Нам и не снилось

Я открыла глаза и как-то враз проснулась. Чёткое осознание произошедшего. Захотелось вскочить, но замерла: по моим волосам, чуть касаясь спины, скользили пальцы. Волны неги накрыли с головой. Зажмурившись, затихла, — лишь бы эти прикосновения не прекращались. «Какой кинестетический рай! — ошеломлённо выдохнуло моё альтер эго. — Полцарства в награду», — пробормотало оно, убаюкивая. Потом я почувствовала, как убрали волосы с моей шеи и… Цепочка из горячих и влажных касаний. Я сглотнула ком, взявшийся невесть откуда, разрываясь между желаниями: повернуться к Санечке, притянуть её к себе, исступлённо целуя, или же остаться неподвижной, продолжая плавиться от этих ласк. Пока я решала эту дилемму, всё прекратилось. Я едва подавила вздох разочарования и заставила себя лежать, а не вскочить с воплем: «Требую продолжения банкета!» Меня укрыли пледом. Ох, как хотелось поцеловать эти заботливые ручки! «Буся! Тихо! Сейчас же прекрати!» — последовал сердитый шепот, сопровождаемый собачьим повизгиванием. Потом наступила тишина. Я осторожненько приоткрыла один глаз. Ого! Да я практически у самой кромки озера лежу! Я уставилась на воду, тихонечко плескающуюся на расстоянии вытянутой руки. Однако! Как мы прекрасно занимались сексом! Даже в воду умудрились не скатиться! Мне вдруг стало так радостно, как в детстве. Я тихонечко рассмеялась, чувствуя, как всё тело звенит и искрится от этого почти позабытого чувства СЧАСТЬЯ! Я должна сейчас же увидеть Санечку! Вскочив как ошпаренная, я огляделась. Пляжик был пустынным, как и полоска травы, тянувшаяся за ним. Я принялась лихорадочно одеваться. Куда они подевались? «Может, люди в туалет пошли», — замедлил мой бег внутренний голос. Я остановилась как вкопанная. Но бурлящие эмоции требовали выхода. Подбежав к лодке, принялась доставать рюкзаки, рисуя в голове картины романтического завтрака. Я уже почти закончила накрывать нашу скатерть-самобранку, когда услышала стук деревяшек, брошенных на песок, а потом: — Вау! Какая красота! Как же кушать хочется! Ириш, ты просто кудесница! Как всё аппетитно выглядит! Я обернулась и увидела Санечку, восторженно глядящую на «яства». — Мы принесли дрова для костра! — воскликнула она радостно. Я посмотрела на жалкую кучку веток у её ног. — Это всё? — вырвалось у меня. — Вон ещё у Буси, — Саша указала на собаку, держащую в лапах конец увесистой палки и с наслаждением её грызущую. — Вы ж мои добытчики! — рот мой расползся в улыбке от уха до уха. Саша тоже заулыбалась, а потом и вовсе рассмеялась. Я расхохоталась в ответ. Пока мы хохотали, глядя друг на друга, Буся, оставив палку, подошла ко мне и жалобно заскулила, ткнувшись мокрым носом мне в руку. — Бедняжечка! — воскликнула Санечка. — Она просит кушать! Собачка не кормлена! Уже и дрова принесла и всё сделала… Сейчас я тебя покормлю. Извини, моя хорошая… — она потрепала бульмастифа по холке, скользнув по моей руке, покоящейся на голове псины У меня в носу моментально так приятно защекотало, как в детстве, будто я пила сладкую газировку из стакана и весёлые пузырьки поднимались вверх, лопаясь при этом…  — Мы ведь в ответе за тех, кого приручили, — при этих словах она направилась к своему рюкзаку возле лодки. «Кого она имела в виду? Меня она приручила? Или в ответе за Яну? Или обеих приручила? Только пусть не надеется, что я буду принимать участие в треугольнике! Я не собираюсь… Я не хочу и вообще не буду…» — эта мысленная конница прогалопировала в моей голове, теснясь и толкаясь, пока я смотрела, как Саша высыпает из кулёчка в мисочку Бусин корм. Настроение испортилось в мгновение ока, и благостный порыв «не буди лихо, пока спит тихо» был сметён гневным «я должна выяснить это раз и навсегда!» — И кого ты приручила?! — выкрикнула я гневно и сделала шаг к Санечке, которая комкала кулёчек в руках. — Ну, скажи! Только честно! — Что сказать? Я не понимаю, о чем ты? — Неужели?! Ах, какие мы непонятливые сейчас! А ночью ведь всё было понятно?! — я осеклась, увидев её покрасневшее лицо. Но сказанного, а точнее, зло брошенного в лицо, назад не воротишь. Ну почему я такая… — Ира, пожалуйста, прекрати! Я говорила о Бусе, — голос был словно сталь: холодный и звенящий. Он резал меня, как масло, пронзив от макушки до кончиков пальцев ног. — Извини за произошедшее. Я думала, что тебе понравилось… — и посмотрела на меня так, как смотрит Ягиня: хочется вытянуться во фрунт и отрапортовать, что всё хорошо. — Мне понравилось, очень, — я тряхнула головой — да что же это за наваждение такое! Передо мной Санечка, которая сама же кашу и заварила! — А тебе разве не понравилось? — бросилась я в атаку. — Понравилось… очень, — она выдохнула как-то безнадёжно и произнесла: — Давай поедим, что ли… Вторые сутки без еды… Голова вообще не соображает, — она подошла к покрывалу с едой и устало плюхнулась подле. Раздумывая над тем, как и что сказать Санечке, чтобы вернуть её расположение, я проглотила свой бутерброд в мгновение ока. Александра же медленно жевала, откусывая по крохотному кусочку, словно заставляя себя есть. Еле я дождалась, когда она домучает свой бутер. — Саша, ты не сердись на меня, пожалуйста, за эту вспышку! Но такие эмоциональные качели… Мне очень тяжело, потому что я не понимаю, что происходит и как себя вести в такой ситуации… Вчера днём я поняла, что ты сделала свой выбор. И не в мою пользу… Я умолкла. Обидно стало до невозможности! Схватила бутерброд и принялась жевать, откусив почти половину за раз. Вот подавлюсь! И умру! И пусть ей будет стыдно! И мучительно больно! Я посмотрела на Санечку, пытаясь взглядом передать всю укоризну моих ощущений. Правда, зря, потому что она глядела на озеро. Проглотив-таки почти непрожёванное, я проблеяла, чувствуя, как болезненно движется по пищеводу кусок: — А потом ночью… так… Но это неправильно! — наконец-то бутерброд достиг места назначения. — Господи! Неужели ты думаешь, что я этого не понимаю?! — Саша повернулась ко мне и заговорила так страстно, словно и не сидела минуту назад замороженной рыбой: — Что? Мне нравится это состояние… — она пощелкала пальцами, подыскивая нужное слово, — подвешенности?! Как я буду жить с девушкой, думая о другой?! А если я уйду от Яны, чтобы начать отношения с тобой, где гарантии, что я, наплевав на чувство долга и поддавшись похоти, в очередной раз не побегу к какой-то Маше, Даше, Глаше… — она умолкла, понурив голову. Я смотрела на муравья, деловито бегущего по моей ноге. Видимо, подбирается к еде. Вот где всё ясно. Никаких метаний и колебаний. Я преградила ему путь крошкой хлеба. Угощайся! Значит, я — Сашина похоть… Но ведь любовь — это ещё много чего… Того, чего она ко мне не испытывает? Ведь скорее всего, что нет. Ну почему я всегда вляпываюсь?! Мне нужно её разлюбить и влюбиться в свободную девушку. Без треугольников… «А как это — разлюбить по приказу? А полюбить по указке?» Я так и не успела подумать над вопросами моего альтер эго — Саша сказала: — А может, я вообще не могу быть в отношениях! Может, я как отец! Да и Аня тоже хороша! — она засопела громко и быстро. — Но я не хочу такой быть! Я не хочу играться и бросать, потому что надоело и на горизонте забрезжило новое увлечение! Я хочу семью! Чтобы дети! Чтобы вместе до конца, понимаешь?! Я оторвалась от наблюдений за насекомым и сказала: — Я тоже только так хочу, чтобы вместе, и чтобы дети, и на всю жизнь и в горе и в радости… — я умолкла, чувствуя, что меня уносит в пафосность. — Ну и как ты себе это представляешь? — вдруг хмыкнула Санечка. — Что? — Ну жить с девушкой в горе и в радости, и с детьми, и до конца жизни… Как?! Ведь никто из твоих родных и близких не знает о твоих желаниях? У них ведь иные планы, — она посмотрела на меня… с жалостью и насмешкой? — А сказать о своих сексуальных предпочтениях слабо?! Ведь тебе уже тридцать! — Двадцать девять, — потрясённо прошептала я. — Конечно, тогда другой разговор! — Саша воздела руки ладонями кверху. — Ира, пожалуйста, ты только не сердись, но мне думается, что ты не приняла свою сексуальную ориентацию как часть себя… Со стороны это выглядит как-то несерьёзно: жить с девушкой, дети, до конца дней своих… А мама с папой узнают, а тётя Галя-дядя Петя… а не дай бог ещё кто… Это ведь такой геморрой!.. — она открыла было рот добавить что-то ещё, но так и не сказала. Взяла с тарелки бутерброд и принялась жевать, устремив взгляд на Бусю. — Извини меня за такие слова! Я тоже не горю желанием лезть на баррикады, размахивая радужным флагом, но я хочу, чтобы мои родные и близкие мне люди знали об этом. Я хочу с ними быть собой! Понимаешь?! Я не буду подстраиваться под чьи-то желания и представления «как надо». Это моя жизнь! И я обязана её прожить так, как считаю нужным. Но, — она подняла вверх указательный палец, — у тебя может быть абсолютное иное мнение на этот счёт. И я априори его уважаю. Но моя позиция такова: честность и открытость. Почему это о парне родные могут знать, а свою девушку я должна скрывать? — она хмыкнула и посмотрела на меня. Я отвела взгляд, чувствуя, что краснею. — Ладно, проехали, — произнесла Саша, потянувшись за бутербродом. — Ты ещё будешь кушать? Я отрицательно помотала головой. Вот только покушать сейчас осталось. — Тогда давай уберём со стола? А то я хочу ещё поснимать утром… — Иди снимай, — выдохнула я облегчённо. Мне очень хотелось побыть одной. — Я сама уберу. — Хорошо, — легко согласилась она. — Тогда, с твоего позволения… — она забрала последний бутерброд с тарелки. — Это Бусин, — брякнула я. Мне почему-то захотелось уколоть Сашу. — Ок. Мы тогда пошли. Захочешь, присоединяйся. Бусинка, пойдём. *** «А ведь она права! А ведь она права!» — надоедливой мухой звенело в мозгу, пока я убирала остатки еды. Мысли перескочили на Сашу: «Так и она тоже ничего не понимает! И даже боится, что окажется такой же, как отец или Ягиня… А почему бы и нет… И ни в чём не уверена…». — «Кроме одного… — вкрадчиво зашелестел внутренний голос, — близкие должны знать!» — словно припечатал. «Да», — безропотно согласилась я. К Саше я так и не пошла. Я решила поплавать в озере. Хотелось унять сумятицу на сердце и хоть как-то разобраться с кашей в голове. Плавание всегда мне в этом помогало. Правда, и ситуации такой ещё не было. Придётся, Ирина Николаевна, тебе самой принять решение и следовать ему. Конечно, страшно! До тошноты… До огромного желания оставить всё как есть! Я перешла на баттерфляй, пытаясь избавиться от страха и нерешительности размашистыми движениями. Устав, я перевернулась на спину и блаженно застыла, глядя на небо: ни облачка, прозрачная синь. Какая спокойная величавость во мне растёт-растёт… Чёрта с два! Стоило представить свой каминаут, и всё моё спокойствие как ветром сдуло. Я опять заколотила руками-ногами по воде. Для мамы это будет таким шоком! Я даже глаза в ужасе зажмурила. А если случится сердечный приступ?! Она ведь так надеялась, так в меня верила! Всё для меня! А я: «Мама, я люблю девушку. Я хочу с ней жить…» О-о-о! Бедная моя мамочка! Ну почему? Почему я такая?! Была бы такой как… Даже Люська! Хихикала бы, флиртуя с придурками типа Пашки, и горя не знала бы! — А если посмотреть на ситуацию под другим углом?» — предложил мой внутренний собеседник. — Ну и… ? — я опять перевернулась на спину. — Анне Николаевне нравятся женщины, Саше — тоже, даже той же Яне. Это навскидку. А скольким ещё женщинам нравятся женщины, уму непостижимо, — принялось разглагольствовать моё альтер эго, — красивые, умные женщины и… Люська — два притопа три прихлопа! И ты согласна быть ею, связать свою судьбу с каким-то орангутаном, лишь бы маме угодить?! Ты согласна обменять себя на «чтобы как у людей?!» И всё это из-за страха разочаровать! Разве не пришло время сбросить маску и стать наконец-то собой?! Сколько можно плясать под дудки родных?! Я поморщилась от пафосности своего оратора, но не согласиться не смогла: — Всё правильно! Это моя жизнь, и я настоящая должна её и проживать по-настоящему! — в подтверждение своих мыслей я хлопнула ладонью по воде. Мириады брызг засверкали в солнечных лучах. Я облегченно рассмеялась. Стало так радостно на душе. К берегу я поплыла размашистым кролем, — уж очень хотелось поделиться принятым решением с Сашей. Саша меня встретила восторженным: — Ты так классно плаваешь! Как профессиональный пловец. — Да, я занималась в секции два года. «Спасибо тебе, мамочка, что заставляла меня туда ходить», — неприятно кольнула мысль. — А я ей такую свинью подсуну». — Рассказывать о своём намерении перехотелось. — А я так и не научилась толком плавать. Плыву, пока есть уверенность, что в любой момент могу ногой достать дна, но только стоит его не нащупать — паника такая! — Ну, это у тебя психика шалит. Нужно научиться расслабляться. Правильно дышать и всё. А вода — наилучший релаксант. Хочешь, можем сейчас попробовать? — с готовностью предложила я. — Я только за! Но не сейчас, Ириш. Видимо, всё-таки вода попала в камеру, когда я оступилась в озере. Не фурычит. Хоть бы плата не окислилась… Ты не будешь против, если мы возвратимся к машине и… вообще, если сегодня-завтра закончим нашу командировку? Мне надо её в сервис отвезти. И чем быстрее, тем лучше. Она дорогая, зараза! — Конечно! Сейчас! Только переоденусь! — Спасибо! Я пойду к сумкам, — Саша поспешила к лодке. Я принялась переодеваться, думая о том, как же интересно наш мозг устроен: проблема с камерой настолько захватила Александру, что она даже не отреагировала на меня в купальнике! «А сейчас ещё и голую, — поддакнул внутренний голос, — ноль внимания. Может, не в устройстве мозга-то закавыка?» «Неужели поставила на мне крест?! — внутри у меня всё похолодело. — Я обязательно должна ей сказать о своём решении! О том, что для меня это архисерьёзно…» Чёртова одёжка! Я стянула мокрую футболку, надетую впопыхах навыворот и, натягивая на ходу шорты, припустила за Александрой. *** К полудню мы уже были на хуторе. Возвращаться в город решили сегодня же. Сборы заняли немного времени. — Я хочу заехать к твоим родственникам. Поблагодарить их за гостеприимство, — сказала Саша, сев за руль. — Может, ты захочешь у них остаться на выходные? — Нет. Домой, — я отрицательно замотала головой и наконец-то сказала то, что хотела поведать ещё на острове: — Я должна сделать каминаут. Хватит жить чужой жизнью, — кожа моя покрылась мурашками. Словно ведром ледяной воды меня окатили. Меня всю аж передёрнуло. Это не укрылось от Сашиных глаз: — Очень смело! Ты уверена, что готова… — она включила зажигание, — к последствиям? — Да, — выдохнула я, сжав кулаки и уставясь в лобовое стекло. *** Тётя Галя сразу же усадила нас за стол. Дядя Петя, получивший денежку, заливался соловьём о всегда распахнутых дверях его дома для таких дорогих сердцу людей, пока тётя Галя не отправила его в погреб за гостинцем — бутылками с наливкой. Сама же убежала на кухню за ещё каким-то кушаньем, прервав наши протесты небрежным взмахом руки. Мы с Санечкой остались одни за столом, уставленным разносолами. Я осоловелыми глазами окидывала яства. Вот это я наелась. Сейчас бы поспать… — Вот и скажи им, — Сашин голос пробился сквозь пелену дрёмы. — Что? — О своём каминауте. Я тотчас возвратилась в реальность и уставилась на неё: — То есть? — Ну то и есть. Пока ты полна решимости, — она пожала плечами. — Такое надо говорить сразу. Или не говорить вовсе, — добавила тихонько — тётя Галя вошла в комнату с блюдом пирожков на вытянутых руках. — Вот! Словно знала, что приедете. Ешьте, — щебетала она, — водружая тарелку на стол. — Иринка, ты чего? Скривилась, словно плакать собралась? — встревоженно смотрели на меня мамины глаза. — Я… Я… Хочу сказать, что… — руки и ноги мои стали ледяными, а вот лицо горело так, словно его в духовку сунули. Я с ужасом осознала, что больше не выдавлю из себя ни слова. — Ох и наливки в этом году! За уши не оттянешь! — вошёл дядя Петя и принялся ставить бутылки на стол. — Ну куда ж ты их прёшь в грязище! — переключилась на него тётя Галя. — Ну что ты за… — она принялась хватать бутылки и пихать их обратно в руки мужа, — на кухню неси! Ох и… прости господи! — поспешила за ним. — Это было… незабываемо! — сказала Саша и расхохоталась как сумасшедшая. — Ну и глупо! — взорвалась я, обретя голос. — Думаешь, это так легко, вот так взять и сказать без подготовки?! — Я не думаю, я знаю! — зло парировала Александра.