Нам и не снилось

Неделя перед отъездом была очень напряжённой. Заполнение документов, беготня с каждой бумажкой в бухгалтерию, куча отчетов, поиски неуловимого завхоза… А ещё Александра принялась обучать меня азам видеосъёмки. Я согласилась с радостью, потому что это предоставляло чудесную возможность телесного контакта. Конечно, это были всего лишь мимолётные касания, но до чего же мне их хотелось! Я с жадностью глотала обучающие видео на YouTube, лишь бы заслужить слова похвалы. На них Саша не скупилась, и я таяла от её «умница», «молодец» и с ещё большим усердием вгрызалась в правила композиции, работу со светом и звуком… Львиную долю занятий занимала непосредственно съёмка. Я обожала эти уроки, когда моделью была сама Александра. Я без малейшего зазрения совести глазела на неё, стараясь завуалировать свой телячий восторг по этому поводу вопросами о правильном распределении пространства в кадре, о свете, о штативах и прочем… Лишь бы она смотрела на меня, отвечала, улыбалась мне… Я так люблю её улыбку, такую застенчивую и милую. При виде неё мне хочется обнять Сашу, прижать к себе и замереть, вдыхая её запах… Мне так нравится слушать её смех! Я стараюсь острить и шутить как можно больше, только бы завладеть её вниманием. Стоит мне увидеть, как уголки её губ начинают ползти вверх, я смеюсь неудержимо и, кажется, вот-вот взлечу от переполняющего меня счастья. Я обожаю смотреть, как она двигается: естественно и в то же время грациозно. Мне кажется, что этому нельзя научиться. Дома перед зеркалом пытаюсь воспроизвести эти движения, воссоздать их изящество, но «худая корова, увы, не газель»… Настроение моментально портится. Опять появляются мысли о Яне, такой красивой на фото, с её сексуальным голосом. Куда мне с ней тягаться! Но стоит Саше улыбнуться мне или засмеяться над моими шутками, которые сыплются из меня, как горох из дырявого мешка, и я уже верю, что ей нравится быть со мной. Ведь не может же человек, если он, конечно, не дурачок умалишённый, радоваться просто так! Всему есть причина! Я оживаю, забывая о Яне, наслаждаясь моментом, уверяя себя, что именно он и есть жизнь». Я чувствовала себя влюблённым подростком, трепещущим от одного лишь воспоминания об объекте влюблённости. Хотелось обнять весь мир. Сама себе удивлялась, куда подевалась моя насмешливость и ироничность? Даже немного испугалась — я словно и не я. Только благодаря маме, тёте Гале, дяде Пете и тёте Вере, принимавшим активное участие в моих сборах, я не потеряла своё истинное лицо. — Ира, я думаю, что куртку на овчине нужно взять обязательно! Но вот пальто будет теплее. Конечно, лучше всего взять и то, и другое. Если будет очень холодно, наденешь пальто, а если теплее — куртку, — мама принялась запихивать перечисленное в сумку. — Мама, — я прекратила упаковывать рюкзак и бросилась к ней, — я не буду это брать. Сейчас июнь! — Ну и что? — мама была непоколебима. — Всё может случиться, а ты на том хуторе одна как перст… — Мам, ну какой перст! За пять километров село вполне цивилизованное, даже с интернетом! — Ира, неужто я тебя не знаю! Ты же как отец: будешь от голода-холода загибаться, а не пойдёшь к родным за помощью… — Мама, пожалуйста, только не надо утрировать! — в сердцах воскликнула я. — Я же не в джунгли Амазонки собралась… — Да уж лучше бы в джунгли! — выкрикнула мама. — Там хоть тепло! Вы будете находиться в нежилом доме, ты даже представить не можешь, как там сыро и холодно! Ноги моментально замёрзнут. Ах! — вскрикнула она и поспешила из комнаты. Я принялась вытаскивать из сумки то, что мама успела туда натолкать. — Ма, ну зачем мне шапка?! — я держала в руках свою старую меховую ушанку. — А как ты спать собираешься в доме, который не отапливался уже кто знает сколько лет? — спросила мама и стала запихивать свои тапки из войлока мне в рюкзак. — Мы будем спать в спальных мешках. Там есть полати, — я начала рассказывать то, что мне поведал дядя Петя, расписывая все прелести дома на хуторе, — мы затопим печку. — Что?! — мама уставилась на меня. — Чтобы угореть?! — Почему угореть? — Да потому, что вы её хоть растопить сумеете? Она, может, завалилась уже вся! Наделаете пожара. Сейчас я Петру позвоню. Конечно же, каждый вечер мама вела пространные беседы с тётей Галей, дядей Петей и тётей Верой, которые без устали давали советы. Я согласилась, что хотя бы раз в день мы будем кушать у тёти Гали. Я пообещала, что хотя бы через день мы будем ночевать в доме у тёти Гали. Я заверила, что мы не будем растапливать печку в избе, а если вдруг затопим вечером, так до утра и оставим дымоход открытым. Я поклялась, что мы будем закрывать на ночь двери на засов и на замок… Папа лишь посмеивался, слушая, как мы с мамой ругаемся. Он заявил, что любит нас обеих и не может принять ничью сторону, но хочет внести рацпредложение: если я что-то важное забыла и эта вещь не сыщется у тёти Гали, мне стоит только позвонить, он привезёт. Мама была в восторге! Она даже согласилась не паковать пятую сумку. Уже довольно-таки поздно вечером позвонила Александра, и мы ещё раз обсудили предстоящую поездку. Договорились, что она подъедет к моему дому к восьми утра.

***

К восьми чёрный джип подкатил к нашему подъезду. Выехать же нам удалось лишь час спустя — спасибо маме, которая разве что под капот не забралась: так ей всё нужно было выяснить и проверить. — Извини, моя мама, конечно, вела себя… — обратилась я к Саше, тяжко вздохнув. — Да нормально всё, — она на секунду повернулась ко мне, — моя тоже вчера весь день помогала вещи укладывать. Ругались так, что даже собаки попрятались. А это что-то да значит. Правда, Буся? Та гавкнула в ответ. — Ох, ты ж и громогласная! — я повернулась и посмотрела на собаку, которая, вытянувшись во всю ширину машины, лежала на полу. — А твоя мама её забраковала в качестве охранницы, — сквозь смех произнесла Александра. Я улыбнулась, вспомнив мамины слова: «Джульбарс тёти Гали ещё больше, а толку? Лежит на крылечке вместо коврика». — Очень хочу увидеть Джульбарса, — донёсся Сашин голос. — Конечно увидишь, — заверила я, — и не только его. У тёти Гали много всякой живности обитает. Но в первую очередь ты увидишь всё её семейство, — я умолкла, стараясь подобрать слова. — Они могут слегка шокировать своим поведением. Все очень любопытные и обожают совать нос не в своё дело. Но не со злым умыслом, а наоборот, горя желанием помочь. Только зачастую получается как всегда, — я вздохнула. — Я поняла. Зато нескучно, — ответила Саша. — Классно, когда много близких родственников. Мне не повезло в этом плане. С маминой стороны никого нет. Папа ушёл к другой женщине, ещё когда я в школу ходила. Детей у них нет, — она умолкла. Я сидела, затаив дыхание, надеясь, что Александра ещё что-то расскажет. Но она молчала. Тогда я не вытерпела и спросила то, что тревожило. Пусть не так, как вопросы о Яне, но всё же… — А Аня, Анна Николаевна, она… — Папина родная сестра. Мы с ней общаемся. На работу к себе меня взяла. Правда, я стараюсь не афишировать наше родство. Не хочу кривотолков на работе. — Конечно, я понимаю, — выдохнула я. Словно гора с плеч. Одной головной болью меньше. Ещё бы как-то о Яне разузнать. Была не была! — А двоюродные, троюродные сёстры у тебя есть? — спросила я на волне восторга от предыдущей новости. Может, надо было включить и четвероюродных сестёр… Интересно, а такие вообще существуют? — Нет. У Ани тоже детей нет. Я одна. Я судорожно вдохнула, уставясь на дорогу. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! — Но ведь они могут быть просто очень хорошими подругами, — изрёк внутренний голос, — каких у тебя никогда не было. — А если всё-таки не сестра? — А ты спроси и не мучайся. Что может быть проще? — тихонько рассмеялось моё альтер эго. Я посмотрела на Сашин профиль. Она сосредоточенно вела машину — качество дороги было печальное. Решила, что не стоит ничего сейчас выяснять. Так в молчании и въехали в село.

***

Бусинку решили оставить в машине, чтобы избежать непредвиденных ситуаций. Я взяла пакет с гостинцами, и мы двинулись к калитке. Тётя Галя как раз кормила птицу. Индюки, куры, гуси, утки разных калибров и возрастов запрудили почти весь двор. — Обалдеть! — выдохнула Александра, сделав несколько шагов и замерев от увиденного: вокруг тёти Гали бурлило птичье море, булькало, крякало, кудахтало, дралось. Каждый пытался первым дорваться до столь вожделенного зерна, которое щедрой рукой рассыпала тётя Галя, пиная и отпихивая особо нетерпеливых. При этом она не умолкала ни на минуту: — Утя, утя, утя… Да не тебе, гад ты этакой, куда же ты прёшься! — Рука, мгновение назад сыпавшая зерно, бесцеремонно хватала за шею наглеца и отбрасывала подальше. — Ах ты ж морда красноголовая, лезешь, чтоб тебе!.. — Я должна это снять, какие кадры! — воскликнула Саша. — Не волнуйся, — постаралась успокоить я её, — здесь такие кадры каждый день. — Тётя Галя, мы приехали! — закричала я. Видя, что крик действия не возымел, мы подошли поближе. — Тётя Галя, мы тут! — опять закричала я. Наконец-то я была услышана. Правда, не только тётей Галей. Самый большой индюк вдруг бросился к нам и, взлетев Саше на плечи, принялся клевать её в голову. Сперва я опешила, а потом принялась орать, присоединившись к крикам Александры, мечущейся по двору. — А чтоб тебе! — взревела сиреной тётя Галя, ринувшись к нам. — Слезай сейчас же, гадина булькастая! Вот я тебе шею-то сверну, — обещала она, наверное, индюку, прокладывая себе дорогу в плотной птичьей массе. Я попыталась подскочить к Саше, но она ни на секунду не останавливалась, маша руками словно мельница крыльями. Ко мне присоединилась тётя Галя, а также остальные индюки, которые подняли просто жуткий гвалт. Гуси, гогоча, шипя и вытягивая шеи, устроили такой крик, что из дома выскочил дядя Петя и тоже влился во всеобщее веселье. Когда Саша упала, зацепившись за ведро, брошенное тётей Галей, дядя Петя с невиданной сноровкой подскочил к ней и, схватив индюка за шею, стянул его на землю. Я тоже бросилась к ней, опустившись на колени, с опаской прикоснулась к спине — футболка была изорвана когтями. Через дыры виднелись ссадины и кровоподтёки. Я в ужасе спросила: — Саша, как ты? Ко мне подбежала тётя Галя, причитая: — О Боже! Бедное дитя! Ты хоть живое? — она наклонилась к Александре. Саша зашевелилась и стала подниматься. Мы с тётей Галей замерли. Я даже на мгновение закрыла глаза, боясь увидеть вместо лица кровавое месиво… «Ты вроде бы как врач…» — прошептал внутренний голос. «Да, но это Саша… и мне… страшно». «Фу-у, какая же ты трусиха!» — рассердился он. Я осторожно убрала волосы с её лица. Вроде бы никаких существенных повреждений. Правда, лицо зарёванное и глаза такие… по-детски обиженные… Мне до ощущения покалывания в пальцах захотелось прижать её к себе, успокоить, нашептывая какие-то ласковые слова… Если бы не тётя Галя и дядя Петя, который тоже подошёл к нам уже без индюка, я бы так и сделала. А при них не посмела. — Ты хотя бы на телефон сняла это? — спросила Александра с нетерпением в голосе. Я непонимающе уставилась на неё: — Ты сейчас шутишь? — Не сняла! — она воздела руки к небу и, громко выдохнув, опустила их обессиленно вниз. — Такие кадры случаются раз в… я не знаю за сколько лет, — её глаза стали наливаться слезами. — Извини, но разве можно думать о съёмке, когда ты подвергаешься опасности?.. — начала было я оправдываться. — О съёмке надо думать всегда! Это наиглавнейшая заповедь! — с жаром сказала Саша. — А вы это о чем? — влез в разговор дядя Петя. — А что надо снимать? — Сцену с индюком. Такие кадры упустили, — раздосадованно махнула рукой Александра. — Так мы это запросто, — хмыкнул он, — вы только опять что-то красное наденьте, я индюка выпущу, и будет вам сцена, — дядя Петя заржал как лошадь, очень довольный собой. — Да-да, — подтвердила тётя Галя, — индюки так на красное реагируют. Ох, не любят, — она покачала головой, — а на вас футболка красная, вот он и напал. — Точно! — я хлопнула себя ладонью по лбу. — Вылетело из головы, — я виновато посмотрела на Сашу, которая расплылась в улыбке и выпалила: — Давайте мы сейчас снимем?! Я только возьму камеру… — Ну уж нет, — сказала я строгим врачебным голосом, который мне особо хорошо удавался, — у тебя все плечи в царапинах. Это несусветная глупость — усадить на них индюка опять. Только сепсиса и не хватало. Нужно срочно промыть раны. Когти индюка были в земле, ты привита от столбняка? — я воззрилась на Сашу. — Я не знаю, не помню, — нерешительно ответила она. — А разве это так опасно? — Деточка, ты её слушайся, она врач, — с уважением в голосе произнесла тётя Галя, — вон бабе Шуре такую мазь посоветовала, сразу ноги перестали болеть. До чего же весомо слово врача! А если ещё несколько терминов употребить… Уже через десять минут я обрабатывала царапины Александре, всё время ловя себя на мысли, что смотрю на её спину совсем не так, как должен смотреть врач. Саша зашипела от боли: — Печёт. — Сейчас, — я подула на ранку, почти касаясь её губами… До чего же хочется целовать эти хрупкие плечи, пройтись вдоль позвонков, проступающих под кожей вниз до… взгляд скользнул до пояса джинсов. — Бедняга Бусинка, — голос Александры донёсся словно из глубины. Она погладила огромную собачью голову, — Джульбарсик на работе, пасёт коров, не удалось вам повидаться. — Да, очень жаль, — саркастически заметила я, — что в этой сцене не принимали участие собаки. Я уверена, всё выглядело бы намного колоритней. Мы рассмеялись. Мне нравилось Сашино чувство юмора и то, как она отнеслась к произошедшему. Будь на её месте другая, такую бы истерику закатила…

***

От семейного обеда мы отказались. Дядя Петя, недовольный отсутствием перспективы пропустить рюмку-другую за столом, взял ключи от дома на хуторе, и мы поехали.