Предназначение

      Звенящий и искрящийся бубен в руках слуги-музыканта ударял по голове звуком. В больной и неправильной обстановке он словно скрежетал, а не игриво бряцал. Напряженный барабан отбивал ритм.       Я давно не танцевала, так что сейчас мои движения были скованы и резки. Что сказала бы Пинар, если бы узнала, что первый после ее смерти танец предназначался для луситанских захватчиков?       Крепость не осаждали долго. На самом деле, времени у нас с самого начала было немного.       Они отравили наши источники воды.       Мы узнали об этом, когда несколько десятков воинов слегли с лихорадкой. Небольшие потери, если не учитывать, что их всего несколько сотен. В этот момент наше удачное расположение не сыграло на руку — единственная обходная и скалистая тропа была опасна для прохождения даже налегке.       Я отдала замок в их руки, надеясь спасти тех, кто остался — это то, что услышали Луситанские командующие. В самом же деле, с помощью секретной тропы удалось вывести большую часть слуг и рабов — в основном женщин и детей. Часть батальона было решено переодеть в недостающую часть прислуги. Оставшиеся перешли под командование Луситанских войск.       С каждым ударом барабана, движением рук и изящным шагом, я все яснее ощущала, как танцую на костях Хадира и Пинар.       Условием сдачи крепости было обеспечение безопасности всем ее обитателям. В замен мы отдаем им все, что у нас есть и принимаем крещение во имя Ялдоборда. Предложение вовсе неплохое, если знать сколь скудны теперь запасы крепости.       Мне удалось завершить танец с последним ударом барабана. Пальцы рук слегка потрясывало, а отвыкшие от напряжения ноги гудели. Сердце проволокой охватывало волнение — план моего спасения, наскоро разработанный мной и нашим военнокомандующим был рискованным. — Прекрасный танец, — граф Баркасион — грузный мужчина средних лет — разразился жидкими аплодисментами. — Вы слишком добры, господин, — выдохнула я, улыбаясь как можно ярче.       Первым и самым важным пунктом плана было произвести правильное впечатление — вызвать жалость и заверить в том, что крепость совершенно беспомощна. — В скором времени тебе все равно придется забыть об этом, — вмешался один из захватчиков. — Подобные непотребства достойны только грязных еретичек.       Я подавила проскользнувшее омерзение и постаралась улыбнуться как можно убедительнее. Даже находиться с ним в одной просторной комнате среди множества людей было тяжело. Ситуация выглядела даже немного забавно, поскольку я кожей ощущала на себе его, не предвещающий ничего хорошего, взгляд почти все время танца. Насколько можно было судить, молодой мужчина был одним из приближенных графа и, скорее всего, сынком какого-нибудь влиятельного дома у себя на родине. Благо, в крепости почти не осталось молодых служанок, иначе ситуация вырисовывалась бы еще более ужасающей.       С другой стороны, нужно признать, что войско Баркасиона было более воспитанно и религиозно, чем я предполагала. Это не могло не радовать. Агшин рассказал мне совсем немного из того, что творят луситанцы на землях Парсы, и этого хватало для самых худших предположений. — С нетерпением жду этого дня, господин.

***

      Для Эстель внезапное столкновение с войском наставника было подобно благословению. После неутешительных новостей в столице, она была разбита и подавлена собственной беспомощностью, но утешение графа Баркасиона пролилось на ее иссушенную душу святым источником. Удивление также вызвало и то, что его войска успешно осадили крепость Кхашан, так что уже через два дня тяжелые ворота открылись перед ними.       Сами красота и мощь крепости не поразили девушку также, как хозяйка этих владений.       Юная еретичка явно была ровесницей Эстель и, воин заметила, что несмотря на непроницаемую улыбку, ее хрупкие плечи подрагивали, когда ей приходилось общаться с кем-то из луситанцев. Девочка была изящна, а ее наполненные печалью глаза приковывали к себе внимание. На миг Эстель даже пожалела ее — как родители могли желать отдать ее жуткому принцу Арслану? Как тот самый принц смог бросить Дерью в крепости, убив ее отца?       Возможно, из-за таких сочувствующих мыслей, Эстель ужасно разозлилась, когда увидела, что к девочке приставал Бастье. Он был одним из тех, кто изначально прибыл на войну не сражаться во имя Ялдоборда, а забирать награбленное и светить именем своей семьи. — Чего вы так разозлились, Этоиль? — смешливо интересовался он, скаля зубы. — Я лишь хочу наставить еретичку в слове божьем.       Было естественно, что все находящиеся в крепости рабы и слуги должны были принять Ялдоборда. Но крещение всегда предварялось наставлением в вере от священника. Особенно это правило должно было соблюстись в случае с Дерьей. Эта еретичка обладала славой среди своего народа, так что ее посвящение должно стать наставлением для любящих ее людей Парсы.       Только из-за этого, уверяла себя Эстель, она лично настояла на ее крещении в стенах крепости святого Мануэля, в отстроенной к этому моменту часовне. Граф Баркасион не смог ей отказать. К тому же сама Дерья внимала словам Эстель с интересом и, воительнице казалось, возрастающим благоговением.       Уже через несколько дней груженая дорогими тканями, украшениями и свечами — пожертвованием храму — повозка была готова отправиться из крепости. Дерья прощалась со своей старой и грузной служанкой и в ее печальных глазах стояли непрошенные слезы. — Не убивайся так, — похлопала ее по плечу Эстель. — Не навсегда прощаетесь! — Конечно, — тихой улыбкой ответила ей Дерья. — Прошу простить, сэр Этоиль. Раньше я никогда вот так не покидала Кхашан. — Значит, увидишь много нового, — резюмировала воительница.       К тому же с собой девочка взяла даже несколько крупных слуг и юную личную служанку. Даже держала рядом красивую птицу — подарок покойного отца. Этого явно должно было хватить для комфортной жизни в Мануэле в период «посвящения».       Первая половина пути прошла в изящном спокойствии. Дерья смиренно принимала трудности пешего похода, не воротила нос от общей еды и с упоением слушала наставления Эстель в Писании. Иногда, к удивлению окружающих, она менялась со своей служанкой и шла рядом с выделенной ей ездовой кобылой, в то время как бывшая рабыня ехала верхом.       До крепости оставалось примерно двое суток пути, когда отряд Этоиль встретился с людьми Господина Серебряной маски. Высокий и стройный, он напомнил ей языческие статуи богов. — Куда направляетесь? — без толики интереса спросил он, глядя куда-то в гущу отряда. — Сопровождаем бывшую госпожу крепости Кхашан в крепость святого Мануэля, — твердо отчиталась Эстель, замечая как отблеск заходящего солнца недобро заискрился в прорезях маски. — Принцессу? — он метнул глазами на, сидящую на кобыле госпожи, служанку. — Дерья была брошена принцем Арсланом, — напрягшись поправила воин. — И теперь оказывает помощь луситанской армии.       Господин Серебряная маска вдруг хрипло и надрывно усмехнулся. Прохладный зимний воздух колыхал всклокоченные пучки сухой травы, поднимая песок. — Даже этот щенок бросил тебя, — глумливо отозвался он, пришпоривая коня, дабы подъехать ближе. — Видимо, он не настолько и милосерден, как о нем говорят.       Внутри Эстель заледенела от напряжения. Даже имея поручение графа Баркасиона, она не сможет помешать Серебряной маске. Он был выше ее по званию и статусу, даже являясь еретиком, среди рядов святой армии. — Я думал, ты младше.       Служанка напряженно застыла в седле и, кажется даже перестала дышать. Дерья вросла в землю подле лошади.       Кажется все это безмерно веселило командующего, поскольку он вновь усмехнулся. — Ха, прославленная принцесса Парсы лишь напуганная девчонка. Впрочем, не волнуйся, я достаточно милосерден, чтобы лишить тебя всего позора, что ты на себя навлекла!       Понадобились считанные мгновения для того, чтобы мужчина звонко обнажил меч и полоснул им от живота до груди молодой служанки.       Кровь алыми потоками вырвалась из ее грудной клетки, орошая забеспокоившуюся под телом кобылу.       Этуаль бросилась к месту действия, встав между Дерьей и ее неудачливым убийцей. — Что вы творите?!       В прорезях маски удовлетворенно плескался лунный свет.