Нам и не снилось

Прямо под липой, в тенечке, стоял огромный черный джип с тонированными стёклами. — Кто-то бережет свою машину от солнечногот удара, — процедила я сквозь зубы, обходя машину в поисках тенистого пятачка. «Кажется, такой был и у машины Ягини… или вместо восьмёрки — тройка? — смотрела я на цифры, пытаясь вспомнить. — А ведь директорша жаловалась, что задела днищем бордюр!» Присев на корточки, я попыталась заглянуть под машину. Это оказалось не так уж и легко. Пришлось встать на четвереньки и даже включить фонарик телефона. — Что там? — раздалось выстрелом, заставившим меня выронить телефон и приложиться головой о металл. «Блин! Осталось разбить мобильник, получить сотрясение, и день удался!» — вертелись мысли, пока рука моя тянулась за аппаратом, а сама я пятилась, выбираясь из-под машины. Голубая рубашка мужского кроя с закатанными рукавами. Худые кисти рук, испещрённые венозными дорожками, держат солнцезащитные очки. Белые брюки с такими острыми стрелками, что кажется, только коснись — порежешься. Тоненькие голубые ремешки босоножек, опутывающие загорелые стопы замысловатым плетением, нежно-розовый педикюр. Я даже перестала тереть ушибленную макушку, задавшись вопросом: «Как можно в такую жару выглядеть, словно сошла со страниц модного глянца?!» — Очень больно? Я бросила взгляд на Ягиню, ища подвох: уж слишком участлив голос. Но ничего такого: ни ехидной улыбки на чётко очерченных розовым карандашом губах, ни искорок злорадства в глазах. — Да-а-а, — протянула я, схватившись за голову. — Верю. Завибрировало прилично, — её лицо выражало искреннее сочувствие. Мне стало ещё более неловко, и, чтобы заглушить это разливающееся горячей краснотой по лицу чувство, я выпалила: — Здравствуйте, Анна Николаевна, извините, пожалуйста, что так получилось… — Здравствуйте, Ирина Николаевна. Да чего уж там, — она махнула рукой, — но всё-таки мне чертовски интересно: с какой целью вы пытались залезть под мою машину? — Я не пыталась залезть… Просто искала тенёк и… — Под авто? — директорша хмыкнула. — Оригинально. Смело… — Да нет же, — перебила я, — мы с тётей Валей пришли сюда… — Так там ещё и тётя Валя?.. — Нет! Под машиной никого нет. Она в «Минутке», а я слежу за столиками… — Вы хотите сказать, что из-под машины ракурс лучше? — Нет. Не лучше… То есть… я не знаю… — мне хотелось провалиться под землю. Я прижала ладони к горящим щекам. — Да не волнуйтесь вы так. Может, у вас хобби такое… — тонкие губы растянулись в улыбке. — Зачем вы так? — Как? — заинтересованно произнесла директорша. — Мне и правда хочется узнать вас ближе, — она подошла ко мне вплотную. — Такой ценный сотрудник… — Почему ценный? — отступать мне было некуда: за спиной высился джип. — Вы подали прекрасную идею об агротуризме… Саша уже выложила один ролик на ютубе. Очень приличное число просмотров и лайков. Так держать, Ирина Николаевна! — Спасибо большое, но ведь Саша снимала и монтировала… — Лучшее украшение девушки — скромность… — в серых глазах заплясали чёртики, — и прозрачное платьице. Я непроизвольно одёрнула сарафан, стараясь прикрыть колени. Ягиня рассмеялась: — Это Евгений Шварц. Мне нравится это высказывание. А вам? «Господи! Ну зачем было переться под эту липу?! — я бросила тоскливый взгляд в сторону кафе. — Неужели она думает, что я буду с ней говорить о девочках в прозрачных платьицах? Ведь издевается, как пить дать… Зараза!» — Анна Николаевна, — я заставила себя посмотреть в холёное лицо, — я не буду больше работать во «Внедорожнике». Её лицо в момент изменилось: в глазах заплескалось удивление, оно же округлило губы, сведя на нет господствующую на них ухмылку. «Накося выкуси!» — моя самооценка подняла голову, потрясая тщедушным кулачком. — Я могу узнать причину? — глаза надёжно спрятались за чёрными кругляшами очков. — Она… личного характера… — мне едва удалось подавить судорожный вздох, — но на проекте это никак не отразится, потому что моя родная тётя… она геолог и значительно лучше меня разбирается в оборудовании… И она работала в экспедициях в Бурятии и в Каракумах… — Стоп! — указательный палец обвинительно уставился на меня. — При чём здесь ваша тётя? — Она будет… Она может работать вместо меня? — последнее слово я почти прошептала заискивающим тоном, злясь на себя, что вывалила эту информацию на Ягиню, лицо которой напоминало застывшую маску. — Тётя Валя двадцать пять лет провела в экспедициях… — слетело с моего языка прежде, чем я поняла, что нужно замолчать. — Я очень рада за вашу тётю. Дай ей бог сил ещё двадцать пять лет там провести. Только, Ирина Николаевна, так дела не делаются… Вы понимаете? Я послушно кивнула, мысленно обругав себя несдержанной дурой и идиоткой. — И когда вы с Александрой Павловной это… — её губы скривились, словно она съела что-то мерзкое, — придумали? Остатки моей безрассудной смелости таяли. Я едва выдавила из себя: — Она не знает… Я сама… Директорша резким движением сняла очки: — Как так — не знает? Моя нижняя губа предательски задрожала. Я прикусила её и застыла как под гипнозом, не в силах отвести глаза от лица директорши. — Извините… Ира? Мы с Ягиней обернулись на голос. В нескольких шагах от нас стояла тётя Валя. — Как хорошо, что ты пришла! — бросилась я к ней, как утопающий к спасательной шлюпке. — Это директор «Внедорожника», — успела ей шепнуть, хватая за руку. — Моя тётя — Валентина Ивановна. Анна Николаевна, — я протянула руку к Ягине, — директор туристического агенства «Внедорожник». — Очень приятно, — кивнула тётя Валя, улыбаясь и протягивая руку для рукопожатия, — много наслышана о вас как о человеке большого ума и чрезвычайного мужества. Ягиня в ответ заулыбалась, с готовностью принимая протянутую ладонь: — Могу сказать то же самое о вас: двадцать пять лет в экспедициях… Каракумы… Кызылкумы… — Извините, Бурятия… — Ой! Простите. Запамятовала, — бледные щеки директорши порозовели. Рот мой расплылся в улыбке — знай наших! Я с гордостью посмотрела на тётю Валю. В глаза бросились тёмные джинсы, довольно-таки потёртые, футболка цвета хаки, кроссовки растоптанные. Чёрные волосы с изрядной проседью. На лице ни грамма косметики, которая смогла бы визуально уменьшить морщины, пробороздившие лоб. Синяки под глазами… Кожа рук сухая, ногти без маникюра… «А ведь встречают по одёжке…» — пробурчал внутренний голос. «За что боролись, на то и напоролись… — согласилась я безоговорочно. — Посмотрит на тебя такая мисс Идеальность, и сразу же от ворот поворот. — Я зло зыркнула на Ягиню, которая не сводила глаз с новой знакомой. — Уж точно все недочёты высмотрит!» — Извините, мы… знакомы? — произнесла вдруг тётя Валя. Ей, видимо, стало неловко от такого пристального внимания со стороны практически незнакомого человека. — Я, конечно, могу ошибаться… — директорша откашлялась. — Вы учились в нашем институте на геологическом факультете? — Да. И вы? — Да. — А вы в каком году закончили? Я — в девяносто третьем. — На четыре года позже. Но мне кажется, что мы как-то даже знакомились. Наша группа праздновала сдачу первой сессии в четвёртом общежитии, на Покровского… — Анна Николаевна умолкла, склонив голову набок, при этом продолжая смотреть на тётю Валю, которая в ответ отрицательно покачала головой. — Ладно. Проехали. Было и прошло, быльём поросло. Вряд ли вы могли меня запомнить, — она хлопнула в ладоши и повернулась всем корпусом ко мне: — Так значит, вы?.. — Мы родственники. Тётя Валя… Валентина Ивановна — родная сестра моего отца. — Гм, — хмыкнула Ягиня, — какая насмешка судьбы, — её губы скривились, словно она вот-вот заплачет. Я вся подалась вперёд, чтобы как можно лучше рассмотреть рыдающую мисс Идеальность. Но не тут-то было — лицо её уже сияло улыбкой: — А не отпраздновать ли нам такое событие?! — произнесла она чуть ли не торжественно. — Конечно! Чудесная идея! — подхватила я. — Какое событие? Извините, но я опять вне темы, — тётя Валя пожала плечами, не сводя глаз с директорши. «Да какая разница!» — едва не выкрикнула я, беря её под руку и незаметно сжимая у локтя, выпалила: — Мы готовы. — К чему? — этот вопрос тётя Валя адресовала уже мне. «Ну как можно быть такой… непонятливой!» — я ещё сильнее сдавила острый локоть, пытаясь вложить в это пожатие свои чаяния и надежды: ностальгирующая Ягиня, с размякшей от воспоминаний душой, с радостной готовностью подписывающая указ о принятии на работу Островской Валентины Ивановны на должность… замдиректора… — Ну как же! Возможность познакомиться ещё раз, вспомнить годы молодые, студенческую пору… Как говаривала Раневская, «воспоминания — богатство старости» — блеснула очередной цитатой Анна Николаевна, вызвав на моём лице самодовольную улыбку, — до чего же я проницательна! — К вам старость не имеет ни малейшего отношения. Вы прекрасно выглядите! — Да? — на щеках Ягини вспыхнули пунцовые пятна. «А директорша-то падка на комплименты. Засияла, как начищенный медный самовар, — отметила я про себя. — Как её тётя Валя ловко раскусила. С места в карьер! Нате вам комплиментик. Ай да молодец!». — Я опять сжала родную руку, показывая, что я поняла её намерения и всецело их поддерживаю. — Ира, ну сколько можно давить мой несчастный локоть? — получила быстрый шепот в ответ. Вот те на! Я отдёрнула руку и прошептала обиженно: — Извини. Я же как лучше хочу.

***

— …И теперь я пенсионер, — грустно закончила краткий экскурс в свою трудовую биографию тётя Валя, нервно постукивая кончиками пальцев по пластику столешницы. Ягиня отодвинула свою вазочку с мороженым и, протянув руку через стол в благородном порыве подбодрить, коснулась стучащих пальцев, заставив их остановиться:  — Ну какой из вас пенсионер? Вы отлично выглядите! — отвесила она комплимент. — Вам надо работать. Засесть дома — значит зачахнуть. Ни в коем случае! Только работать! — Спасибо. Да я и сама чувствую, что есть ещё порох в пороховницах, — натужно засмеялась тётя Валя, — не хочу сидеть дома. Я уже занимаюсь этим вопросом… Да только, как оказалось, не всё так просто. Куда ни ткнись, никому пятидесятилетняя тётка не нужна, — она вздохнула и, взяв ложечку, принялась ковыряться в мороженом. Я тоже скорчила грустную гримасу, внутренне же возликовав, что всё идёт так, как я и планировала. «Не говори гоп, пока не перепрыгнешь!» — попытался испортить мой триумф внутренний голос. Я отмахнулась от него, как от назойливой мухи, и принялась за мороженое. Аккуратно зачерпывая бело-розовую массу, я отправляла её в рот, наслаждаясь каждой ложечкой. Шоколадную стружку, как самое вкусное, я съем потом. Какая благодать — в жаркий день охладиться такой вкуснотищей… — И вы решили занять место вашей племянницы во «Внедорожнике»! — громом среди ясного неба прозвучали слова Ягини. Я зачерпнула ложку шоколадной стружки. Приторный вкус какао заполнил рот. Какая гадость! — Хитрый ход, Валентина Ивановна, ничего не скажешь, — вынесла вердикт директорша. — Извините, какой ход? — тётя Валя отодвинула свою креманку. — Да не извиняйтесь. Чего уж там… — голос Ягини звучал как-то… брезгливо, — конечно, Ира поможет своей любимой тёте. Как не помочь… Я не могла отвести глаз от разрушений в моей вазочке, причинённых следующей ложкой, зачерпнувшей шоколад, который расплывался приторной сладостью во рту. А ведь как хорошо всё начиналось! — Тётя Валя здесь ни при чём, — у меня едва получилось разлепить губы, слипшиеся от сладкого. — А кто? — коршуном взмыл вопрос. — Никто… Я сама так решила! — я воткнула ложку в оставшийся нетронутым шарик мороженого и с вызовом посмотрела на обеих. Теперь уже директорша заёрзала на стуле. Несколько раз она порывалась что-то сказать, но умолкала. Наконец, выдала: — Вы поссорились с… Александрой Павловной? — она бросила опасливый взгляд в сторону тёти Вали. — Тётя Валя знает о Саше и обо мне… — я вздохнула, заметив, как та обменялась взглядом с Ягиней. — Мы не ссорились. Просто… У каждого своя жизнь… — С каких это пор она такой стала? — директорша наклонилась ко мне, сверля глазами. Я завозилась на стуле. До чего же неуютно… Издевательство какое-то! Я попыталась вызвать в себе чувство здоровой злости: какое ей вообще дело?! — Она не стала. Она такой и была, — получилось у меня буркнуть. — Значит, мне приснился наш разговор о том, что надо бороться за свои чувства? — в голосе Анны Николаевны звучала неприкрытая насмешка. — Малейшая трудность и… в кусты… Эх, вы-ы… — протянула она, — а ещё говорили, что любите. — Так как я в курсе происходящего, разрешите и мне высказать своё мнение, — вдруг вмешалась тётя Валя. — Конечно! Просим… — Ягиня откинулась на спинку стула. — Любовь и борьба — понятия из абсолютно разных миров. Результатом борьбы может быть только нездоровая эмоциональная зависимость, которую именно и предполагает любовный треугольник. Заведомо невротические отношения. — Офигеть! Из каких книжек вы набрались таких премудростей? Или… это личный опыт? — директорша подалась вперёд, напомнив мне борзую, идущую по следу. — Это не имеет значения, — отрезала тётя Валя голосом ровным-ровным — предвестником гнева. У меня неприятно засосало под ложечкой. «Доумничалась! Устроила тётю Валю на работу! Или это тоже входит в твой чудесный план?!» — испуганным фальцетом завизжал внутренний голос. — Ошибаетесь! Очень даже имеет значение… И знаете почему? — Ягиня навалилась грудью на стол. — Потому что вы вбиваете эти заведомо дурацкие истины в голову вашей племяннице. И достигнете этим лишь одного… Сломаете её жизнь, как и свою! — последние слова она прошипела с такой злостью, что даже я отшатнулась, не говоря уж о тёте Вале, которая чуть не упала со стула. — Ну что же вы молчите?! — с ещё большей горячностью заговорила Ягиня. — Почему не опровергаете мои слова? Ведь они обидные… Вон как у вас лицо-то покраснело… Тётя Валя сидела, словно воды в рот набрав, чем, видимо, ещё больше раззадорила директоршу, которая продолжила с каким-то горьким триумфом: — А молчите потому, что слова мои правдивы. Молчите потому, что Лена Якушина здесь живёт, а вы, — указательный палец чуть ли не ткнулся в тёть-Валино лицо, — двадцать пять лет пробегали по пустыне… — Откуда вам известно о Елене? — лицо тёти Вали стало серым, словно от него вся кровь отхлынула. Вот только не доставало ей ещё в обморок грохнуться. Она и так гипотоник. — Тётя Валя, как ты себя чувствуешь? — я схватилась со стула, взяла её за руку. Та была холодная, как лёд. — Анна Николаевна, я вас очень прошу, принесите, пожалуйста, воды. — Ира, со мной всё нормально… Просто… — она как-то безвольно махнула другой рукой, — неприятная новость. — Тебе бы прилечь, — я принялась растирать мочки её ушей. — Вот… вода, — Ягиня трясущейся рукой протянула мне стакан. — Я же не знала, что она так отреагирует, — принялась она оправдываться, испуганно глядя на меня. — Может, давайте я вас в больницу отвезу? — Ну уж нет, увольте, — вдруг отозвалась тётя Валя звенящим от злости голосом, не глядя в сторону Ягини, — мы как-нибудь сами. — Да всё нормально со мной, Ира! Хватит мне уже их тереть. — Вот и хорошо. Выпей водички, — я с радостным удовлетвореним отметила, что нормальный цвет лица к тёте Вале возвращается. — Ещё немножко отдохнём и пойдём, — преувеличенно бодро закончила я. — Я прошу прощения за свои слова. Я не хотела вас оскорбить, — чётко, словно читая с листочка, произнесла Ягиня. — А с Леной Якушиной мы дружим. Ирина Николаевна, если моя помощь не нужна… — она вопросительно посмотрела на меня. Я отрицательно покачала головой. — …тогда лучше я уйду. Ещё раз прошу меня извинить, — с этими словами, не глядя ни на кого из нас, она развернулась и пошла, ровная, как струна.