Нам и не снилось

— Александра Павловна… — Что? — вскинула я голову. — Звонит, — тётя Валя указала на стол. Я повернула голову. Господи! Это же надо было так довертеть телефон в руках, что теперь он на беззвучном… — Это Саша, — я подняла глаза вверх, не в силах противиться растягивающей моё лицо улыбке. Тётя Валя кивнула головой и, поцеловав меня в макушку, вышла из кухни. «Будь на её месте мама, обязательно бы осталась послушать», — заметил внутренний голос, пока рука моя тянулась к телефону. Сердце отчего-то билось — как не выскочит? — Да… — хрипло ответила я и бросила вороватый взгляд на кухонную дверь, которую тётя Валя, выходя, прикрыла. «Вот что значит врождённая деликатность!» — не унимался внутренний голос, пока я, затаив дыхание, слушала Санечкино: — Привет! Я уже дома. Извини, вот только получилось тебя набрать. Пока с Капой расцеловались, с мамой поговорили… «Ну, конечно, как же Капа без поцелуев! И пусть весь мир подождёт…» — я едва не облекла это в слова! Так и вертелось выплюнуть обиду в её ухо. Сидит, наверное, на диване… Капа на руках, Буся на руках… А я на кухне, тут! «Посмотри на дверь! В тебе течёт кровь людей, обладающих врождённым чувством такта… Хотя, конечно, Шадринскую обидчивость и преподнесение себя как подарок судьбы тоже никто не отменял, — едко заметил внутренний голос, осадив горечь растущего разочарования. — Она вообще могла не позвонить — у неё ремонт дорогущего оборудования…» — Как твоя камера? — выпалила я раскаивающимся голосом. — Сдала в ремонт? — Нет ещё. Сейчас буду искать документы. «Вот! Что и требовалось доказать: ты для неё главнее камеры!» — «Да конечно! — мысленно пырхнула я. — Отзвониться поскорее, потому что пообещала, а потом уже заниматься своими делами. Чтобы не висело на шее это… как его… как говорит баба Шура, блин?!» — «Ярмо, что ль?» — недовольно отозвался мой внутренний собеседник. «Во! Ярмо — Ирина Островская!» — Хорошо, тогда я не буду тебя задерживать, спасибо, что позвонила, рада была тебя слышать, — мой словесный поток запросто могла остановить всего лишь одна Санечкина фраза: «Я не спешу!», но она не прозвучала. — Ладно, — последовало после паузы, — тебе ведь сумки нужно раскладывать… — Я уже разложила, — поспешила я отрапортовать со вновь вспыхнувшей надеждой. — Молодец! А я ещё и не прикасалась… — Можно это на завтра оставить… — Нет. Завтра Яна прилетает… — она осеклась, — извини. — Завтра? — тупо переспросила я. — Да. Извини меня, пожалуйста, я не хотела тебя расстраивать, — она подозрительно шмыгнула в трубку. — Да не… всё нормально, — вяло ответила я. Моё желание продолжать беседу испарилось. — Ладно, мне нужно… — взгляд заметался по кухне, — убираться. Много работы. Извини. Пока, — и, не дослушав ответ, я отключилась. Бросив телефон на столешницу, взгромоздилась на стул с ногами, положив подбородок на колени. «Как в детстве…» — ухмыльнулся было внутренний голос, да так и заткнулся, — уж очень зло я смотрела на мойку. «Значит, завтра… Ну что же, этого и следовало ожидать… У неё… у них своя жизнь, а у меня — своя… Что-то я заигралась. Пора уже…» — Возвращение блудного дитяти! С приездом! — меня чмокнули в макушку и крепко обняли. Любимый с детства цветочный аромат маминых духов проник в ноздри. — Мам, — я обняла её крепко-крепко, вдыхая такой родной запах, вселяющий в меня уверенность, что всё будет хорошо. — Ну мощи одни, — недовольно сказала мама, проводя ладонями по моей спине, — позвоночник торчит, как иглы у дикобраза. — Ма, ну какие иглы, — вяло возразила я. До чего же хорошо, когда рядом близкие люди! — Ты ела суп? Я отрицательно замотала головой: — Мы с тётей Валей пили чай с бутербродами и бубликами… — Ну кто бы сомневался! — мама негодующе всплеснула руками, заставив меня качнуться. — Что вы весь день всухомятку! Что одна, что вторая скелеты ходячие… — бурчала она, доставая кастрюлю из холодильника и ставя на газ, — та в своих вечных экспедициях одним чаем питалась, и эта туда же! Чай с бубликами! Нет чтобы суп поесть с домашней курицей, — продолжала она, расставляя тарелки.  — И кто это нам тут пишет? — мама взяла мой телефон. — Александра Павловна… не разобрать… — Ма, дай сюда! Это по работе! — вскочила я, протянув требовательно руку. — Ой! Больно надо! — мама отдала мне телефон. — Я думала, может, парень какой, — она громко вздохнула и сказала сердито: — Да разве дождёшься! «Ира, прости меня, пожалуйста! Не сердись! Всё будет хорошо!» — и смайлик радостный — глаза охватили коротенькое сообщение. — Ага! Как раз так и будет! — вырвалось у меня. — Мам, я пойду полежу. Голова разболелась. — А суп?! — Потом… — Знаю я твои «потом»! Сейчас же садись и ешь. Попробуй ей бедной не разболеться на чае, да на нервах. — На каких нервах? — надеюсь, голос мой прозвучал недоумевающе. — Понятно, на каких! — мама прекратила нарезать хлеб. — Вот так у частника работать! Ни выходного, ни проходного… Все соки из тебя выжмут… — Ну какие соки, ну ма! — Жизненные! Петро уже звонил, хвастался, сколько денег ему отвалили за пользование домом, — она опять вогнала нож в буханку, — привыкли всё деньгами измерять! Всё покупается-продаётся! Вот и тебе уже пишут, потом звонить начнут, а потом опять в Тмутаракань отправят. — Ну вот к чему ты это всё сказала? — К тому! Что сейчас же садись и ешь! — мама с грохотом бросила нож в мойку. — Работала бы врачом! Сидела бы в личном кабинете, уважение и почёт имела бы. — Главное, что Ирише нравится её новая работа, — раздался голос тёть Вали. Она стояла, опираясь о дверной косяк, сложив руки на груди. Я бросила ей благодарный взгляд и произнесла в мамину спину: — Да, мне нравится! А если ты злишься, что дяде Пете отвалили нехилые деньги, то при чём здесь я?! «Вот! Правильно! Нечего позволять собой командовать», — подбодрил меня внутренний голос. Я опять посмотрела на тётю Валю, которая сделала большие глаза и подняла указательный палец вверх. Мы улыбнулись друг другу. — Я всё вижу, — раздался вдруг мамин голос. — Как?! — спросили мы в унисон. — А вы поработайте в школе с моё… — хмыкнула она, усаживаясь за стол. — Как вкусно! — нахваливала я, глотая ложку за ложкой наваристый бульон. — Ещё бы, — хмыкнула мама, — надеюсь больше никакой командировки не предвидится? А то ведь можно и с лица земли исчезнуть на командировочных харчах. Я отрицательно замотала головой. «Скорее всего я вообще распрощаюсь с Александрой Павловной. Мир им да любовь. Но уже без меня! — я ещё интенсивней заработала челюстями. — Ничего! Будет и на нашей улице праздник…» — «Ой, а ведь такое уже было: праздник на улице, пожелания мира да любви…» — заметил внутренний голос. — Лида, а у тебя в школе нет вакансии учителя географии, к примеру? — вдруг спросила тётя Валя прекращая есть. — А там ничего? — мама тоже перестала жевать. — Нет. Сказали, что они молодых вынуждены сокращать… — Ох уж эти сокращения… Валя, если бы у тебя был диплом педагогический, что-то бы придумали. А так… Не могу, — мама развела руки в стороны и покачала головой. — Ира, — она вдруг стукнула себя по лбу, — а если спросить у вашей директорши? Это ведь её фирма? Ну вот! — она ещё больше воодушевилась, видя мой утвердительный кивок. — Они ведь берут туда кого ни попадя… — Как это, кого ни попадя?! — я едва не поперхнулась супом. — Ну а какое ты имеешь отношение к туризму, кроме желания путешествовать автостопом после окончания школы? — мамин взгляд сталью полоснул по мне. — Это ничего не значит! Главное, что я легко обучаюсь и даже Са… Александра Павловна сказала, что я очень способная и хватаю всё на лету! Санечка в белой футболке и коротеньких шортиках, с распущенными волосами, призывно улыбалась… — Ира! Ну где ты опять летаешь?! — мама потрясла меня за плечо, — … а у тёти Вали вообще высшее геологическое образование. Ей сам бог велел работать в туризме! — мамин голос полнился восторгом. — У Анны Николаевны тоже геологическое высшее, — сказала я, возвращаясь в реальность. — Ну вот! — мама хлопнула ладонью по столу. — Очень толковая тётка! Это же она свинью за ухо схватила. Помнишь, я рассказывала? — обратилась она к тёте Вале. — И да, она родом из нашего города и училась здесь, — добавила я. Тётя Валя спросила с неподдельным интересом: — А сколько ей лет? — Сорок шесть. — Вряд ли я её знаю, — она с сомнением покачала головой, — это я уже заканчивала, а она только на первом курсе училась… — Вот именно, что вы одновременно были в стенах вашей альма-матер! Студенчество… сладость воспоминаний молодости… Лучшие годы… Старая дружба, как вино, только крепнет со временем… Ты что! Это беспроигрышный вариант! Все прослезятся и… вуаля! Ты в дамках! — мамин голос полнился убеждённостью в своей правоте. — Лида, ну какая дружба? Я вообще не знаю эту Анну Николаевну и… — Узнаешь, подружишься. Если, конечно, не будешь морозиться. Я тебе говорю, она дельная тётка, — грейдером сунула мама. — Ну и кем я там буду? — тётя Валя нервно постучала пальцами по столу. — Кем бы ты ни стала, но уж поверь, если они Петру столько денег отвалили, то точно будешь зарабатывать побольше учителя географии! — значимо произнесла она. — Даже и не знаю… — Зато я знаю! Ты там со своими камнями вовсе подход к людям потеряла. Ну ничего, бог не выдаст, свинья не съест! — выразила мама надежду. — Кому добавки? — она пододвинула к себе кастрюлю. Спать я улеглась умиротворённой, придя наконец-то к решению: я работаю во «Внедорожнике», пока не решится вопрос с трудоустройством тёти Вали. И меня НЕ ИНТЕРЕСУЕТ личная жизнь Александры Павловны. Я подыскиваю другую работу… Я целеустремлённо ищу девушку своей мечты. Засыпая, я предавалась мечтаниям о ней. Моей девушке. В противовес Саше она будет брюнеткой с короткой стрижкой, высокой, с синими, серыми, зелёными… только не карими глазами. И звать её будут только не Саша. И у неё не будет домашних животных. И… Я уснула.