The Professor

      Пусто.       В голове, на удивление, абсолютно пусто.       Мысли, витающие до этого подобно назойливым мухам, попались в своеобразную ловушку, выстроенную её разумом; испарились, растворились в ядовитом воздухе, что пропитался злобной магией, оставляющей ожоги на искусанных, карминовых губах.       А на сердце плохо.       Где-то там, глубоко внутри, где чувствительные струны разрываются от напряжения, чувствуется дрожь, что прошлась по всему её нутру, затрагивая душу, разрывая кожу, тело, нервы в клочья, и всё без права на возврат, что исцелил бы при возможности.       Вся смесь чувств и нежелательных эмоций, пробежавшая по ней колючими мурашками, растворилась в ядовитой злобе, отравляющей её.       Чёрные глаза, что вечно пустовали от отсутствия желания рассказать о себе, смотрели на Гермиону, едва мигая. Они пронизывали и проникали в кровь, что заражала её сущность, выворачивая естество наружу.       Всё так, как он сказал.       Взгляд Тома, такой пытливый и холодный, развращал и заставлял забыться в ледяных объятиях смерти, что обвивали её подобно длинному туловищу змеи, завязывая узел прям там, над сердцем, где пылал неугасающий огонь.       Гермиона перевела свой взгляд, чувствуя, как разочарование и злость наполнили её, когда она встретилась с потемневшими глазами Беллатрисы Блэк. В них витали похоть — глухой удар сокрушил сердце Гермионы, — бесконечная преданность, сочащаяся из них подобно сухому пляжному песку, и отвращение к стоящей в конце класса ведьмы.       С презрительной усмешкой, растянувшейся на пухлых губах, Блэк взирала на распушившиеся волосы Гермионы, что обвивали её голову подобно нимбу, распространившему свой яркий свет на плечи; она смотрела в горящие злобным огнём карие глаза, чей зрачок едва ли не полностью заволок их.       — Нам надо поговорить, Том, — Гермиона была первой, кто нарушила молчание, намеренно делая сильный акцент на имени мужчины; она говорила, не сводя своих прищуренных, словно щёлочек, глаз с Блэк, что сама отнюдь не собиралась проигрывать в их безмолвной, не озвученной игре.       Лицо Тома, до этого пустое, приобрело забавный оттенок удивления, что она пропустила мимо своего взора.       — Разве?       — Да.       Глаза Беллатрисы вспыхнули яростным огнём, а губы, до этого изображающие усмешку, сжались.       — Беллатриса, — обратился Том к черноволосой девушке, что резко подняла голову, прервав зрительный контакт с Гермионой, — поговорим позже.       — Но...       Лицо Тома ожесточилось от непослушания со стороны Блэк, и он одним резким движением скинул её руку со своего плеча.       — Иди и не испытывай моё терпение.       Блэк надула свои губы и, кинув на мужчину обиженный и разочарованный взгляд, пробормотала:       — Конечно, мой Лорд.       Она опустила голову и вышла из кабинета, напоследок исподлобья посмотрев на Гермиону.       Ярость.       Ненависть.       Месть.       Многообещающий взгляд, что не возымел на Гермиону никакого действия.       Когда дверь с едва слышным щелчком закрылась, Гермиона, играя желваками, медленно пошла к Риддлу. Скрестив руки на груди, он наблюдал за ней с приподнятой бровью, безмолвно спрашивая, что ей понадобилось.       Гермиона в который раз за вечер сузила глаза; боль резью прошла сквозь них.       — Что вы делали? — «Здесь... вдвоём» — тихий, почти робкий вопрос слетел с искусанных уст, и она почти задохнулась от гнусного страха узнать правду.       Разве в глазах Беллатрисы Блэк не было той самой правды, что так страшит тебя, Гермиона?       «Нет».       Как самонадеянно.       Уголок губ Тома невольно приподнялся от формулировки.       — Много чего.       Она резко выдохнула, остановившись подле него; сила, что исходила от возвышающегося над ней мужчины, вновь поразила её, и Гермиона едва удержалась от желания сглотнуть, глядя на него.       — Беллатриса Блэк — Пожирательница, не так ли?       Том склонил голову набок, когда его ленивый голос просочился тихим эхом по помещению:       — Верно.       — В таком случае, почему я не видела её на... как это можно назвать? Собрание ядовитых змей?       — Называй как хочешь, — он едва различимо покачал головой. — А не видела ты её только лишь потому, что она не будет причастна к твоему маленькому собранию, до конца года находясь под моим личным присмотром. Если ты закончила, — резко начал Том, заметив, что она приоткрыла рот, собираясь расспросить подробнее, — то, будь так любезна, успокой моё любопытство.       Гермиона глубоко вздохнула, чувствуя, как морозный ветер коснулся её плеч, и она обняла себя руками, ощущая озноб на коже. Ей было доподлинно известно, к чему клонит Том, однако увиденное ранее всё ещё беспокоило её. Как бы Гермиона ни была обижена на Драко из-за его резких слов, что вонзились подобно кинжалам в её сердце, царапая его жестокой правдой, и того, что он фактически продал её Тому, она не могла скрыть его ненависть к мужчине, беспокоясь за благополучие своего друга — Гермиона почувствовала горечь на языке, совершенно не зная, сможет ли она продолжить называть его так и дальше — как никогда.       — Крэбб... — Гермиона запнулась и нервно облизала губы. — Крэбб, Нотт и Гойл безоговорочно тебе верны, Том, поэтому на сегодняшний день сомнения насчёт них — пустые. Драко...       Он наклонился вперёд, и его дыхание тотчас коснулось мочки её уха, на мгновение завораживая своей обжигающей теплотой.       — Что насчёт Драко, Гермиона?       Она сглотнула и похолодела изнутри, чувствуя, как его настойчивый голос проникает в самые недры её души, активируя проклятия, что впрыснули в густую кровь яд, заставляя повиноваться.       — Он... он будет тебе верен, но я не уверена, что это продлится долго.       Гермиона почти задохнулась от правды, что лилась из её уст непрерывным потоком; она чувствовала, как сердце наполнилось гнусным предательством, сжирающим её изнутри.       — Продолжай, — тихо произнёс Риддл, вставая позади, когда она отвернулась от него; Гермиона руками упёрлась в деревянную поверхность стола, совсем не замечая остекленевшими глазами движений Тома.       — Драко ненавидит тебя, и это чувство основывается, если я правильно поняла, в основном на подчинении его близких. Ты пытал его отца, его дядю, и ему это, конечно, не нравится, какие бы у них ни были взаимоотношения. Более того, — она резко выдохнула, когда волосы на её затылке зашевелились от горячего дыхания мужчины сзади, — это чувство — ненависть — только усиливается от осознания, что Драко является одним из твоих приспешников в основном по инициативе его родственников.       Он хмыкнул ей в волосы и пробормотал:       — Я бы не сказал, что только поэтому.       — Что ты имеешь в виду? — нахмурилась Гермиона.       — Ты права насчёт того, милая моя, что он стал Пожирателем смерти частично из-за Люциуса и Абраксаса, однако есть другая сторона монеты. Если бы я не приказал им сделать из Драко маленького Пожирателя, принудив его принять мои условия, то не думаю, что твой разговор с ним по душам в Выручай-комнате когда-либо состоялся.       Гермиона резко повернулась, всё также оставаясь в ловушке его рук, что теперь неторопливо скользили по её предплечьям. Внезапная тошнота пронзила её, когда последние слова Тома погрузились глубоко внутри, пугая своей правдой.       — Откуда ты узнал, что мы разговаривали? — прищурилась она, не сводя взгляда с его потемневших бездн, что невольно затягивали глубже, в самую пропасть.       Он усмехнулся и покачал головой, отрывая правую руку от её кожи и накручивая на указательный палец шоколадную прядь, что опутала его плоть.       — Увидел это в твоих глазах. Только лишь слепой не заметит печаль, что осела на глубине их.       Гермиона поморщилась, отталкивая его руку.       — Тебе не идёт быть романтиком, Том.       — Правда? — его глаза в притворстве обрели оттенок печали, и он поджал губы. — А жаль, ведь так хотелось.       — Прекращай, — Гермиона закатила глаза, и с её губ слетел совершенно нежданный вопрос: — А с Блэк вы тоже разговаривали по душам?       «Знаешь, это было особенно заметно по тому, как она тебя коснулась в конце».       — Я бы так не сказал, — Том не выглядел удивлённым внезапной сменой темы их разговора, однако на мгновение задумчивость прорезала черты его лица. — Она взахлёб рассказывала о выученных Тёмных проклятиях, что вычитала в книжке, которую нашла на чердаке их дома. Слушать её беспрерывную болтовню было бы куда интереснее, если бы не частая смена настроения ведьмы.       — Дурдом по ней плачет, — пробормотала Гермиона, смотря на его грудь.       Смешок коснулся розовых губ Тома.       — Беллатриса предложила мне посетить их родовое Поместье, когда наступят пасхальные каникулы, однако я думаю, мне придётся ответить отказом. Недавно меня посетила мысль о более приятном времяпровождении каникул, но для её осуществления мне надо будет уладить кое-какие вопросы с Малфоем-старшим и Северусом.       Гермиона резко подняла голову, встречаясь с его потемневшим на тон взглядом, когда мысли о Драко вновь наполнили её.       — Ты же ничего не сделаешь ему, верно, Том?       — Драко? — он приподнял бровь, уточняя, хотя Гермиона не сомневалась, что он прекрасно знал, о ком она спрашивает.       — Да, — прорычала Гермиона, хмурясь от тревоги. — Если ты ему что-нибудь сделаешь, Том, я клянусь, что...       Она замолчала, когда почувствовала резкий рывок, и её тело мгновенно оказалось прижато к твёрдой груди; сильные пальцы удерживали её волосы, то и дело накручивая их на кулак, и Гермиона застонала от сильного покалывания в области затылка, выпустив протяжный стон, что утонул во мраке комнаты.       — Не забывай, дорогая, — прошептал он, опаляя горячим дыханием мочку уха, — что ты, по сравнению со мной, — ничто. А теперь, если мы закончили обсуждать этого жалкого труса, будь хорошей девочкой и расскажи мне всё с самого начала.       Она всхлипнула, когда он ближе притянул её к себе за волосы:       — Что рассказать?       — Ты знаешь, что я требую от тебя, Гермиона.       Крестражи.       — Я... — она запнулась, когда почувствовала на своей коже за ухом влажный след, и едва не задохнулась от тепла, обжёгшего её внутренности яростным огнём. — Я не собираюсь ничего тебе рассказывать, Том, и...       Волна боли, смешавшаяся с сокрушительным укусом, разрывающим её нервы в клочья, прошлась по телу. Она едва сдерживалась от желания выкрикнуть проклятья, что рвались наружу, вместо этого прикусив внутреннюю сторону щеки; Том выпустил её кожу из плена своих острых зубов, оставляя сим движением горькое послевкусие.       — Давай, Гермиона, — шептал он, водя губами по влажным отметинам с миниатюрными крапинками крови, что усыпали собой укус.       Гермиона сильно зажмурилась, изо всех сил стараясь противиться проклятьям, что выворачивали её внутренности наружу, однако самообладание невольно сгорело в Адском пламени, ровно как и она сама:       — Ты был прав, — начала она севшим голосом, за что была вознаграждена нежным поцелуем прямо в шею; задрожав, она закончила: — насчёт тех строк. В тот день... в тот день, когда ты показал мне то ромашковое поле, я спустилась в библиотеку и отыскала ту самую книгу, после повторного прочтения решив посветить остаток каникул поискам новой информации. Я начала догадываться, что с кольцом что-то не так.       Она на мгновение замолчала, когда он нежно потёрся носом о шею, словно бы выискивая ласку, и скрестил их пальцы на столе.       — Продолжай.       — Было логично, что в Хогвартсе помимо этой книги должна быть ещё одна, которая бы глубже погружалась в саму тему о... крестражах, — Гермиона содрогнулась всем телом от слова, что буквально выплюнула. — Я сварила зелье, которое обеспечило мне часовую невидимость, и отправилась сначала в твой кабинет, посчитав нужным проверить библиотеку на наличие информации.       — Умная девочка, — похвалил Том. — И что же ты в ней обнаружила?       Гермиона сглотнула, прежде чем начала:       — Книгу... ты знаешь какую. В ней не было ничего того, что могло бы меня заинтересовать, но я подумала, что крестражи...       Укус, и вспышка боли поразила её нервные окончания, так, что побелело в глазах.       — Нет, — прорычал он, ближе прижимая тело Гермионы к себе. — Ты лжёшь. Там было достаточно информации о Тёмной магии, и ты знаешь, Гермиона, что там и слова не было сказано о крестражах. Говори только правду.       Гермиона зажмурилась, стирая кристаллики слёз с уголков глаз от боли, что причиняли ей Том и проклятое кольцо.       — Хорошо, я... Я думала, что смогу избавиться от проклятий, найти решение...       — ...но ничего не нашла, — закончил за неё мысль Том с жестоким смешком, поразившем её грудь подобно грому; она чувствовала, насколько жалкими являлись произнесённые ею слова, что причиняло моральные мучения. — Становится всё интереснее и интереснее.       — В кабинете профессора Дамблдора, — уже почти шёпотом продолжила она, — я нашла книгу «Тайны наитемнейшего искусства», где и прочла все нужные мне подробности о крестражах, — выдохнула Гермиона, и унижение затопило её нутро со стремительной скоростью, едва не перерастая в липкую дрожь.       Том вновь коснулся носом её кожи, лаская неторопливыми движениями, что причиняло Гермионе сладкую боль от осознания смертельного наслаждения, которое он любезно открывал для неё с каждым касанием сильных рук или розовых губ.       — И как тебе? Что ты можешь сказать об этой мощи, что, — он провёл подушечкой пальца по оправе кольца, — сокрыто в нём благодаря мне?       — Это твоя душа, — прошипела Гермиона, слегка дёрнувшись в его руках. — Ты, чёрт побери, разорвал свою душу, Том! Душу! То, что является частью тебя самого, и теперь ты спрашиваешь, нравится ли это мне? Я даже не знаю, сколько их уже у тебя!       Со вздохом, словно бы раздражения, он отпрянул от неё, напоследок одарив прощальным касанием губ по макушке.       — Когда-нибудь ты поймёшь, Гермиона, всю значимость этого крестража для меня.       Гермиона повернулась и окинула Тома скептическим взглядом, невольно проводя ладонью по отметине на шее, что безбожно пульсировала, принося сладчайшую боль, разливающуюся подобно самому дорогому вину по всему телу.       Действительно ли поймёт она, что имел в виду Том? Возможно, слова его обретут в себе смысл только лишь спустя долгие годы, когда все связи между ними будут печально, и как бы это ни было долгожданно для Гермионы, разрушены.