***
— Ты вот так меня обнимаешь и приподнимаешь… Ну, Паша, ты что, так высоко… Я открыла глаза. Люська с Пашкой толклись чуть ли не у меня на голове. Люська, в розовом костюмчике, который до того тесно облегал её пышные формы, что, казалось, они вот-вот выпрыгнут на свободу, напоминала откормленного поросёнка. Заливаясь хохотом, она кружила с Пашкой, театрально запрокидывая голову, и её жеманство с лошадиным ржанием почему-то бесили меня больше всего. Пашка — тоже при галстуке — в коричневом костюме походил на медведя, которого заставляют плясать на ярмарке. — Они-то чем перед тобой провинились? — гневно спросил внутренний голос. — Это они заставили тебя влюбиться в Александру? Они вынудили рыдать у неё на плече? Да они только и мечтают вырвать тебя из лап одиночества! Танцевала бы сейчас с ветеринаром и горя не знала бы. — Господи! Хоть где-нибудь можно побыть одной?! — Я поднялась с чурбака и поплелась к людям. — Вот-вот, — одобрил невидимый собеседник, — а об ЭТОМ подумаешь завтра.***
Саша стояла чуть поодаль с камерой в руках. Судя по её выражению лица, она была не в духе. Всё же я осмелилась подойти. Кивнув в сторону будущих звёзд экрана, она спросила: — А ты танцуешь, поёшь или стихи декламируешь? Я невольно улыбнулась, пожала плечами и скорчила гримасу. — Хорошо, хоть жонглировать не предлагаешь. — Чует моя душа, будет забавно. Надеюсь, я не пожалею об этом съёмочном дне. — Я тоже так считаю. «Ну вот, всё нормально… Разговариваем и даже улыбаемся. И чего я тогда разревелась?.. И признание это дурацкое, никому не нужное…» — «Ты же обещала завтра биться головой о стену!» — Прошу минуту внимания! — зычный мамин голос разнёсся по двору. — Я зачитаю сценарий фильма по пунктам. Галдёж прекратился. Мама окинула собравшихся строгим учительским взглядом и, вытянув по причине дальнозоркости руку с тетрадкой, начала: — Пункт первый: баба Шура с подругами сидит на лавочке, поют песню «Ой, мороз, мороз». Остальные стоят рядом и подпевают. — К чему мороз посреди лета? — буркнула Саша. Не удержавшись, я прыснула со смеху. Она перехватила мой взгляд и сделала круглые глаза. Мы едва не расхохотались. Как в старые добрые времена… — Пункт второй: баба Шура кормит индюков. Пункт третий: баба Шура показывает грядки: помидоры и перцы. Пункт четвёртый: все обедают и поют песни «Чёрный ворон», «Калинка-малинка», Галя с Петром и кто желает — танцуют… Ира, я сказала что-то смешное? — Мама неодобрительно посмотрела на меня. Я отрицательно помотала головой, не в силах вымолвить ни слова. — Ты тоже будешь за столом, — закончила она, поджав губы. — А может, лучше спляшешь? — Саша попыталась сделать серьёзное лицо. — Я обещаю снять тебя с самых выгодных ракурсов. Я чуть не лопнула от смеха. Радость, подобно пузырькам минералки, щипала в носу, вызывая слёзы. Саша шутит, улыбается МНЕ! «А вдруг она хотела, чтобы я снова призналась? — озарило меня. — И теперь, когда я подтвердила, что люблю только её, она отвечает мне взаимностью?..» — «Не обольщайся, — печально изрёк внутренний голос, — у неё есть Яна». «Как знать, как знать, — мне всё больше нравилась моя идея, — вдруг она просто поняла, что мы нужны друг другу? Будь я ей побоку, она бы так сейчас не веселилась». Этот аргумент поставил точку в нашей с совестью дискуссии. Мы переглядывались с Санечкой, пока мама не закончила чтение. Затем с фирменной улыбкой «попробуй со мной не согласись» она обратилась к Анне Николаевне: — А теперь послушаем мнение наших экспертов. — Такое стоит увековечить! — последовал незамедлительный ответ. — Тогда по местам, — мама самодовольно улыбнулась и хлопнула в ладоши.***
— До чего красиво поют! — восхитилась Леночка. — Это да, — подтвердила директорша. Моё тщеславие, отошедшее было на задний план, опять выдвинулось вперёд, словно я сама солировала. Певуньи же так расчувствовались, что разохотились ещё на одну песню. Воцарилась атмосфера радушия и единения. Правда, ненадолго. Мишка пригнал индюков. Большие белые птицы подняли жуткий гвалт. Едва удалось успокоить их, бросив зерна, но огромный индюк, наверное, вожак, продолжал прохаживаться, раздуваясь, кульдыкая и недоверчиво поглядывая вокруг. — Шурка! Это ж мой индюк! — воскликнула бабулька в цветастом платке и, резво поднявшись с лавочки, засеменила к птице. Баба Шура торжественно плыла меж индюками, благочестиво улыбаясь в камеру. Возглас заставил её застыть на месте. — Шо?! Ты, Любка, совсем из ума выжила! Её индюк! Ага! Как же! Разве ж можно твои костлявые коробки с нашими красавцами сравнивать?! — закричала она, распугивая пернатых. — Да у меня индюки как лебеди!.. — задохнулась от возмущения Любка. Приблизившись к птице, которая косила на неё блестящим глазом, она наклонилась, протягивая руку. — Во! Признал хозяйку! Индюк, недолго думая, вцепился в ладонь клювом. — Ах ты ирод! — взревела Любка, пытаясь отодрать напавшего, ухватив его за голову. — А ну пусти! Задушишь! — Баба Шура бросила ведро и не по годам прытко зашагала к воюющим. — Точно мой! — ликующе заявила Любка. — Вон у него шишка на шее. Это я его маленьким палкой стукнула, и такая отметина теперь… Вот тут! — Да шо вы мелете! Это наш индюк с яйца! — Тётя Галя с покрасневшим от злости лицом тоже поспешила к месту происшествия. — Ага! С яйца! Будто ты его высидела! — огрызнулась Любка, отпихивая бабу Шуру, которая вырывала у неё птицу. Остальные, как зачарованные, взирали на происходящее. — Я так и знала, что будет что-то классное! Давай поближе, — скомандовала Санечка, и мы мелкими перебежками стали приближаться к спорящим. Другие индюки подняли крик, растопырили крылья, раздуваясь как шары. — Не нравятся им бабские вопли, — заметила я, — и мне тоже. До чего же пронзительные голоса!.. — Договорить я не успела. Рассекая индюшачье стадо, словно ледокол льды, на бабу Шуру и Любку неслась огромная свинья. Чудом их не задев, она проскочила в открытую калитку, ведущую на огород. Словно по команде, заткнулись индюки. «Камень преткновения» вывалился из рук бабулек и молча принялся трясти головой. — Да ловите же! — Тщедушный дяденька подозрительно-алкоголической наружности, в чёрной, на два размера больше футболке и засаленных штанах досадливо ударил руками-палками о ноги-палки. — Что же вы калитку открытой держите! — Он потрусил к человеческой массе, которая вяло колыхалась в растерянности. — Володька! Ах ты чёрт! — Дядя Петя отпочковался от остальных и, стукнув себя по лбу, объявил, смущённо улыбаясь: — Да с этим кино совсем из головы вылетело, что ты сегодня свинью приведёшь! Вишь шо на меня нацепили! — он с остервенением подёргал галстук. — Ну зараза ж ты! — Тётя Галя, неистово размахивая руками, подскочила к дяде Пете, словно намереваясь ударить, но ограничилась вырыванием галстука из его рук. Припечатав галстук на положенное место на животе, что-то прошипела в мужнино лицо и поспешила к калитке. — Дак, а шо я?! Откуда мне было в пятницу знать, шо кино будет?! Я и пообещал человеку, — он обернулся к Володьке, который усердно закивал, поддакивая. — Да что вы стоите, гады! — с надрывом выкрикнула баба Шура. — Там же помидоры! — указала она дрожащей рукой на калитку. — Мамо, щас сделаем! Будет порядок! Пашка, Мишка, возьмите вилы и за мной! — Яки вилы! — задребезжал хозяин хавроньи. — У меня свинья породистая! Я вам дам вилы! — Бросился к калитке и, закрыв её, раскинул руки. — Свинью мою колоть! Не пущу с вилами! К нам подлетела Анна Николаевна — глаза сияют, щёки раскраснелись. — Это бомба! — воскликнула она. — Снимаете?! — Конечно! — отозвалась я. А ведь Ягиня та ещё экстремалка! Другая бы тряслась как… Глаза мои заметались в поисках человека трясущегося… Леночка судорожно прижимала Капу к груди. Вот кому страшно. Мне захотелось подбежать к ней и, посалив, крикнуть: «Отомри!» — Вы не идёте туда? — я заглянула в полные ужаса глаза. — А свиньи едят маленьких собачек? — Что вы! Нет, конечно. Думаю, на огороде она найдёт еду повкуснее, — я ободряюще улыбнулась, — пойдёмте скорее, вдруг помощь нужна.***
— Теперь делаем полукруг и потихонечку идём на свинью, направляя её во-о-он туда, — дядя Петя вытянул рогатину в сторону хавроньи, которая хозяйничала на грядках. — Когда эта гадина на нас посмотрит, все замираем. — Ага, а то она не догадается, что мы люди, а не пугала. Зараза намного умнее тебя и твоего дурного полукруга, — расстроенно покачала головой тётя Галя, — столько огорода переглумила!.. — Так я ж её к хряку привёл, как и договаривались, — уже в который раз оправдывался Володька. — Да шо теперь говорить, — тётя Галя лишь рукой махнула, — надо головой думать, а не зеньки заливать! — она зло посмотрела на мужа, который сразу засуетился и принялся формировать из нас цепь. — В капусту полезла, — замогильным голосом констатировала баба Шура. — А шоб же тебя, гадина, разорвало! Шоб ты… Расслышать дальнейшие причитания бабы Шуры я не смогла: меня направили на левый фланг, к Ягине. Санечка была освобождена от участия в этой затее, как и баба Шура, которая грозно напутствовала нас: — Ноги повыше подымайте, да на помидоры не ступайте, да в тыкву не лезьте…***
Наша живая цепь потихонечку приближалась к цели. Когда оставалось сделать несколько шагов, она своим свинячьим нутром начала что-то подозревать, прекратила чавкать и уставилась на нас. Мы послушно замерли. Кроме дяди Пети, который, нелепо взмахнув руками, завалился на спину, огласив воздух цветистой бранью. Свинья камнем, выпущенным из пращи, ринулась на нас. Кто-то заорал: «Куда ты прёшь, гадина! Не туда!», а потом я оглохла, потому что свинья мчалась — кто бы сомневался! — прямо на меня. Я застыла, не в силах оторвать глаз от монстра. Только и успела подумать: «Вот это скорость…» Меня толкнуло, отбросив в тыквенные листья, которые тысячами иголок пронзили щёку. Я пружиной вскочила и увидела улепётывающую свинью, тащившую… Я обернулась, чтобы узнать кого. В авангарде нёсся дядя Петя с рогатиной, за ним, воинственно улюлюкая, Мишка с Пашкой, а чуть поотстав, — Володька, размахивая верёвкой словно лассо, и краснолицая тётя Галя с граблями наперевес. «Господи! Свинья уволокла Ягиню!» — ошпарила мысль, которую я додумывала уже на бегу, пытаясь рассмотреть, что же там творится, и совершенно не глядя себе под ноги, за что и поплатилась, грохнувшись в зелёное стеблесплетение. «Ох, не зря мне директорша мёртвой показалась тогда у сенника! Судьба давала знак, чтобы я её спасла! — стучало в висках, пока я пыталась прорваться сквозь растения. — Чёртова кукуруза! На фига такие плантации сажать?! А если свинья её затоптала?!» — Я даже остановилась — ноги стали ватными. — «Глупости не придумывай! Сейчас же прекрати! — надавал словесных оплеух внутренний голос. — Свинья же не слон». Ягиня там кровью истекает, а врач из кукурузы выбраться не может! Подстёгиваемая злостью, я ещё энергичнее принялась раздвигать длинные шершавые листья. Наконец-то! Только вышла я совсем не там, где нужно. И опять зашагала, стараясь не наступать на помидоры, безумное количество которых заполонило всё вокруг. Вот же жадность человеческая! Ведь убивают себя на этом огороде с утра до ночи… Когда я, в конце концов, выбралась к людям, первой, кого я увидела, оказалась мирно похрюкивающая свинья, — послушным псом она стояла возле хозяина, а тот чесал её за огромным ухом. Все остальные сгрудились поодаль. Я подбежала, бесцеремонно их расталкивая. Живая, хоть и изрядно потрёпанная, директорша сидела на травке и улыбалась. Фух! Рядом, вцепившись в её ладонь, плакала Санечка. «Славно вас свинья прокатила!» — едва не вырвалось у меня дурацкое замечание. Я опустилась на корточки и заглянула ей в лицо: — Анна Николаевна? Как вы? Гомон разом прекратился. — Нормально вроде, — она пожала плечами и поморщилась. — Пошевелите пальцами… рукой… — Вот, — запыхавшаяся Леночка протянула автомобильную аптечку. — Спасибо, но нам лучше пройти в дом, чтобы я могла осмотреть раны. Ягиня послушно поднялась, демонстрируя во всей красе некогда белую футболку, превратившуюся в рваную грязную тряпку. Шорты выглядели не лучше. Отказавшись от Санечкиной помощи, она, чуть спотыкаясь, двинулась к калитке.***
— Так непривычно обнажаться перед врачом нетрадиционной сексуальной ориентации. Для меня врач всегда был существом бесполым. — Ягиня пыталась стянуть футболку, шипя сквозь стиснутые зубы. — Я могу сказать то же самое о пациентах. Давайте разрежем? — предложила я, глядя на её мучения. — Всё равно она вконец испорчена. — Вы что! Для меня это такая ценность! Ай! — Извините, я не нарочно, — пробормотала я, разрезая ткань и стараясь не касаться кожи, изобилующей кровоподтёками. — Свинья вас, конечно, протащила конкретно. Анна Николаевна, ваш поступок… это нереально круто! Не каждый мужчина смог бы так. Вы очень смелый человек! — Я прекратила щёлкать ножницами. На меня опять мчалась свинья, а я стояла, окаменев от испуга. Бррр! Я замотала головой, прогоняя жуткое видение. — Вы же рядом шли, значит, она и на вас неслась?! — я в ужасе уставилась на директоршу. — Наверно. Смотрю — летит на меня, — Ягиня недобро усмехнулась, — и такой во мне азарт проснулся! Я её за ухо хвать! — Длинные тонкие пальцы произвели хватательное движение прямо возле моего носа. Я едва успела отшатнуться. Ягиня рассмеялась. — Думала, смогу её остановить. И, конечно, немного задержала, счесав себе всё. Как раз ребята подоспели, навалились на бедолагу. — Она умолкла, подошла к зеркалу и принялась себя рассматривать. — Жуть какая, — выдохнула печально. — Вот видите, Ирина Николаевна, ситуация одна, а реакции человеческие разнятся: вы застыли, а я за ухо схватила. И о чём это говорит? — О чём? — я подошла к ней, держа бутылочку с перекисью. — Скорее всего, о том, что вы — не боец. Спасибо. — Она выдернула пузырёк из моих рук и полила ссадину, которая тянулась поперек рёбер через весь правый бок. Прерывисто задышала. — Вы сделали такой вывод, исходя из одного случая? — рассердилась я. — Почему одного? Вы себя аналогичным образом ведёте и в ситуации с Сашей. — Она смерила меня холодным взглядом. Мои щёки моментально вспыхнули. — Вам ведь проще быть в роли обиженной жертвы. Всё, на что вы способны, — рыдать у неё на плече. Вы даже пальцем не пошевелили, чтобы показать, доказать, что она вам нужна. Ведь нужна же? Не будьте букой, я хочу вам помочь. — Почему? — вопрос выскочил, опередив предупреждение об осторожности. — Потому что её Яна — та ещё мерзавка! Я не хочу, чтобы моя племянница в очередной раз погружалась в депрессию! — Её глаза сердито засверкали. — Но… — Я разрывалась между негодованием и надеждой. — Но откуда вы знаете?! И какое у вас право лезть в чужие отношения и рушить их? Это подло! — О господи! — Ягиня воздела руки к потолку. — В каком столетии вы застряли, Ирина Николаевна? — Она насмешливо посмотрела на меня. — Ещё скажите — грязные инсинуации! Какое благородство! Жертвенность! Сейчас заплачу!.. Вам не хватает смелости признаться, что вы неравнодушны к Саше, зато мораль читать горазды! «Подло!» — передразнила она. — У меня хватает смелости! Я сказала ей об этом дважды! Понятно вам? — Я разозлилась не на шутку и чувствовала, что меня понесло. И плевать, что она директор! — Но если девушка говорит, что она в отношениях, что любит другую, какое право я имею разрушать это?! На развалинах ничего хорошего не построишь! — Давайте без пафоса, — поморщилась Ягиня, словно я сунула ей под нос какую-то гадость. — Если вы боец — вы делаете всё возможное, а иначе вы просто нюня! — Её губы сложились в презрительную усмешку, и последнее слово прозвучало брезгливо. Я пожалела, что у меня нет ведра перекиси, чтобы продезинфицировать её с головы до ног разом. Аж руки зачесались! Я едва сдержалась, чтобы не выхватить бутылочку из её руки и не плеснуть содержимое на огромную ссадину на ноге… — Да не злитесь вы! Я же хочу вам помочь, — голос Ягини полился медовой рекой. — Вы имеете полное право проявлять свои чувства, оказывать знаки внимания, ухаживать… Тем более здесь, когда вы вдвоём. Только не надо опять про благородство и юродство, — она предостерегающе подняла руку, — я всё-таки Сашу лучше знаю. Я лишь прошу прислушаться к моим словам и… — Можно? Мы как по команде обернулись. В приоткрытую дверь заглядывала Леночка. — Конечно! Заходи, — призывно махнула рукой с пузырьком Ягиня, окропив меня «святой водой».