***
Просыпалась я долго. Словно и сплю ещё, но уже чувствую тепло солнечных лучей на лице… Лай Бусинки… Саша… Мы целуемся среди ромашек. Я отрываюсь от неё, чтобы полюбоваться. Заправляю ей прядь волос за ухо, скользя по краю такой розовой, просвечивающей в солнечных лучах ушной раковины. Саша улыбается мне. Призывно протягивает руки, гладит меня по спине, потом по волосам, лицу… Влажно, горячо, жадно… Я открыла глаза и едва не закричала от ужаса: — Буся! — выдохнула разочарованно, уворачиваясь от огромного розового лоскута, свисающего из пасти. — Такой сон прервала! — простонала. — Ну что ты за человек! Я попыталась отпихнуть её от себя, забыв, что такие прикосновения — призыв к игре. Она гавкнула, аж в ушах зазвенело, и припала на передние лапы. — И не мечтай, — я села. Повернула голову в сторону Санечкиного спального места. Пусто. — Где твоя хозяйка? — обратилась я к собаке, которая сразу же замахала хвостом. — Что это ей не спится? И вообще, который час? — я потянулась к телефону. — Десять?! — я уставилась на экран. — Вот это я сплю! Хотя после такой ночи и не диво, — произнесла я и осеклась. Смысл сказанного меня ошеломил: я была с Сашей и у меня был оргазм… Щёки моментально заполыхали. — Ну почему так по-дурацки?! — воздела я руки к перекрытию крыши. — Такой шанс! И вырубиться! Так глупо! Так… — от злости, разочарования, обиды на саму себя я не могла подобрать подходящие слова, чувства клокотали во мне, не имея возможности выплеснуться наружу. — Не нужно было пить! — застонала я в голос. — Тогда бы вообще ничего не было, — заметил внутренний голос, — что у трезвого на уме, то пьяный и делает. — Саша тоже этого хочет? — недоверчиво хмыкнула я, не в силах поверить в правдивость вывода. — Выходит, что так, — согласился внутренний голос. — Но ведь она в отношениях… Нехорошо получилось… — прошептала я, чувствуя, как снова погружаюсь в сомнения. — Ты бы на себя посмотрела, — рассердился внутренний голос, — нечёсаная, голая, бормочет что-то… Словно имбецил! Приведи себя в порядок, соберись и выясни из первых уст всё, что тебя интересует», — закончил он уже вполне миролюбиво.***
Входная дверь дома была распахнута. Сизые струйки дыма по чуть-чуть выплывали на улицу. Буся категорически отказалась войти даже в сенцы. Я же, вдохнув как можно больше воздуха, шагнула за порог. Саша колдовала возле печки. В самой комнате дыма было столько, что воздух казался серым. Я схватила её за руку и молча поволокла на улицу. — Ты с ума сошла! — выкрикнула я сердито. — И тебе доброе утро, — Саша принялась вытирать слёзы, бегущие из глаз, размазывая сажу по щеке, — каша уже почти готова. На завтрак у нас овсянка, сэр, — она склонилась в шутливом поклоне, закашлявшись. — Ну зачем же… — забормотала я. Мне стало неловко: я сплю, а мой начальник кушать готовит. — Я бы встала и приготовила, или вместе бы приготовили, — выпалила я, увидев разгневанный взгляд. — Да ну, ты и так всё делаешь. Надо и мне когда-то начинать, — запротестовала она. Так мы препирались, пока к нам не подскочила Буся, за которой с победным меканьем мчалась коза бабы Гадючихи. — Все на кашу явились, — рассмеялась Саша и, схватив меня за руку, в два прыжка достигла сенцев, закрыв дверь пред самым козьим носом. — Какая я сегодня ловкая, — сказала она, широко улыбнувшись, поглаживая собаку по голове. — Точно, — охотно согласилась я, — только в саже. Вот здесь и здесь, — я дотронулась пальцем до её щеки и подбородка. Меня моментально накрыло волной возбуждения. — Давай я вытру, — предложила я охрипшим голосом и уже было протянула руку, но Санечка вдруг отскочила от меня как ужаленная. — Я сама, — ответила она испуганно. — Почему? — я не поняла такой странной реакции. — Потому что… потому что нам нужно поговорить, — пробормотала она, наклонившись к Бусе, которая, рада стараться, подставляла лоснящиеся бока. — Опять?! — не сдержалась я. Настроение стремительно портилось. Мне вдруг стало душно в этой клетушке. — Пошли хоть на улицу, что ли, — буркнула я, спеша распахнуть двери. Отпихнув козу, которая, удивлённо мемекнув, отступила, я спустилась с крылечка и принялась вышагивать туда-сюда, пытаясь успокоиться. — Ира, прости. То, что я натворила под влиянием алкоголя, было… — Саша говорила медленно, подбирая слова. Потом и вовсе умолкла, видимо, так и не найдя нужных. — Глупостью? — услужливо предложила я, чувствуя, как злость вязким клубком поднимается к горлу. — Нет. Это было… — она опять умолкла. Вдруг махнула рукой, словно отбрасывая все сомнения, заговорила торопливо, спеша избавиться от мучившего: — Слабостью. Будь я трезвой, никогда бы этого не допустила. Но дело не только в алкоголе, который развязал мне руки, такой белой и пушистой. Как оказалось, никакая я ни белая, ни пушистая! И нечего наливки винить… Я смотрела на этот открывающийся-закрывающийся рот, изрыгающий злые слова. Словно и нет человека, а вот рот его, который совсем недавно целовал, теперь кривится и плюётся такими страшными словами. «Дура наивная! Размечталась, что у нас получится… — я так и не закончила мысль, уж очень больно. Перескочила на следующую: — Ты ей не нужна!» — стало ещё больнее. Постаралась и эту прервать. Надо не думать! Но никак не получалось унять их поток: «ей захотелось развлечься», «действие алкоголя…», «низменные инстинкты…», «она тебя не любит» — толпились, напирали друг на друга, спеша вырваться из давящей массы и ударить под дых. — Ты услышана, — произнесла я, вяло удивившись, что губы смогли раздвинуться — так они занемели, — это была слабость с твоей стороны. У тебя есть девушка, которую ты искренне любишь, а она тебя. У вас идиллия. — Надо же, оказывается, я слышала всё, что говорила Саша. Сейчас же, отсекая словесные мягкотелости, я резюмировала сказанное ею. — Я тебе не нужна, — забила я последний гвоздь в крышку гроба своей невзаимной любви. — Ира, ну почему так… грубо? — взмолилась Саша. — Ты мне очень нравишься, но я люблю Яну, и мой поступок по отношению к ней… Выслушивать о Яне и неземной любви опять было выше моих сил. — Чего пялишься?! — гаркнула я на козу, которая стояла возле меня и с интересом смотрела. — Да пошла ты! — я толкнула Зойку, пытаясь выплеснуть в этом движении всю боль, разочарование, обиду, злость от услышанного. Она от неожиданности и силы толчка чуть не упала, не посмев даже мекнуть. Отшатнулась от меня, испуганно уступая дорогу.***
Я лежала в траве и смотрела на небо, по которому медленно плыли облака. Если долго и пристально на них смотреть, начинает казаться, что ты плывёшь вместе с ними, слившись и растворившись в их величавой несметности. Только на этот раз уплыть не получалось. Я всё время моргала, пытаясь убрать слёзную плёнку с глаз, которая мешала смотреть, отрешившись от всей этой мышиной возни: Саша, Яна, любит-не любит, к сердцу прижмёт, к чёрту пошлёт… — Пыль. Всё пыль… — произнесла я вслух, неприятно удивившись безжизненности своего голоса. «Видимо начинаешь трансформироваться в облако», — едко заметил внутренний голос. — Суета сует… — произнесла я, с удовлетворением отметив, что с голосом всё в порядке. Осторожненько принялась прощупывать, как я себя чувствую: сошло ли на меня спокойствие, исчезла ли боль сердечная… Скорее всего, нет, но козу бы точно сейчас пинать не стала. Мысли потекли в русле эгоизма, эгоцентризма; как было бы хорошо удариться в буддизм…***
Проснулась я от чувства голода. На телефоне высветились цифры 18:10. Прислушалась — показалось, что Саша зовёт меня. «Поищи, поищи», — подумала с несвойственным мне злорадством. Принялась звонить маме, потому как связь на удивление была хорошей. Мелькнула мысль: «Буду приходить сюда и разговаривать по телефону. А она пусть в малину лезет и царапается об неё». «Фу! Какая ты гадкая!» — с отвращением произнёс внутренний голос. — Мамуль, привет. Лучше бы я ей не звонила! Весь разговор вращался вокруг Саши и её парня из мира моды. Ну почему мои родственники — такое трепло?! Без разницы — мужчина или женщина, языки как помело. Мама сетовала на то, какая я невезучая. Почему у какой-то Саши — «Она же тебя ничем не красивее!» — есть парень-модель, а у меня — нет? И почему я, сидя здесь на хуторе, не завела знакомство с кем-то из мира фэшн-индустрии?! Меня опять начало трясти. Я еле сдержалась, чтобы не выложить маме всю правду о Сашином «парне»! Зародыш душевного спокойствия исчез. Опять захотелось пихнуть козу… Да и Сашу в придачу!***
Саши и Бусинки во дворе не было. В доме тоже. Я облегчённо вздохнула. Мне совершенно не хотелось никого видеть. Я ковырнула дивное месиво в чугунке. Понюхала. Оно сильно провоняло дымом. Есть это нельзя. — Даже кашу сварить неспособна, — со злой удовлетворённостью отметила я. Пожевав сушек со сгущёнкой, я отправилась во двор — дышать воздухом. Послонявшись около часа, решила, что пора идти спать. День был дурной — пускай поскорее закончится. Переодевшись, я вышла из дома и увидела, как Саша отворяет калитку. «Убежать!» — мелькнула первая мысль. «Дура!» — сменила её вторая. Я замерла, глядя, как Саша приближается ко мне. — Слава Богу, ты дома, — выдохнула она устало, — мы с Бусинкой тебя уже обыскались. Я собиралась ехать к тёте Гале. Зачем ты так? — она смотрела на меня с таким укором, что горло моё вдруг сдавило. — Не надо меня искать. Я вас не просила, — буркнула я в ответ, чувствуя от своей грубости какое-то злобное удовольствие. — Я волновалась, — Саша посмотрела мне в глаза, — звала тебя, а ты не откликалась, и я… — она умолкла, часто заморгав. «Неужели… слёзы?» — ахнул внутренний голос. — Это эгоистично и жестоко, и… вообще по-детски! — со злостью выпалила Саша. «Не обольщайся, тебе показалось», — опустила я своего стража ментального с небес на землю. — Ах, извините, что заставила вас понервничать, — меня вдруг понесло на волне злости, которая пришла взамен появившемуся было раскаянию, — отвлекала вас от взрослых дел своими детскими выходками! Куда уж нам до моделей… — я прикусила язык, но фраза к ужасу моему уже вылетела. — Ты… — Саша сжала кулаки. Грудь под майкой вздымалась так соблазнительно! Оторвать взгляд от этого зрелища стоило мне титанических усилий. Но я справилась, мысленно себе поаплодировав. Даже больше: развернувшись, не сказав ни слова, я пошла на сеновал. Мне очень, просто до судорог в пальцах рук, хотелось обернуться и посмотреть на Сашу. Но я этого не сделала. Мысленно закричав себе «Браво!», я принялась устраиваться на своём спальном месте. Я долго лежала без сна, прокручивая в голове злополучный разговор, коря себя за слова, сказанные сгоряча, раскаиваясь и терзаясь. Решила, что попрошу прощения, когда она придёт спать.