Last Place That Love Lives

Мэри Сибли не узнает своего отражения в зеркале. Она ходит гордо, спина прямая, взгляд острый и холодный, черный корсаж туго обтягивает тонкую талию, и вся власть над миром легко умещается в ее бледных и сухих ладонях. По ночам она проникает в чужие сны, перебирает ворох не своих желаний, выбирая самые низменные, словно бриллианты для дорого колье, ходит по воздуху, а затем кидается вниз к самой земле, зажигая огни на болотах, и призрачный хохот ее заставляет священников в страхе молить Бога о защите от зла. Мэри знает, кем она стала. Помнит она цену, которую заплатила за возможность разбивать мутные зеркала одним взглядом, призывать дождь тихим шепотом, распоряжаться фамильярами, что послушны лишь ей одной. Она знает, чего хочет: власти, нового мира, смерти врагов и, все еще, любви. Уродливая старуха-отражение скалит зубы в насмешке, а Мэри плачет. Или это вовсе не Мэри, а та другая, что умерла тогда в лесу, ощутив пустоту в своем чреве? А может это и есть Мэри, а ее место занял кто-то другой, и поэтому не прочесть ей собственных мыслей, не понять, почему внутри все кипит и ломается, стоит ей лишь встретиться глазами с Джоном. Она примеряет на себя его тяжелый взгляд, будто желает одеться в него как в броню. Слой за слоем, металл за металлом, но отчего-то душа ее все больше обнажает кровоточащие раны и становится страшно подносить жабу к бедру, ходить в лесную чащу к старшинам и творить свою магию ради высшей цели. Мэри любит власть, Мэри любит Джона Олдена, и это слишком сильное противоречие даже для ведьминского сердца. И сердце Мэри тлеет, угольки вспыхивают в непроглядной тьме, а затем гаснут, словно звезды в неуверенном, молодом, но ослепительно алом закатном небе. * * * Титуба хочет быть свободной. С тех самых пор, когда на руках ее оказались железные кандалы, она не переставала думать о том дне, когда они исчезнут. Но он так и не наступил. Могла ли она отказаться, когда Дьявол пришел к ней, обнял и пригрел на своей теплой груди и пообещал, что кровь тех, кто лишил ее дома родного и семьи, будет липкой теплотой обволакивать ее руки? Расставаться с фамильяром ей тяжелее всего. Она мается, не находит себе места, свечи под ее взглядом тухнут, а тучи будто начинают бежать по свинцовому небу быстрее. На языке всплывает горечь песен ее народа, и напевы сами собой врываются из горла. Титуба — дерево без корней, колодец без дна и птица без гнезда. Нет человека, который бы больше ненавидел Салем и пуритан, чем рабыня, привезенная из-за океана и ставшая слугой лишь из-за эбеновой кожи. Иногда ей кажется, что она любит лишь Мэри, и эта иллюзия дорого ей стоит. Титуба поздно понимает, что любит в Мэри лишь то, что напоминает ей девочку, которой она когда-то была: желание счастья, мечты о любви, и упоение магией, что течет по венам недавно, но так сильно и ярко, что хочется кричать. Когда-то и она любила, желала, страда и надеялась, но теперь ничего нет. Месть она лишь ждет, будучи уверенной, что Возлюбленный не обманет ее. Это случится неизбежно, а значит Титубе нечего больше желать. Сердце ее сгорело дотла, один лишь пепел остался, да и его ветер разнес по всем сторонам света, он осел где-то в глубинах бушующего океана, растворился в поднебесной выси. * * * Ожидание — константа жизни Анны. Она ждет возвращение отца домой, понимания матери, справедливости от пуритан, любви Джона Олдена, принятия Коттона, падения Мэри, ощущения полноты собственной магии, безграничной мощи и места под солнцем. Разочарования ломают, боль уродует, но Анна продолжает ждать, и, кто знает, возможно ее терпения будет вознаграждено… Пока она где-то посередине, между светом и тьмой, правдой и ложью, жизнью и смертью, и ей лишь сильнее хочется получить все и сразу. Внутри нее пылает огонь юности, который вот-вот превратиться в пожар, который сметет все на своем пути, но глаза у Анны слишком слишком голубые, руки нежные, а улыбка невинная. Никто и не заподозрит, что Дьявол стоит у нее за плечом, обхватывая тонкую шейку длинными пальцами, нашептывая ей признания и обещания всего мира, что она сможет раздавить одни ударом каблука своей туфельки. А ведь понять несложно. Стоит лишь посмотреть, какие формы принимает ее любовь, ее одержимость свободой, правдой и справедливостью, а это именно одержимость — дверца, через которую Он проникает в людские души, сея семена сомнения и порока. Анна слишком импульсивна, она требовательна и бескомпромиссна в своих желаниях. Сердце Анны горит ярко, ослепительно, неумолимо и безвозвратно быстро: так осенняя листва вспыхивает охрой перед самым началом зимы, чтобы затем превратиться в тлен.