Нам и не снилось

Спать мы улеглись таким образом: в центре дерюги возлежала Бусинка, а мы с Сашей — по краям. Сначала всё было хорошо — места хватало всем. Потом собака уснула, и началось: она повизгивала, повернувшись на бок, сучила во сне лапами, спихивая меня на сено. Я пыталась отвоевать своё спальное место: сперва пробовала её двигать — тщетно, потом складывала её лапы, но они тотчас же раскладывались и с ещё большим усердием колотили по мне. Очень не хотелось разбудить Сашу, поэтому, подёргав собаку скорее для проформы, я улеглась на сено и стала ждать, когда меня сморит сон. Как назло, его не было ни в одном глазу. Вытащив травинку, я принялась грызть сладкий стебель и думать, как мне сказать Саше, что она мне нравится… «Саша, ты мне нравишься не просто как человек, но и как девушка…» — до чего же по-дурацки звучит. Я приподнялась на локте и прислушалась, стараясь различить Сашино дыхание, но за сопением Бусинки ничего не расслышала. Зачем такую собаку укладывать возле себя? — Я взяла её за лапу. Та лишь дёрнулась в ответ. — Охранница, называется», — хмыкнула я пренебрежительно, устраиваясь опять на сене. — Как раньше люди на нём спали? Колется, кусючее, прилипает к телу, — бурчала я, ворочаясь. Главное, что собачка отлично устроилась на дерюге, как будто она не могла спать под сеновалом. Неужели Санечка боится, что собаку кто-то украдёт? «Или она хотела, чтобы к ней самой никто не лез?» — пришла в голову запоздалая мысль. Кровь прилила к щекам. Но я ведь ничего ей не говорила, ни слова… — А то ты не знаешь, что взгляды бывают куда красноречивее, — насмешливо сказал внутренний голос. — Ты ведь на неё весь день смотрела такими глазами… — Да обычно я на неё смотрела. Вела себя как всегда, — я попыталась заглушить чувство стыда, которое уже поднималось из каких-то глубин, грозя поглотить все мои надежды и намерения. Если бы я точно знала, что ей нравятся девушки… Как можно было сделать вывод, что она предпочитает девушек, только исходя из её разговора по скайпу с Яной?! Ну ладно, ещё было фото… Но это не доказывает, что ей не нравятся мужчины. Ох, как же сложно! Сказать ей в лоб? Что я теряю? Не убьёт же она меня… Разве что пощечину даст… Но я тупо боюсь, что откажет! Как потом с ней работать? А терять мне её ой как не хочется… Я крутилась на сене, не находя себе места. С завистью посматривала на собаку, которая уже угомонилась и спала сном младенца. Вот где всё понятно, позавидовала я немного Бусе. И хозяйка любит. Всегда рядом. Хотя мне-то чего сейчас жаловаться? Руку протяни и… У меня аж пальцы судорогой свело: так захотелось Сашу обнять, прижаться, поцеловать… А почему бы и нет, тем более что становится прохладно. Я, стараясь не шуметь, подползла к Саше и забралась под покрывало. Сердце частило, словно после стометровки. Я замерла, прислушиваясь, — не разбудила ли? Вроде бы нет. Не знаю, как долго я так лежала, наслаждаясь близостью и теплом её тела. Ещё чуть-чуть здесь полежу и переберусь на своё место. Я проснулась как по щелчку. Солнечные полоски, пробиваясь сквозь щели, лежали на сене, разделяя его на тёмные и светлые участки. «Саша…» — первая мысль. Скосив глаза, увидела, что она спит. Я осторожно повернулась на бок и принялась жадно рассматривать её лицо, пытаясь запомнить каждую чёрточку: ресницы, такие длинные и пушистые, на подбородке родинка — еле сдержалась, чтобы не дотронуться. Милое, родное, любимое… Господи, до чего же влюблённый человек становится сентиментальным. «Всё-таки втюрилась… — проснулся внутренний голос. Умолк, должно быть, ожидая моего ответа. — Ну, чего молчишь?» Я улыбалась и смотрела, смотрела… Вдруг зевнула Буся. Смачно так, во весь рот. — Чш-ш, — шикнула я на неё, приложив палец к губам. Она в ответ забила хвостищем и завиляла задом, грозя Сашу не только разбудить, но и отхлестать по лицу. Подхватившись, я указала рукой направление, в котором мне хотелось бы увидеть Бусинку уходящей. К моему удивлению, она поняла. Укрыв Сашу покрывалом под подбородок, я стала выбираться из сенника.

***

На завтрак я решила приготовить оладушки. Что может быть проще, если, конечно, у вас под ногами не вертится бульмастиф, жаждущий помочь. Лучше бы я оставила её на улице! Закончилось всё тем, что Буся умудрилась перевернуть на себя миску с тестом. А я, дура, радовалась — до чего же ловко растопила печку! Пока я волокла её на улицу, она алчно себя облизывала, игнорируя мои «нельзя». — Вот только твоего поноса здесь не доставало, — пыхтела я, пытаясь отмыть тесто, которое умудрилось расползтись, покрыв значительную часть Бусиной спины. — Привет! — вдруг раздалось от калитки. Бусинка, выскользнув из моих рук, помчалась на голос. — Миша, не бойся, это очень добрый щенок! — закричала я, бросившись следом. — Ого, собачка! — младший сын тёти Гали несмело топтался возле калитки, не решаясь пройти дальше. Буся вертелась возле него, очень заинтересовавшись сумкой, которую Мишка старался убрать подальше от её носа. — Что там у тебя? — спросила я, подбежав к ним. — Мамка вареников передала. Ещё тёплые, наверно. И молока банку, — он протянул мне сумку. — С ягодами? — спросила я, предвкушая. — Ага. Там разные. А тебе, — обратился Мишка к собаке, — я требухи принесу. Вдруг Бусинка, бросив обхаживать сумку, пулей пронеслась мимо меня, обдав мутными брызгами. Я обернулась и не сумела сдержать улыбку — навстречу шла Саша. Солнце светило ей в спину, и казалось, что над головой у неё золотистый нимб. Я залюбовалась, не в силах отвести взгляд. — Доброе утро, — произнесла она, заставив меня очнуться. — Доброе, — ответили мы с Мишкой в унисон. — Это Миша, мой двоюродный брат, — представила я парня, который вдруг заробел и даже, мне показалось, слегка покраснел. Хотя у него щёки всегда розовые. Противное такое что-то зашевелилось у меня в душе. Я подозрительно посмотрела на Александру. Она, приветливо улыбаясь, протянула для приветствия руку, которую Мишка тотчас же заграбастал в свою лапищу. Я аж вперёд подалась, наблюдая за здоровающимися, — не проскользнула ли там искра взаимная… Мишка, понятное дело, поплыл, улыбаясь от уха до уха. Даже остался завтракать с нами. Меня так и подмывало спросить: неужели тебя дома не покормили? За завтраком мне было не до вареников: я зорко следила за разговаривающими. Понимала, что это неправильно, но ничего не могла с собой поделать. Мне казалось, что Мишка положил глаз на Сашу, а она тоже не прочь с ним пофлиртовать. — Как долго длятся ваши с Александрой отношения? — спросил внутренний голос. — Ах, извини, неправильный вопрос. Как долго ты состоишь с ней в браке? Что можно ответить? Ничего! С Сашей меня связывает только работа, и глупо ревновать её к кому бы то ни было! — Ох и колбасит тебя, — внутренний голос звучал задумчиво, — даже с Фокиной не было так. — Вот только её не надо сюда приплетать! — рассердилась я. — И так тошно! — А не подумать ли об этом завтра? — вдруг предложил внутренний голос. — Заняться прокрастинацией… — я задумалась, чувствуя, что предложение дельное. Облегчённо вздохнув, я улыбнулась Мишке, пообещав, что мы обязательно, в самое ближайшее время к ним приедем, и постаралась его поскорее выпроводить.

***

— Представитель сельской молодёжи есть, среднее поколение есть, — перечисляла Александра, когда мы сидели на крылечке, переваривая вареники, — ещё бы дедушек-бабушек найти для съёмок. Колоритных, ярких, запоминающихся… — протянула мечтательно. — Да запросто, — отозвалась я, — баба Гадючиха, например. Колоритнее не придумаешь. К тому же ведьма. — Настоящая? — с сомнением в голосе произнесла Саша. — Говорят, что да, — я пожала плечами и постаралась не рассмеяться, вспомнив, как она снимала мой «веночек безбрачия». И тут меня осенило: — Бабка Гадючиха может приворожить суженого! — выпалила я. — Если тебе нравится парень, но ты не знаешь, как привлечь его внимание, — тебе к ней. — Да?! — недоверчиво выдохнула Санечка. — Ты не выдумываешь? У меня чуть с языка не сорвалось: «Конечно, выдумываю!» Но уж очень хотелось узнать, кого предпочитает Александра. Поэтому, сделав серьёзное лицо, я ответила: — Нет! Кстати, помнишь о «веночке безбрачия»? — Да, — Саша удивлённо выдохнула. — Так это она?! — Угу. — А когда её можно увидеть? — Да хоть сейчас. Если, конечно, возле двора не стоит толпа жаждущих приворожить суженого, — я опять попыталась выдавить из Александры хоть какую-то информацию. — Тогда я за камерой! — бросила она и поспешила в дом.

***

Баба Гадючиха кормила во дворе индюков. — Опять эти птицы! Хорошо, что я в белой футболке, — радостно прошептала Саша, а потом повернула ко мне встревоженное лицо. — А как они, кстати, на белое реагируют? Что-то я в селе не особо видела людей в белых одеждах, — она остановилась. — Не бойся, я тебя спасу! — я улыбнулась и как бы в продолжение шутки взяла Санечку за руку, чувствуя, как заколотилось сердце, второй рукой толкнула калитку. Так мы и вошли во двор, держась за руки. У меня от радости, что она не выдернула ладошку, внутри всё пело. — Здравствуйте! — слишком уж восторженно закричала я. Баба Гадючиха повернулась к нам лицом, приложив ладонь козырьком ко лбу. — И вам доброго здоровья! — ответила, разглядывая нас. — Вам, девчата, поворожить? — Вот видишь, — прошептала я, — сама предлагает. Видимо, чувствует, что есть у тебя на сердце зазноба… — Почему это у меня? — прошептала в ответ Саша. — Может, у тебя. Мы посмотрели друг на друга и рассмеялись. — А-а, Иринка… — баба Гадючиха подошла к нам поближе. — А я вижу, кто-то знакомый, а никак не разберу, кто. Подружку привела? — она показала рукой на Александру. Я лишь кивнула, не зная, что ответить. Надо было договориться, как себя вести, прежде чем сюда приходить. — Здравствуйте! — поздоровалась Саша, — Александра, автор тревел-блога о выдающихся людях нашего края. Ирина рассказала о вас как о человеке с уникальными способностями. Я сразу же поспешила сюда в надежде, что вы дадите интервью и не откажетесь сняться в нашей передаче, — она постучала по камере, видимо, давая понять, что предложение серьёзное, и замерла, вопросительно глядя на Гадючиху. Та молчала долго, я уж было подумала, что придётся ещё раз объяснять, что мы здесь делаем. — Так это меня по телевизору покажут? — наконец произнесла она. — Конечно, — с готовностью закивала головой Саша, — ваше интервью будет выложено в свободном доступе в сети интернет. Гадючиха смотрела на неё, видимо, не особо понимая, что имеется в виду. — И, конечно же, за участие в передаче мы платим деньги, — добавила Саша. — А сколько? — торгашеская жилка бабки Гадючихи дала себя знать. «Лёд тронулся, господа присяжные заседатели», — я незаметно толкнула Санечку в бок. Она ответила мне тем же, вызвав волну телячьего восторга. — Пойдёмте к крылечку, — гостеприимно предложила Гадючиха. Мы сидели на нагретых солнцем досках и ждали появления восходящей звезды тревел-блога. Она пошла в дом надеть новый платок. Где-то в метре от нас белый индюк, растопыривая крылья с шумом трещотки, прохаживался влево-вправо, постепенно приближаясь к нам. — Какая красота, — зачарованно прошептала Санечка и, распластавшись на досках, принялась снимать птицу, которой, казалось, только это и было нужно: он зашагал с ещё большей величавостью. — Странный какой-то, — я тоже заинтересовалась, — остальные-то поели и ушли, а этот сейчас на крыльцо взберётся. Индюк действительно уже топтался на первой ступенечке. Саше даже пришлось отодвинуться. — Ах, ты ж паразит! Уже явился! Вот я тебе!.. — Гадючиха, вышедшая из дома, схватила палку, стоявшую у двери, и замахнулась на индюка. Тот обиженно булькнул, но со ступеньки спустился и принялся что-то искать в траве, поглядывая на нас и время от времени вскрикивая. — Иди хоть поешь, дурень! — сердито гаркнула баба Гадючиха. — Индюки его гонят, вот он и устраивает представления, — объяснила она. — Было, всё за Семёновной ходил, пока она не померла в прошлом месяце, царство ей небесное. Такое мне уж было успокоение! С утра как поведётся к ней во двор — до вечера у меня тишина. Такая благодать… — с ностальгией протянула она. — А теперь мне за день так голову набьёт! Я с ним, правда, не церемонюсь. — Вот я тебя, — она опять пригрозила ему палкой. Он в ответ опять забулькал, вытягивая шею и тряся красными наростами, которые её обильно покрывали. — И как же Семёновна это терпела? — спросила я, рассердившись на коварную Гадючиху. — А что ей? — отозвалась та. — Она же глухая как пень. Да и никого у неё не было. А то хоть индюка погладит… — Его можно погладить? — просительным голосом полюбопытствовала Саша. — А чего ж не можна? Гладь. Он только этого и ждёт. Вишь, опять к крыльцу прётся! Саша вручила мне камеру и, протянув ладошку, сложенную ковшиком, осторожно начала приближаться к индюку, повторяя как мантру: — Ты хороший. Не бойся. Я тебя поглажу. Тот сразу же надулся, растопырил крылья и принялся дефилировать вправо, потом влево. — Какие у него горячие эти красные штуки! — восхищённо воскликнула Саша. Потом повернулась ко мне и уже строго приказала: — Снимай же, Ириш… «Ириша!» Она сказала «Ириша»! Я схватила камеру. — Вот такой ласковый птиц живёт у нашей знаменитой целительницы, — произнесла Саша, глядя на меня, — ведь недаром говорят, что животные чувствуют особенных людей… — У меня ещё коза есть. Я её всему научила, — влезла баба Гадючиха. — Сейчас приведу, — она на удивление проворно спустилась с крыльца и свернула за угол дома. — Ох и бабулька! — присвистнула Саша. — Представляю её сеансы… — Ты хотела бы включить их в программу? — Очень! — Саша даже в ладоши захлопала. Индюк испуганно отскочил и забулькал. Саша принялась его успокаивать.Я подошла к ним. — Можешь сказать, что тебе нравится парень, но ты не знаешь, как привлечь его внимание… — начала я развивать мысль. — Но это неправда, — перебила меня Саша, — может, ты это скажешь? — Мне тоже никакой парень не нравится, — поспешила я ответить, еле сдерживаясь, чтобы не запрыгать от радости: у Саши нет парня! «Это ещё ничего не значит, — испортил всё внутренний голос, — может, она была в отношениях с парнем, но они расстались, и она…» — «Заткнись!» — приказала я ему.