The Professor

      — В доме госпожи давно не было гостей, мисс, — сказала Похлёба, открывая ворота. — Похлёбе было грустно, мисс, когда хозяйке пришлось приехать сюда, но она рада, что всё сложилось удачно. А ещё Похлёба знает, что Вам можно доверять — защитное поле не сработало, когда Вы прошли через него, мисс, поэтому Похлёба очень рада видеть Вас.       Гермиона, сжимая руки в кулаки, выслушала эльфийку. Она говорила быстро, практически захлёбываясь словами, а тонкий голосок с грустными нотками вызывал лёгкое пощипывание в уголках глаз девушки. У Гермионы создалось впечатление, словно Хепзиба запрещала ей много разговаривать, и эта мысль вызвала у неё негодование.       — А почему вам пришлось уехать? — неуверенно спросила тихим голосом Гермиона, не сводя глаз с крошечной Похлёбы.       Эльфийка покачала головой, принимая виноватый вид.       — Хозяйка запретила рассказывать Похлёбе, мисс, но, может быть, хозяйка сама расскажет Вам причину, — на этих словах она вздрогнула и, прикрыв рот тоненькими руками, резко остановилась. — Похлёба слишком много разговаривает, мисс? Глупая, глупая Похлёба, — её огромные карие глаза наполнились слезами. — Похлёба просит прощения, если доставила неудобства молодой мисс!       Гермиона на секунду опешила из-за резкой смены настроения эльфийки — вероятно, её предположение оправдалось, — но быстро взяла себя в руки.       — Нет, нет, ничуть! — она выставила ладони вперёд, принимая попытку успокоить домашнего эльфа. — Похлёба, дорогая, не плачь, пожалуйста.       — Но... — голос эльфийки задрожал, — мисс выглядела такой удивлённой и напуганной...       Гермиона прикусила щёку изнутри.       — Всё хорошо, правда!       — Похлёба просит прощения, мисс, — она провела ладонями по своим щекам, размазывая по ним тонкие дорожки слёз, что блестели в серебряных лучах лунного света. — Похлёба слишком много плачет... Хозяйке не нравится это, и она часто наказывает глупого домового эльфа за доставленные неудобства.       Злость на старую ведьму заплескалась глубоко внутри неё после слов Похлёбы. Как она — ведьма, обладающая достаточной силой — могла наказывать такое крошечное существо всего лишь за проявление каких-либо эмоций?       Гермиону сжала кулаки за спиной, не сводя глаз с домашнего эльфа.       — Твоя хозяйка слишком жестока с тобой, — сквозь зубы сказала она, негодуя.       Эльфийка широко распахнула глаза, убрав с них пальцы.       — Не говорите так, мисс! — пропищала она. — Хозяйка очень добрая и хорошая, но Похлёба слишком неуклюжа и плаксива, поэтому она заслуживает наказание.       Гермиона сжала губы, стараясь не высказать всё, что думает насчёт Хепзибы и рабства эльфов. Невольно злость захлестнула её, притупляя страх и горечь, однако как только они подошли к входной двери, страх липкой дрожью пробежал вниз по её позвоночнику.       Девушка, охваченная сильным холодом, глубоко вздохнула и досчитала до десяти, в то время как Похлёба со щелчком скрылась в доме, оставив её ждать на улице.       «Если я переступлю порог, то потеряю там часть себя, — панически подумала она, не сводя глаз с лакированных досок деревянного пола, что вели в дом Хепзибы. — Звучит не очень».       — Мисс, — гриффиндорка вздрогнула, когда услышала голос слева от себя, — хозяйка ждёт Вас.       Она подняла голову и встретилась взглядом с огромными карими глазами, в которых задорными искорками мерцали радость и благоговение. Судорожная дрожь в который раз пробежала по её озябшему телу костлявыми пальцами, обхватывая сжимающиеся в страхе внутренности когтистыми лапами, когда Гермиона вошла в скудно освещённую прихожую.       Дверь за ней захлопнулась, вынося ей тем самым свой приговор.

* * *

      Гермиона бегло огляделась, сглатывая вязкую слюну, дабы хотя бы немного смочить пересохшее горло.       Прихожая была удивительно пуста; казалось, что в этом месте ни разу не ступала нога человека, если бы не узкое длинное зеркало, установленное в аккурат с плинтусом. Возле стекла в воздухе парил крохотный комочек, являющийся неярким и единственным источником света.       Периферическим зрением Гермиона уловила движение слева от себя. Она перевела взгляд и увидела Похлёбу, направляющуюся вперёд по коридору, к длинной широкой двери, из щели которой исходили тоненькие лучи света тёплых оттенков, играющие на полу.       — Идите, пожалуйста, за Похлёбой, мисс.       Девушка поджала дрожащие губы и невольно опустила руку в карман куртки, нащупывая похолодевшими пальцами хрупкое стекло флакончика, что ей дал Риддл. Тёмная магия насильственно вынуждала взять себя в руки и спрятать все беспокоящие её эмоции за маской спокойствия — более того, она изучала искусство окклюменции, — что почти довело её до слёз, когда они дошли до двери.       Крохотная голова эльфийки сразу же исчезла за ней, а сама она торопливо заговорила:       — Госпожа, мисс вошла в дом, как Вы и просили.       До ушей Гермионы донеслись приглушённые звуки, отдалённо напоминающие шорохи. Она осторожно вытащила руку из кармана и разжала липкие от холодного пота пальцы, судорожно разминая затёкшие суставы. Беглые мысли, что нервировали её ещё сильнее, развеялись, стоило ей услышать звучание приятного женского голоса за дверью:       — Приведи её ко мне, Похлёба.       Эльфийка затрясла головой и на мгновение обернулась, смотря Гермионе прямо в глаза.       — Госпожа просит Вас войти в комнату, мисс, — тихо — вероятно, чтобы Хепзиба не услышала — сказала она, шире открывая дверь.       Гермиона почувствовала, что краска незамедлительно сходит с её лица, когда она переступила порог, оказавшись в другой комнате. То была внушительных размеров гостиная, вдоль и поперёк заставленная вещицами разных форм и размеров, что ни разу не лицезрел её глаз.       «Вероятно, это тот самый склад артефактов»,— подумала она, пробегаясь глазами по помещению. Помимо того, что комната была громадной, в самом её конце, слева от девушки, на всю стену было установлено оконное стекло, за которым виднелся экзотический сад во всей его красе.       Источником освещения на все габариты комнаты являлся небольшой камин, установленный напротив белоснежной софы и кресла, что были практически единственной мебелью в гостиной.       — Похлёба привела мисс, госпожа, — сказала эльфийка, кланяясь женщине.       Гермиона посмотрела на старую полную ведьму, что сидела в белоснежном кресле, читая тоненькую книгу. Женщина была облачена в облегающее нарядное розовое платье, и девушки едва сдержала гримасу отвращения, глядя на её морщинистую и уже дряблую кожу лица и складки подкожного жира на животе.       — Отлично, — холодно произнесла Хепзиба, не сводя глаз со страницы, по которой бегали её глаза. — Принеси нам чаю и убирайся, Похлёба.       Эльфийка вновь поклонилась, шаг за шагом отходя назад, к двери.       — Будет сделано, госпожа.       Несмотря на злость, направленную к Хепзибе, Гермиона, вся бледная, продолжала стоять в нескольких шагах от двери, словно собираясь в какой-то момент убежать, не говоря ни слова. Что же, она была не против.       Со щелчком, оповестившим присутствующих в гостиной об исчезновении домовика, Хепзиба резко оторвалась от книги. Не сводя своих маленьких тёмных глаз с Гермионы, та медленно поднялась, держа в одной руке бледно-розового цвета веер. Женщина разглядывала стоящую ровно, как вытянутая струна, гриффиндорку, словно та была диковинной зверушкой; в её глазах засверкали искорки ничем не скрытого подозрения.       — И как же ты нашла дорогу к моему дому, мисс? — спросила она, подойдя к Гермионе вплотную.       Девушка едва удерживала маску спокойствия на своём лице, когда Хепзиба подняла правую руку с веером.       — М... Меня зовут Гермиона Грейнджер, миссис Смит. Я давно Вас искала, потому что хотела узнать о... некоем артефакте, который должен храниться у Вас, — неуверенно начала она, но, заметив, что её голос звучал выше обычного, продолжила уже более твёрдо: — Несколько месяцев назад я узнала, что Вы уехали из Шотландии и всё это время пыталась Вас найти, пока не приехала в Северную Ирландию.       Ведьма сузила глаза и провела деревянным концом рукояти веера линию на её горле. Гермиона невольно сглотнула.       — Местные жители, — продолжила она, — сказали мне, что видели Вас на самой окраине Лисберна, в этой деревне. Когда я прибыла сюда, то... была в замешательстве, ведь кроме леса и пустынной поляны ничего не обнаружила. Я уже собиралась в очередной раз уйти, когда почувствовала в нескольких дюймах от себя Тёмную магию. Некоторое время назад я читала книгу, посвященную сильным защитным чарам, и в ней было написано про барьер, который был установлен на Ваш дом, — Гермиона повторно сглотнула, прерывая свой монолог, когда ведьма чуть сильнее надавила на гортань. — Я предположила, что Вы живёте здесь... поэтому посчитала нужным зайти внутрь.       Хепзиба, всё ещё щурясь, резко одёрнула руку и распахнула веер, энергично обмахиваясь им. В её тёмных, почти чёрных глазах мелькнула смутная тень доверия, пока она не отводила их от Гермионы, сверля девушку пристальным взглядом.       — Звучит правдоподобно, — наконец вынесла свой вердикт ведьма и скривила губы, осматривая в некоторых местах мокрую одежду девушки. — Ну что же, в таком случае присаживайся.       Прежде чем Гермиона успела сдвинуться с места, Хепзиба достала свою палочку и махнула ею над ней. Гриффиндорка мгновенно почувствовала, что её джинсы больше не прилипали к ногам, что было весьма дискомфортно на морозе.       — Спасибо, — пробормотала она.       Едва не запнувшись о высокий столик, в центре которого стоял горшок с растением, она осторожно села на самый краешек софы, ближе к позолоченному подлокотнику. Сцепив подрагивающие пальцы рук в замок на коленях, Гермиона, избегая лица женщины, пролепетала:       — Прошу прощения, если помешала Вам, миссис Смит, ведь я вторглась на охраняемую территорию, и совершенно без приглашения...       Ведьма подняла ладонь вверх, прерывая её.       — Можешь снять свою верхнюю одежду, потому как в доме достаточно тепло, чтобы ты больше не задумывалась о холоде.       Гермиона моргнула и покачала головой       — Н-нет, спасибо, я ненадолго.       — Ненадо-олго? — протянула ведьма, выгнув тонкие брови. — Что же, твоё право, ведь ты гостья в моём доме, как ни как. Но согласись, что зима в этом году выдалась слишком холодной.       — С этим не могу не согласиться, — пробормотала себе под нос девушка. — В Шотландии, откуда я прибыла, гораздо теплее, чем в Северной Ирландии, но я читала, что здесь могут быть резкие перепады температуры, особенно в зимний период.       Слово вырвались из её уст намного раньше, чем она успела обдумать их у себя в голове.       — И сколько же тебе лет, деточка? — спросила Хепзиба, опершись рукой о подлокотник кресла.       — Достаточно, чтобы путешествовать, — расплывчато ответила Гермиона, чувствую увеличивающийся с каждой минутой ком в горле, что застрял там, словно надоедливая кость.       Хепзиба выгнула бровь.       — Да? Выглядишь совсем как школьница.       — Мне многие так говорят, я привыкла, — непринуждённо пожала плечами Гермиона.       «Интересно, я выгляжу со стороны так, словно собираюсь её убить всего через пару десятков минут? — думала она, не сводя глаз со своих рук. — Мне всегда с трудом удавалось скрывать свои эмоции, и либо же Хепзиба действительно не отличается особым умом, чтобы заметить мою скованность и напряжение, любо же излишне... деликатна. В таком случае, склоняюсь больше к первому».       Гермиона едва подавила предательскую дрожь, что грозилась прокатиться по её телу, когда позади них послышался щелчок, а следом за ним звонкий голос:       — Похлёба принесла чай для госпожи и гостьи.       Покорно опустив голову, она засеменила костлявыми ножками к кофейному столику между Гермионой и Хепзибой, неся в уже ослабевших от старости руках тяжёлый металлический поднос. Каждый раз у Гермионы замирало сердце, когда она видела домовых эльфов, что работали на кухне в Хогвартсе, но при виде Похлёбы её захлёстывала мощная волна жалости и нежности к этому крохотному существу.       Эльфийка поставила две керамические кружки с дымящимся в них чаем на деревянную поверхность стола и прижала к своему худощавому тельцу поднос, отходя назад. Гермиона, не смея сдвинуться с места, с грустью наблюдала за Похлёбой.       — Стой.       Эльфийка вмиг оживилась и остановилась на месте, ожидая нового приказа своей хозяйки.       — Разбери книги по алфавиту в оставшихся секциях в библиотеке и приберись там, а после приступай к ужину.       Похлёба активно закивала.       — Будет сделано, госпожа.       Когда эльфийка скрылась, Гермиона, чувствуя лёгкое зудящее любопытство, задала риторический вопрос, что никак не было связано с её «миссией» разговорить ведьму:       — У Вас есть библиотека?       Женщина неторопливо сложила веер и опустила его на стол, обхватывая мясистыми пальцами, «усыпанными» позолоченными кольцами, тонкую фарфоровую ручку своей кружки. Она странно посмотрела на Гермиону, что подобно вытянутой струне сидела на краю софы, и сделала глоток коричневой жидкости.       — Как и у любой себя уважающей ведьмы.       Гермиона сжала губы, не сводя глаз с кружки, которую та держала возле губ, густо накрашенных карминового цвета помадой.       Она задержала дыхание, когда ей показалось, что флакон в её кармане слегка накалился, обжигая внешнюю сторону правого бедра — всё это было словно напоминание о неминуемом. Девушка нервно поёрзала на своём месте, когда мысли об использовании Дурманящей настойки заполнили её голову, приводя в ещё большую панику.       «Нет. Нет, нет, нет. Мерлин — да кто угодно, Господи, — нет! Я никогда не буду готова к тому, что должно случиться через... считанные минуты, — думала Гермиона, перебирая и заламывая похолодевшие от страха пальцы. Тёмная магия никогда не предупреждала девушку о своём появлении, используя свой излюбленный эффект «неожиданности», что не обошло Гермиону и сейчас, когда её рассуждения резко направились в совершенно другое русло, повинуясь проклятьям: — Дурманящая настойка... Очевидно, что мне придётся разбавить ею чай Хепзибы, иначе эффект настойки, грубо говоря, будет «обнулён», но как?»       Гриффиндорка не смогла бы и в жизни описать весь спектр ощущений, что сжимали и скручивали её внутренности, разрывали сердце пополам, впоследствии разрезая его на мелкие кровавые ленточки прямо там, в груди, за клетью из хрупких рёбер. Её трясло, и если бы не магия, алчно и уже так по-собственнически обхватывающая её раз за разом, когда её маска покрывалась трещинами, насквозь пронизанными страхом, то она бы не сдержалась от слёз, что рвались из недр её глаз с самого прибытия в Лисберн.       В уголках её побаливающих глаз неприятно защипало, и она втянула в лёгкие воздух, невольно прогоняя удушающие её эмоции и мысли, вновь прячась за маской.       — Думаю, Вы правы.       Ведьма удивлённо посмотрела на неё, словно ожидала совсем другого ответа.       — Неплохо, — прокомментировала она, улыбнувшись уголком губ. — В наше время это редкость — встретить молодых людей, которые бы интересовались чтением до той степени, чтобы иметь собственную библиотеку.       — Ну, — замялась девушка, — я всегда выделялась из толпы моих сверстников как чтением, так и рвением к учёбе.       Хепзиба, не сводя с неё глаз, вновь сделала глоток, словно бы неосознанно поднимая брови раз за разом.       — Похвально.       Гермиона вяло отметила про себя, что их разговор совершенно не клеился, но она не была уверена, что хотела бы общаться — не важно, долго либо много — со своей жертвой. Ей было трудно раз за разом разлеплять губы, когда Хепзиба задавала ей вопросы и ждала ответа, но Тёмная магия, к сожалению, была гораздо сильнее её в физическом плане.       Ведьма с негромким звуком поставила кружку обратно в блюдце, вставая с кресла. Гермиона, так и не притронувшаяся к своему чаю, настороженно наблюдала за ней.       Она не знала, хотела ли бы быть пойманной. Её сердце трепетало от одной лишь мысли, что в скором времени её могли бы выпустить из сдерживающих её волю оков, но это также означало, что Тома Риддла отправят в Азкабан. Если раньше это вызывало в Гермионе удовлетворение и радость, то сейчас её словно что-то сковывало, не подпуская к былым эмоциям.       Но Риддл, вероятнее всего, не сдался бы добровольно властям, отдав предпочтение устранению потенциальных противников. Возможно, он бы даже сумел добиться ещё бо́льшего успеха в области Тёмной магии, в будущем став вторым Гриндевальдом.       И оба эти варианта пугали Гермиону, доводя до раскалённого в груди ужаса.       Тем временем Хепзиба неспешно подошла к окну, и рука Гермионы как по команде потянулась в карман. В глазах и носу защипало, когда дрожащими пальцами она обхватила хрупкое стекло флакона, осторожно доставая его, но не сводя глаз с Хепзибы. Ведьма развязала закрепки и взялась за фиолетовую ткань штор, сжав их и потянув друг к другу.       Гермиона беззвучно открыла флакон, и в ноздри тотчас же ударил резкий сладковатый аромат. Прижав рукав к носу, она, дрожа, потянулась правой рукой к фарфоровой посудине. Её прожигало желание одёрнуть руку и сжечь флакон, не желая больше прикасаться к нему, но проклятья сковали её мышцы в тиски, направляя, словно марионетку.       Одна единственная оранжевая капля, сверкая в языках пламени, отбрасываемых в виде играющего света камином, сорвалась с узкого горлышка, и в этот момент раздался лязг деревянных колец о металлическую трубу над потолком.       Гермиона только и успела судорожно одёрнуть руку, когда Хепзиба повернулась и пошла обратно. Она сидела вся на нервах, чувствуя, что дрожь по телу усиливается с каждой пройденной секундой в напряжённой и неполной тишине, наполненной лишь тихими шагами ведьмы и потрескиванием поленьев в камине. Нехотя она отметила, что запах Дурманящей настойки исчез, полностью заполнив собой остатки коричневой жидкости и растворившись в ней же.       Ведьма непринуждённо присела в кресло, словно бы и не хотела обращать внимание на странности в поведении Грейнджер.       — Так что же тебе нужно, милочка?       На этих словах она поднесла кружку к губам, выжидающе смотря на неё. Сердце, бухающее в груди, упало, когда Хепзиба медленно сделала глоток, смакуя чай на языке.       «Умоляю, — лихорадочно просила Грейнджер, скрестив пальцы и не зная, кого именно просит, — пусть настойка не подействует. Пожалуйста, пожалуйста, прошу».       — Я...       Однако судьба не была к Гермионе благосклонна.       Гермиона замолчала, с уже неприкрытым за маской ужасом наблюдая за тем, как глаза Хепзибы заволокла мутная поволока, похожая на дымку, а сами они стали напоминать угли. Руки ведьмы задрожали, как и миниатюрная ложечка, которой до этого она размешивала чай, и она опустила фарфор на блюдце.       — Тебе не кажется, — тонким голосом начала ведьма, заторможенно открывая свой веер, — что... в комнате стало... немного жарко?       Ужас вперемешку со страхом раздирали внутренности Грейнджер изнутри при виде некогда энергичной Хепзибы, которая едва смогла связать слова в единое предложение. Эмоции взяли над ней верх, завладев её нутром и сердцем, а крепкие путы Тёмной магии опустили свой контроль.       Гермиона едва не взвыла в голос.       — Нет, — прошептала она, вцепившись побелевшими от резкого снижения давления пальцами в подлокотник, впиваясь ногтями в позолоченную кожу.       Мясистые пальцы ведьмы выпустили деревянную рукоять кружевного веера, который с приглушённым звуком ударился о деревянный пол, оставшись лежать на белоснежном ворсе ковра. Хепзиба выпустила смешок из карминовых уст, словно маленький ребёнок.       Возле камина был установлен массивный деревянный шкаф из красного дерева, и Гермиона заметила мимолётный блеск над рыжей макушкой женщины, прямо там, где было единственное пустое место. Подозрения закрались в её сердце, и она неуверенно спросила:       — А что у Вас, — девушка указала пальцем на среднюю полку, — там?       Женщина, чуть приоткрыв рот, проследила за жестом Гермионы. Губы её расплылись в удовлетворённой улыбке, и она махнула палочкой.       Молодая ведьма, не сводя глаз с указанной ею полки, с изумлением, чуть позже переросшим в панику, наблюдала за тем, как Дезиллюминационные чары рассеиваются, и на некогда пустой полке появляется чёрная бархатная подставка с медальоном. В самом его сердце, отмеченным изумрудным камнем, переливалась в языках пламени изворотливая змея, что являлась сосредоточием его силы.       — Медальон Салазара Слизерина, — завороженно произнесла Хепзиба, прожигая своим взглядом старинную вещицу, словно видела ту впервые.       Гермиона невольно задумалась над тем, почему Дурманящую настойку до сих пор не внесли в реестр запрещённый зелий, потому как он обладал слабыми свойствами внушения, являя собой некую «безопасную» версию Империуса. Против воли, едва контролируя свой голос, она спросила:       — Не могли бы, пожалуйста, поднести его поближе, миссис Смит?       Ведьма, на секунду задумавшись, кивнула, и с лёгким взмахом палочки медальон подлетел к Гермионе, зависнув в воздухе в нескольких дюймах от её лица.       — Не правда ли он красив, дорогая?       Гриффиндорке было больно смотреть на призывно сверкающую змейку, единственный глаз которой словно следил за каждым её движением; на камень, который был едва ли не бесценным, являя собой древнюю реликвию одного из основателей Хогвартса.       — Очень, — прошептала она севшим голосом.       — Ты хотела купить его, медальон, не так ли? — пролепетала ведьма.       Девушка покачала головой, глотая душащие её слезы, но, не сводя глаз со змеи, сказала обратное своему жесту:       — Да, хотела, — «нет, не хотела и никогда не захочу».       — Очень жаль, но я не могу его отдать тебе.       «Если Том хотел поиздеваться надо мной, то он нашёл отличный, Мерлин, способ».       — П... пожалуйста, миссис Смит, он... он мне очень нужен, — сквозь боль в сердце умоляющим тоном сказала Гермиона, смотря на ведьму.       Пелена, словно по команде, увеличилась, едва ли не заслонив собой весь зрачок, что почти исчез в её почерневших глазах.       — Я, — замешкалась ведьма; Гермиона была невольно восхищена, что даже находясь под воздействием зелья в ней оставались частички её характера, — я подумаю.       Медальон вернулся на своё исходное место, но больше не был скрыт от их глаз. Девушка поёрзала на своём месте, зная, что у неё осталось менее пяти минут до нового, но уже осквернённого её греховным поступком листа.       Уголки её губ опустились, когда одинокая слеза коснулась дуги купидона, и она судорожно втянула в лёгкие воздух, вытирая солёную дорожку.       — Вы можете мне рассказать, почему уехали из Шотландии?       На морщинистом лице Хепзибы отразилась смесь притупленных эмоций, словно в данный момент она боролась сама с собой.       — Один... один молодой волшебник часто приходил ко мне.       Когда ведьма резко замолчала, мутным взглядом смотря на свою фарфоровую кружку, Гермиона почувствовала обжигающее тепло. Её сердце сделало болезненный кульбит, когда она достала золотую монету с выгравированными на ней «прыгающими» буквами, что складывались к слова.       «Привет, Гермиона! Мы недавно приехали в Нору и решили написать тебе. От Гарри».       Практически следом появилось следующее предложение:       «Салют, это Рон! Как ты? Ещё не умерла от скуки со своими книгами? Мама, кстати, передавала тебе привет, и мы с Гарри советуем тебе приобрести вторую пару рук к завтрашнему утру. Напиши, когда будешь свободна».       Их слова представляли собой смесь радости и грусти, но они, кажется, были счастливы, когда писали ей это.       Взглянув на ведьму, что до сих пор не проронила ни слова, она на мгновение зажмурилась и кратко ответила им:       «Я рада, что вы хорошо доехали, Гарри, Рон. Я сейчас в библиотеке и мне совсем не скучно, не беспокойтесь. Напишу вам завтра утром, мальчики. И, кстати, Рон, — спасибо за хороший совет».       Убрав монету в карман, Гермиона стиснула руки в кулаки, до ноющего чувства в костях и суставах сжимая их и стараясь сдержать рвущиеся наружу слёзы.       «Я сильная! Я справлюсь! — твердила она себе практически не переставая, но в какой-то момент восклицания превратились в вопрос: — А хватит ли этого, чтобы всё вынести? Я так устала быть сильной...»       Дрожащий голос вытянул гриффиндорку из мрачных мыслей:       — Мне казалось, что он... заинтересовался во мне... физически, — на этом слове девушку едва не передёрнуло, — а не материально. Но потом он...       Голос Хепзибы больше не затрагивал слух Гермионы.       Время словно обернулось вспять, и пред её глазами пронеслись картинки: яркие, блёклые, серые, радостные, грустные, живые, когда ей показалось, что она услышала решающий звон.       В момент сработал механизм, подобно минутной стрелке, объявившей свой союз с отметкой «двенадцать», и рука Гермионы потянулась в единственный не пустующий карман, больше не повинуясь своей хозяйке.       — ...и я думала, что он... Что... что ты делаешь?       Голос Хепзибы исказился от притупленного ужаса, когда она увидела острый клинок, что призывно заблестел. Она заторможено поднялась из кресла, не отнимая рук с его кожаной спинки.       — Простите, — прошептала Гермиона полным боли и раскаяния голосом, глотая слезы, которые непрерывным потоком стекали из её опухших красных глаз, забиваясь в уголках дрожащих губ.       Девушка изо всех сил старалась сопротивляться силе проклятий, но её тело больше не принадлежало ей в полной мере.       Она покинула своё место и сквозь всепоглощающую боль направилась к ведьме. Глаза Хепзибы широко распахнулись, когда она коснулась спиной деревянных полок, туманно понимая, что всё — ловушка.       Левой рукой Гермиона достала палочку из кармана джинсов и махнула ею в сторону ведьмы.       — Я наложила на Вас Силенцио и Инкарцеро, — голос девушки исказился, когда за неё, по сути, сказали проклятия, что обрели некое подобие физического тела.       Снизу вверх по её позвоночнику взмыла волна мурашек, когда она почувствовала постороннее касание в области предплечья. Её рука, ослабленные пальцы которой сжимали серебряную рукоять кинжала, медленно поднялась вверх, когда она подошла к женщине.       — Не надо, Гермиона, — в страхе сказала Хепзиба. — Он же обещал... Я сделала всё, что он просил...       Лицо Гермионы исказилось от внутренней боли, что в клочья раздирала её изнутри, и она покачала головой.       — Я не могу, — прошептала она, захлёбываясь слезами. — Я не могу, миссис Смит, простите... простите меня...       Всхлипывания вырвались из неё, когда кожу её правой руки приласкало тепло, исходящее от ведьмы напротив, а смертельно заточенное острие холодного оружия коснулось розовой ткани на груди Хепзибы.       — Простите.       И в следующую секунду её рука дёрнулась, вонзая клинок едва ли не до рукоятки в область двух замерших сердец.