближе всего он пропустил, из-за чего ведьма снова вымученно усмехнулась, но теперь совсем тихо. Решив, что теперь, когда её обходят на пушечный выстрел, навредить кому-либо своим прикосновением она не может, студентка стянула только мешающие в работе с ингредиентами перчатки и продолжила приготовление. До её ушей то и дело долетало хмыканье, шипение, колкое замечание, мычание и шорох мантии, тянущейся по полу за своим обладателем. Звуки затихли в непосредственной близости к её парте, но колдунья не предала этому внимания, сосредоточившись на важной финальной стадии варки зелья, после помешивания которого оставалось лишь накрыть котелок крышкой и подержать его ровно четыре с половиной минуты на слабом огне. И стоило ей засечь время, как руку девушки бесцеремонно накрыла чужая рука, прижав ладонью к столу. Снейп словно вырос из-под земли, встав сбоку и загородив собой обзор всем остальным ученикам, которые могли видеть лишь спину учителя. Гермиона была полна негодования, злости, обиды, желания высказать все, что накопилось у неё за один лишь этот несчастный урок, но, вместо этого, она накрыла их руки своей второй теплой ладонью, блаженно вдыхая. Пары от десятков котлов и духота помещения не помешали ей вздохнуть полной грудью от вновь навалившегося наслаждения. Зельевар просто стоял, опираясь свободной рукой о стол и подняв глаза к потолку. Он слышал её участившееся дыхание и сам был бесконечно благодарен высокому воротнику своего сюртука, благодаря которому не было видно, как судорожно дергался его кадык. Ни единого слова. Только их избегание смотреть в глаза друг другу, сбившееся дыхание, пересохшее горло и редкие неловкие шевеления пальцами с обеих сторон. Ласка резко прервалась, когда мужчина вырвал свою руку из её нежных тисков, погасил горелку под котлом и пошел к своему столу. Опешившая гриффиндорка взглянула на часы. Прошло ровно четыре с половиной минуты. Нервно сглотнув, она все же подняла глаза на профессора, но его лицо уже не выражало ни единой человеческой эмоции, кроме привычного пренебрежительного безразличия. После этого все изменилось. По крайней мере для Гермионы, ведь, будучи самым одиноким и избегаемым человеком в Хогвартсе, она себя больше таковой не считала. Или просто пыталась отгородиться от этих мыслей? Так как её сознание теперь было заполнено одним жирным ярким вопросом. Когда? Когда он в следующий раз дотронется до неё? Когда позволит себе эту слабость, о которой она уж точно никому не расскажет? Когда снимет её бесконечное одинокое напряжение? И он всегда делал это вовремя. Именно тогда, когда желание становилось уже совершенно невыносимым. И только. Снейп не позволял себе лишнего, и мисс Грейнджер была рада этому. Их связывала лишь общая беда, но в сущности это не меняло их отношения друг к другу. Он все так же снимал с неё баллы при любой удобной возможности, сыпал колкими, хотя зачастую крайне верными, фразами, обращался строго по фамилии и никогда (и это самое важное) не говорил о том, что между ними происходит. Она же с содроганием ждала каждой его реплики, как приговора, жадно впитывала знания, которые он ей дает, обижалась на его несправедливость и никогда, ни при каких обстоятельствах, не отказывала в столь необходимом им обоим тактильном контакте, когда он его негласно просил. Чаще всего это случалось на их индивидуальных занятиях, куда никто не посмел бы ворваться без разрешения, но даже тогда действовало то, что Гермиона окрестила как «правило пяти минут». Она не знала, почему, но профессор никогда не позволял им долгого физического контакта, пусть даже время и место были подходящими. И хотя её это порой удручало, девушка никогда не смела задавать вопросов по этому поводу. На обсуждение этой темы стояло какое-то негласное табу, которое они оба боялись нарушить, не желая разрушать ту хрупкую пародию на нормальную жизнь, которую обрели и которая, при детальном рассмотрении нарушала логику их обычных взаимоотношений. Волшебница медленно спустилась в подземелья. Слишком тяжелый день. Слишком тяжелая неделя. Слишком мало тех нескольких минут, что связывали их на последнем частном уроке. А вокруг одни радостные пары. Целуются, обнимаются, не могут оторвать друг от друга глаз… Гермионе не нужно было это все от Снейпа. О таком и подумать было страшно! Но та небольшая компенсация, что он регулярно ей поставлял была сравни никотиновым пластырям: не поможет избавиться от зависимости, но на время расслабит. И вот она шла по темному коридору после отбоя. В перчатках и с книгой из библиотеки, куда она теперь могла попасть, лишь если мадам Пинс проморгает её появление. Близость мисс Грейнджер к легко воспламеняемым и бесконечно ценным объектам её до ужаса пугала. Гриффиндорке приходилось заимствовать у Гарри мантию-невидимку, просто чтобы почитать. Еще один факт в копилку омрачающих. Резкий свет палочки, ударивший в глаза, остановил её путь в свою новую комнату в самой глубине подземелий. — Мисс Грейнджер, двадцать очков с Гриффиндора за пребывание вне спальни после отбоя, — быстро, четко, заученно. Северус опустил палочку, оглядев девушку с ног до головы. — Я провожу Вас. Зельевар быстро двигался в сторону её апартаментов, а гриффиндорка на ватных ногах следовала за ним, все еще испытывая благоговейный ропот при виде этого человека. Наверное, поэтому она не смела смотреть ему в глаза в моменты касаний. Это было бы чересчур. Проще всего было отгородиться от мысли, что она испытывает неподдельное наслаждение от близости, пусть и столь невинной, профессора Снейпа, чем открыто признаться себе в этом. Завернув в особо темный закуток, в котором не было ни единого факела, мужчина погасил палочку коротким «Нокс», и они оба оказались в кромешной темноте. Следующее, что она почувствовала, были его пальцы, которые аккуратно стянули с неё правую перчатку и скрестились с её собственными. Волшебница все еще прокручивала в памяти события дня, пытаясь вытряхнуть из головы картину Рона, весь день прижимавшегося к Лаванде и шепчущего ей всякую романтичную чепуху на ушко, когда со второй её рукой было проделано то же самое. И это нарушало установленный ритуал. Снейп всегда оставлял одну руку свободной, и на это, как казалось Гермионе, у него были веские причины. Старые шпионские привычки давали о себе знать, главная из которых — всегда быть наготове, всегда иметь доступ к палочке, путь к отступлению, возможность оправдать свое поведение… Но в этой непроглядной темноте мужчина позволил себе окончательно расслабиться. Это было понятно не только по его шумному выдоху, не только по тому, как близко он стоял, что девушка почти касалась кончиком носа пуговицы на его сюртуке… По её лицу катился кубик льда. А значит, он не отвел взгляд, как делал обычно. Зельевар смотрел, и, судя по прохладным ощущениям, смотрел очень внимательно. Гриффиндорка все так же гипнотизировала взглядом то пол, то его сюртук, пока расслабляющая прохлада скользила по её лицу. Глаза, скулы, щеки, нос… Это мешало девушке забыться, мешало отбросить мысль о том, что перед ней стоит декан Слизерина. Но это же заставило её задуматься. Почему? Он ведь всегда избегал её взглядом в такие моменты, будто так же, как и она, пытался абстрагироваться. Почему он нарушил эту установку сегодня? Он чувствовал себя уверенней в темноте? Учитель пошевелил большими пальцами, и девушка глубоко вздохнула, приоткрыв рот. Губы. Как же долго он рассматривал её губы. Это было странно. Холодно. Ей казалось, что еще немного, и они в прямом смысле посинеют. А вопросы так и лезли в лохматую гриффиндорскую голову… Мысленно собравшись и пару раз зажмурившись, она все же подняла на него взгляд. Гермиона различала черты его лица, но уловить его выражение было практически невозможно, поэтому её глаза забегали, пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь, что даст ей подсказку. Почему Снейп на неё смотрит? Почему даже сейчас, когда их взгляды встретились, он все еще внимательно смотрит?.. Вопрос отпал сам собой, когда на утро директор объявил, что профессор на некоторое время покинул Хогвартс. Как все радовались отмене занятий по зельеварению перед праздниками. Все, кроме одной девушки, разглядывающей чаинки на дне чашки и притворяющейся, что она внимательно слушает рассказ Рона и Гарри о Сладком королевстве, которое они посетили со своими вторыми половинками. Сославшись на усталость, гриффиндорка забрала сладости, купленные зеленоглазым парнем, чтобы хоть как-то повеселить подругу, и сбежала в свои покои. Учитывая то, как странно вел себя зельевар в их последнюю встречу, не трудно было догадаться, что уехал он не на несколько оставшихся учебных дней. Он так попрощался с ней перед своим исчезновением? Пытался как можно больше насытиться их тактильным контактом? Гермиона приняла холодный душ и устроилась в постели с книгой, украденной из библиотеки. По щелчку пальцев свечи, парившие над кроватью, загорелись ярче, чтобы ведьме было комфортней читать. Она улыбнулась. В книге говорилось о Рождественских традициях волшебных семей всего мира. Это наполнило её горячее сердце сладкой надеждой. Совсем скоро она отправится с Роном в Нору, и все снова будет, как прежде. Да, Гарри с Джинни и Сириусом не присоединятся к ним в этом году, но это не важно. Главное, что она снова окажется в окружении людей, которым не все равно, которые её не боятся, которые знают, каково ей…***
Дура. Именно это слово вертелось в голове Гермионы Грейнджер, когда она неслась в свою комнату, из которой не хотелось выходить уже больше… Никогда. Умнейшая волшебница своего поколения. Как же! Гарри покинул замок еще вчера. Сириус прилетел за ним и Джинни на мотоцикле и, под громкие возмущения профессора МакГонагалл и тихий смех профессора Дамблдора, унесся в заполненное кучевыми облаками небо. Сколько радости принесла эта сцена. Как покрылись румянцем щеки декана Гриффиндора, когда с высоты ей в руки упала небольшая красная коробочка с золотым бантиком. Они провели с Роном добрую половину дня в прогулке по окрестностям Хогвартса, пока Лаванда была занята сборами… Он мог выбрать любую минуту, чтобы сообщить Гермионе эту новость, но нет. Её друг. Старый добрый друг сделал это сегодня. За пару часов до отправления поезда. Он начал издалека, с того, что Лав-Лав тоже поедет в Нору, и гриффиндорка, хотя и не была в восторге от этой новости, все же не стерла с лица фальшивую улыбку. Она предполагала подобное развитие событий. Это было вполне ожидаемо. А потом… — Гермиона, мне правда очень жаль, — быстро шептал он, схватив её за руку и погладив большим пальцем ткань перчатки. — Но мама боится за Нору… Понимаешь, — рыжий волшебник заглянул ей в глаза, сложив брови домиком. — Она знает о нашей башне и… — Я поняла, — выдавила из себя ведьма, сглотнув и попытавшись вырвать руку. — Я не хотел… Вообще, не знал, как тебе это сказать! — Что ж, — часто заморгала она и глубоко вздохнула. — Ты выбрал лучшее время. — Это не моя вина, честно, — усердно кивал он. — Всё мама и… — Не прикрывай своей матерью собственное свинство, Рональд! — наконец, не выдержала девушка и все же вырвала руку. — Ты… Ты мог сказать это в любой другой день, но решил сегодня? Когда я уже не могу ничего исправить? Когда мне некуда больше ехать? — она закусила губу, отвернулась и хныкнула, бесконечно стыдясь своего нынешнего поведения. Факелы в коридоре опасно зашевелились, и Гермиона, собрав последние остатки сил и гордости в кулак… Повернулась, с прищуром посмотрев на друга, и вмазала этим самом кулаком ему в челюсть. Выше не получилось из-за разницы в росте, но рыжий колдун замычал от боли, которая не шла ни в какое сравнение с той, душевной, раздирающей ведьму изнутри. Ни слова больше не говоря, она побежала в подземелья и заперлась там. Было двадцать третье декабря. Через два часа Хогвартс-экспресс покинул свою платформу. Рон еще пару раз стучался в двери её комнаты, но, так и не получил ответа. А юная колдунья, находившаяся в это время по ту сторону двери, сидела на полу, куда она рухнула сразу, как запечатала дверь и наложила заглушающие чары. Расстегнув верхние пуговицы собственного сюртука, она громко всхлипывала, ловя ртом воздух. Уткнувшись лбом в прохладный металлический каркас кровати, она отводила голову в сторону всякий раз, как чувствовала, что металл сильно нагревался. Сейчас ей, как никогда, нужна была бы темнота того прохладного коридора, прикосновения рук того беззвучного мужчины, которые напоминали ей, что она все еще человек. Самый обычный человек, сотканный из вороха разношерстых чувств, с которыми порой невозможно справиться. «А Снейп бы справился», — мелькнула колкая мысль в её голове, и девушка почувствовала тройной стыд. Найдя в ящике успокоительное, совершенно бессовестно украденное из личного кабинета профессора, она пригубила один недоглоток. Ей не нужно было полное избавление от отрицательных эмоций. Это было бы самообманом. Но эта небольшая доза позволит ей держать под контролем пламя, бушующее в её юном девичьем сердце, которое, кажется, только недавно научилось по-настоящему любить. И так зря.Глава 11.
Северус мог распознать ложь без всякой сыворотки. Как и в случае с этой девчонкой и её «страшным ночным кошмаром», якобы спалившим башню Гриффиндора. Мужчина терпеть не мог лжи. В особенности от тех, с кем он изредка делился правдой. Вот и первая реакция на подобную мерзость была естественной. Вышвырнуть, избавиться, забыть. Он и так позволил себе слишком много с этой гриффиндоркой… …которая так обворожительно смотрелась, стоя перед ним на коленях. И этот взгляд снизу-вверх, и эта закушенная губа, и… Черт Вас дери, Грейнджер! Наверное, когда ты полтора года не прикасался ни к кому и пытался даже лишний раз не трогать сам себя из-за некомфортной холодности кожи, это нормальная реакция. Здорового мужчины. Однако, когда этот мужчина — преподаватель, а девушка напротив него — ученица, в голову закрадываются сомнения. И эти сомнения просто сметаются дикой волной желания. Не пошлого. Нет. Простого человеческого социального желания. Тяга к контакту не только духовному или ментальному, но и физическому. И вот, тело, долгое время находившееся в своеобразной спячке, наконец, почувствовало свободу от своего беспросветного одиночества. Нашло источник тепла. И этот источник, судя по реакции, был совершенно не против поделиться тем, чем обладал в избытке. Зельевар планировал дождаться их индивидуального занятия, чтобы избежать посторонних глаз, но он влетел в класс, и расклад оказался более чем занимательным. Разумеется, мисс Грейнджер с его умозаключениями бы не согласилась. Он заметил, какой взгляд она бросила на него, но мужчина не собирался объясняться перед девчонкой, что приказ напомнить всем учащимся рецепт зелья защиты от огня исходил от директора, что, помимо их продвинутого курса, тем же самым последние пару дней занимались абсолютно все курсы. Даже первый, в чью программу этот напиток еще не входил. Но объявить всей школе о настоятельной просьбе Дамблдора было бы унижением еще большим, чем эта ведьма испытывала сейчас. Так пусть думает, что это он бессовестный негодяй, смакующий её страдания… Снейпу по большей части было все равно. А вот факт того, как участилось его сердцебиение, когда она сняла перчатки, очень его волновал… Это повторялось снова и снова. Она приходила на частные занятия, зельевар поправлял положение её руки и… Время для них останавливалось. Он не смотрел на неё, но знал, что девушка закрыла глаза или отвела их в сторону, лишь бы не смотреть на него. Мужчину это не обижало. Он сам искал точку в пространстве, куда можно было бы уставиться, пока его тело прошибает приятное горячее покалывание. Будто он выпил чертовски дорогого бренди. И не бокал, а целую бутылку. Зельевар всегда брал на себя ведущую роль. Он первым подходил, первым прикасался, и мисс Грейнджер могла в любой момент молча отказаться, никто её не заставлял. Эта мысль всегда вызывала у него едва заметную ухмылку. Она не откажется. Пока никто из них не может до конца контролировать свой дар, она никогда ему не откажет. От этого умозаключения у него пересыхало в горле…***
— Директор, Вы вызывали меня? — Проходи, Северус, — старик перестал гладить феникса и сел за стол. Зельевар предпочел стоять. — Ты ведь помнишь мисс Лавгуд? — Я помню всех своих учеников, а уж тем более… Таких, — скривился мужчина на последнем слове. — Таких? — колдун поправил очки-половинки и усмехнулся. — Полагаю, на мисс Лавгуд не действовали твои методы запугивания? — Если я здесь для того, чтобы обсудить мои методы работы, то… — Ты знаешь, почему она не прибыла в Хогвартс в этом году? — задумчиво произнес волшебник. — Мне должно быть это интересно? — поднял бровь зельевар. — Её отец прислал письмо с отказом в продолжении учебы. Так как мисс Лавгуд успешно сдала С.О.В., у меня не было причин усомниться. Студенты часто покидают школу после пятого курса, — быстро пробормотал Дамблдор, уставившись взглядом на камин. — Однако сегодня через каминную сеть со мной связался её отец. Он был крайне обеспокоен, что его дочь не ответила ему ни на одно письмо, касательно планов на Рождество. У нас с Ксенофилиусом возникло некоторое недопонимание. — Он думал, что его дочь в Хогвартсе, — тихо заключил Снейп. — Почему? — Оказалось, что мистер Лавгуд не только не писал мне никакого письма, но и лично посадил дочь в вагон Хогвартс-экспресса. Более того, даже если бы они хотели отказаться от дальнейшей учебы, они не имели на это права. Почему? — поднял он глаза на коллегу. — Дар? — нахмурился учитель, и пожилой колдун кивнул. — Этим летом у Луны открылись, по его словам, крайне любопытные способности… — Какие же? — Увы, — Дамблдор развел руки в стороны. — Связь прервалась, и нам не удалось договорить. Я пытался связаться, но, как ты понимаешь, все безрезультатно, — он встал и подошел к задумавшемуся слизеринцу. — Что скажешь на этот счет? — Ничего хорошего, — пробормотал мужчина. — Я хочу, чтобы ты исследовал поезд, дом Лавгудов и их окрестности. Тихо и незаметно. — Как всегда, — Снейп взглянул на камин и снова нахмурился. — Хогвартс-экспресс ведь стоит в Хогсмиде с начала года. Начну с него. Возможно там есть следы. — Хорошо, — кивнул старик. — Не пытайся связаться со мной в процессе. Мне бы не хотелось, чтобы связь с тобой тоже… Оборвалась, — волшебник достал из ящика письмо с отказом, присланное в начале года, и передал его своему подопечному. — Отыщи все, что можешь, и не наследи при этом сам. — У тебя есть подозрения, кто может за этим стоять? — открыто спросил преподаватель, изучая почерк на письме. — И мне бы очень хотелось, чтобы я был неправ…***
Северус проследил, как за девушкой закрылась дверь её комнаты, и прислонился лбом к каменным стенам подземелья. Он накрыл своими еще теплыми руками лицо, смакуя эти ощущения. Да, так определенно было намного лучше. Касаться её сразу двумя руками и стоять так близко, чувствуя, как её бьющееся сердце распространяет волны жара по всему коридору, а он стоит в самом центре, благодарно принимая эти волны, купаясь в них, забывая про вечную мерзлоту. Когда запас сохранённого тепла был исчерпан, мужчина вернулся в свои покои. Почему она решила взглянуть на него именно сегодня? Когда он сам поддался слабости и… Он просто хотел её разглядеть. Эта девчонка постоянно мелькала на фоне его жизни и нещадно раздражала, что теперь, когда из фона она начала постепенно превращаться в фигуру, зельевар осознал, что не особо-то и помнит черты лица невыносимой всезнайки. Она была… Обычной. Самой обычной девушкой своего возраста. Снейп рассматривал её лицо в надежде задержаться хоть на одной его частичке, но ничто не приковывало особого внимания. Пока она не закусила губу, из-за чего у учителя на мгновение снова сбилось дыхание. Наверное, бесконечно неприлично стоять и разглядывать рот своей ученицы, но, по правде говоря, в голове преподавателя вертелась лишь мысль о том, как часто его раздражал этот всезнающий рот. Гордыня. Истинно гриффиндорское качество, которое его ужасно раздражало. Он сам был в достаточной степени гордым человеком, но это являлось скорее естественным продолжением его природной вредности. У всего есть свои границы. Можно стремиться к тому, чтобы быть лучшим, а можно стремиться к тому, чтобы все признали, что ты лучший. Северус, в области того же зельеварения, был примером первого. Грейнджер, в своей страсти к получению лишь превосходных оценок, — экземпляром второго. А потом она подняла взгляд, и мысли декана Слизерина спутались. Что за дерзость? Как смеет она так открыто на него смотреть пока он… Так же откровенно на неё пялится. Глаза как глаза. Никаких огней. Никакой магии. Просто добрые глаза. Сомневающиеся, мягкие, задумчивые, мечущиеся. Умные глаза, вот это по-настоящему неожиданно. Таких глаз во всем замке можно насчитать пар двадцать, и это принимая в расчет некоторых животных. Время. Зельевар не смел позволять себе лишнего. Не стоило привыкать к тому, что не твое и твоим никогда не будет. Поэтому профессор радовался, что ему придется покинуть Хогвартс. Не будет лишних соблазнов. Нужно лишь снова научиться держать себя в… Драконьих рукавицах.