The Professor

      Аккуратно выведенные слова её матери жгли лёгкие и душу девушки в адском огне, сердце которой пропустило один особо болезненный глухой удар, столкнувшийся с клетью её рёбер.       Глаза вновь защипало, и она поспешно положила шершавую бумагу обратно в конверт, несильно сжимая его в побелевших пальцах и обращая своё внимание на заботливо сложенную белоснежную пижаму. Гермиона достала её из маленькой коробки и нежно провела пальцами по мягкой ткани, очерчивая весело улыбающегося Санту.       — А что тебе подарили? — Невилл посмотрел через её плечо на посылки и, увидев одежду в её руках, спросил: — Пижама? Это подарок от твоих родителей, Гермиона?       Большой палец Гермионы на мгновение задержался на мягкой ткани, после чего она убрала пижаму с письмом обратно в коробку, заклинанием запечатывая её.       — Ага, — со вздохом тихо сказала девушка.       Невилл озадаченно смотрел на её бледные руки, но через минуту воскликнул:       — Гермиона! Что у тебя с правой рукой?       Девушка прекратила движения, замерев с палочкой, которую сжимали её хладные пальцы. Она перевела свой взгляд тыльную сторону правой ладони, что была покрыта длинными красными полосами с застывшей в них кровью в некоторых местах.       Увечья, что нанесла ей Хепзиба, жутко сильно чесались и болезненно пульсировали каждый раз, когда она пользовалась этой рукой, но Гермиона в который раз сдержала себя, продолжив упаковывать вторую коробку       — Мы... мы с Гарри и Роном дурачились просто, не обращая внимания, — отмахнулась она. — Так... а что тебе подарили?       Невилл перевёл свой хмурый взгляд на Гермиону и на мгновение сузил глаза, словно бы выискивая следы лжи на её лице. Не найдя ничего того, что могло бы быть расценено как «подозрительно», он вздохнул и взял в руку толстый фолиант, показывая его Гермионе.       — Книгу. Пособие по Зельеварению для чайников...       Гермиона уставилась на него, и парень смутился из-за её тяжёлого взгляда, пробирающего до мозга костей.       — Э-э... ну, так бабушка выразилась, понимаешь? Ты же знаешь, что у меня... ну... проблемы с зельями.       Гриффиндорка сжала губы, воздерживаясь от ответа.       Её сердце всё ещё болезненно пульсировало от подарков и писем, пронизанных безграничной любовью, родных, но оно, казалось, постепенно успокаивалось, больше не бухая в груди. Чувство удушающей пустоты медленно подкрадывалось к ней.       — Эй!       Периферическим зрением она заметила, что Невилл повернулся к единственной группе оставшихся гриффиндорцев, что состояла из двух парней и одной девушки. Ник Мэллой, третьекурсник, кинул им «Ежедневный пророк», напоследок взволнованно проронив:       — Почитайте статью на первой странице, ту, что посередине. Вы... по заголовку поймёте.       Лонгботтом нахмурился, но взял газету, которая упала в его уже пустую тарелку; уголки немного помялись и были мокрыми от молока, что небольшими лужицами осталось на золотистом дне.       По мере чтения складка на лбу Невилла разглаживалась, а само его лицо принимало шокированный вид, в то время как Гермиона бледнела с каждым прочитанным ею словом.       «СКАНДАЛЬНОЕ УБИЙСТВО В НИЖНЕМ ЛИСБЕРНЕ       Сегодня ночью было найдено тело Хепзибы Смит, известной в более узких кругах как «охотница за артефактами».       Отмечается, что тело ведьмы обнаружил житель волшебной деревни, являвшийся её самым ближайшим соседом, по адресу: Северная Ирландияя, Лисберн, Нижний Лисберн, окраина. Если верить последним данным, она проживала в деревне с конца октября этого года, бесследно исчезнув из Англии на несколько месяцев.       В ходе проведённого расследования, совершённого специалистами Министерства магии Великобритании, было установлено, что покойная миссис Смит погибла от удара ножа, которое пришлось прямо в сердце. Как выяснилось позже, причастность домового эльфа покойной Хепзибы Смит к убийству была подтверждена с помощью сыворотки правды.       Я взяла интервью у любезно согласившегося поделиться историей собственного видения едва ли не единственного свидетеля — Вильгельма Грэма, — который первым запечатлел тело миссис Смит:       — Расскажите, мистер Грэм, о том, как Вы узнали о происшествии в доме покойной Хепзибы Смит, и в котором часу это произошло.       — Я помню, — нервно начал волшебник, — что было около двенадцати часов ночи, когда услышал тихий скрежет возле входной двери, а позже стук. Поначалу я не хотел открывать, потому как привык к частым проделкам соседских мальчишек, но один взгляд в окно быстро разубедил меня, — мистер Грэм ненадолго замолчал, и мне пришлось мягко подтолкнуть его:       — Отлично, мистер Грэм, продолжайте.       — Да, да... Я совсем не ожидал увидеть морозной ночью домового эльфа — более того, всего в крови! — перед собой.       — Значит, Вы утверждаете, что домовой эльф сам пришёл к Вам, мистер Грэм?       — Совершенно верно, — подтвердил он. — Недолгий разговор с ним позволил мне узнать, что передо мной стоял домовик Хепзибы Смит. Эльф бился в истерике и был смертельно напуган, и, клянусь, он залил мой недавно купленный половик своими слезами и кровью! Домовик мне ничего толком не сказал — казалось, он бы и слова вымолвить не смог, если бы я его постоянно не подталкивал, — и поэтому я предложил посетить его хозяйку, потому что предчувствовал беду. Как оказалось, не зря. Прямо с порога нас встретил отвратительный запах, и, по «указу» эльфа, я последовал за ним в гостиную, где увидел на полу возле камина саму Хепзибу Смит.       — С этого места, пожалуйста, подробнее.       — Конечно. Ведьма была в ужасном состоянии: уже окоченевшая, её белая кожа посинела, в её груди торчала рукоять кинжала гоблинской работы — некоторое время назад я изучал их, — а лужа крови вокруг неё — ужасно огромная! — успела засохнуть. Я сразу же вызвал авроров из Министерства Ирландии, которые отправили меня и домового эльфа как свидетелей и главных подозреваемых, а также несколько человек из деревни на допрос в само Министерство. Впоследствии было подключено Министерство Великобритании, когда выяснилось, что ведьма изначально родилась и проживала там.       — Когда вас отпустили?       — Нас отпустили сразу же, как только стало известно, что это ужасное убийство совершил домовой эльф миссис Смит...       — Извините, что перебиваю, но не могли бы Вы подробнее рассказать о миссис Смит, когда она была... ещё при жизни, скажем так? Нам известно, что она была довольно замкнутой ведьмой, что овдовела будучи совсем молодой, и не имела ни детей, ни ближайших родственников.       — Честно сказать, мне не многое известно о... покойной Хепзибе Смит. Разве только то, что последние месяцы жизни она проживала на окраине Нижнего Лисберна, полностью изолировавшись от общества.       — Это сполна подтверждает её замкнутость, не так ли? Благодарю за интервью и сотрудничество, мистер Грэм! Это была невероятно холодящая душу кровопролитная история, которая, я уверена, станет новой сенсацией в магической Англии!       На данный момент в Визенгамоте ведутся судебные разбирательства, поэтому будущая судьба домового эльфа покойной Хепзибы Смит остаётся неизвестной. Но мы надеемся, что эльфа справедливо осудят за совершённое им убийство».       — Это... — тихо сказал Невилл, шокировано уставившись на колдографию осуждённого домовика. — Это... Мерлинова борода, у меня даже слов нет, чтобы описать, насколько это ужасно... Как думаешь, П... Пожиратели задействованы в этом? Просто, чтобы домовик... да убил своего хозяина...       Гул в ушах побелевшей Гермионы нарастал с каждым сказанным им словом, и она как сквозь толщу воды услышала его последние слова, даже не обратив внимание, что Невилл задал ей вопрос. Её обескровленные губы судорожно задрожали, когда она дочитала последние слова в утренней газете, и, кажется, перевести свой взгляд на бедного домового эльфа было величайшей ошибкой.       Поникшая Похлёба держала в трясущихся костлявых руках массивную по сравнению с её маленьким тельцем тюремную табличку. Из её огромных воспалённых глаз градом стекали кристаллики прозрачных слёз, а взгляд был пугающе пустым — едва ли не мёртвым, — когда она смотрела в объектив камеры.       Ком грубо встал поперёк её горла, а желудок внезапно сжали сильные пальцы до размеры горошины, и она вскочила со своего места, опираясь дрожащими руками на деревянную поверхность стола.       — Гермиона?       Девушка яростно закусила губу, чувствуя подступающую к телу дрожь, и кинула на свои посылки невербальное Левитирующее заклинание.       — Я в башню, — хрипло проронила она, разворачиваясь к выходу из зала.       Ком в пересохшей глотке увеличивался с каждым с трудом проделанным ей шагом, вызывая кристаллики слёз в уголках глаз. Горловина спрятанной под свитером рубашки жёстко давила на трахею, сдавливая её и проявляя ужасное чувство удушения. Дрожащими пальцами с засохшей кровью под коротко стриженными ногтями Гермиона расстегнула первые две пуговицы.       Она вытерла хладный пот со лба, к которому намертво прилипли ставшие мокрыми пряди её чёлки, смахивая их с него.       Лестница, по которой шла Гермиона, казалась бесконечной, и стоило ей зайти в ванную для девочек, гриффиндорку вырвало, едва она добежала до раковины. Гермиону сильно лихорадило, когда мокрыми от воды, собственной рвоты и пота руками она облокотилась на края керамической раковины, тщетно пытаясь перевести тяжёлое дыхание.       «Господи, нет...»       Девушка открыла кран, прозрачной струйкой ледяной воды смывая отвратительно выглядящую рвоту и вытирая запачканный в ней рот. В уголках губ несильно щипало от остатков желчи, в то время как солоноватые слёзы жгли её раскрасневшиеся глаза.       «Это я... это я её... я же... а она... а Похлёба...»       — О Господи! — всхлип вырвался из её горла, и она прикрыла дрожащими руками рот, приглушая свои рыдания. — О нет... Бедная... бедная Похлёба...       Она виновата в заключении Похлёбы. Она поспособствовала этому.       Гермионе было ужасно плохо. Она едва ли не задыхалась, когда мысли нахлынули на неё мощным, бешеным потоком, разнося её самообладание в щепки.       Эта ноша в её сердце, что навсегда останется выжженной в виде клейма в сердобольном органе, сковала хладное тело в тиски, мучительно сильно, до трещин в хрупких рёбрах, сжимая его.       Её нынешнее «я», что являлось ключом из тысячи остальных в арсенале Тёмного Лорда, никогда не будет достойно всех тех подарков, что она получила сегодня; всех тех посланий, написанных любовными чернилами, что неосознанно отравляли эти письма и болезненно сжимающееся сердечко Гермионы. И разве после совершённого греха — собственноручно — она достойна их любви?       Как бы Гермиона не хотела, но с каждым пройденным днём она всё глубже зарывала в любезно вырытую ей же яму доверие самых близких её сердцу людей.       Гермиону снова вырвало.

* * *

      Рождество — настоящая отдушина для невинных человеческих душ, изувеченных за год сердец и уставших бренных тел, а рождественский ужин, за которым происходит очищение от всех грехов и невзгод, является одним из обязательных ритуалов, которые может потребовать взамен сей праздник.       Рождественский ужин в Хогвартсе был преисполнен легкомысленностью ведьм и колдунов, волшебством и безграничным весельем. Все пять столов, что ранее стояли по-отдельности, были совмещены в один большой прямо посередине Большого зала. Миниатюрные феи, звонко хихикая каждый раз, стоило им пролететь над головой очередного волшебника, посыпали их хлопьями тёплого снега, что совсем не таял, не причиняя магам дискомфорта.       Профессора шумно переговаривались меж собой, обсуждая недавно прочитанные ими книги, разбирая по полочкам весь предыдущий год и последующие после каникул занятия. Их бокалы, наполненные пузырящейся желтоватой жидкостью, время от времени звенели, а сами они позволяли себе вольность в виде непродолжительного смеха.       Оставшиеся ученики объединились в более объемные группы, не допуская того, чтобы хотя бы один волшебник или ведьма остались без компании в рождественскую ночь. Их смешки, в отличие от взрослых, были более звонкими и громкими, а разговоры непринуждёнными, что, по большей части, абсолютно не имели в себе никакого смысла.       Однако Гермиона была единственной, кто не ощущал волшебной атмосферы праздника, витающей в воздухе. Она не чувствовала той заразительной веселости от горящих глаз и широких улыбок, расслабленности и прежней защищённости.       Каждая мышца в её теле накалилась до предела, за чем следовало ощущение скованности и невероятного напряжения. Она сидела, чуть сгорбившись, но не в силах держать спину ровно, и ковыряла вилкой ароматную индейку, раз за разом накалывая поджарое нежное мясо на острые зубцы.       — Почему ты ничего не ешь? — спросил Невилл, наклонившись к ней, чтобы не отвлекать рядом сидящих гриффиндорцев и пуффендуйцев от оживлённого разговора о квиддиче.       Гермиона опустила вилку на тарелку и неохотно взяла в руку бокал с пуншем.       — Разве? — она сделала глоток — на самом деле, первый, — смакуя лёгкий фруктовый вкус на языке. Ей никогда не нравился алкоголь, пускай даже он и был слабо выражен.       — Ну, — парень указал рукой на её полупустую тарелку, где одиноко лежала маленькая ножка индейки и пара золотистых картофелен, щедро посыпанных различной зеленью, — обычно ты ешь гораздо больше, если мне не изменяет память, конечно... У тебя ничего не болит?       Она удивлённо посмотрела на Невилла, заметив искры беспокойства в его глазах, что резали её словно бритва. Гермиона разом напряглась, чувствуя, что мышцы каменеют с каждой пройденной секундой.       — Нет, — бесцветным голосом сказала она, убрав бокал. — У меня всё в порядке, Невилл.       Иногда ей казалось, что парень на интуитивном уровне невольно ощущал, когда она говорит правду, а когда — нет.       В его светлых глазах, подобно беспокойным морским волнам, плескалось ничем не скрытое подозрение, когда он молча смотрел на неё в поисках скрытой правды. И Гермиона при любых других обстоятельствах испытала бы чувство восторга от проницательности юноши, как и от его тактичности.       — Как скажешь, — медленно произнёс Невилл. — Тогда, может, попробуешь эти корзиночки с изюмом? Они очень вкусные, Гермиона.       Он потянулся к этажерке для десертов, сделанной из хрусталя, что стояла ровно в середине деревянного стола, и взял две сладкие корзиночки, аккуратно расположив их на её тарелке.       — В детстве бабушка постоянно пекла их мне, — продолжал рассказывал Невилл, — особенно когда дело подходило к Рождеству или Новому Году. Я помню, холодным зимним вечером она мне наливала горячий чай и приносила целую тарелку имбирного печенья и этих корзинок, позже читая какую-нибудь книгу, под которую я обязательно засыпал.       Гермиона взяла сладость и откусила небольшой кусочек. Песочное тесто, сверху посыпанное тонким слоем сахарной пудры, мягко прокатилось по её языку, растворяясь на нём. Смесь сухофруктов, таких как клюква, изюм и цукаты, были предельно сладки, вызывая жажду.       — А сейчас нет? — тихо спросила она, чувствуя лёгкий, но неожиданный интерес.       Невилл пожал плечами, ножом разрезая свою индейку напополам. Лезвие раз за разом касалось поджарой золотистой корочки, вонзаясь в ароматное мясо, и Гермиону затошнило. Она на мгновение отвернулась, зажмуривая глаза и сжимая руки в кулаки под столом, после чего сделала щедрый глоток пунша, пытаясь себя отвлечь.       — Да как-то нет. Я особо и не замечал этого, если честно, потому что у нас дома и так полно сладостей, особенно в преддверии каких-нибудь праздников.       — М-м, — Гермиона едва заметно кивнула и опустила глаза на тарелку, медленно накалывая небольшую картофелину на вилку. — А я... я не особо привыкла ко всем этим сладостями, сказать по правде.       Как бы ей сейчас не хотелось закрыться в собственной раковине, на время изолировавшись от общества, умом она понимала, что тем самым только сильнее загоняет себя в яму, что любезно вырыл для неё Том.       Бархатный смех мгновенно вырвал Гермиону из мыслей. Она растерянно посмотрела перед собой, когда её взгляд невольно наткнулся на улыбающегося Риддла и постепенно краснеющую слизеринку, что училась на курс старше Гермионы.       Эйлин Эйвери, едва ли не заикаясь, рассказывала мужчине историю, что приключилась с ней в детстве, в то время как Том внимательно слушал её и кивал время от времени, вставляя свои реплики.       Гермиона тихо фыркнула, неотрывно глядя на развернувшуюся перед ней идиллию, когда притупленная злость ослабленными языками пламени поднялась глубоко внутри неё, на мимолётное мгновение обжигая её сердце.       Почему её палач имел незаслуженную возможность веселиться, испытывать радость или — Гермиону опаливала ненависть — даже счастье, а она с каждым часом всё сильнее гнила изнутри, не переставая проклинать себя?       За весь день Гермиона видела его только во время завтрака и ужина, что размеренно протекал в данный момент, желая лишь только больше никогда не оставаться с ним наедине. Однако Том, казалось, и не планировал докучать ей своим присутствием, предпочитая словам и действиям холодные и равнодушные взгляды. Она ожидала, что его необъяснимый... интерес к ней постепенно растворится по прошествии Рождества, но ей и в голову не приходило, что это произойдёт так быстро.       Впрочем, Гермиона вынесла из этого свою бесспорную выгоду, что грела её пустующее сердце, — быть может, охладев к ней, Том её отпустит? Она надеялась, что её предположение не было очередным бесплодным желанием, и его внезапный холод по отношению к ней принесёт свои плоды.       — Ох, вы сегодня читали «Ежедневный пророк»? — как сквозь толщу воды она услышала тихий голос профессора Стебель.       Учителя и их ученики на мгновение застыли, а атмосфера вокруг них покрылась коркой льда. Гермиона почувствовала пробирающий мороз по коже, не в силах отвести глаз от по-слизерински зелёного галстука Тома Риддла.       От ярко-изумрудного цвета у неё заболели глаза.       — Да...       — Как такое вообще возможно?       — Мерлинова борода, это действительно ужасно! Я знал её... Бедная миссис Смит...       — О, пресвятая Моргана! Надеюсь, его осудят как того подобает закон...       Взволнованные и явно шокированные утренней новостью голоса профессоров смешались в общий звуковой коктейль, принося Гермионе головную боль. Неясная какофония разрывала в клочья её виски, и она едва подавила рефлекторное желание коснуться их задрожавшими пальцами.       — Даже не верится, — до её ушей донёсся глубокий мужской голос, пронизанный шоком, — что домовой эльф способен на нечто подобное.       Гермиона резко посмотрела на Риддла, на прекрасном лице которого застыла адская смесь, состоящая из скорби, потрясения и неверия.       — Как вы думаете, — продолжил он, обращаясь к своим коллегам, — что послужило причиной этого зверского убийства несчастной миссис Смит?       «Ты», — прорычал её внутренний голос, в мечтах разрывая Тому Риддлу глотку.       Профессор Макгонагалл охнула и, поправив свою остроконечную шляпу, тихо произнесла:       — Это очень сложный вопрос, Том, и я не думаю, что...       — Разве у домовых эльфов много причин для убийства? — перебил ведьму второкурсник с Когтеврана, до побеления в пальцах сжимая металлическую вилку.       Когда профессор нахмурилась, явно недовольная грубостью ученика, мальчик извинился.       — Просто... э-э... — его лицо покрылось красными пятнами, как только он заметил, что все присутствующие в зале ожидающе смотрят на него. — Может, ему просто надоела его хозяйка... ну-у... которая Хепзиба Смит?       — Вздор! — выкрикнула слизеринка с шестого курса, в которой Гермиона узнала Мелинду Розье. — Домовики — преданные существа, Мэй, и им не может просто так... надоесть их хозяин, — она скрестила руки на груди и мерзко усмехнулась. — Хотя, чего стоит ожидать от грязнокров...       — Достаточно, — прервал её Том, хмуро глядя на девушку. — Оскорбления учеников, мисс Розье, совершенно недопустимы, поэтому я вынужден снять десять баллов с Вашего факультета.       Мелинда откинулась на стуле, недовольно смотря на мужчину.       — И впредь, пожалуйста, следите за тем, что Вы говорите, особенно в присутствии младших студентов, — закончил он, делая глоток шампанского.       Дрожь Гермионы постепенно отступала по мере того, как разговор переходил в совершенно иное русло, ровно как и тема. Вытирая влажные руки о джинсовую ткань, она услышала слева от себя недовольное ворчание младшего брата Розье:       — Сколько раз я тебе говорил, Мелинда: держи рот на замке!       Девушка вспыхнула.       — Кто бы говорил, Эдвин!       Черноволосый мальчик скрестил руки на груди, подражая сестре, и надменно посмотрел на неё.       — Из нас двоих только ты никогда не знаешь, когда лучше замолкнуть.       — Ты... ты... — заикалась ведьма, когда её горящие яростью глаза внезапно наткнулись на Гермиону. — А ты вообще сидишь с грязнокровкой...       — Мисс Розье!       — ... Грейнджер!       — Мисс Розье! — в унисон произнесли профессора, с негодованием и злостью смотря на девушку. — Ещё хоть одно замечание, и мы будем вынуждены отправить Вас спать, мисс!       Гермиона перевела дыхание, внезапно чувствуя себя униженной, но не из-за слов Мелинды Розье — нет, конечно. В данный момент ей захотелось покинуть Большой зал как можно скорее, особенно когда прогремел следующий голос, вынося ей тем самым неосознанный приговор:       — Отвечая на Ваш вопрос, профессор Риддл, — сказала Анджелина, — Вам не кажется, что эльфа могли заколдовать?       Гермиону мгновенно прошиб холодный пот, но одновременно с этим она задалась вопросом: «А что же, всё-таки, Риддл сделал с Похлёбой?» Она резко посмотрела на Тома, словно ожидая увидеть ответ на свой вопрос в его глазах.       Он прикусил щеку изнутри и задумчиво потёр подбородок, смотря прямо перед собой.       — Думаю, — медленно произнёс он, — в Ваших словах, мисс Джонсон, может быть доля правды. Что скажете? — Том повернулся к профессорам, вопросительно смотря на них.       — Это предположение вполне имеет место быть, — задумчиво сказал профессор Флитвик.       — Тогда... могут ли это быть... ну-у... — Невилл нервно провёл рукой по волосам, словно собираясь с мыслями, и едва слышно промолвил: — Пожиратели смерти?       Гермиона сжала кулаки под столом.       По залу прокатилась волна приглушённых вдохов спустя пару секунд, когда волшебники и ведьмы разобрали слова Невилла. Профессор Слизнорт на тон побледнел и взволнованным голосом сказал:       — Мы... мы не можем быть уверены в этом, мистер Лонгботтом, и я бы не советовал сеять панику раньше времени... и вообще. Наверняка этот эльф был... э-э... так называемым «исключением из правил».       Минерва Макгонагалл поправила воротник своей изумрудно-зелёной мантии, пытаясь скрыть нервозность, что, однако, не укрылось от глаз Гермионы.       — Я абсолютно согласен с профессором Слизнортом, — сказал Том. — Никому из здесь присутствующих, думаю, не секрет, что своеобразное, — она готова была поклясться, что мужчина едва сдерживал смешок, произнося следующие слова: — «восстание домовых эльфов» было замечено в истории волшебной Америки в восемнадцатом веке. Более того, если говорить о Пожирателях смерти, о них не слышно уже несколько месяцев, что не всегда является плохим знаком. Быть может, они просто нашли то, что искали?       Гермиона едва подавила дрожь, когда всем своим нутром ощутила его взгляд на себе. В бесцветных глазах мужчины искрились удовлетворение и торжество, направленные ей.

* * *

      — Как тебе подарки? Видел, утром тебе пришло аж целых две посылки.       Она ушла с рождественского ужина практически самой последней, чувствуя себя морально истощённой. Её кулаки сжимались и разжимались, пока гневные мысли атаковали её голову.       «Этот чёртов... Как он вообще посмел отправить меня в тот чёртов дом, заставить убить Хепзибу, обвинить ни в чём не повинную Похлёбу и после всего этого сидеть, невинно обсуждая её смерть и... и чёртовых Пожирателей смерти?!»       Она пообещала себе, что обязательно проклянёт его, как только подвернётся момент, и на этот раз ей действительно несказанно повезло.       Когда Гермиона завернула за угол, собираясь подняться по лестнице наверх в свою башню, она услышала до боли в сердце и рёбрах знакомый мужской голос, что давно потерял для неё те бархатные нотки, сквозящие в нём.       На её лице поселилось мрачное выражение, когда она резко остановилась и развернулась к нему. Том, облокотившись о колонну, что была в нескольких футах от неё, скрестил руки на груди и насмешливо взирал на неё свысока.       — М? — он выразительно вскинул одну бровь, когда услышал в ответ на свой вопрос лишь чьи-то шаги, которые прервались возле входа в подземелье. — Решила в молчанку поиграть, Гермиона?       Она сжала кулаки, стойко выдерживая его темнеющий взгляд.       — Что ж, — Том оттолкнулся от колонны и сделал несколько неслышных шагов к ней. — Это не лучшее твоё решение, но, безусловно, выбор за тобой.       Гермиона оскалилась, услышав его последние слова.       — За мной? — прошипела она, мгновенно схватившись за рукоять палочки, что выглядывала из переднего кармана её джинс, даже несмотря на заклинание Незримого расширения.       Уголки его губ слегка растянулись, словно его забавляла их беседа.       — Обрела внезапно голос, маленькая ведьма? В таком случае, как тебе статья в «Пророке»? — Гермиона побледнела. — Уверен, она тебе более чем понравилась.       Она неосознанно отшатнулась, тогда как Том, напротив, — сделал вперёд ещё два широких шага.       — Куда ты убегаешь? — он усмехнулся. — Изволь ответить на заданный вопрос, мисс Грейнджер, иначе я, как твой профессор, могу посчитать это за знак неуважения, как в случае с мисс Розье. Неужели тебе хочется, чтобы я снял то же колличество баллов, но уже с твоего факультета?       Гермиона едва сдержалась от ответа — совершенно не того, что он от неё ожидал, — упрямо продолжая молчать.       «Я рада, что... слизеринские черты ещё не полностью завладели мной», — угрюмо подумала она.       Спустя несколько минут, наполненных оглушающей тишиной, она заметила, что Том постепенно начал раздражаться, когда магия нетерпеливо начала потрескивать вокруг него.       — Если ты думаешь, что твоя никому не нужная упрямость что-то изменит, то ты...       — Что ты сделал с Похлёбой, Том?       Её тихий голос с угрожающими нотками явно позабавил его, заставив широко улыбнуться, словно он ожидал от неё именно этого. По крайней мере, иного объяснения его внезапной смене настроения Гермиона не нашла.       — Обливиэйт.       Глаза Гермионы на секунду расширились, потому как она не рассматривала этот вариант событий.       — Ты...       — Да, — прервал он её, подойдя ещё ближе. — Пока ты давилась своими слезами на морозе, я без проблем проник на территорию дома и отыскал трясущегося домового эльфа в библиотеке. Представь, она и вправду боялась ослушаться старую ведьму, хотя и слышала твои пронзительные крики.       Том наклонился к Гермионе и прошептал:       — Я использовал Обливиэйт, внушив ей, что она убила свою хозяйку, — он отстранился. — Хотя я, конечно, не ожидаю от тебя благодарностей, но не забывай, что я тот, кто спас тебя, маленькая ведьма.       Риддл развернулся, с явным намерением уйти. Гермиона осторожно потянулась за своей палочкой, крепко обхватывая её рукоять и направляя кончик древка на спину волшебника, мысленно произнося формулу Жалящего заклинания.       Мужчина резко вскинул руку и отразил его, словно бы почувствовав приближающийся к нему белоснежный луч сглаза.       — Не забывай, Гермиона, что нападение со спины — «излюбленный приём труса», — процитировал он слова, когда-то сказанные в его сторону.       Гермиона сжимала кулаки, смотря вслед его удаляющейся фигуры.       Она слишком отчётливо чувствовала себя разочарованной и неудовлетворённой.