***
Мне уже десять. Севен — крупная старшая служанка — старательно вымывала из моих волос глину и грязь, отчего в комнате пары и воздух доносили не самый приятный аромат. Даже несмотря на зажженные свечи. Ее мозолистые руки говорили о том, что она уже давно работает в поместье. Женщина присматривала за мной с пяти лет. И если раньше мы проводили не так уж и много времени вместе, то теперь, когда мама чувствует себя плохо, это не так. — Госпожа! — радостно воскликнула миниатюрная девчушка Гюнь, рассматривая в руках глиняную пиалу с прогоревшим фитилем. — Свеча прогорела! Я слегка скривилась от того, как резко Севен дернула мои запутавшиеся волосы. В воздухе завитал аромат лаванды и бадьяна. Гюнь была одной из самых молодых девушек в замке. Она рабыня, которую я выпросила у своего отца. Ее характер зачастую помогал мне развеивать скуку. — Возможно, госпожа хочет прочитать послание богов? — девушка замялась, видя мое задумчивое выражение. Послания богов — это цитаты или пословицы на дне пиалы со свечей. Я реализовала эту идею окого года назад. Правда, пришлось лично выбирать грамотных рабов и нанимать население деревни, но игра стоила свеч. Они и раньше неплохо продавались, но после этого нововведения люди слетались на них, как мотыльки на пламя. Я протянула руку, забирая пиалу. Ее грубые края немного кололи пальцы. — Гиены празднуют, когда умирает лев, — прочитала я немного кривые буквы. — Хорошая пословица, госпожа — протянула Севен, вымывая излишки масла из моих волос. — Только бы понять, что это значит, — задумчиво фыркнула Гюнь. Нежный аромат роз витал в помещении, уже не смешиваясь с запахом лаванды и бадьяна. Пар теплым облаком окутывал мое тело, не давая замерзнуть. — Тут каждый толкует сам, — отстраненно сказала женщина, расчесывая мои волосы.***
Неожиданный стук в дверь заставил вздрогнуть не только меня, но и Севен, которая спокойно готовила для меня кровать. Я кивнула на ее вопросительный взгляд, и она покорно пошла открывать дверь. Служанка выглянула за дверь и через несколько мгновений отворила ее для юноши. — Можно поговорить с тобой? — неловко улыбаясь спросил Агшин. — Конечно, — я непроизвольно улыбнулась ему. — Проходи, пожалуйста. Юноша прошагал в комнату под равнодушным взглядом Севен, направившейся обратно к постели. Я хотела было начать веселый монолог о том, как неприлично являться ко мне в столь позднее время, но остановилась, когда посмотрела в серьезные глаза Агшина. Их шоколадный цвет резко помрачнел, став почти черным. Я глазами указала на служанку, переводя на него вопросительный взгляд. Он кивнул. Мне стало не на шутку страшно. Агшин никогда не стесняется говорить со мной при прислуге. — Можешь уходить, Севен, — я улыбнулась женщине. — Сегодня я сама потушу свет. Служанка растерянно глянула на меня, но не долго думая собралась. — Как пожелаете, госпожа, — сказала она, уходя к двери. — Да благословят боги ваш сон. Я кивнула. Мы оба внимательно наблюдали за тем, как дверь со скрипом закрылась. Казалось, воздух в комнате потяжелел. — Тебе нужно присесть, — серьезно сказал Агшин. Я пораженно посмотрела на него. — Ты меня пугаешь, — тихо сказала я, подходя к своей кровати. Юноша последовал за мной и только когда я села протянул свиток, скрепленный печатью нашего дома. Я в удивлении пробежалась по содержанию текста и застыла. — Эт-то… — начала было я. — Завтра до полудня я отправляюсь на службу, — твердо сказал юноша. — Войска Лузитании напали на дружественный нам Мариам. Это отличная возможность начать военную карьеру. Мои пальцы задрожали, а глаза предательски защипало. — Т-ты… — я усилием воли заставила свой голос не дрожать так сильно. — Ты уверен? Ему всего шестнадцать. Он может легко погибнуть в первом или втором сражении. Он же еще совсем мальчик. — Да, — он забрал свиток из моих дрожащих пальцев. — Я шел к этому почти всю жизнь. Я закусила губу, чтобы привести себя в чувство болью. Я догадывалась, что Агшин умрет раньше, чем начнется сюжет, ведь нравы этого мира гласят, что зуб вземлется за зуб. За убийство лорда Хадира никто не мстил. — Вот как, — проговорила я. Это значит, что тот, кто мог это сделать, просто не существовал. Я проглотила свои переживания вместе с густой слюной и кровью. Я не буду реветь при этом мальчике. — Да, — сказал он, сжимая кулаки. Оказывается, тишина может пожирать похлеще совести.***
Тихие слова молитвы нарушали крики птиц и завывание зимнего ветра. Серое небо не пропускало ни луча солнца. Весь маленький мир замка словно погрузился в это отвратительное ожидание. Я смотрела на Агшина, стараясь запомнить все его черты. Высокий и стройный, он выделялся из оравы воинов позади него. Лицо, принявшее серьезное выражение, все еще хранило подростковую полноту. Густые темные волосы были заплетены и убраны, а глаза наполнены решимостью. Это заставило меня вспомнить, что сегодня мое отражение в зеркале было особенно не похожим на его уверенный вид. Мне казалось, что из-за продолжительного плача мои глаза стали видеть мир намного темнее, даже мои медовые волосы, казалось, потускнели. -…и пусть ваша преданность докажет императору нашу верность! — слова отца вдруг вывели меня из оцепенения. Хор нестройных голосов заполнил внешний двор. Кроме Агшина, на войну так же отправили небольшой отряд из верных нам наемников. Настало время прощания. Первым к юноше подошел отец. Он также пылал совершенно неуместной решимостью. Агшин поклонился ему. Латы грязно-зеленого цвета сверкнули серебром вставок. Мама выглядела очень устало, а в ее глазах то и дело проскальзывала боль. Она обняла юношу, что-то горячо шепча ему на ухо. Я кивнула Севен, которая стояла позади меня, и мы вместе подошли к Агшину. Его лицо на миг озарило удивление, но он быстро взял себя в руки. — Я приготовила кое-что для тебя, — немного хрипя, проговорила я. Севен послушно приблизилась к юноше и поклонилась, выставив перед собой поднос с маленькой коробочкой, гребнем и сложенным листком. — Поскольку мой дорогой брат печется о чистоте своих волос, я сделала для него сухое средство для их мытья, — я рукой указала на подношение. — Здесь есть инструкция по применению. Прошу моего дорогого брата принять это. Агшин с некоторой осторожностью забрал все вещи с подноса. Севен распрямилась и пятясь встала за мою спину. Я все еще смотрела на лицо юноши, стараясь подметить каждую деталь. Он вдруг криво ухмыльнулся. — Я надеялся, юная госпожа подарит мне оберег, — сказал он, посмотрев на меня. — Обереги не нужны тем, кто точно вернется, — произнесла я, стараясь улыбнуться. — Счастливого пути. Я хотела было поклониться ему, но он опередил меня, заключая в свои объятия. — Я буду обязательно писать тебе и буду ждать ответных писем, — он шептал это, все крепче прижимая меня к себе. — Закатим шикарный праздник, когда я вернусь, дорогая сестра. Я вдруг дрогнула всем телом, заключая его в ответные объятия. Мои глаза снова защипало. — Буду с нетерпением ожидать, мой дорогой братец, — мой голос нервно треснул. Мы простояли так недолго. Пронзающий ветер окутал меня, заставив тело трястись. Я постаралась унять дрожь и поклонилась юноше на прощание. Если ты действительно вернешься, я буду невероятно счастлива.***
Мне одиннадцать. Сейчас середина весны. С тех пор, как Агшин ушел на службу, прошло полтора года. Все это время он ведет переписку со мной и матерью. Войска Луиситании были разгромлены всего за несколько месяцев, и сейчас юноша привязался к одному из марзбанов, который обучает его военному мастерству. Всего через полтора года должен начаться сюжет. Готова ли я к этому? Спорный вопрос. Вплоть до этого момента я уделяла много времени науке и работе, но, кажется, изменить свою судьбу не так просто. Я прогуливалась по саду в сопровождении Севен и Гюнь. В последнее время моя мама не выходит из своей комнаты, а сегодня к ней приехал лекарь. Я нервно прокрутила прядь волос сквозь пальцы. Несмотря на то, что сейчас была лишь весна, в саду уже распустились некоторые цветы, а деревья начинали понемногу раскрывать листья. — Посмотрите, юная госпожа, — вдруг привлекла мое внимание Гюнь. — Я прямо как рыбка! Девушка смешно надула щеки, подражая рыбе. На ее подбородке и лбу были прикреплены лепестки наподобие плавников. Я невольно усмехнулась, смотря на нее. — Я Великий Карп! — Гюнь понизила свой голос. — И я уверяю юную госпожу, что с госпожой Пинар все будет в порядке! Я вновь нервно дернула локон волос и посмотрела на девушку. Она немного испуганно глянула на меня и виновато преклонила голову. — Прошу прощения, юная госпожа, — пролепетала Гюнь. — Я не хотела вас оскорбить. — Возможно, госпожа хочет, чтобы мы разузнали, что происходит в комнате госпожи Пинар? — вдруг отозвалась за моей спиной Севен. Я опустила взгляд на распускающиеся первоцветы. В свете дня роса на бутонах искрилась. — В этом нет нужды, — сказала я. — Подними голову, Гюнь, я не злюсь на тебя. Девушка радостно просияла, улыбаясь. Она не могла желать обидеть меня, и я знала это, но смотреть на ее улыбающееся лицо совершенно не хотелось. — Но если ты еще раз упомянешь мамочку, мне придется наказать тебя за пустословие, — сказала я ей. Поникшая Гюнь опустила плечи и кивнула. Внезапно мы услышали звон колокольчиков. Он становился все гуще и громче, и через некоторое время можно было различить радостные возгласы. Гул нарастал, и, толпясь и толкаясь, в сад пришли радостные слуги. Они галдели и наперебой поздравляли друг друга. — Какое счастье ниспослали нам боги, — наконец один из них заметил меня. — Госпожа беременна!***
Празднование беременности моей матери шло полным ходом. Шум голосов, грохот столовых приборов и счастливые слуги, которые могли поесть деликатесные сладости и прочие кушания. Отец наградил всех, кого мог и был, кажется действительно счастлив. Я по привычке хотела прокрутить локон волос между пальцев, но сегодня они были убраны. Мама сидела рядом с ним. Она была бледной, но сохраняла вымучено-нервную улыбку. Это жутко беспокоило.***
Я раскидала на своем рабочем столе то немногое количество красящих порошков, которые подходили по одному важному критерию. Они все были получены из цветов и растений. На самом деле мне очень повезло, что недавно мы начали подмешивать краситель в наши ароматические свечи, иначе уговорить отца их купить было бы ужасной задачей. Осталось лишь смешать их с маслом и посмотреть на цвет, чтобы отобрать нужные. В дверь постучали и я отрешенно махнула рукой Севен. Она открыла, пропуская в комнату Гюнь. — Госпожа, госпожа Пинар приняла лекарства и уже отошла ко сну, — тихо сказала девушка. Я кивнула. Прошло уже несколько недель со времени праздненства. С мамой мы виделись всего пару раз. Она часто недомогала и проводила почти все вемя в комнате, так что и на общих трапезах почти не появлялась. Поэтому я решила хотя бы от служанок узнавать информацию о ее состоянии. — Хорошо, Гюнь. Можешь идти, — сказала я, смотря на темную макушку девушки, — Севен, приготовь постель и иди отдыхать. — Госпожа не желает, чтобы я осталась с ней до того, как она отойдет ко сну? — немного обеспокоенно спросила женщина. Закрывшаяся за Гюнь дверь даже не скрипнула. — Госпожа желает подумать в одиночестве, Севен, — твердо ответила я. — Иди. Она поклонилась и после хлопотания над моей поселью удалилась. Я села на стул подтаскивая к себе пиалу с… Толкушкой? Честно, не знаю, как это называется правильно. И взялась за первый порошочек. Слухи между служанками расходились быстро и вскоре мне донесли, что госпожа не выходит не только из-за недомогания. Многие считают, что она боится своего отражения в зеркале. Якобы оно потеряло всякую красоту и Пинар чувствует себя из-за этого ужасно. Мне не верится в эти сплетни. Я нервно постучала пальцами по столу. Внутри сжался колючий комок переживаний. Я одернула себя, когда потянулась к шкатулке с драгценностями. Приятный цвет фуксии покоился в пиале, сверкая от света свечи. Пожалуй, стоит приглушить его, чтобы не смотрелся так ярко. Комок в груди начал царапать еще и живот. На тот раз я открыла шкатулку и вытащила из-под груды блестящих украшений свиток. Руки немного запачкали бумагу маслом. Я открыла и в который раз прочиталасвои записи. Огонек свечи робко дрогнул. Ни одного упоминания Пинар там ожидаемо не было. Комок полностью развернулся в моем теле. Руки задрожали и я аккуратно согнулась, стараясь не смять бумагу. Глаза обожгло и мне пришлось опустить свои записи на пол, чтобы они не расплылись. Дыхание уже давно сбилось и я все больше хотела закричать от боли и обиды. Мне было ужасно жарко и холодно одновременно. Я зпустила свои руки в волосы немного дергая их, пытаясь прийти в себя. В груди ужасно кололо, а живот скрутило. Я не хотела думать о том, что могу потерять свою маму здесь. Но я думала. С одной стороны ужасно глупо, ведь необязательно Хадир будет встречать Арслана с женой. С другой стороны ее ухудшающееся состояние не давало мне покоя. Мое тело полностью обмякло и скатилось со стула. Я сжалась на полу, пряча лицо в коленях. Почему я просто не могу жить счастливо?***
Маме действительно понравилась моя затея с декоративной косметикой. Она даже похвалила меня за находчивость. Я спокойно наблюдала за действиями рабов и служащих, стоя на балконе. Внезапно поднялся шум. Какой-то из служащих мужчин живо оседлал коня и двинулся к воротам. Они с усилием открылись перед ним. Раздался скрип двери. Я оглянулась и увидела запыхавшуюся Гюнь. — Госпожа Пинар рожает!***
Это было тяжело. Я сидела в рядом с комнатой матери. В метрах от меня беспокойно мерил шагами коридор отец. Мама рожала раньше срока. Ее тяжелые крики откликались в моей голове болью. Я хотела убежать. Отстраниться. Все, что угодно только бы не слышать и не видеть. Мне было страшно. Вдруг крики мамы прекратились. Остался только шум повитух, которые хлопотали в комнате. Их голоса становились громче с каждой секундой. Отец остановился и мы встретились взглядами. Он, кажется, был ипуган так же, как и я. Хадир хотел было ворваться в комнату, но дверь перед ним распахнулась быстрее. Запах крови мгновенно заполнил коридор. Желудок скрутило и пришлось прикрыть рот рукой, чтобы унять рвотный позыв. Я боялась вставать с пола, поэтому только подняла голову, чтобы посмотреть на вышедшую старую повитуху. Свет падал так, что мне было трудно различить ее лицо. Но вот в ее руках точно был какой-то сверток. Они с отцом перекинулись фразами и она повернулась так, что солнечный свет на мгновение осветил сверток в ее руках. Это был ребенок. Младенец был синим, почти черным, он не двигался и не кричал. В моих ушах звенело, когда отец за руку поднял меня и ввел в комнату матери. В нос ударил металлический запах, который был намного сильней, чем в коридоре. Я быстро проскользила взглядом по маминому телу и остановилась у ее ног. Кровь. Она была везде у мамы в ногах, на тряпках на столе, на руках повитух и их одежде. Это было до тошноты отвратительно. Так, что я просто перестала дышать от ужаса. В моих глазах слишком быстро потемнело и я почувствовала, как валюсь на пол.